Одни сутки обычной российской пенсионерки

Открыла глаза. В комнате серо. Вынула беруши. «Тишина. Либо рано, либо на стройке не работают». Попыталась сделать зарядку в постели. Не пошло. «Состояние, как говорят, нестояния». Затею оставила. Встала. Подошла к окну. Пасмурно. На стройке какого-то нового магазина вблизи ее дома движений нет. Глядя на белую плоскую крышу новостройки, подумала: «Лучше б Дом пионеров построили… А кому это сейчас нужно? Магазины. Магазины. Засилье. А дети ни к чему…».
Туалет. Чистка зубов. Взгляд в крохотное зеркальце. «Неважно. А что ты хочешь в твои-то годы?» Намазала лицо детским кремом. «Самая дешевая и не самая худшая косметика». Взяла гантельки. Сделала два упражнения. «Да, действительно состояние не очень». Отложила. Сварила кофе из «выварок». (Она не выбрасывала кофейную гущу. Сушила. Заваривала повторно. Голь на выдумки хитра.) Пошарила по холодильнику. «Творог закончился — так попью. Кальция сегодня не будет». Зажужжала стройка. Усмехнулась: «Дом пионеров заработал… Или мигрантов… Какая разница… В наше время это неважно… Они — наши пионеры».
Включила телевизор. Канал «Россия 24». Шел блок новостей. «Си Цзиньпин в Лондоне... Красные дорожки... Королевский прием... Контрактов на шестьдесят миллиардов…» «Главное, чтобы МаоПин спиной не повернулся». Переключила на «Культуру». Программа «Наблюдатель» с Феклой Толстой. Уселась на диван. Больше обожала Андрея Максимова. Приятный мужчина. Фекла чем-то раздражала. Может, предвзятое отношение к женщинам, а может, Андрей чем-то «цеплял». Передача была посвящена Набокову. Когда речь зашла о Нобелевской премии, с прискорбием подумала: «Мне не дадут». Потом вспомнила других лауреатов и с горечью прибавила: «Надо предать Родину, чтобы хотя бы номинировали, а я не способна». Сегодня она еще не знала, что в ближайшем будущем ее любимый Максимов будет вести передачу о Нобелевском лауреате этого года и говорить о нем с предвосхищением, потому что «русский удостоен такой высокой награды». Она не приветствовала тех, кто предает Россию (Родина и власть для нее — не синонимы), наверное, поэтому Максимов померк в ее глазах. На это она только вздохнет: «А жаль…».
Показалось, что сдавило в груди. Выпила таблетку в форме сердечка «для поддержания сердечной мышцы». Флакончик с лекарством на день рождения подарили. После того, как увидела Пина в Лондоне, стало почему-то «не по себе». Добавила три витамины группы «Б». Соседка рекомендовала: «Дешево и настроение поднимает». Потом — капсулку, которая, по словам богатой подруги, подарившей препарат: «женский иммунитет повышает». Зачем только ей женский иммунитет — не понимала. Посидела, прислушиваясь к организму. «Слава Богу, серьезно не болею, лекарства  покупать все равно не на что. И спасибо за универсальное лекарство, которое дает природа».
Утренний ритуал закончен.
Собралась в магазин. Открыла кошелек. Триста рублей. Неделя до пенсии. «А пенсии — с гулькин нос. Добавляют-добавляют, и все инфляция съедает». Усмехнулась. Закрыла рваный кошелек. Прогулка не состоялась. «Да и погода непрогулочная: дождик моросит. Туфли опять протекают. Лучше ходить в сухую погоду». Утешилась. Вдруг вспомнила «информацию» соседки: «Представляешь, один российский топ-менеджер получает в год двадцать семь миллионов долларов! Внук в Интернете вычитал и подсчитал… Это ж миллиард рублей в год! Представляешь?!» «Не представляю. У меня-то и миллиона никогда не было. Нет, вру. Были миллионы, когда большая инфляция была. Вот тогда я и была миллионершей!»
В голове начали крутиться строчки: «Когда один живет на двадцать семь миллионов в год — почти на миллиард рублей, а другой — на шесть тысяч в месяц живет, для первого он — злодей…» Пошарила глазами. Ручка нашлась быстро — всегда на одном месте лежит, где и книжки по оплате коммуналки, а бумага — в дефиците. Пришлось излагать стихи на обратной стороне чеков. Записала. Перечитала. Поправила. Итогом осталась довольна.
Когда один очень скромно живет
На двадцать семь миллионов в год —
Почти на миллиард рублей!..
Другой такой же ужасный проглот
На тысяч шесть жирно в месяц живет —
Волшебник и чародей!

А ты попробуй вот так, как он,
Прожить свой день в сто рублей!
Ему не нужен, увы, милльон —
Он обстоятельств сильней!

Если бы в царской России он жил,
Он бы купил себе дом,
Корову б честным трудом нажил
И был бы уже со скотом.

Но нет давно ни царей, ни господ,
Есть олигархи теперь,
Они — больной фантазии плод,
Но всюду открыта им дверь.

А наш шеститысячник бьется туда,
Где даже форточки нет,
Когда-то он был героем труда,
Сегодня — кометы след.

Он где-то промчался в небесной дали,
Как дальних пульсаров свет.
Он был или не был? Быль-небыль в пыли
Больших лучезарных планет.

Он что-то хотел о себе заявить,
Придя с челобитной своей,
Но бросились верные стражники бить,
И чуть не скончался злодей.

Он больше уже никуда не идет…
Кто ж в полдень увидит тень?
И, верно, не спросит, как же живет
Богач на сто рублей в день?

Боги космос творили так,
Чтобы Гармонии быть,
Но человек — чародей и чудак —
Гармонию смог изменить!

Я восхищаюсь таким силачом,
Спорящим с Богом самим:
Божий Закон ему нипочем,
Он жизнь приправляет своим!

Великий Закон он сам создает…
И это вам — не дребедень!
И горе ли в том, что кто-то живет
Всего лишь на сто рублей в день?
Чеки с великим опусом сложила. Сунула в книжку по оплате за теплоснабжение.
Вернулась к телевизору. Канал «Россия 24». Снова — про «Трансаэро», разорившуюся авиакомпанию («тоже на сто рублей в день будут жить»); «красногорского стрелка», бизнесмена, убившего чиновников («это, наверное, тот самый топ-менеджер»); мигрантов в Европе (вспомнила, что год назад видела сон: по Европе расползалась черная грязь — подумала, нефть ползет, оказалось, беженцы из Северной Африки и Ближнего Востока); про «секретную переписку Бреннона и Клинтон», которые губят Америку и врут американцам. И вдруг увидела в верхней части экрана: «На т/к “Россия 24” после 16:00 (мск) трансляция выступления Президента РФ на сессии Международного клуба “Валдай”». В голове щелкнуло. Будто что-то переключилось. Теперь у нее была цель: ждать выступления Путина (его она любила — в отличие от некоторых — и не пропускала ни одной информации о нем).
До шестнадцати — времени много. Прошлась тряпкой по мебели. Кое-что простирнула, этой же водой промыла полы, ведро поставила в туалет, чтобы использовать воду еще раз. «“Экономика должна быть экономной!” — хороший советский лозунг. Помогает жить! Размер пенсии таков, что половина уходит на коммуналку, другая — на еду. Сто рублей — в день. В магазины — как в музей, только посмотреть. Экспонаты — эксклюзив, как на выставке».
Пообедала позавчерашним борщом. Хлеб не употребляет давно, чтобы «не полнеть». Второго блюда не было. Третьего тоже. «В пионерском лагере компот давали. Хорошие времена были!» Поностальгировала.
До шестнадцати время тянулось долго. Новости «крутили по кругу». Наконец пробил назначенный час. «Валдай» не включили. К семнадцати появилась строка о переносе времени выступления президента. Потом — новое изменение. Перенос за переносом. И только в семнадцать сорок одну включили «Сочи».
На экране появился Президент в потертых джинсах, в простом пиджачке и рубашке. Ему презентовали новую модель автомобиля «Лада Веста». Представил генеральный директор АвтоВАЗа Андерсен. Глава государства на ней проехал. Дал краткую, но емкую характеристику. На верхней строке экрана телевизора сменилась надпись с указанием времени «17:30». Подумала: «Народ жалко — сидит, ждет. Я тут — топчусь, а они — там, в зале, сидят. И все мы ждем».
В семнадцать сорок восемь президент появился в зале. В костюме и красном галстуке. Пожал руку присутствующим на сцене. Как скворцы, зачирикали фотоаппараты. Вступительное слово произнес Андрей (фамилию не услышала). Модератор Легвольд предоставил слово Президенту России. Она напряглась. Каждое выступление — откровение. Снова защелкали фотоаппараты. Глава страны подошел к трибуне. Улыбается сдержанно, скрыто, загадочно. «Значит, имеет козырь в рукаве». «Уважаемые коллеги, друзья, дамы и господа. Позвольте мне поприветствовать вас…» Говорит спокойно, уверенно, доходчиво, как будто объясняет урок школьникам. В конце выступления поблагодарил: «Большое вам спасибо за внимание». Сел на свободное место. «Не знаю, кто сидит в зале, а народу именно так и надо говорить».
Потом выступали другие. Более всех взволновало выступление Мэтлока, посла США в СССР во время развала Союза. Он говорил откровенно-цинично, безапелляционно, будто чувствовал свою американскую непогрешимость и безнаказанность. «Я антикварный вариант», — в самом начале заявил он. «Да, дедушка, тебе пора на покой. Уже мир спасает Мальчиш-Кибальчиш, а плохишам лучше вовремя ретироваться». Наглая речь экс-посла привела к расстройству ее слабых чувств, но позже президент отпарирует так, что на старческих щеках бывшего губителя России проступит кровавый румянец. «Хотелось бы думать, что багровые щеки от стыда. Но у американцев нет такого понятия, как “совесть”». Глава России пожал старику руку. «Скорей всего, из уважения к возрасту».
От волнения или негодования почувствовала голод, но отойти от телевизора в такой ответственный и напряженный момент она не могла. Час двадцать Президент отвечал на каверзные вопросы из зала с непостижимым знанием дела, будто их суть была известна ему заранее. Пошутила: «Наверное, разведка хорошо работает». Он с таким достоинством отбивал каждую атаку, что было трудно сдерживать радостные и одобрительные эмоции. В двадцать сорок пять пленарная дискуссия закончилась. Модератор поблагодарил группу выступающих и произнес: «Сейчас состоится прием и ужин в Каштановом зале». Президент встал, пожал руки партнерам по панели. Подумала: «Раньше понятие “на панели”, как и слово “партнер”,  употреблялось в одном смысле, сейчас — в другом. Или в одном и том же?» Участники дискуссии покидали зал. Покинула зал и она, перейдя на кухню. «Интересно, что они будут есть? А что бы там ела я, если больше двадцати лет не ем ни мясо, ни рыбу? Значит, и нечего переживать, что не попала на такой банкет. Да и одеть ничего приличного нет. Значит, и прием не для меня.  Все равно есть было бы нечего… Да и не пустили бы…Дресс-код не тот…»
Она заварила чай. Взяла пряник. Нашла лист бумаги (не самый лучший) и ручку (всегда на месте). Прихлебывая чай, начала писать. Получалось быстро и легко, будто под диктовку:
Его запомнят многие народы,
Кто был в Эпоху лидерства рожден.
Когда менялись даже генов коды,
Он был в российской силе убежден,

Он верил в дух великого народа,
Который миллионом разных лиц
Писал судьбу и племени, и рода
В большой главе из собственных страниц.

И каждый знал, что в этой книге судеб
Его судьбе отведена глава,
И в ней он — с миллионом жизней будет,
И в ней он — лидер, в ней, как все, — глава.

И эту книгу дал совсем не Пушкин,
А тот, кто, словно Петр, в мир вошел,
Заставил смолкнуть западные пушки,
Кто сильных мира в силе превзошел.

И, собирая в свой удел народы,
Открыл свободный каждому полет,
Раздвинул лучшей, мирной жизни своды
И нерушимый дал стране оплот.

И приросла Россия новой мощью
Отверженных и изгнанных людей.
Он создал не березовую рощу,
А древо жизни в миллиард ветвей.

И кто б топор ни поднимал над древом,
Склонялся мирно у его корней;
И кто б ни мыслил смерть коварным гневом,
Тот сам пылал от тысячи огней.

Родился он, чтоб воссоздать Россию
И чтоб поднять с колен ее народ.
Бог дал ему и мужество и силу
И дал способность видеть наперед.

И были те, которые мешали
Творить большой страны большой успех,
Которые за всех людей решали,
Не ведая, что совершают грех.

А он спокойно шел сквозь дебри века,
Твердя себе в час скорби: «Не согнусь»,
И поднимал величье человека,
И воскрешал в многообразье Русь.

Кто был не слеп, тот видел свет в тоннеле,
Кто был не глух, тот слышал трубный зов,
Кто жизнь любил, тот воскрешался в теле,
Отвергнув иллюзорность лживых снов.

И даже несговорчивый соперник
Признал, что центром мира стала Русь,
А он, как миротворческий Коперник,
Сказал: «Я мракобесью не сдаюсь».

Россия вместе с ним росла и крепла,
Воскреснув после гибели своей,
Как птица-Феникс, вышла вновь из пепла,
Чтоб быть в своем могуществе сильней.

Останется он в памяти народной
Тем, что России лик сумел создать
Великой, мощной, сильной и свободной.
Она всему — и Родина, и мать.
По телевизору в политическом шоу «Поединок» ведущего Владимира Соловьева сражались Жириновский и Барщевский «за» и «против» смертной казни. Она подумала: «А тот, кто нажмет на курок, исполняя приговор, будет считаться убийцей?.. Закон Бога гласит: “не убий”...»
По «России 24» вновь повторили блок с выступлением и ответами Путина. Это помогло ей выразить свои чувства и свое отношение к лидеру в такой необычной форме, как стихотворение. Однако она знала: стих этот ждет та же участь, что и все, ею написанное. Ее никогда и нигде не печатали. А потому, если исчерканный, истерзанный за ночь лист не уйдет в мусорное ведро, то будет захоронен в каком-нибудь ящичке, а после ее смерти — выброшен с разным хламом. Но пока он лежал рядом с пустым стаканом и надкусанным пряником.
Уставшая, но удовлетворенная, она подошла к окну. «Ночь была бурной». Утро ничего не предвещало. Тишина. «Сегодня уже завтра. А я до сих пор не ложилась. Говорят, что нам, пенсионерам, нечем заняться. Ошибаются. Мы еще на службе у России. Как можем, так и служим…»

23.10.2015