Старик и голуби

СТАРИК и ГОЛУБИ.

Часть первая.


В последние годы, когда наступает глубокая осень, на меня постоянно наваливается хандра и чувство необъяснимой тревоги. Тело становится вялым, а голову посещают мысли тупые и страшные. В такой период мне не хочется что-то серьёзное начинать делать или куда-то надолго отрываться от дома. Даже ссоры с женой на бытовые темы проходят тихо и неинтересно, что, естественно, устраивает меня, но очень сильно раздражает мою вторую половину. В такие дни я дольше, чем обычно, утром валяюсь в постели, а вечером –смотрю телевизор. Моя спутница жизни с сорокалетним стажем этому состоянию поставила неутешительный диагноз под названием «старость», и при любом удобном случае напоминает мне о нём. Иногда я изображаю на лице обиженный вид, но в словесную перепалку не вступаю. И не оттого, что нечего возразить, а просто в целях сохранения бытовой стабильности и собственных нервных клеток, которые, как известно, не восстанавливаются.
Вот и то утро, которому было суждено стать точкой отчёта истории рассказа, началось по сценарию осеннего обострения моего настроения. Несмотря на позднею побутку и на то, что короткая стрелка настенных часов своим острым концом упиралась в цифру десять, вставать с кровати я не торопился. Не тревожила меня и жена, которая уже давно была на ногах и занималась домашними делами. Дверь в спальную комнату была плотно закрыта, поэтому чтобы определить род её деятельности, я ненадолго задержал дыхание и прислушался. «Лютики- цветочки поливает. Скоро до этой комнаты доберётся»,- без особого удовольствия сделал я заключение и на всякий случай прикрыл веки глаз. Оказалось, сделал это вовремя. Буквально через десять секунд моя половина открыла дверь спальной и, держа в руках пластиковую бутылку с водой, быстро прошла мимо кровати к окну. Закончив поливать домашние цветы, стоящие в глиняных горшках на подоконнике, жена, слегка поднявшись на носочках ступней и навалившись вперёд, посмотрела в окно и с возмущением в голосе произнесла: «Снова этот бомж собрал со всей округи голубей и разбрасывает из пакета крошки. Когда это, наконец, закончится? Все отливы с уличной стороны обгажены птицами! Куда смотрят ЖЭК и участковый? Неужели на этого голубятника управы нет!? А ты что валяешься до обеда? Мог бы сходить и поговорить с любителем городской флоры и фауны». Выслушав её претензии, я не стал вступать в полемику и, не открывая глаза, перевернулся на другой бок. «Вот всегда ты так поступаешь, когда я обращаюсь с просьбой. Неужели тебе не противно смотреть на голубиный помёт, присохший к подоконнику? Да хватит уж притворяться спящим! Скоро обедать пора будет садиться, а мы ещё не завтракали»,- проворчала жена и вышла из комнаты.
После её ухода я ещё минут тридцать валялся в постели и невольно переваривал слова любимой женщины. «И что она к голубятнику привязалась? Делать что ли больше нечего? Кормит человек птичек и пусть на здоровье продолжает кормить. Может, в его жизни другой радости нет. Всё полезней для организма, чем пьяным под забором валяться или в помойных баках ковыряться. Всё то, что голуби нагадили на подоконник, первым же обильным дождём смоется»,- сделал я вывод и стал нехотя подниматься с кровати. Оказавшись в вертикальном положении, подошёл к окну, открыл боковую форточку и посмотрел с высоты тринадцатого этажа на площадку, где неизвестный мужчина на свежем воздухе организовал столовую для диких голубей. Его я обнаружил стоящим рядом с металлическим гаражом и облепленным десятком пернатых друзей. Они сидели у него на плечах, голове и даже на спине. Основная стая волнообразно перемещалась вокруг своего благодетеля и энергично подбирала с земли остатки брошенного корма. С улицы на меня потянуло холодом и сыростью. «Надо же, какой фанат голубиного царства! С неба сыплет изморозь, а он никак не расстанется с птичками. Интересно, сколько лет этому мужику? Неужели и в старости человек может наслаждаться общением с представителями фауны, как в детстве? При случае необходимо познакомиться с этим странным субъектом и попытаться выяснить мотивы, побудившие его наладить тесную связь с сизарями»,- подумал я и направился в ванную совершать водные процедуры.
После этого утра прошло ещё несколько таких же скучных осенних дней, которые не внесли в жизнь позитивного изменения. Правда, несколько раз природа пыталась покрыть землю снежной периной, но её потуги были безуспешными. Едва долетев до цели, снежинки быстро таяли и превращались в грязное месиво из пыли и воды. Я по-прежнему старался реже выходить из дома и заполнял свободное время чтением полезной литературы и периодической печати. Иногда садился в своём кабинете за рабочий стол и пробовал вернуть вдохновение, чтобы приступить к написанию очередного рассказа. Но все мои порывы были напрасными. Леность ума и надуманная физическая слабость не позволяли включиться в тяжёлую творческую работу. Единственными светлыми пятнами в моей серой жизни были редкие приезды родственников и посещения нашей квартиры старыми товарищами. А так как я и мои друзья с годами утратили былой интерес к горячительным напиткам, то и встречи наши носили в основном творческий характер. Иногда, конечно, были исключения, но очень редко и по особому случаю.
Такой случай возник в первых числах декабря. Субботним вечером к нам без предупреждения нагрянула семья родной сестры моей жены в полном составе, проживающая в отдалённом районе Московской области. Но, несмотря на неожиданный приезд, мы искренне обрадовались этому и незамедлительно приступили к сервировке праздничного стола. Вернее, этой работой занимались сёстры, а мы со свояком Алексеем были у них на подхвате. Уже через час вся компания дружно оккупировала гостиную и, весело переговариваясь, брякала столовыми приборами. А ещё через пару часов на физиономиях большинства присутствующих стала появляться хмельная улыбка. Разговор потерял свою стройность и сдержанную тональность. Смех становился громким и часто беспричинным. На это никто не обращал внимания и продолжал повышать застольную активность. К двенадцати часам ночи эта активность стала сходить на нет, и женщины призвали отойти ко сну. Мы со свояком, естественно, этот клич услышали, но выполнили его не сразу. Только после того, как опорожнили ещё по две рюмки водки и минут за двадцать обсудили текущие политические дела в стране и за рубежом, неуверенной походкой направились на ночной покой.
На следующее утро подъём был не из лёгких, но, преодолев земное притяжение и приступ сердечной нестабильности, в одиннадцать часов вся компания собралась на кухне и с жадностью употребляла минеральную воду, крепкий чай и даже огуречный расол. Только после того, как удалили жажду, приступили к приёму пищи. Шуток и смеха, чем изобиловало вечернее застолье, было гораздо меньше, но здоровый дух в организмах стал восстанавливаться. А с каждой дополнительной порцией съеденного рыбного пирога, фирменного блюда моей жены, тонус настроения в коллективе повышался.
После плотного завтрака все перешли в гостиную и продолжили разговоры в основном на житейские темы.
Незапланированная встреча с родственниками закончилась в семь часов вечера. Лена, младшая сестра моей половины, скомандовала мужу: «Подъём!»- и они засобирались в обратный путь. «Вы, конечно, молодцы, приехав навестить нас, но плохо, что только на одну ночку. Следующий раз ждём вас дней на пять, а то мы с Алексеем в этот раз даже напиться и опохмелиться по-настоящему не успели, чем нанесли непоправимый вред организмам»,- пошутил я, прощаясь с гостями. «Довезёт меня благополучно до дома, я ему обязательно налью сто граммов и приголублю. Так что не волнуйся за свояка, обижен не будет»,- в таком же тоне ответила Лена.
Проводив гостей до машины, стоящей рядом с площадкой, на которой странный мужчина организовал столовую для голубей, мы с ностальгическим настроением попрощались и неспеша двинулись с женой в сторону своего подъезда. «Едва уговорила Ленку взять подарки, которые давно купила и никак не могла отправить ей. Хорошая у меня сестра. Вроде последней росла в семье, а чувство меры сохранила. И детей в таком же духе воспитывает»,-тихим голосом произнесла моя половинка. «Да и Алексей- мужик порядочный. Сколько в нём юмора природой заложено, я до сих пор удивляюсь. Что не анекдот-то премьера, что не рассказ- то интермедия. Вот выйдет он на пенсию, посажу его напротив и заставлю излагать на диктофон накопленное им за прожитые годы. Потом издам книгу весёлых анекдотов и юморесок от Пуртова Алексея»,- высказался я. «К тому времени, когда Алексей выйдет на пенсию, ты не только писать разучишься, но как меня звать не будешь помнить»,- по-чёрному пошутила жена, намекая на периодические провалы в моей памяти. «Всё, что хорошее –я помню, а вот некоторые твои поручения бывает и забываю. Это не потому, что у меня память плохая, а от того, что мне их выполнять не хочется»,-отпарировал я, и мы весело засмеялись.
Рано утром  в понедельник, нас разбудил резкий и протяжный зуммер телефона. Жена подняла трубку и сонным голосом произнесла: «Алло. Слушаю вас. А, это ты, Лена. Что-то в дороге случилось? Нет? Тогда почему так рано звонишь? Да ты что? Где же Алексей мог их потерять? Хорошо, отправлю своего благоверного поискать их там. Договорились, в любом случае я тебе перезвоню. Пока». Закончив общаться с сестрой по телефону и положив трубку, жена повернулась ко мне и стала повторять суть разговора: «Сегодня утром Алексей не обнаружил в карманах и в салоне машины кошелёк, в котором лежали документы, включая паспорт. Где он его мог потерять, точно сказать не может. Поэтому Лена просит сходить на место стоянки машины и посмотреть там. Вдруг каким-то образом он из кармана выпал, когда Алексей садился в салон. Так что хочешь –не хочешь, а вставай и иди на поиски. Может, повезёт, и ты его обнаружишь целым и невредимым». В другой ситуации я бы ещё и покапризничал, но здесь был особый случай. Необходимо было выручать младшего свояка и оказать ему всяческое содействие в розыске пропавших документов. Не дожидаясь повторной просьбы, встал с кровати, быстро оделся и пошёл на выход из квартиры.
Уже в вестибюле, поздоровавшись с консьержем, я посмотрел на часы, висевшие на стене, и невольно пробурчал: «Ещё семи нет. В это время на улице ещё темно. Как я там смогу разглядеть кошелёк?». Консьерж удивленными глазами уставился на меня, но спрашивать ни о чём не стал.
Подойдя к месту стоянки машины, я с удовлетворением отметил, что работники ЖЭКа иногда всё -таки заботятся о жильцах и делают небольшие подарки, чтобы не такой мрачной, как осень, казалась им их жизнь. Прямо посреди голубиной «столовой» стоял бетонный столб, с которого на землю падали мягкие лучи прожектора. «Совсем от реальности отстал. Если бы не документы Алексея, то так бы и не обратил внимания на этот освещающий площадку фонарь»,- подумал я и приступил к поиску пропажи. Сделать это было непросто, так как к этому времени «чудак» голубятник выкинул на площадку первую порцию корма, и стаи сизарей накрыли её поверхность. Но как бы там ни было, минут за десять мне удалось тщательно обследовать предполагаемую территорию потери документов, однако результат поиска не порадовал. Я с недовольством посмотрел на снующих вокруг диких голубей, снял с головы кепку и резко махнул ею над собой. Но, поняв, что напугать сизарей у меня не получилось, тяжело вздохнул и пошёл домой.
Ну что? Удалось найти?»- с надеждой в голосе спросила жена, увидев меня на пороге квартиры. «Нет», -коротко ответил я. «А «бомж» не мог подобрать их? Он ведь рано начинает голубей кормить»,- подкинула она мысль. «Может, и подобрал. Но, чтобы узнать, необходимо будет сначала «бомжа» найти»,-нехотя ответил я, не очень веря в реальность этой версии. «А что его искать? В одиннадцать часов он сам появится на площадке»,- подсказала моя половина. «Хорошо. Как только увижу его, сразу спущусь вниз и поговорю. Чем чёрт не шутит. Может, и правда повезёт нам, а вместе с нами и Алексею»,-пообещал я и пошёл в ванную умываться.
Голубятник появился на площадке в двенадцатом часу. Он установил рядом с бетонным столбом раскладной стульчик, медленно сел на него, развязал полиэтиленовый пакет, в котором находился корм, и стал горстями раскидывать крошки хлеба перед собой. Буквально через минуту вокруг «кормильца» появились сизари и весело приступили ко второму завтраку. «Ну что, пора идти знакомиться с этим «чудаком»», -решил я и стал одевать куртку. 
Решительность, с какой я вышел на улицу, стала улетучиваться по мере приближения к объекту моего интереса. Когда до голубятника оставалось метров десять, я стал мучительно размышлять над вопросом, с чего начать разговор и как себя вести с этим человеком. Но, не успев ничего придумать, подошёл к нему почти вплотную и вежливым голосом произнёс: «Доброе утро. Голубей подкармливаете? Я тоже в детстве был увлечён голубиной страстью. До тридцати пар держал домашних красавцев». Голубятник нехотя повернул в мою сторону лицо и, не отвечая на приветствие, тихо, будто разговаривал сам с собой, пробормотал: «А я в детстве голубей ел».  После этих слов он вновь повернулся к голубиной стае и продолжил разбрасывать остатки чёрного хлеба. Не ожидая такой реакции от «бомжа» на своё появление, я озадачился ещё сильнее. «Видно, очень вредный этот дед? Наверное думает, что пришёл с ним ругаться по поводу прикармливания сизарей рядом с нашим домом»,-сделал я вывод и стал повнимательней присматриваться к голубятнику. На вид ему было под восемьдесят лет, сухощавый, с небольшой жёсткой щетиной на лице и немного выпирающим вперёд волевым подбородком. Одежда на нём была достаточно заношенной, но очень аккуратной. Седую голову покрывала шапка морского офицера советских времён, только без кокарды и пятиконечной звёздочки. «Нет, жена, это не «бомж», а просто старый человек, и наверняка имевший в прошлом прямое отношение к военно –морскому флоту. Большим командиром, скорее всего не был, но и рядовым ратную службу не нёс. Пожалуй, мичманские погоны носил», -подумал я и, осмелившись, спросил: «Извините за назойливость, но мне необходимо узнать –не находили ли вы здесь сегодня утром кошелёк с документами?». «Мичман» вновь повернул лицо и, разглядывая меня снизу вверх, спросил: «Какая фамилия у потерявшего кошелёк?». «Пуртов Алексей Борисович»,-почти выкрикнул я в предчувствии удачи. Но странный мужчина не разделил мой порыв радости и спокойно продолжил бросать на площадку крошки. «Так вы находили или нет кошелёк?»- немного раздражённо спросил я. «Ты не нервничай понапрасну. Сейчас закончу кормить голубей, и займёмся твоей пропажей»,- ровным, чётким голосом произнёс «мичман». Услыхав ответ, я сразу повысил старика в звании: «Пожалуй, офицерскую лямку в отдалённых гарнизонах тянул. Вон, какой нос породистый». Нос у голубятника и на самом деле заметно выделялся и не очень подходил к его лицу. Он был несколько длинноватым, широковатым, с тонкими, раздувающимися ноздрями. «Ну, что стоишь? Пойдём»,- внезапно прозвучал голос старика. «Куда?»- не сразу понял я команду. «Ко мне домой за кошельком»,-ответил старик и резко поднялся со стульчика. Ловко собрав свой «трон», он сунул его под мышку и, слегка прихрамывая на левую ногу, направился в сторону соседней с нашим домом высотки. Мне ничего не оставалось делать, как последовать за ним.
«Крупный, видно, был в молодости мужчина. Метр восемьдесят пять, не ниже. Это годы осадили его стать. Мне чуть больше шестидесяти, а я уже замечаю, как физиологически меняюсь и не в лучшую сторону. Интересно, сколько старику на самом деле лет?»-невольно размышлял я, шагая в метре от голубятника. Удовлетворять моё любопытство никто не собирался, да и задавать вопросы незнакомому человеку я бы не стал.
Мы молча зашли в подъезд высотки, поднялись на лифте на одиннадцатый этаж и оказались в небольшом, загроможденном строительном материалом коридорчике. «Может, я вас здесь подожду?»-робко спросил я, но ответа не услышал. «Вот старый хрен! У него что, уши ватой заложены?»-мелькнуло во мне раздражение, и я продолжил сопровождать деда. Подойдя к двери, обшитой деревянной вагонкой и прикрученной к ней табличкой с номером- «147», голубятник остановился, вытащил из кармана старого пуховика ключ и вставил его в замочную скважину. Через мгновение дверь отворилась, и дед вошёл внутрь квартиры. Заметив, что проём он за собой закрывать не стал, я следом переступил порог прихожей.
Пока хозяин снимал обувь и верхнею одежду, мне удалось рассмотреть часть его «апартаментов». Бегло пробежав глазами по окружающему пространству, я сделал вывод, что состоят они из одной жилой комнаты, маленькой кухни и совмещённого санузла с ванной. Ещё понял, что в них этот странный старик живёт один, так как следов женской руки заметно не было. Но, тем не менее, в квартире существовал спартанский порядок и продуманный до мелочей хозяйственный антураж. На противоположной стене от входной двери я увидел весящую рамку с чёрно-белой фотографией, на которой были изображены двое мужчин в морской военной форме. Однако из-за моих зрительных возможностей отчётливо рассмотреть их лица и звания мне не удалось. Да и времени на это уже не было. Единственное, что ещё успел увидеть, был портрет молодой и красивой пары, который появился в поле зрения, когда дед открыл дверь жилой комнаты.
«Вот ваши документы. В целости и сохранности»,-произнёс дед, протягивая кошелёк Алексея. «Огромное спасибо! Как мне вас отблагодарить?»,- спросил я и полез во внутренний карман пиджака, чтобы достать приготовленную на всякий случай тысячерублевую купюру. «Отставить!»-неожиданно громко скомандовал дед и почти втолкнул в мою руку кошелёк. От неожиданности я даже попятился назад, пробормотав: «Как же так можно? Вы ведь нам сильно помогли». «Я исполнил долг гражданина, а за исполнение долга денег не берут»,-чеканя каждое слово, ответил старик и всем своим видом дал понять, что моё дальнейшее присутствие в квартире нежелательно. «Ещё раз огромное спасибо за добро, которое вы для нас сделали, и до свидания»,- немного сконфузившись, пролепетал я и вышел в коридор. «Странный человек! Наверное, по жизни очень несчастным был… Ну да ладно, найдём с Алексеем какой-нибудь вариант, чтобы отблагодарить голубятника»,-успокаивал я себя, когда двигался в сторону дома.
Положительный исход поиска пропажи обрадовал мою половинку. Она тут же позвонила младшей сестре и сообщила ей приятную новость. Закончив разговаривать с Леной, жена положила трубку, подошла ко мне и смачно расцеловала. «Это за что вдруг такая щедрая нежность?»-спросил я. «Выполняю просьбу сестры. Считай, что награду за проявленную смекалку и находчивость ты получил»,- ответила жена и пошла на кухню, заниматься своими делами. «Слабовата награда. Неадекватна моим физическим и умственным затратам»,-пошутил я. «Ладно, уж не переживай. Считай, что это аванс тебе выдан»,- услышал я весёлый голос половинки и смиренно удалился в свой кабинет.

Часть вторая.


Пятнадцатого декабря снег окончательно накрыл промёрзшую землю, крыши домов и тротуаров, и у дворников наступили тяжёлые дни. Каждое утро, начиная с пяти часов, молодые таджики скребками и широкими лопатами счищали с асфальта у подъездов ледовые корки и разгребали от снежных заносов тротуары до центрального проезда. Несмотря на установленные в доме современные оконные пакеты, скрежет от работы хозяйственного инструмента проникал в спальню. Вначале это меня раздражало и мешало получать удовольствие от сладкого утреннего сна, но постепенно к звукам снежных баталий я стал привыкать.
       С приходом зимы у меня изменилось физическое и моральное состояние. Появились бодрость, уверенность в себе и желание совершать подвиги на творческом фронте. Днями я вновь стал плодотворно работать над текстом нового рассказа, а ближе к вечеру совершать пешие прогулки до набережной реки Москвы. Расстояние всего маршрутного пути не превышало шести километров, а пребывание на свежем воздухе составляло часа два. Взбодрённый лёгким морозцем и успокоенный мягким шелестом невысоких волн незамерзающей реки, я возвращался домой в хорошем настроении, но почти всегда голодным. В общем, жизнь моя стала насыщенней и интересней. Только на площадке напротив нашего дома ничего не менялось. Ежедневно, в одно и тоже время, странный дед появлялся с пакетом корма и минут за тридцать разбрасывал его своим пернатым друзьям. Глядя на него через окно с высоты, я ощущал какое-то странное угнетение и необъяснимую тревогу. «Вот ведь упрямый дед! Зачем ему эти птички? Наверняка из окружающих домов в его адрес несутся нелицеприятные слова жильцов, ревностно относящихся к состоянию и чистоте своей собственности, в данном случае оконных металлических отливов»,-рассуждал я и отходил вглубь комнаты.
Очередная встреча с голубятником у меня состоялась в конце декабря. В четыре часа дня я, как обычно, выключил компьютер, надел тёплую одежду и вышел на улицу. В это время солнце уже собиралось убегать за горизонт, но вечерние зимние сумерки ещё не наступили. Я набрал полную грудь прохладного воздуха и медленно двинулся по отработанному маршруту. Уже минут через тридцать вошёл в проём ворот парка отдыха. Пройдя по широкой тропинке до набережной реки, остановился напротив бетонной лестницы, ведущей к урезу воды. «Как здесь спокойно и естественно. Вот что значит природа для человека!»-немного возвышенно подумал я, наслаждаясь маленьким кусочком земной красоты. Внизу, по берегу, важно расхаживались вороны, а недалеко от них, на глади воды, сидела большая стая диких и зажиревших кряковых уток. «Ты смотри, как приспособились! Их сородичи в южные широты давно улетели, а эти на незамерзающей реке Москве остались. Поближе к людям держатся, которые их искренне жалеют и каждый день подкармливают, кто чем может»,-беззлобно подумал я.   
Понаблюдав минут двадцать за обитателями прибрежных просторов и водной стихии, я повернулся на девяносто градусов и неспеша пошёл вдоль металлических перил, ограждающих набережную. Слабый восточный ветер, мирный шелест остывшей речной воды и весёлые голоса праздно настроенных молодых людей, разгуливающих в парке отдыха, наполняли меня вдохновением и творческим порывом. В какой-то момент я даже отключился от реальной жизни окружающего мира. Неожиданно в поле зрения попала одинокая фигура, стоящая внизу, у самой реки. «Неужели голубятник? Что-то раньше его здесь не видел»,-подумал я и, немного поколебавшись, решил подойти к странному деду. Спустившись по ступенькам очередной бетонной лестницы  вниз, стал медленно приближаться к объекту моего устойчивого интереса. До странного старика я не дошёл метра три и остановился. Мне хотелось, чтобы этот человек заметил меня, узнал и первым поприветствовал. Но моё желание оказалось напрасным. «Голубятник», не поворачивая голову в мою сторону, словно командир корабля на капитанском мостике, продолжал стоять прямо и смотреть вперёд на водную гладь реки. «Он что, заснул на ходу?» -подумал я и откровенно посмотрел на деда. Мне сложно было рассмотреть его лицо, но даже то, что я увидел сбоку, повергло меня в смятение и лёгкий шок. Из глазниц по щеке старика текли слёзы, а веки были плотно прикрыты. «Да, не в лучшие мгновения жизни этого человека я решил навязать ему знакомство»,-пожалел я, размышляя, как выйти из создавшегося положения. «Может, повернуться и уйти? Всё равно он навряд ли меня узнает?»-сделал я вывод и хотел было исполнить своё решение, но в это время «голубятник» вдруг негромко простонал, тело вздрогнуло и зашевелилось. Он нагнулся, поднял с земли небольшой камень и бросил его в реку. После этой процедуры странный дед пошевелил губами, словно нашёптывая какое-то заклинание, по –старчески грустно улыбнулся и с удивлением посмотрел в мою сторону.
  «Добрый вечер! Вы тоже приходите на набережную реки подышать свежим воздухом? Наверное, ностальгические воспоминания навеивает встреча с водной стихией?»- воспользовался я моментом и первым поприветствовал старика. «Ты откуда знаешь, что я имел отношение к воде?»-не ответив на приветствие, спросил строго старик. «Я понял это, когда побывал у вас в квартире и на стене заметил фотографию, на которой изображены два морских офицера»,-ответил я. «А ты зачем к воде ходишь? Тоже на флоте служил»-поинтересовался дед. «Нет, срочную службу я проходил в сухопутных войсках. Но в детстве мечтал стать штурманом дальнего плавания»,-ответил я. «А стал кем?»-коротко спросил дед. «Специалистом рыбной отрасли»,-также коротко ответил я. «Где же ты рыбачил? На Дальнем Востоке был?»-заметно оживился голубятник. «Только на практике. В 1965 году ходил на научно-исследовательском судне «Академик Берг»,-почувствовав, что дед разговорился, сообщил я. «Помню такой корабль. Не повезло ему. На подводную лодку налетел. Много тогда шума по этому поводу было»,-произнёс «голубятник» и замолчал. Выражение его лица стало вновь сосредоточенным и даже суровым. Молчал и я, боясь показаться назойливым.
«А в Москве как оказался? Наверняка после окончания «рыбки» был направлен на работу туда, где водится рыба»,-продолжил «допрос» странный старик. «Вы правы. Более пятнадцати лет проработал на различных предприятиях рыбной отрасли. В 1983 году меня перевели в Москву, в Министерство рыбного хозяйства на должность начальника производственного главка»,-откровенно ответил я. «Значит, паркетным гражданским адмиралом был?»,-впервые за всё наше короткое знакомство улыбнулся старик. «Выходит так. Тут уж ничего не поделаешь. У каждого человека своя судьба, по дорогам которой он идёт до конца жизни»,- словно оправдываясь, произнёс я. «Вот тут я с тобой согласен. Хоть все мы и «хомо сапиенс», и прародители у нас одни, но судьба каждому даётся всевышним своя»,- поддержал мою философию «голубятник» и замолчал.
«Двигаться в сторону дома не собираешься?»-неожиданно спросил дед. «Думаю, что уже пора. Больше часа на воздухе прибываю, а пока домой приду, не менее двух будет. Так что, если не возражаете, то готов составить вам компанию»,-ответил я, и мы стали подниматься по ступенькам вверх. Дорога до дома на сей раз, у меня заняла больше времени, чем обычно. Несмотря на бодрый вид старика, двигался он медленно и раз пять останавливался на пешеходной дорожке, чтобы перевести дух. Но меня это даже радовало, так как на протяжении всего пути мы продолжали начатый разговор. К сожалению, он был почти односторонним и касался больше моей биографии, поэтому о странном старике и на этот раз я мало что узнал. Уже подходя к своей высотке, дед произнёс: «Выходит, что мы с тобой коллегами оказались. Только ты адмирал гражданский, а я адмирал военный. А это значит, что много тем у нас общих может быть. Так что, если захочешь их обсудить, не стесняйся и приходи в гости. Живу я один, небогато, но хорошим чаем угощу». «Спасибо за приглашение. Я обязательно при случае им воспользуюсь»,-поблагодарил я, и мы расстались. 
Неожиданная встреча на набережной реки и разговор со старым морским «волком» заинтриговали меня. К нему у меня появилось вопросов больше, чем после первого знакомства. Уже оказавшись дома, я неожиданно вслух пробурчал: «Больше часа с человеком общался, а как звать и величать его так и не спросил! Да и сам не представился. Совсем одичал от одиночества!». «Ты на меня ругаешься?»-по- своему поняла моё бурчание жена. «Нет, дорогая. Только на себя. Ты у меня вне подозрения и критики»,-улыбаясь, успокоил я супругу и стал раздеваться.

Часть третья.

После той встречи с адмиралом мы не виделись дней десять. По приглашению старинного друга я на неделю уезжал на охоту в Архангельскую область. Отдых на природе был очень кстати и прошёл на высшем физическом и духовном подъёме.  Домой вернулся со здоровым румянцем на щеках и переполненный творческими планами. Да и охотничьих трофеев привёз немало. Когда жена их увидела, то вместо радостного возгласа и слов благодарности я услышал недовольный голос: «Куда ты столько мяса приволок? Что теперь прикажешь с ним делать? Где хранить его буду? Как только у вас рука поднимается на безвинных животных?». Не ожидавший такой негативной реакции дражайшей половины, я даже растерялся. Придя в себя, улыбнулся, обнял за плечи жену и спокойным голосом произнёс: «Заелась ты, моя дорогая. А ещё каких-то лет тридцать пять назад эти трофеи произвели бы на тебя настоящий фурор, и всем нашла бы применение. Помнишь, какие ты котлеты из кабаньего мяса делала? Пальчики оближешь! А как наши парни пироги и пельмени из лосятины любили? Забыла уже, или не хочешь возиться с экологически чистым продуктом?». «Вспомнил тоже события полувековой давности. Тогда едоков в нашей семье в три раза было больше, а средств на приобретение продуктов в магазине не всегда хватало. Вот и радовалась любому подарку от природы. Кормить-то вас нужно было. Ладно, что тебе без толку объяснять, вываливай свою добычу в ванну и поточи большие ножи, а то они не только мясо не режут, в сливочное масло никак не воткнёшь»,- съехидничала жена. Я не стал оправдывать свои недоработки по дому и покорно приступил к исполнению поручений.
Разделка мяса подходила к концу, когда мне в голову неожиданно пришла мысль: «А не поделиться ли охотничьим трофеем с адмиралом? Мы ведь с Алексеем так и не отблагодарили его за спасение документов». Идею озвучил жене, которая тут же и благословила меня на благородный поступок: «Сейчас подберу несколько постных кусков мяса, упакую в сумку, а ты посолидней, оденься и сходи, навести коллегу». «Почему коллегу?» -не понял я. «Сам сказал, что дед назвал тебя коллегой. Вот и повторяю эти слова. Я же не знаю,  как его звать и величать. Ты хоть на сей раз не забудь с ним познакомиться». Минут через сорок я стоял у дверей квартиры адмирала и нажимал кнопку звонка. Прошло немало времени до того момента, как услышал щелчки открывающегося внутреннего замка и увидел появившегося в проёме хозяина. «Добрый день! Извините, что беспокою вас, но обстоятельства не терпят отлагательств»,-улыбаясь, произнёс я. Адмирал каким-то отрешённым взглядом посмотрел на меня, что-то буркнул под нос, повернулся и пошёл вглубь квартиры. Не ожидая такого приёма, я некоторое время находился в оцепенении. «Что делать? Как поступить? Закрыть дверь с наружной стороны и вернуться домой или переступить порог квартиры?»-промелькнуло у меня в голове. Но голос адмирала, неожиданно прозвучавший со стороны кухни, разом разрешил мои сомнения: «Ну что застрял в дверях? Пожалуй, в квартиру, снимай пальто и проходи на кухню. Будем чай пить и твои безотлагательные  обстоятельства обсуждать». Повторного приглашения я ждать не стал и быстро выполнил установку не приветливого хозяина. Оказавшись на кухне, протянул адмиралу увесистый пакет и, слегка смущаясь, сказал: «Вот сегодня вернулся из Архангельской области, где почти неделю провёл в лесах, и решил поделиться с вами трофеями, добытыми лично мной». Адмирал с удивлением посмотрел вначале на пакет, затем на меня, и уже не таким резким голосом произнёс: «Спасибо за заботу. Давно не употреблял пищу из мяса диких животных. Тридцать лет прошло. С тех самых пор, как закончилась настоящая жизнь боевого офицера». Он взял пакет, вытащил из него хорошо промытые женой куски мяса и, тщательно осмотрев их, широко улыбнулся. «Вот это –мясо кабана, а это-лося. Ну, а этот кусок, пожалуй, косули будет. Больно уж у неё нежное мясо, как у кролика»,-довольным голосом пробурчал «голубятник» «Вы хорошо разбираетесь в мясе диких животных. Наверное, охотником заядлым были?»,-удивлённым голосом спросил я. «Был заядлым или не был, не знаю, но охотничьего азарта хватало. Однако и это было, к сожалению, очень давно»,-с грустью ответил адмирал. Немного помолчав, неожиданно спросил: «Убивать животных не жалко было?». Я недоумённо посмотрел на адмирала и, не зная, что ответить, произнёс: «А зачем тогда на охоту ходить, если в тебе существует жалость к дикому зверю или птице? Веками мужчины этим промыслом занимались, объединяя страсть воина с необходимостью обеспечения семей продуктами питания. Вот и в мои гены заложена потребность в испытании мужских качеств воина-добытчика». Адмирал пристально посмотрел на меня и, вновь улыбнувшись, сказал: «Не обращай на меня внимания. Это я от старости ворчливый такой стал. Ты, пожалуй, лет на двадцать меня моложе будешь? В каком году родился?». «В сорок седьмом»,-коротко ответил я. «Немного ошибся. Только на шестнадцать лет моложе. Хорошо сохранился. Наверное, жизнь сытая была или спортом занимался»,- сделал умозаключение адмирал. «И жизнь неплохая была, и спортом занимался, и не курил никогда»,-подвёл итог разговору я и продолжил: «Мы третий раз встречаемся, а до сих пор не познакомились. Меня Михаилом звать. По отчеству Васильевичем буду. А вас?». Помедлив с ответом, словно раздумывая отвечать на вопрос или не отвечать, «голубятник», наконец, произнёс: «Виктор Андреевич. Вице-адмирал в отставке и одинокий человек по жизни Так что присаживайся к столу и приступим к чаепитию».


Часть четвёртая.

Чай у адмирала и на самом деле был приготовлен очень мастерски. Я не сразу понял, из какой заварки и какого набора трав он состоял, но запах из большого бокала исходил насыщенный и очень ароматный. «Ну, что сидишь? Накладывай сахар, бери «московский» бублик и приступай получать от жизни удовольствие»,-посоветовал хозяин и протянул чайную ложку. «Спасибо. Сахар в моём рационе продукт не желательный, а вот бублик обязательно погрызу»,-ответил я и приступил к процедуре чаепития. «Не взыщи. Деликатесов у меня нет, да и в гости я сегодня никого не ждал»,-пробурчал адмирал и стал небольшими глотками отпивать из бокала горячую жидкость.
В начале «застолья» разговор не очень клеился. В основном мы обменивались с хозяином квартиры незначительными фразами на темы быта, непредсказуемости зимней погоды и состояния здоровья. Постепенно диалог стал приобретать более осмысленный характер. Уже заканчивая пить сказочного аромата, чай из повторно наполненного бокала, я неожиданно для себя спросил: «Виктор Андреевич, в прихожей на стене висит фотография, на которой изображены два бравых морских офицера. Насколько успел разглядеть, я сделал вывод, что один из них вы, а второй кто?». Адмирал минуты две молчал, затем тяжело поднялся с табурета и вышел в прихожую. Ещё через некоторое время он вернулся на кухню и положил на стол снятый со стены портрет. «Это мой сын Сергей. Фотографии двадцать четыре года, и на ней он ещё в форме капитан-лейтенанта. В тридцать семь лет Сережа стал уже капитаном первого ранга и командиром эсминца»,- с заметной грустью в голосе произнёс старый «морской волк». «А сейчас, наверное, как и отец, адмиральские погоны носит?»- невольно вырвался у меня вопрос. «Нет. Стать адмиралом ему не удалось»,-с какой-то болью тихо ответил Виктор Андреевич. «Да, это издержки нового времени. Многие воины вынуждены были поменять ратный труд на торгашескую и прочую сомнительную деятельность»,- поняв по-своему душевное состояние собеседника, произнёс я. Однако поддержки моих слов со стороны адмирала не последовало.
Прошло ещё минут тридцать моего присутствия в гостях у неразговорчивого адмирала, когда я решил покинуть его. «Ну что, Виктор Андреевич, пора и честь знать. Большое спасибо за отменный чай и за вкусные бублики. Пойду домой, а то, наверное, жена меня уже потеряла. Я ведь думал, что быстро обернусь, а просидел у вас почти два часа»,- сказал я и стал подниматься из-за стола. «Счастливый ты, Михаил, человек. Тебя жена дома ждёт, беспокоится. На старости лет это самый желанный подарок судьбы. Дорожи им и береги его. Я вот, к великому сожалению, такой радости уже давно не испытываю. А ведь когда-то был тоже счастливым и любимым»,-неожиданно энергично прореагировал на мои слова адмирал и, выйдя из-за стола одновременно со мной, добавил: «Теперь только портрет напоминает мне о той поре, да короткие сны».
Чтобы не поднимать волну тяжёлых воспоминаний и не оставлять хозяина квартиры один на один со своей тоской по стремительно удаляющейся в прошлое счастливой жизни, я весело улыбнулся и произнёс: «Меня вы чаем с бубликами напоили, а вот голуби сегодня без обеда остались. Они, наверняка, с нетерпением вас поджидают». Однако шутка должного эффекта не принесла. Лицо адмирала ещё сильнее посуровело, а в глазах появилась неподдельная тревога. От увиденного изменения на лице собеседника мне и самому сделалось как-то не по себе. «Почему он так болезненно прореагировал на безвинную шутку? Даже в мыслях не хотел его словами обижать»,-подумал я и ещё раз посмотрел на адмирала. Тот стоял напротив и на мой немой вопрос, по-видимому, отвечать не собирался. «Ещё раз благодарю за чай и беседу. Теперь ваша очередь навестить нас»,- любезно высказался я и пошёл одеваться. Адмирал сухо поблагодарил за приглашение и вежливо попрощался.

Часть пятая.

Очередная встреча со странным адмиралом произошла буквально через день и вновь на набережной реки Москвы. На этот раз Виктор Андреевич подошёл сам, когда я, стоя на краю берега, бросал диким уткам заранее приготовленный дома корм. «Смотрю, ты тоже балуешь этих зажиревших и от того ленивых водоплавающих. Их место в тёплых краях, а они чувство страха потеряли и за пределы города не хотят улетать»,- почти весело произнёс он. «Иногда балую. Не всё же время по ним стрелять. Тем более, по этим, одомашненным. Добрый день, Виктор Андреевич»,-ответил я. «Добрый, добрый! Давно стоишь на берегу и дышишь свежим воздухом?»-спросил адмирал. «Минут двадцать, не больше. Да и воздух сегодня здесь, к сожалению, не очень свежий. Юго-восточный ветер выше допустимого предела наполняет окружающую атмосферу вредными газами и промышленной пылью. Но, тем не менее, моё самочувствие всегда улучшается, когда нахожусь рядом с рекой, хотя и не такой великой, как Волга»,-немного мудрёно ответил я. «Ну что поделаешь. Будем дышать таким воздухом, какой есть. За более качественным необходимо далеко ехать, а у меня на такую поездку ни сил, ни времени не осталось»,-с грустью в голосе произнёс адмирал и на непродолжительное время отвернулся в сторону видневшегося невдалеке автомобильного моста. 
Когда вновь повернулся, то лицо его было спокойным, глаза сухие, а на губах блуждала слабая улыбка. «В прошлую встречу я с тобой, Михаил, не очень гостеприимно обошёлся. Ты уж не обижайся сильно. У меня сейчас характер капризный становится, как у младенца. За мясной подарок спасибо. С удовольствием наполнял желудок давно забытой деликатесной продукцией. Помощница по хозяйству отменный борщ сварила и котлет нажарила. Так что целую неделю буду на мясной «диете» сидеть. Давно я не позволял себе такого праздника»,-высказался Виктор Андреевич и открыто, по-детски улыбнулся.
В этот раз разговор наш был более откровенным и многогранным. Но касался он в основном тем современной жизни общества, страны и мира в целом. О личном адмирал старался не говорить, а я и не настаивал. Хотя, если честно, то мне очень хотелось узнать о прошлом и настоящем этого старого «морского волка».
Пробыв у реки больше часа и слегка продрогнув на слабом январском морозе, мы решили возвращаться домой. Виктор Андреевич, осторожно переставляя ноги по заснеженной и скользкой тротуарной дорожке, молча шёл впереди, а я следовал за ним, углубившись в размышления. Уже оказавшись рядом с площадкой, на которой адмирал кормил сизарей, он резко остановился, повернулся ко мне и возбуждённо заговорил: «При первой встрече, когда ты мимоходом поведал о детском увлечении голубями, я тебе ответил правдой. Я их ел. И не только я, но и вся моя большая семья выжила благодаря сизарям. В самом начале Великой Отечественной войны с Германией наш отец был призван в Советскую армию, и уже в январе 1942 года погиб в окружении под городом Вязьмой. Мне тогда было одиннадцать лет, и я был самым старшим из троих детей, оставшихся сиротами. Получив известие о гибели мужа, мама чудом не сошла с ума и не наложила на себя руки. Она очень сильно любила его. В тот же момент я понял, что остался в семье за старшего мужчину, и что на меня легла ответственность за дальнейшую судьбу брата и сестры. Моё взросление произошло внезапно, неестественно, но навсегда. Мы жили тогда в большом селе на Псковщине. Я хорошо помню, как к нам зашла вражеская воинская часть, как жестоко немецкие солдаты обращались с непокорным местным населением и как они боялись советских партизан. Порой мне и самому хотелось уйти в лес к своим и, взяв в руки оружие, нещадно уничтожать злодеев, убивших отца и осквернивших русскую землю.  Только понимание того, что без меня семья не выживет, сдерживало порывы и усмиряло праведный гнев. День и ночь я занимался поиском продуктов питания и делал всё, чтобы члены семьи не умерли с голоду. Эта задача была почти невыполнимой, так как кругом царили хаос, смерть и непредсказуемость. Во всех хозяйских постройках односельчан, в которых ещё недавно обитали домашние животные и птица, было тихо, а в погребах пусто. Всё, что можно было использовать в пищу, немецкие каратели подчистили полностью. И только вольные птицы, к каким относились дикие голуби, да боровая дичь жили по законам природы. Вот они и стали главным объектом охоты.
На краю села, рядом с сосновым бором располагались деревянные склады и мельница, принадлежащие нашему колхозу. До войны склады каждую осень до отказа набивались зерном и овощами, а к весне в них оставались только семена для очередного сельскохозяйственного сезона. В 1941 году уборка урожая была сорвана военными действиями, и больше половины выращенного потом и кровью жизненно важного продукта осталось на полях. Но и то зерно, что удалось намолотить, стало лёгкой добычей новых хозяев земли русской. Уже в середине зимы колхозные склады опустели полностью. Только студёный ветер, да стаи диких голубей стали постоянными обитателями заброшенных строений. Не издавали мирное постукивание и мельничные жернова, ещё недавно работающие почти круглый год. Былая жизнь, наполненная весёлым и счастливым детским смехом, звонкими голосами сельских певуний и кулачными боями молодых, сильных парней, замерла, а на смену ей в каждый дом пришли страх, горе и ненависть к людям, отобравшим ту, довоенную жизнь. Сельчане стали замкнутыми, осторожными и находились в постоянном поиске путей выживания.
Этим занимался и я. Вспомнив, как до войны мы с отцом ловили в лесу зайцев и серых куропаток, стал изготавливать из проволоки и конского волоса петли и силки, и устанавливать их на заячьих тропах и складах, в местах скопления сизарей. Проволоку изымал из корта автомобильных покрышек, валяющихся рядом с подбитыми грузовиками и легковушками, а конский волос выдёргивал из грив и хвостов немецких лошадей. Я был удачливым охотником. Проверяя каждый день установленные снасти, я редко возвращался домой без добычи. Особенно доступным трофеем оказывались голуби. В силки, расставленные во всех злачных местах, иной раз попадалось до пяти штук сизарей. Хотя мяса в птицах было очень мало, мама умудрялась наварить из них большой чугун вкусного, как нам казалось, супа. Ну а если приносил с охоты зайца, куропатку, тетерева или рябчика, то в доме наступали праздничные дни. Так постепенно я вошёл в роль кормильца семьи и в тайне этим очень гордился.
В режиме физического выживания и ожидании лучшего будущего медленно тянулось время. Прошла первая тяжёлая зима в оккупации. Наступило долгожданное лето, так любимое взрослыми и детьми. Но на сей раз, радости на лицах односельчан я не видел, хотя жить всем стало немного легче. Люди хотели больше, чем тёплого периода года. Они ждали хороших вестей с фронта, а там было всё как раз наоборот. В тревоге, неизвестности, физической усталости и моральной опустошенности медленно прошло лето, и наступили холода. Я вновь стал активно заниматься добычей пропитания. За прошедший с начала войны год я заметно подрос и возмужал. Мои поступки и действия стали более рациональными и продуманными. Эти изменения заметили все, и даже мама. Она с надеждой смотрела на меня, как на взрослого, и чаще, чем раньше, доверяла выполнение сложных дел. Я очень старался, чтобы это доверие оправдать.
В феврале 1943 года по селу прокатились радостные слухи о громких победах советских войск на ряде фронтов и начале контрнаступления. Народ заметно воспрял духом и с нетерпением стал ждать скорейшего освобождения. Искренне радовался этим известиям и я, и с ещё большей энергией помогал матери обеспечивать продуктами семью.
В один из мартовских дней рано утром я пошёл на зернохранилище проверять силки. За прошедшие две зимы численность сизарей очень заметно сократилась. Над складами уже не летали огромные стаи и не гоняли наглых воробьёв со своих прикормленных мест. Но как бы там ни было, без добычи домой почти никогда не возвращался. И на этот раз удача улыбалась. В первом складе я вытащил из силков двух птиц и перешёл во второй. Вот тут-то поджидал меня неприятный сюрприз. Ещё издали я увидел сидящего в ловушке голубя и направился к нему. Но, подойдя почти вплотную, резко остановился и с чувством непонятной тревоги посмотрел на сизаря. Внешне он ничем не отличался от своих собратьев, вместе с тем в нём было что-то такое, что вызывало к нему особый интерес. Но что? Покалеченная правая лапка, на которой не хватало двух когтей? Вряд ли. Таких раненых мне и раньше приходилось вытаскивать из силков. Я перевёл взгляд на его гордо сидящую головку, и мозг словно пробило электрическим током. Глаза голубя смеялись надо мной и одновременно  призирали! Они ненавидели меня так, как я ненавидел фашистов! На мгновение мою волю сковал какой-то непонятный ужас, и я оказался в полной растерянности. «Почему этот голубь смотрит человеческими глазами? Он же всего лишь простая, примитивная птица!»-невольно подумал я, не зная, что делать дальше. Только спустя какое-то время, наконец, принял решение: «Необходимо немедленно прекратить смотреть ему в глаза и поступить с ним также как, и с другими». Вытащив лапку голубя из петли, я зажал его шею между двух пальцев и несколько раз резко махнул рукой сверху вниз. Тельце сизаря содрогнулось, и уже через мгновение в руках лежала свежая тушка очередного трофея. Вскоре я и сам успокоился, но глаза голубя ещё долго с немым укором смотрели на меня во сне.
В конце лета 1943 года наше село освободила Советская Армия, и оставшийся в живых народ стал ускоренными темпами налаживать мирную жизнь. В основном этим занимались женщины, старики и дети. А осенью мы вновь пошли в школу. Но не в просторную и светлую, которая во время боёв дотла сгорела, а в здание бывшей библиотеки, состоящее из двух комнат. Не хватало и учителей. Поэтому детей разных возрастов объединяли в большие группы и в две смены вели с ними занятия. Однако все эти трудности были сущим пустяком по сравнению с прожитым периодом в оккупации.
Отгремела Великая Отечественная война, вернулись домой уцелевшие в ней мужчины, на земле вновь воцарились мир и спокойствие. Молодёжь, выросшая и возмужавшая за годы лихолетья, «заболела» романтикой и стала строить свою судьбу с чистого лица. Произошли такие изменения и в моей жизни. Окончив в 1948 году среднею школу, я решил ехать в город Севастополь- поступать в военно-морское училище. Сообщив о решении маме, я ждал с её стороны бурную реакцию и даже истерику. Но всё обошлось мирным разговором и тревожной ночью обильных слёз. Утром, когда мы с ней остались вдвоём, она посмотрела на меня печальными глазами и тихо сказала: «Ты очень сильно помог нашей семье выжить во время войны. Сейчас твои брат и сестра подросли и тоже стали моими помощниками. Я знаю, как ты страстно мечтаешь стать морским офицером. Поэтому поезжай с лёгким сердцем, сынок, в далёкий край навстречу судьбе. О нас не беспокойся. У нас всё будет хорошо, так как всё худшее уже позади. Единственное, что я не смогу для тебя сделать, так это помогать материально. На дорогу в один конец наскребу, а дальше тебе придётся самому думать, как выживать». Я до слёз был тронут этими простыми словами и, поцеловав маму, дрогнувшим голосом сказал: «Ты не беспокойся за меня. Я уже взрослый и трудностей не боюсь. Поступлю в военно-морское училище, получу специальность, буду хорошо зарабатывать, и отправлять часть денег вам». «Ты не думай  пока о деньгах. Просто хорошо учись и будь дисциплинированным. А остальное со временем всё само собой придёт к тебе»,-произнесла напутственные слова мама, и на этом наш разговор закончился.
В Севастополь я добирался почти неделю. В целях экономии выделенных мамой средств ехал в товарных вагонах и на перекладных. Но как бы там ни было, конечной цели достиг и с первого августа приступил к сдаче вступительных экзаменов, которые , даже вопреки собственным опасениям, сдал на хорошо и отлично. Двадцатого августа из списка, вывешенного на доске объявлений, к великой радости узнал, что зачислен на первый курс факультета корабельной артиллерии. Счастливый и гордый, я тут же сел за стол и написал маме пространное письмо, насквозь пропитанное юношеским максимализмом и человеческой радостью. Я знал, что, получив письмо, мама обязательно прочитает его вслух оставшимся с ней брату и сестре, которым было в тот период тринадцать и восемь лет. А так же с гордостью покажет родственникам и односельчанам. Так оно в конечном счёте и произошло. В чём я убедился, когда получил первое письмо с малой родины. Я читал его строки, и в это время видел ласковую и тёплую мамину улыбку, немного уставшие и грустные глаза, и бесконечную гордость за своего сына.
Курсантские годы пролетели быстро. В 1953 году, получив диплом и звание морского лейтенанта, я был направлен в распоряжение командования Черноморского флота. С этого момента моя биография флотского офицера стала набирать обороты. Служил на малых и больших военных кораблях, в разгар Карибского кризиса в составе воинского контингента советских войск побывал на Кубе. Несколько лет спустя в звании капитана второго ранга был переведён на Балтийский флот и три года командовал большим противолодочным кораблём. После окончания в 1972 году Ленинградской военно-морской академии мне и моей семье пришлось поменять место жительства и уехать на «край света»-в город Владивосток. Сначала там командовал отдельной бригадой сторожевых кораблей Тихоокеанского флота, а после окончания адъюнктуры меня перевели на штабную работу в округ, присвоив очередное звание «контр-адмирал». Это были лучшие годы в моей жизни. У меня было всё: успешная военная карьера, красивая и преданная жена, умный и порядочный сын, верные друзья и отличные житейские условия. Нашли свой путь в жизни и мои родные брат и сестра. Из Николая получился хороший учёный, а Ольга по окончанию педагогического института вернулась в родное село и стала работать учительницей в школе. Маму в 1975 году я перевёз во Владивосток, и она с огромным удовольствием включилась в воспитательный процесс своего внука, представив моей жене больше времени заниматься научной работой. Всё шло хорошо и ничего не предвещало беды до тех пор, пока при ликвидации Чернобыльской катастрофы не погиб мой брат-Николай.  Получив страшное известие, мама слегла и долго болела. Только пошла на поправку, как пришла телеграмма, сообщающая о том, что в результате оторвавшегося тромба в сосуде головного мозга скоропостижно скончалась Ольга. После этого скорбного известия здоровье у мамы резко ухудшилось, и она уже больше не поднялась с больничной кровати. В конце 1986 года мы её похоронили на одном из кладбищ Владивостока, за несколько тысяч километров от малой родины». После этих слов адмирал замолчал, неестественно прокашлялся и повернулся в сторону голубиной площадки.
Некоторое время я ещё надеялся на продолжение рассказа, но, заметив, как осели у адмирала плечи, и сгорбилась спина, понял, что моему ожиданию не сбыться. Чтобы не показаться назойливым и не утомлять его своим присутствием, я попрощался и пошёл домой.

Часть шестая.
   
          Откровенный, но неоконченный рассказ адмирала заинтриговал меня. У меня появилось несколько вариантов его продолжения и окончания. Я понимал, что именно в них кроется разгадка трагедии этого человека. «Не может он с таким успешным и замечательным прошлым на старости лет прозябать в одиночестве и бедности. Во времена советской власти военные, а тем более генералы и адмиралы, всегда были особой кастой, и их заслуги перед отечеством щедро оценивались морально и материально»,-размышлял я и с нетерпением поджидал подходящего случая, чтобы встретиться с Виктором Андреевичем. В конце февраля такая возможность появилась.
23 февраля не только праздничный день для Армии и Флота. Лично для меня эта дата ещё и день рождения, который я ежегодно отмечаю. Но, к сожалению, с каждым годом по разным причинам гостей на это торжество собирается всё меньше и меньше. Вот и на этот раз за хлебосольным столом в нашей большой квартире сидело всего пятнадцать человек, включая сыновей, снох, внуков и внучек. Несмотря на это, встреча и чествование прошли весело и изобретательно. Исполнялось много песен, стихов и дружеских приколов. Ну и, конечно, много хвалебных слов было высказано в адрес хозяйки дома- моей жены за фирменный рыбный пирог, настоящие сибирские пельмени ручной лепки и настойку на кедровых орехах, рецепт изготовления которой знала только она. Так что по домам гости расходились в прекрасном настроении и слегка захмелевшие.
На следующее утро я проснулся ближе к обеду. Жена в это время занималась уборкой последствий бурного застолья и постоянно гремела тарелками, пустыми бутылками и переставляемой мебелью. Заглянув  в спальную и заметив мои открытые глаза, она ворчливо произнесла: «Мог бы встать и помочь навести порядок в квартире. Перевалил все обязанности на меня, а день рождения твой отмечали». «Что, не могла меня раньше разбудить?»,-улыбаясь, спросил я. «Могла, но жалко было. Уж больно ты крепко и сладко спал»,-ответила половинка и тоже улыбнулась. «Спасибо за материнскую заботу. Когда-нибудь я тоже рассчитаюсь с тобой такой же монетой. Дай только срок»,-пошутил я. «От тебя дождёшься! Держи карман шире»,-уколола жена и неожиданно спросила: «Давно своего друга не встречал?». «Какого друга?»-не понял я. «Адмирала-голубятника»,-пояснила жена. «Дней десять. Почему ты о нём вспомнила?»-удивился я. «У него вчера ведь тоже большой праздник был. А у меня один пирог рыбный нетронутым остался. Может, сходишь к нему, с прошедшим праздником поздравишь и пирогом заодно угостишь?»- подкинула идею супруга. «О умнейшая из умных! О светлейшая из светлых! И как только тебе такая благородная мысль в голову пришла?» -воскликнул, улыбаясь, я и стал подниматься с кровати. «Смейся, смейся. Да если бы не я, ты бы давно мышей перестал ловить, не то, что головой работать», отпарировала жена и пошла на кухню.
Приведя себя в надлежащий интеллигенту вид и захватив аккуратно упакованный пакет с рыбным пирогом, я вышел из квартиры. На этот раз дверь отворилась сразу после первого звонка, словно хозяин стоял за ней и ждал моего прихода. «Добрый день, Виктор Андреевич! Разрешите поздравить с прошедшим праздником Советской Армии и Военно- Морского флота, пожелать вам отменного здоровья и хорошего настроения. А также вручить фирменный гостинец от жены в виде рыбного пирога из нельмы, выловленной в сибирской реке Иртыш»,- торжественно произнёс я и протянул пакет адмиралу. «Ты что стоишь за порогом? Проходи в квартиру, раздевайся. А вот пирог зря принёс. Только в неловкость меня вводишь. Чем я заслужил такое внимание к себе и как смогу отблагодарить твою жену?»-нервно произнёс Виктор Андреевич, но пакет из рук принял.
Пока в прихожей я снимал верхнею одежду, адмирал находился на кухне и мелодично позвякивал металлическим чайником и кружками. Когда я появился в поле его зрения, спросил: «Коньяка или водочки граммов по сто выпьем?». «Не возражаю. Думаю, нам это не повредит»,-с готовностью ответил я и подсел к столу.
Немного помолчав и понаблюдав за замедленными движениями хозяина, я полюбопытствовал: «Вы давно в этой квартире проживаете?». Адмирал ответил не сразу. Вначале он поставил на стол две вместительные рюмки, бутылки с армянским коньяком и водкой, и только после этого произнёс: «С 2002 года. И давай, Михаил, переходи на «ты». Тебе проще, да и мне приятней будет. Водку или коньяк будешь? В общем, наливай себе что пьёшь, а мне водочки». «Я тоже к водке расположен»,- улыбнулся я и приступил к выполнению указания.
После выпитой рюмки водки во здравие военно-морских сил некогда могущественной страны, настроение адмирала заметно повысилось, а желание высказаться усилилось. «Ну что, ещё по одной?»-предложил он. «Не возражаю»,-согласился я и вновь наполнил рюмки. «За огни пожарище, за друзей-товарищей, до дна!»-призвал Виктор Андреевич и первым выпил содержимое рюмки. Была затем и третья, после которой мы приступили к разговору и чаепитию.
Проведя на кухне около часа, адмирал неожиданно предложил: «Пойдём, Михаил, в комнату. Хочу познакомить тебя с моими самыми дорогими людьми». Я возражать не стал и пошёл следом за хозяином в его «светёлку».
«Это я и жена Светлана. Здесь нам было по двадцать семь лет. А вот на том старом портрете запечатлена вся моя семья довоенной поры. Мама, отец, я, брат и сестра»,- показывая рукой на снимок с чёрно-белым изображением, пояснил адмирал. Я внимательно рассмотрел потускневшие от времени фотографии и с удовольствием отметил: «Красивые женщины были твоя мама и жена». «Это точно! За моей Светланой столько парней ухаживало, что даже не надеялся увидеть её рядом с собой. Но она выбрала меня, и сразу после окончания военно-морского училища мы поженились». После этих слов адмирал вдруг сник и замолчал. Я чувствовал, что за таким его поведением стоит что-то тяжёлое и мрачное, но вопросы задавать не стал «Мы с ней в большой любви и радости прожили более сорока лет. И сейчас продолжали бы жить, если бы на нас не обрушился злой рок. Знаешь, Михаил, я никогда раньше не задумывался о существовании бога и тёмных сил. В советское время это не приветствовалось. Я верил в силу разума, справедливость и в светлое будущее. Так же, как и большинство населения нашей страны. В начале 1987 года я должен был покинуть службу и стать военным пенсионером. Но незадолго до дня рождения, в соответствии с указом Верховного Главнокомандующего, меня повысили  в воинском звании и перевели на работу в Москву, и семье вновь пришлось менять прописку. Вернее, нам с женой, а сын Сергей остался служить на Дальнем Востоке. К тому времени он уже был капитаном второго ранга, женатым человеком, имел годовалую дочь. Москва нас приняла вполне радушно. Меня назначили начальником управления в штабе ВМФ СССР и предоставили семье большую трёхкомнатную квартиру на улице Алексея Косыгина. Уже через год мы полностью освоились в новых условиях. Работа была интересной и, как я считал, важной для страны. Нашла своё место и Светлана. Она стала передавать свои знания по экономике слушателям Академии народного хозяйства при Совете Министров СССР. Материально мы стали жить намного лучше, чем на Дальнем Востоке, хотя грусть о тех прекрасных местах, о сыне и внучке, верных товарищах, с которыми расстались, в нас постоянно присутствовало. Только до краёв заполненный трудовой режим не давал нам возможности часто уходить в воспоминания.
Жизненная идиллия получила пробоину в самом конце восьмидесятых. И не только наша, но и большинства жителей страны. А вскоре и страны под названием СССР на карте мира не стало. Вместо неё появились какие-то непонятные государственные формирования и ханства. В результате кругом воцарились хаос и беззаконие. Да что я тебе буду об этом рассказывать? Ты и сам не хуже меня знаешь,  на что в то время была похожа наша многострадальная отчизна. Доморощенным «демократам», подстрекаемым опытными инструкторами из-за бугра, мешало всё, что напоминало о СССР. Они готовы были из собственной кожи вылезть, чтобы опорочить и уничтожить армию, КГБ и милицию. Доходило до того, что офицеры всех родов войск боялись ходить в военной форме на службу,  дабы не спровоцировать столкновения с враждебно настроенной публикой.
В 1991 году мне исполнилось шестьдесят лет, и уже через месяц меня отправили в отставку. Но сидеть, долго дома не пришлось. Мой бывший подчинённый, руководивший в то время академией, разыскал меня и пригласил на преподавательскую работу. Я вновь с головой ушёл в новую для себя деятельность. И, несмотря на все политические катаклизмы, работа мне нравилась. К тому же, я приносил в дом зарплату, в которой мы, как и все жители, в те годы очень нуждались. Так постепенно мы с женой стали осваиваться в новых для нас и страны под названием Россия, условиях.
Однажды, в середине лета 1992 года, придя вечером домой, я застал жену в возбуждённом состоянии. «Ты что такая нервная? Случилось что-то? От сына новости плохие получила?- заволновался я. «Да нет. Всё нормально. Просто незадолго до твоего прихода через открытую форточку в квартиру влетел дикий голубь. В начале я испугалась, а потом стала выгонять его. Но, к моему удивлению, он не очень торопился на волю. Я его из одной комнаты выгоню, он в другую перелетит. Пришлось все окна нараспашку открыть. Но и после этих принятых мер голубь не вылетал на улицу и спокойно сидел на телевизоре. И только после того, как поймала его, с облегчением вздохнула»,-рассказала неприятную новость жена. Как же ты умудрилась его поймать?»-удивился я. «Сама поражаюсь. Когда подбиралась, то опасалась, что голубь взлетит с телевизора и примостится где-нибудь под потолком, а он сидел, как завороженный, и внимательно смотрел на меня. Я спокойно взяла сизаря в руки и понесла к окну»,-объяснила жена. «Ну и хорошо, что без материального ущерба всё обошлось»-пошутил я. «Может, и хорошо. Но ещё в детстве слышала от старых людей, что когда в дом залетает птица, то это к тяжёлой болезни кого-то из хозяев или близких родственников»,- омрачила мой оптимизм Светлана. «Успокойся, родная. Мы с тобой ещё нестарые, и впереди нас ждут счастливые времена. А наш сын сам способен защитить семью от чёрной магии, невзгод и материальных потрясений»,-произнёс я тогда и обнял жену.
Первые признаки наступающей трагедии стали появляться уже через месяц. Вначале жена стала жаловаться на головные боли, затем у неё стало прыгать артериальное давление и держаться повышенная температура. Невысокая, чуть больше 37 градусов. Но не обращать на неё внимания было уже нельзя. Светлана регулярно посещала врачей, сдавала кровь на анализы, проходила различные диагностические исследования и даже тайком от меня обращалась к целительнице. В конце сентября её положили в военный госпиталь. Пролетало драгоценное время, а окончательной версии болезни так и не появлялось. Из-за беспомощности, наблюдая всё это время за физическими страданиями жены, я не выдержал и сам вплотную занялся поиском врачей, которые могли бы ей помочь. Наконец мои старания увенчались успехом. Такой доктор нашёлся в военном госпитале имени Бурденко. Он активно включился в процесс исследования и установления диагноза и лично возил Светлану в онкологический центр, расположенный на Каширском шоссе. Там и был оглашён приговор жене. У неё обнаружили прогрессирующую опухоль головного мозга. Это известие оглушило меня. Я старался держать себя  в руках и, будучи рядом с женой в больничной палате, делал вид, что ничего не знаю о страшной болезни. В течение нескольких дней обошёл все профильные клиники, побеседовал с десятком знаменитых и не очень врачей, но положительных рекомендаций и направлений по поводу лечения так и не получил. Узнавая диагноз, специалисты-онкологи отводили глаза и тихим голосом советовали смириться с неизбежными обстоятельствами. Но я не сдавался и искал выход. Чтобы спасти Светлану, я был готов продать квартиру, занять деньги у друзей и даже заложить душу дьяволу. При встречах с врачами и чиновниками от медицины, вопреки своим принципам, я делал прозрачные намёки на материальное вознаграждение за положительное решение возникшей проблемы. Но оказалось, что материальные жертвы не потребовались. Единственное, на что требовались деньги, было лекарство, которое на короткий промежуток времени позволяло снимать болевые приступы.
23 ноября 1992 года моей жены не стало. С помощью старых друзей мне удалось похоронить её в Москве, на Ваганьковском кладбище. Очень тяжело я пережил её кончину. Боль в сердце не стихала ни на минуту, а разум не хотел понимать случившееся. Не легче, а, пожалуй тяжелее меня смерть матери перенёс Сергей, который прилетел из Владивостока за день до её похорон. Иногда его страдания даже пугали меня. В такие мгновения я старался быть с ним рядом и, как мог, успокаивал. В таком состоянии сын пребывал всё время, которое находился в Москве. Второго декабря он улетел домой, оставив меня один на один с постигшим нас горем. Первое время после отъезда Сергея я жил словно в тумане. Мне ничего не хотелось делать, кого-то слышать, куда-то ходить и даже есть. Жизнь постепенно угасала и во мне. И только понимание того, что у меня есть сын и внучка, не позволяло окончательно потерять интерес к окружающему миру. Проведя сорокадневные поминки, я вышел на работу и стал медленно отходить душой и сердцем от постигшего горя.
В начале октября 1993 года, находясь дома и наблюдая по экрану телевизора за развивающимися событиями у Дома Правительства, почувствовал в левой части груди острую, пронизывающую насквозь боль. Я понимал, что переживания последних лет подсадили мой «мотор», но надеялся на флотскую закалку и к врачам не обращался. Вот и в тот раз особого значения боли не придал и терпеливо ждал, когда она пройдёт сама. Однако, надежды оказались напрасными. Боль не только не исчезала, наоборот, с каждой минутой усиливалась. Я положил под язык таблетку валидола, рассосал её, но и она ожидаемого эффекта не дала. В глазах замелькали «снежинки» и к горлу стала подступать тошнота. Решив не испытывать дальше судьбу, набрал номер телефона скорой медицинской помощи и вызвал на дом. Приехавшая бригада врачей долго возиться не стала и, вколов в меня какие-то лекарства, забрала с собой. Так впервые за много лет я попал в госпиталь с диагнозом- инфаркт миокарда. Двое суток меня держали в реанимационном отделении, после чего перевели в двухместную палату.
Похудевший, физически ослабевший и заметно постаревший, домой я вернулся через сорок дней. Переступив порог квартиры, с безразличием осмотрелся и, не раздеваясь, лёг на диван. Только на следующий день во мне стали появляться жизненные потребности и желание совершать поступки. Я сделал несколько первоочередных звонков, в том числе и сыну, сходил в магазин за продуктами и приготовил из них нехитрый обед. А во второй половине дня посетил ЖЭК и попросил руководителя подобрать мне помощницу по дому. Уже через два дня была порекомендована хоть и немолодая, но энергичная и приятная на вид женщина, которую звали Зинаида Ивановна. Изучать её биографию я не стал и, полностью положившись на добропорядочность рекомендуемых, в этот же день определил Зинаиде Ивановне круг обязанностей. С этого момента бытовая жизнь постепенно стала налаживаться, а здоровье укрепляться. Благодаря этому, в самом начале 1994 года я вновь вышел на работу. Благо, что мой начальник, а в прошлом подчинённый, мою должность держал вакантной.



Часть седьмая.
 

            Зинаида Ивановна оказалась женщиной работящей, чистоплотной и требовательной. Она очень вкусно готовила различные блюда и обижалась на меня, когда я не полностью съедал её фирменный борщ. В квартире всегда было чисто и уютно. Но весной 1997 года она была вынуждена покинуть меня. Причина была простая- рождение внука, третьего по счёту ребёнка в семье сына. Очень жалко было расставаться с этой хорошей женщиной, но я полностью одобрил её материнский поступок.
Замену ей нашёл не сразу. Разные фирмы, занимающиеся подбором кадров для работы по хозяйству, предлагали кандидатуры, но по тем или иным параметрам они меня не устраивали. Лишь через месяц на пороге квартиры появилась молодая женщина, в которой меня устроило всё. Не знаю, что со мной тогда произошло, но было это именно так, и в последствии стало роковой ошибкой». После этих лов адмирал замолчал, словно размышляя над вопросом- рассказывать дальше или нет. Напрягся и я. Мне очень хотелось узнать историю жизни этого странного человека до конца.
«Мне тогда показалось, что эта женщина сильно походила на Светлану в молодые годы. Такие же тёмно-карие, искрящиеся  глаза, задорная улыбка на губах, смолевые длинные волосы, стройная фигура и высокая упругая грудь. По-видимому, три сытых и благоприятных года, прошедшие с момента выхода из больницы, восстановили во мне мужские физические инстинкты и потребность жить полной жизнью. Поэтому вскоре из помощницы по дому, Роза, как звали эту даму, превратилась в мою вторую жену. Ей в то время было сорок два года и штампа о замужестве в паспорте не стояло. Рядом с ней я вновь почувствовал себя тем отчаянным «морским волком», каким был тридцать лет назад. Мы вместе ездили в санатории и дома отдыха, бродили, как дети, по улочкам старой Москвы, посещали театры, выставки и рестораны. Единственное, что омрачало тогда, это непринятие моего выбора сыном. Сергей с первого знакомства с Розой повёл себя холодно и часто высказывал недоверие её «благородным» чувствам ко мне. Я тогда был ослеплён счастьем и, как мог, защищал эту женщину от нападок сына. На этой почве мы очень сильно с ним поскандалили, после чего Сергей перестал общаться со мной по телефону и приезжать в гости. Я очень тяжело переживал наш разрыв и ждал встречных шагов от сына. Но шло время, а он их не делал.
Роза догадывалась, что между мной и сыном из-за неё произошёл конфликт, и делала всё, чтобы ещё дальше отдалить меня от него. Теплота, внимание и ласки были её главными аргументами преданности мне. И, к моему стыду, я на них с большим желанием клевал. В то время я был словно околдован и опоён всем этим. За что впоследствии и был жестоко наказан.
В марте 2001 года мне исполнялось семьдесят лет. Дата круглая и весомая. И, естественно, я надеялся на приезд сына. Мне очень хотелось объясниться с Сергеем, протянуть руку примирения и навсегда забыть время раздора. Также я мечтал о возникновении добрых, пусть не родственных, отношений между ним и Розой. Хотя понимал, что сделать это было  почти невозможно. Но как бы там ни было, я активно готовился к этому событию. Днями ходил по магазинам и рынкам, где закупал продукты и горячительные напитки, а вечерами обзванивал товарищей и приглашал в гости. За день до дня рождения изъявивших прийти поздравить меня и выпить чарку водки набралось двадцать человек. Поэтому искать помещение я не стал, а начал готовить гостиную под проведение значимого для меня мероприятия.
Наступило четырнадцатое марта, и к семи часам вечера в квартире стали собираться гости. Я встречал их в прихожей, получал подарки, а Роза на правах хозяйки, по-деловому, быстро вводила их в общий «хоровод». Несмотря на вынужденную потребность быть радушным и беспечным именинником, на душе скребли кошки. Я часто посматривал на часы и мгновенно реагировал на дверной звонок. Время шло, а Сергей не появлялся. Понимая, что затягивать начало процедуры застолья дальше нельзя, я пригласил всех в гостиную, и чествование началось.
Гости стали расходиться и разъезжаться по домам уже за полночь. Настроение у всех было приподнятое, но вполне адекватное. Оставшись в квартире вдвоём, я принял душ и ушёл в спальню. Физическая усталость от проведённого мероприятия и нервное напряжение от ожидания приезда сына быстро взяли верх, и я почти сразу уснул.
На следующее утро, проснувшись, как всегда, в семь часов, тихо поднялся с кровати, чтобы не потревожить Розу, и отправился в свой кабинет.  Думы о не прилетевшем Сергее вновь стали будоражить сознание. «Может, он в каких-нибудь масштабных учениях задействован? Тогда почему не поручил жене или дочке послать поздравительную телеграмму? Да они и без него знают, когда у меня день рождения. Нет, здесь что-то не то. Не может быть такого, чтобы из-за ссоры Сергей не только сам поздравлять меня не стал, но и запретил это делать членам семьи. Анюта уже не маленькая девочка. Скоро двадцать лет исполнится»,-невольно размышлял я, теряясь в догадках. Разгадка оказалась страшной и не поддающаяся никакому объяснению.
В восемь часов я включил второй канал центрального телевидения, чтобы посмотреть новости. Первые же слова диктора обрушили на меня страшное известие: «Вчера, в два часа дня по московскому времени, в районе аэропорта города Иркутска потерпел катастрофу пассажирский самолёт, выполняющий рейс Владивосток- Москва. Все пассажиры и члены экипаж самолёта погибли!». Ужасная догадка молнией сверкнула в мозгах и, не слыша дальнейших слов диктора, я почувствовал в голове какой-то щелчок, затем подступающую к горлу тошноту и уходящее в небытиё сознание.
Как позже выяснится, в таком состоянии я прибывал минут двадцать, пока меня не обнаружила Роза и не вызвала реанимационную машину. На этот раз в сознание я пришёл только на вторые сутки. Врачи сделали всё возможное, чтобы вновь вернуть меня с того света. Но на сей раз диагноз болезни был другой -инсульт левого полушария головного мозга. В связи с этим вся левая сторона туловища не слушалась меня, а гортань не могла произнести ни единого слова. Я не сразу вспомнил о случившейся авиационной трагедии, но когда это известие посетило остаток мозгов, застонал и закрыл глаза. На большее моих сил не хватило.
В военно – морском госпитале я находился почти полгода. Тяжело и медленно в ослабшем организме восстанавливались некоторые жизненные функции. Первые слова сказал только через месяц, а самостоятельно вставать с кровати стал через три. Меня часто навещали боевые друзья, дальневосточные коллеги по службе, прилетающие в командировку в Москву, и Роза. Длительное время они скрывали правду о событиях того злосчастного дня, но однажды я попросил очередного посетителя, начальника штаба Морских сил Дальневосточного военного округа, рассказать об этом. Адмирал посмотрел на меня с настороженностью и, опуская подробности, сообщил о трагедии, в которой погибли Сергей и вся его семья, летевшие ко мне на юбилей. Я с трудом дослушал рассказ бывшего сослуживца до конца и, как только он покинул палату, потерял сознание.
После госпиталя меня направили в реабилитационный центр Министерства обороны России. Пребывание на свежем воздухе, физические тренировки и внимание медицинского персонала позволили максимально восстановить основную часть функциональной деятельности организма. За всё время моего нахождения в центре Роза приезжала всего три раза, и то только в самом начале. Я пробовал дозвониться до неё по телефону, но соединение с номером моего домашнего телефона почему-то не происходило. Я с нетерпением ждал встречи с ней, чтобы объясниться по поводу нашей дальнейшей совместной жизни. Я понимал, что стал обузой для Розы, и хотел освободить её от супружеских обязательств, считая, что она имеет право на настоящую личную жизнь, соответствующую её возрасту.
Но с первых же минут моего прибытия в Москве всё пошло наперекосяк. Я расстроился, конечно, что Роза не приехала за мной в центр, но оказалось, что её и дома не было. Вернее, даже сам семейный очаг, в котором я несколько лет жил со Светланой и с ней, оказался не моим. В нём проживали совсем другие люди, которые не пустили меня даже на порог. Когда я попытался выяснить, как они оказались в моей квартире и где Роза, то в свой адрес услышал оскорбления и откровенные угрозы. Поняв, что с этими людьми разговаривать бесполезно, я направился в ЖЭК. Психологическое состояние было тяжёлым, но, к удивлению, не критическим. Видно невзгоды, навалившиеся на меня в последние годы, были намного больнее, чем предательство женщины, которой доверял и из-за которой поссорился с сыном. Я понимал, что в данном случае виноват только я, и мне стало горько и стыдно перед памятью Сергея.
Увидев меня в своём кабинете, начальник ЖЭКа съёжился, затем вскочил со стула и протянул руку для пожатия. «Виктор Андреевич! Вы живы! А нам сказали, что в результате обширного инфаркта вы скончались. Слава богу, что известие ложным оказалось! Вы, наверное, за вещами и документами пришли? Сейчас мы вам всё выдадим»,-скороговоркой произнёс он и по внутренней связи пригласил к себе какую-то женщину. «Вы в курсе, что во время моего отсутствия мою квартиру продали другим людям?»-спросил я. «Да, мы знали, что ваша жена оформляла продажу, но у неё была доверенность от вашего имени на право вести юридические дела. От Розы Романовны мы и услышали, что вы скончались»,-заискивающе произнёс начальник ЖЭКа. Я понял, что искать правду в этой конторе бесполезно, и стал ждать приглашённую сотрудницу. Наконец она появилась и, словно давно поджидала меня, сразу перешла к делу. «Мне сказали, что за вещами должны прийти военные. Но раз вы живы, то пойдёмте со мной, и я покажу, где они находятся», -без эмоций в голосе сказала женщина, повернулась, и я медленно поковылял за ней.
«Кто их вам сдал на хранение?»-спросил я, когда она открывала замок хозяйственной кладовки. «Как кто? Жена ваша. Ей же необходимо было после продажи освободить квартиру от личных вещей»,-ответила женщина и распахнула передо мной дверь. «Смотрите. Все ваши вещи целы и в хорошем состоянии»,-прокомментировала сотрудница ЖЭКа, показывая рукой в сторону забитого чемоданами и узлами угла. Затем открыла металлический сейф, вытащила из него небольшую картонную коробку, в которой лежали документы, и подала мне. «Могу я оставить ещё на несколько дней остальные вещи? В данный момент мне их просто некуда забирать. С сегодняшнего дня я оказался в положении московского «бомжа»»,-попросил я хозяйку кладовки. «Можно. Но не больше десяти дней, а то нам облицовочную плитку завозить некуда»,- ответила та, и мы вышли с ней из складского помещения.
Оказавшись в узком, но светлом коридоре, я присел на грязный и потёртый диван и стал перебирать в коробке документы. Они действительно оказались в полной сохранности. Даже правительственные награды и орденские планки были целы. Вдруг на самом дне коробки я заметил голубой конверт, который был плотно набит какими-то бумагами. Такого конверта я ранее у себя не видел, поэтому аккуратно вскрыл его и вытащил содержимое. Не скажу, что очень сильно удивился или обрадовался, когда на первом попавшемся под руку плотном листе бумаги прочитал содержимое текста, но вздох облегчения наружу вырвался. Там чёрным по –белому было написано, что я являюсь хозяином однокомнатной квартиры по адресу, где мы с тобой сейчас находимся. Вначале я оторопел от неожиданности. Но, ознакомившись и с другими документами, понял, что Роза очень продуманно и планомерно готовила предательство. Даже в моём паспорте стояли отметки о разводе с ней и прописка по новому адресу. В этом же конверте находились две тысячи долларов США, которые были для меня тогда очень кстати, и два плоских ключа от замка этой квартиры.
Закончив разбираться с документами, но так и не найдя в них объяснения самой Розы, вышел из конторы ЖЭКа и направился в сторону автобусной остановки. Какое-то время я никак не мог осмыслить ситуацию, в которой оказался, однако, немного успокоившись, стал думать, что делать дальше. Я понимал, что вернуть квартиру, если это даже будет возможно, удастся не сразу. Придётся немало побороться, чтобы доказать суду злой умысел и противозаконные действия Розы и её сообщников. Да и хватит ли у меня физических и моральных сил на судебные тяжбы. А то, что у неё были сообщники, в этом я ни секунды не сомневался. Подделать такое количество документов могли только люди, имеющие прямое отношение к соответствующим печатям и бланкам строгой отчётности. Посидев несколько минут на скамейке в автобусной остановке, успокоив дыхание и приведя мысли в порядок, я принял решение ехать по адресу новой прописки, указанному в моём паспорте. В тот момент это было единственно правильное решение, так как другие варианты были ещё хуже. Обратиться со своей проблемой к бывшим товарищам по службе мешала гордость, а идти на площадь трёх вокзалов и пополнить сообщество «бомжей» не позволяло физическое состояние.
Разыскать необходимую улицу и этот дом особого труда не составило. Тем более, что находится всё это рядом с метро. Поэтому, когда открыл ключом дверь квартиры и переступил порог, я впервые за много месяцев, словно мальчишка, обрадовался увиденному. Пусть здесь не стояла дорогая мебель, как в моей бывшей квартире, и не было так светло, как там, я почувствовал душевный покой и физическое облегчение. Немного побродив по квартире и убедившись, что в ней есть всё для проживания одинокого и больного старика, прилёг на диван и незаметно для себя уснул.
На следующее утро нанял небольшой грузовик, похожий на машину скорой помощи, и поехал в ЖЭК за вещами. Женщина, командовавшая хозяйственной кладовой, привела двух парней, таджиков, которые быстро погрузили вещи в фургон и за отдельную плату согласились поехать со мной, чтобы помочь перенести их в новую квартиру. Так я оказался здесь и стал твоим соседом»,-закончил свою грустную историю Виктор Андреевич и замолчал, устало прикрыв веки глаз.
Потрясённый услышанным, я не сразу понял, что трагическое повествование закончилось. Немного подождав продолжения, я с возмущением в голосе спросил: «И что, ты не искал справедливости по отношению к себе? Неужели так сложно разобраться с явными махинациями твоей бывшей пассии? Ты же не простой человек, а адмирал, хотя и в отставке!». «В начале пытался разобраться в этой ситуации. Подключал юристов, писал в милицию заявления, но положительных результатов так и не добился. Потом, поняв, что могу и не дожить до справедливого решения проблемы, махнул рукой и стал вести образ жизни одинокого, тихого военного пенсионера, у которого уже давно всё позади. И не жалею об этом. Если бы не сердечные раны от потери самых близких мне людей, даже этой жизнью я был бы вполне доволен»,-ответил адмирал и спросил: «Может, ещё по рюмочке выпьем? Что-то неуютно стало на душе от воспоминания». «Если это твоему здоровью не повредит, то не возражаю». «Ещё одна не повредит»,-успокоил Виктор Андреевич и поднялся с дивана. Пропустив в себя по паре рюмок водки и закусив рыбным пирогом, мы несколько минут мирно беседовали на отвлечённые темы, касающиеся в основном, нравов современного общества. Но в моём подсознании постоянно крутился вопрос, который не давал мозгам покоя. Наконец, я не выдержал, и он сорвался с языка: «Виктор Андреевич, тебя одиночество связало с голубями, или что-то другое?». Адмирал резко поднял голову, почему-то посмотрел в сторону окна и немного помолчав, ответил: «В этой квартире я прожил уже больше года и считал, что, наконец, обрёл тот душевный покой, какой заслужил своей прошлой жизнью. За это время у меня всё наладилось в бытовом и финансовом отношении. Государство подняло военным вроде меня размер пенсии, а добрая женщина из соседней квартиры за небольшую плату согласилась готовить пищу и наводить порядок в помещении. Но однажды зимой, когда вот так, как сейчас, сидел за кухонным столом, на подоконник сел дикий голубь и стал клювом и крыльями нещадно бить по оконному стеклу. Я посмотрел в его сторону и ужаснулся- передо мной был голубь из моего детства. Та же правая лапка без двух когтей, те же глаза, полные ненависти и злорадства, и то же, пугающее моё воображение, спокойствие. Словно заворожённый, я подошёл к окну и стал смотреть в глаза сизарю. Только когда я, как и в детстве, нашёл в себе силы и отвёл глаза от глаз голубя, он взлетел с подоконника и исчез из поля моего зрения. Я ещё долго стоял в полном оцепенении и никак не мог понять, что произошло несколько мгновений назад. Мы же с тобой родились и росли в период ярого атеизма и отрицания сверхъестественных явлений. Для нас не существовали бог, загробная жизнь, рай, ад и тёмные силы, которые, по словам священников и старых людей, постоянно преследуют нас. Тогда мы верили в идеи Карла Маркса и Ленина, и в предсказанное ими светлое будущее. Все остальные бредни мы считали предрассудками неграмотных и невежественных людей. И вот, тогда я, наверное, впервые в жизни подумал о том, что не так всё просто устроено на земле, как много лет казалось. Что во вселенной существует сила, которая управляет нашим сознанием, поступками и желаниями, и следит, чтобы мы чётко исполняли установленные ей правила. По-видимому, тогда в детстве я каким-то образом нарушил эти правила, поэтому несу заслуженную кару. А чудом воскресший голубь следит за исполнением этого наказания. На протяжении всей жизни он постоянно был рядом, но не показывался мне. И вот, наконец, когда я потерял всё то, что составляет человеческое счастье, он прилетел и насладился моим горем и болезнями. Тогда я и решил найти этого голубя, поговорить с ним, посмотреть ему ещё раз в глаза и попросить прощение за то, что в детстве отнял у него жизнь. Чтобы осуществить эту задумку, стал прикармливать голубей на площадке напротив твоего дома. Почти четыре года я выхожу к ним по три раза в день, но до сих пор среди огромной стаи сизарей этот голубь так и не появлялся. Но, надеясь на встречу с ним, продолжаю кормить его собратьев».
Я с удивлением посмотрел на внезапно замолчавшего адмирала. Перехватив мой взгляд, он улыбнулся и спросил: «Наверное, подумал, что на старости лет я с ума сошёл? Не волнуйся, в голове у меня пока порядок. А вот философские мысли в неё порой лезут. От них я уже никуда не денусь. Разве только на том свете они от меня отстанут». «Да нет, в твоей вменяемости я не сомневаюсь, а вот услышанным рассказом поражён до глубины души. Сколько в нашем мире подлости и несправедливости!»-ответил я и вновь посмотрел на адмирала. «Ладно, Михаил, давай заканчивать посиделки старых ворчунов. Тебя жена наверняка уже потеряла. Обязательно передай ей огромную благодарность за рыбный пирог. Очень вкусный он у неё получается. И тебе большое спасибо за то, что до конца выслушал меня. От этого у меня даже на сердце легче стало. Ты ведь первый человек, которому я рассказал о своей жизни во всех подробностях»,- произнёс Виктор Андреевич и первым поднялся из-за стола.





Часть восьмая.

Жена и на самом деле немного нервничала, поджидая меня. Своё мнение по этому поводу она высказала сразу, как только я появился на пороге квартиры: «Михаил,       ты как маленький ребёнок ведёшь себя. Четыре часа назад ушёл из дома и пропал. Неужели нельзя было позвонить, что задерживаешься в гостях?».  Я подошёл к жене, обнял за плечи и, нежно прижав к себе, поцеловал в губы. «Прости меня, милая бабушка! Я виноват перед тобой, но у меня есть ещё время загладить вину прилежным поведением»,- прошептал я, и мы засмеялись счастливым смехом. Вечером, когда лежали в постели, я не выдержал и пересказал ей услышанную от адмирала историю его жизни. «Какая подлая женщина! Неужели в ней нет ничего святого, если она не только бросила больного человека, но ещё и обокрала его. На улице Алексея Косыгина, в домах, где проживают большие военные начальники, трёхкомнатные квартиры стоят не менее миллиона долларов, а однокомнатная, в которой коротает старость адмирал, потянет тысяч на сто пятьдесят, не больше»,- по-своему отреагировала жена на рассказ и добавила: «С первых дней совместной жизни необходимо беречь жену, а не тогда, когда она уже неизлечимо больна». Зная привычку супруги, последнее слово оставлять за собой, я не стал вступать с ней в полемику и поудобней примостил голову на подушке.
После состоявшегося откровенного разговора с адмиралом наши отношения приобрели товарищеский характер. Мы вместе ходили на прогулку к реке, играли в его квартире в шахматы, а в моменты пекарского порыва моей жены на просторной кухне нашей квартиры пили ароматный чай с различными сдобами.
Прошла зима, и мы с женой, как обычно, засобирались на дачу. Пригласили и адмирала пожить на природе несколько дней. Но он вежливо отказался и пожелал нам хорошего дачного сезона. Вскоре мы уехали, и я почти пять месяцев не видел Виктора Андреевича.
Лето пролетело быстро, и наступила осень, время сбора выращенного урожая и подведения итогов дачного сезона.  Закатав металлическими крышками более сотни стеклянных банок с огурцами, помидорами и вареньем, насушив мешок сухофруктов, мы законсервировали дачу до следующей весны и пятнадцатого октября вернулись в Москву.
Сразу после прибытия в город встречи с адмиралом возобновились. Первым делом я отнёс ему часть продукции, выращенной собственными руками, а взамен получил искреннею благодарность и неподдельную радость от встречи. В связи с долгой разлукой нам было о чём поговорить и что обсудить. Виктор Андреевич выглядел бодрым и был оптимистично настроен на будущее. Он так же, как прежде, ежедневно кормил голубей и совершал прогулки до реки. Меня это радовало, и я надеялся, что нынешнее его состояние сохранится надолго. Однажды в шутку спросил адмирала: «За время моего отсутствия не встретил того голубя, который твоё человеческое счастье порушил?». Виктор Андреевич посмотрел на меня серьёзным, колючим взглядом и чётко выпалил: «Нет. Пока нет». Я понял, что больше эту больную тему поднимать не надо.

Летело время. Прошла очередная календарная зима, и во дворе днём стали появляться весенние ручейки. На площадях и площадках снег потемнел и осел, превратившись в плотную корку. Четырнадцатого марта, по приглашению адмирала, мы с женой были у него на дне рождении. Кроме нас там присутствовали средних лет женщина, помогающая Виктору Андреевичу по хозяйству, и её муж. Но, несмотря на небольшой коллектив, вечер прошёл достаточно весело и комфортно. После вручения подарков все сели за стол, заставленный различными закусками и продуктами, и стали по очереди поздравлять именинника с семьюдесятью девятью годами. Естественно, подкрепляя каждый сказанный тост поднятием рюмок с горячительными напитками. По домам мы стали расходиться только в первом часу ночи. Провожая, адмирал растроганно благодарил нас за устроенный праздник и просил чаще приходить всем вместе к нему на огонёк.
После этого памятного события прошло несколько дней. Однажды утром я услышал взволнованный выкрик жены: «Михаил, немедленно посмотри в окно! Там что-то с адмиралом случилось!». «Что с ним могло случиться?»- проворчал я, но на всякий случай подошёл к окну и посмотрел вниз, на площадку.
То, что увидел, поразило меня нелепой театральностью. Вся площадка была усыпана лежащими без движения дикими голубями, а у столба, рядом с ними, опустив низко голову, словно командир над убитыми в бою телами своих бойцов, на коленях стоял Виктор Андреевич. Немедля больше ни секунды, я быстро оделся и выскочил из квартиры. Ещё через пару минут уже находился возле адмирала и пытался поднять его с колен. Однако, сжимая слабеющими ладонями одного из погибших голубей, он смотрел на меня безумными глазами и не реагировал. Я попробовал заговорить с адмиралом, но Виктор Андреевич не отвечал на мои вопросы. В это время подбежал какой-то молодой парень и стал помогать. Мы положили адмирала на правый бок, под который подсунули мой пуховик, потом я с трудом вытащил из его рук сизаря, но что делать дальше, не знал. «Молодой человек, у вас есть мобильный телефон?»-спросил я у парня. «Есть, конечно, и я уже вызвал «скорую помощь»,-ответил тот и добавил: «Этот дед минут двадцать на коленях стоял. Я вначале подумал, что он пьяный». «Нет, он не пьяный. Скорее всего, его вновь парализовало»,-сделал я неутешительный вывод и стал прощупывать у Виктора Андреевича на запястье руки пульс. Он был, но такой слабый, что как бы его и не было. Тогда впервые в жизни я горько пожалел, что стал рыбаком, а не врачом. Передо мной на грязном весеннем снегу лежал без движения замечательный человек, которому я не мог ничем помочь. Я даже побоялся нести его домой, чтобы не сделать ещё хуже. Хотя ясно понимал, что хуже того состояния, в котором прибывал адмирал, была только смерть. Пока ждали «скорую», я ещё дважды пытался привести Виктора Андреевича в чувство, но и эти попытки были бесполезными. Вскоре вокруг нас образовалась внушительная толпа. Появились и бывалые советчики, которые давали разные рекомендации, но сами выполнять их не решались.
Прибытие «скорой помощи» расставило всё по местам. Врачи быстро перевалили парализованного адмирала на носилки, втолкнули их в кузов машины, включили сирену и помчались по известному только им направлению. Я остался стоять на площадке среди мёртвых голубей и не знал, что предпринять и куда бежать. Ощущение было такое, как будто из моей груди вырвали сердце и убили душу. Всё вокруг стало непонятным и безразличным.
«Ты что стоишь, как неприкаянный? Одевай пуховик и пойдём домой»,-донеслись до уха слова жены. От неожиданности я вздрогнул, поднял с грязного снега пуховик и, не одевая его, направился в сторону дома. Но, немного отойдя от шока, вновь вернулся на площадку, собрал в кучу всех до единого мёртвых голубей и, перекладывая несколько раз их в большую картонную коробку, перенёс в мусорный бак, стоявший во дворе дома адмирала. Более достойного погребения их тел в тот момент я даже не пробовал найти. К сожалению, не обратил тогда внимания и на мёртвого голубя, которого вытащил из ладоней адмирала. Может, это был именно тот сизарь, которого так долго и тщетно искал Виктор Андреевич.
На следующий день от участкового узнал, что Виктор Андреевич не выдержал переезда до больницы и, не приходя в сознание, скончался прямо в карете «скорой помощи» от повторного инсульта. «Вы не знаете, есть у него какие-то родственники? А то ведь схоронят, как бездомного бродягу, за счёт средств социальной защиты», - спросил у меня участковый. «У адмирала есть такие родственники, и похоронят они его достойно»,-уверенно заявил я и вышел из милицейской конторы.
Моя уверенность была не пустыми словами. Однажды после очередного чаепития в квартире адмирала, он предложил мне ещё раз посмотреть альбомы со старыми фотографиями. Виктор Андреевич бодро комментировал содержание каждой из них и давал короткую характеристику тому или другому фигуранту. В основном на фотографиях были изображены близкие родственники и сослуживцы. «Это мой воспитанник»,- показал он на молодого парня в форме морского лейтенанта и добавил: «Много нервов и времени я на него потратил. Зато сейчас он большой командир. Недавно тоже вице –адмиралом стал. Высокую должность в Москве занимает». А в конце нашей встречи Виктор Андреевич что-то написал на чистом листе, вырванном из блокнота, и передал его мне. «Михаил, я отношусь к тебе с доверием, а ты отнесись ко мне с пониманием. На этом листе я написал адрес моей родной племянницы, дочери младшей сестры, и телефоны того лейтенанта, который изображён на одной из фотографий. Прошу тебя, если вдруг со мной что-то случится, сообщи об этом племяннице и тому офицеру, которого зовут Геннадий Алексеевич. На племянницу я написал завещание, а мой бывший ученик организует подобающие морскому офицеру похороны. И ещё. Когда мне военкомат или кто-то другой будут устанавливать надгробную плиту, пусть вместо креста выбьют на ней дикого голубя. Я хочу, чтобы и на том свете он был рядом со мной». Тогда к его словам я отнёсся с юмором, и только сейчас понял, насколько мудр был этот человек.
От участкового я прямым ходом направился на телеграф, чтобы отправить племяннице адмирала  в город Орёл телеграмму. Затем вернулся домой и сообщил по телефону о произошедшей трагедии Геннадию Алексеевичу. Тот не сразу сообразил, о ком идёт речь, но, собравшись с мыслями, чётко, по-военному произнёс: «Понял. Скажите адрес, и через час я буду у вас».
     Похоронили Виктора Андреевича на Ваганьковском кладбище рядом с женой, со всеми воинскими почестями. На моё удивление, народу было так много, что подойти к гробу покойного и попрощаться было непросто. Но нам с женой удалось это сделать. Было сказано  много хороших и искренних слов в адрес этого замечательного человека, и я очень сожалел, что Виктор Андреевич их уже не слышал.
После поминального стола в зале небольшого ресторана мы с женой и племянницей адмирала поехали домой. Уже подъезжая к высотке, в которой проживал адмирал, племянница тихо произнесла: «Огромное вам спасибо за дядю. Я ведь не знала, что он попал в такое тяжёлое положение. Сам бы он никогда не сообщил об этом. Дядя Витя очень гордым был и не хотел нас нагружать своими проблемами». «Он мне говорил, что на вас завещание оформил. Так что вы скоро москвичкой станете. Будет хоть кому за могилками этих благородных людей ухаживать»,- перевёл я разговор. «Может быть, стану. Пока об этом ещё не думала», ответила молодая женщина и вышла из машины.
А немного позже, когда на улице случайно встретился с нашим участковым милиционером, я узнал и причину трагедии, которая постоянно стояла перед моими глазами. Оказывается, в тот день, рано утром, задолго до прихода Виктора Андреевича кто-то из озлобленных на него жильцов из соседних домов на площадку насыпал голубям отравленный корм. Когда адмирал пришёл, то прямо на его глазах разыгралась эта жуткая и дикая по своей сути сцена.  Не выдержало очередной человеческой подлости сердце старого морского «волка» и отказалось дальше служить этому замечательному человеку. Я спросил у участкового: «А как узнали, что в корм была добавлена отрава?». «Санитарная служба такое заключение дала. На следующее утро, после этого ЧП прибыла вначале экологическая милиция, а затем примчалась санитарная служба. Они боялись, что в нашем районе произошла вспышка птичьего гриппа. Взяли с площадки остатки корма и несколько штук сизарей, и провели анализы. Правда, голубей они нашли только благодаря дворникам, которые случайно их обнаружили в мусорном баке. Кто их туда перетащил и зачем, никто до сих пор не знает. Но это и неважно. Главное, что диагноз гибели голубей установлен точно»,-ответил капитан. «А уголовное дело по этому случаю собираетесь открывать?»-поинтересовался я. «Зачем? У нас поважней дела есть, до которых руки не доходят»,-ответил представитель власти. «Как зачем!? Из-за чьей-то преступной выходки на почве неприязни погибло огромное количество голубей, представителей окружающей нас фауны, и не стало человека, отдавшего всего себя без остатка служению отечеству», возмущённо возразил я и добавил: «Если бы кто-то, не дай бог, отравил собачку какого-нибудь олигарха или чиновника высокого ранга, то я уверен, вся милиция Москвы была бы поднята на ноги по тревоге. А тут, подумаешь, какой-то старик скончался. Нет, что-то не то в нашей стране и обществе происходит. Не к добру это».
 После похорон адмирала прошло чуть больше года. Однажды мы с женой решили навестить могилки Виктора Андреевича и его Светланы. Прихватили с собой сладости, у метро купили две корзинки с живыми цветами и поехали на Ваганьковское кладбище. Не доходя до места захоронения метров десять, я заметил большой мраморный обелиск и выбитого в верхней его части голубя с одним когтём на правой лапке и с длинным клювом, какой положен дикому сизарю. «Молодец, адмирал! Уважил завещание своего учителя!»-воскликнул я и посмотрел на жену. «Ты кого сейчас похвалил?»-спросила недоумённо та. «Воспитанника Виктора Андреевича. Я ему в своё время передал просьбу учителя, и он её исполнил. Видишь, какой красивый голубь изображён на обелиске?». «Вижу. А вот православного креста не вижу»,-подметила жена. «А голубь и является для адмирала крестом. Вся жизнь его под этим знаком прошла»,-пояснил я, и мы остановились у оградки нашего хорошего знакомого, которого смело можно было назвать другом. С обелиска на нас смотрел бравый адмирал и едва заметно чему-то улыбался. «Наверное, нашему приходу радуется»,- невольно подумал я и стал счищать с металлической оградки тонкие ветки деревьев и слетевшую с них листву.