Обитатель тени

        Детская комната больше походила на кабинет. Стеллажи и шкафы были уставлены учебниками и энциклопедиями. Широкий стол завален тетрадями, чертежами и письменными принадлежностями. Никаких постеров, дисков с поп-музыкой или игрушек. Порядок и чистота больше свидетельствовали о том, что в комнату не заходят, нежели о том, что ее хозяин - десятилетний Майки, который спал на большой кровати у свободной стены.
        Вторая бросающаяся в глаза деталь - фотографии мальчика и его мамы. Спокойные семейные фото, которые делают для дальних родственников; озорные снимки, отражающие веселый нрав молодой мамы и сына, случайные кадры семейного быта, запечатлевшие истинную красоту каждого из них.
        Когда отец ушел из семьи, восьмилетний Майки почувствовал, что это его обязанность - стать новый столпом, новой опорой. Несмотря на юный возраст, его вклад в стабильность был велик - он знал, что матери нужен послушный, усердный ребенок, который не будет отнимать время и силы единственного родителя на капризы и неудачи. Каждый из них должен был быть взрослым и самостоятельным. Рано отказавшись от игрушек, Майки стал больше внимания уделять занятиям в школе и делам по дому. Это не значило, что мальчик и его мама - Сара - оказавшись в режиме постоянной борьбы, были несчастливы. Отнюдь - преодоление трудностей плечом к плечу только усиливало радость от тех моментов, когда бралась очередная вершина. Будь то новая работа вблизи от дома для Сары или очередное “отлично” за работу Майки.

        Сара уже опаздывала на встречу, но по-прежнему стояла на пороге дома в нерешительности. Сжимая зонт, она смотрела на лестницу на второй этаж. Туда, где находилась комната Майки. Мать ненавидела оставлять сына одного, но ей предстояла многообещающая встреча и она хотела пойти. К этому трудному выбору примешивалось некое подспудное чувство, которое тихо скулило внутри и просило ее не уходить. Тем не менее, выругав себя за нерешительность, она крепче сжала зонт, выключила свет и вышла на улицу.
        Ночь была тихой, и ничто не должно было потревожить сон мальчика. Ни скребущихся в окно ветвей деревьев; ни воющих соседских собак или орущих котов; ни песен загулявших соседей. Казалось, сама ночь уснула и не следила за происходящим.
        Звон разбитого стекла показался раскатом грома, раздавшемся в глубоком гроте. Майки поморщился, переворачиваясь на другой бок, выплывая из глубины сновидений в темноту бессознательности. Последовавший за звоном стекла лязг посуды, вытряхнул мальчика на поверхность реальности. Вскочив на кровати, он открыл глаза.
        Было темно. Отчетливые силуэты мебели окружали его словно крепостные стены. Свет луны в окне был ярким и выхватывал небольшой квадрат в комнате, окрашивая стол и боковую стену шкафа мертвенным белесым светом. Но Майки, как всегда в моменты пробуждения глубокой ночью, смотрел не туда. Его взор был прикован к тьме, скопившейся в углах комнаты. Они представлялись ему порталами в потусторонний мир, обитатели которого пристально вглядывались в ответ.
Внезапный звон с кухни, располагавшейся на первом этаже, вывел Майки из гипнотического транса, заставив мальчика подпрыгнуть. Он стал прислушиваться, не замечая, как по-прежнему косится на темные углы.
        Сара не раз и не два пыталась избавить сына от боязни темноты. Объяснить, что тени не скрывают нечто неведомое. Что не существует подкроватных монстров, ждущих, когда кто-то неосмотрительно высунет ногу из-под одеяла; иссохших вампиров, охотящихся за неспящими детьми или кровожадных оборотней, обращающих зазевавшихся ночных путников в себе подобных. Майки хотел верить маме, но сейчас он боялся. Боялся, что за ним пришли за его дерзость отрицать существование этих обитателей тени.
        Очередной шум с кухни заставил его собраться. Представив, как разочаруется мама, узнав о его боязни выйти из комнаты, мальчик откинул одеяло и спустил ноги на пол. Казалось, расстояние до двери он преодолевал целую вечность. Выйдя из комнаты, Майки с обреченностью посмотрел вглубь кромешной темноты коридора. Сжав кулаки, быстро устремился в другой конец, готовый в любой момент встретить ужасный конец.
        Внезапно, мучительный путь был позади. Майки стоял перед входом на кухню, откуда доносились приглушенные звуки. Свет метался в узкой щели под дверью из одного конца в другой. С улыбкой, мальчик толкнул дверь, довольный преодолением своих страхов...
        Перед ним стоял мужчина окутанный тенями. Не монстр, не вампир, не оборотень - ни один из тех, кого нужно было бояться. И Майки не боялся, он не успел - в руке незнакомца блеснуло лезвие, отразив мертвенный свет луны...

***

        Казалось мрак, царивший в доме, скрывал притаившегося хищника. Легкие сквозняки ждали, пока вы отвернетесь, чтобы лизнуть в шею, вызывая приступы мурашек, и в тот же миг уйти в щели в полу. Часы немым циферблатом следили за окружением, запуская свой ход лишь в момент, когда вы замечали их в комнате. Немытые окна, плотно затворенные двери, старая мебель, ковры - всё было предназначено скрадывать любые звуки и плодить обманчивые тени... Всё, кроме запаха - спёртый воздух, в котором иногда можно было различить запах сырости и плесени. Пыль словно формалин сохраняла атмосферу затхлости и старины.
        Саймон опасался, что с ним происходит что-то неладное. Он шел на кухню и вдруг понимал, что разглядывает лампочку в холле и жмет на выключатель. Желание заглянуть в холодильник приводило к включению душа. Поиск пульта от телевизора приводил к инвентаризации кухонных ящиков. Ситуация усугублялась тем, что у него началась бессонница - ощущалась постоянная нехватка сил, а лицо, словно оплавленный воск, осунулось.
        События минувших будней срастались в нечто аморфное и безликое. Разобрать в чем он ходил на работу вчера или за день до этого; что было на обед в понедельник или среду было невозможно. Лишь один факт выделялся в его памяти. Жадно впился в нервы, истощая их тупой злобой. Обида кипела в нем в образе одного лица – коллеги, Тима Лэнки.
        Почувствовав, как ногти больно впились в ладони и, осознав, что так и не заснул, он со вздохом открыл глаза.
        Темно.
        Темно и тихо.
        Тщетно пытаясь разглядеть циферблат и понять время, Сайм ощутил, как его мучает жажда. И злоба. К сожалению, легко избавиться можно было только от первого.
        Саймон не стал зажигать свет и прошел на кухню наощупь. По привычке открыл холодильник и долго разглядывал пакет прокисшего молока. Вытащив из шкафа стакан, он в несколько заходов – наполняя и опорожняя емкость - смыл ощущение песка в горле. Теперь его вниманием безраздельно владело изображения лица Лэнки: тонкое, большеглазое, с вечно заискивающей улыбочкой,  напоминающее по форме перевернутый дорожный конус.
        Воспоминание каждый раз становилось все ярче, словно вымещая все другие.

        ...Десять взрослых мужчин сидели вдоль стен кабинета. В руках у каждого были маленькие черные планшетки, на которых держатели разглядывали свои отчеты: сметы, выкладки, диаграммы и балансы. Время от времени кто-то вставал и делал краткий доклад с демонстрацией изображений или таблиц со своего устройства. Регулярная ежемесячная планерка. Стандартно нервотрепная.
        Саймон сидел в углу, не вслушиваясь в речь других, в очередной раз пересчитывая свои цифры. Колонку за колонкой, формула за формулой. Облажаться на этой встрече было недопустимо. Он боялся, что какой-нибудь ляп в данных, бормотание или - не дай Бог - заминка на поясняющем вопросе и… Ему довелось видеть подобный случай - стол бедолага очистил на следующий же день.
        В этот момент на глаза попалась ошибка. Своя. Реальная. Вот она - в последней таблице, в третье колонке, четвертая строка. На лбу тут же выступила испарина. Ведь в его руках не план, по которому будет строиться работа в следующем месяца, а данные, работа по которым уже началась. И, если судьба так же не благосклонна к нему, как в момент допуска ошибки - ситуация скоро усугубится тысячекратно...

        Саймон выругался, прервав неприятные воспоминания, и направился обратно в спальню. Он шел по коридору, ощупывая шершавые обои, грубо обработанные деревянные рамки фотографий, гладкую поверхность журнального столика и холодный глянец журналов. Когда его рука коснулась пластмассы телефонной трубки, та зазвонила словно от прикосновения. Непроизвольно дернувшись назад, Сайм уставился в темноту - туда, откуда донесся звук.
        - Что за…?
        Казалось, прошла вечность прежде, чем звонок раздался во второй раз. Еще громче. Еще требовательней. Он схватил трубку так же быстро, как в первый раз отдернул руку.

        ...Тим, то ли из праздного любопытства, то ли заметив признаки самобичевания на лице Саймона, заглянул тому через руку. Неизвестно хватило ли ему времени найти те злосчастные пиксели, так как в этот момент назвали имя следующего докладчика, и экран планшета погас...

        Из трубки не доносился даже звук помех. Он слушал тишину еще несколько секунд, прежде чем положить трубку обратно.
        Продолжая идти по коридору, то впадая в воспоминания, то выплывая в реальность, Саймон понял, что оказался у ванной комнаты. Подумав, что освежиться ему не помешает и может даже поможет уснуть, он открыл дверь.
Выключатель хрипло щелкнул. Одинокая лампочка нехотя проснулась - медленно разгораясь до грязно-желтого света. Саймон открыл кран и плеснул в лицо теплой воды. Капли отлипали от кожи и падали в рыжеватую лужицу, скопившуюся на дне раковины.

        ...Следующие десять минут Сайм провел в полуобморочном состоянии. Внутри боролись за доминантную роль страх обнаружения ошибки здесь и сейчас и желание рвануться в офис исправлять ситуацию, если она еще под контролем.
Его доклад слушали без особого энтузиазма, изредка заглядывая в данные, переводимые на общий экран.
        Дойдя до последнего слайда, он сменил руку, держащую планшетку и незаметно вытер пот о штанину. Рубашка вдруг оказалась на размер меньше и обозначила все тесные места, сразу врезавшись в шею и подмышки. Почувствовав, как испарина скапливается на лбу и вот-вот волной покатится по носу, Сайм услышал заветное “Хорошо, спасибо”, означавшее, что беда миновала, и можно садиться и ждать, пусть и сидя на иголках, окончания встречи. Тогда, может быть, еще не поздно и он все исправит и никто не узнает об этой оплошности… Из его угла протянулась тонкая рука в коротком рукаве.
        - У меня есть вопрос, - по голосу можно было легко понять, что это произнесли с улыбкой...

        Саймон обеими ладонями ударил по шкафчику над раковиной. Хлипкая дверца крякнула и распахнулась. Внутри обнаружилась бритва, зубная щетка и паста, крем для бритья, пластырь и белая пластиковая баночка.
        Снотворное! Как же он не подумал об этом раньше? Не вспомнил об этих маленьких помощниках? Они позволят ему выспаться, дадут ту необходимую возможность восстановить силы. Отдохнуть и вернуться на работу готовым к схватке с ненавистным Лэнки! Найти способ выкрутиться из передряги и остаться на коне, заткнув по пути чертова Тима!
        Сайм поспешил обратно в спальню, крепко сжимая емкость с пилюлями, словно спасательный круг брошенный утопающему. Он лег в кровать и запустил пальцы в банку. На ладони оказался маленький белый кругляшок.
Вот оно решение! Даже, если от ночи осталось три-четыре часа, даже, если он проспит и опоздает на работу еще на час… Плевать! Завтра все будет в порядке! Завтра все будет исправлено!
        Саймон закинул таблетку в рот, не пытаясь бороться с нетерпением. Сглотнул. И тут же пожалел - запивать снотворное было нечем - таблетка застряла где-то в глотке и вызывала раздражение.
        Выругавшись, Сайм вскочил с кровати и повторно отправился на кухню.
Во второй раз за ночь в доме раздался телефонный звонок, от которого Саймон отпрыгнул пуще прежнего. Проклиная очередной поздний розыгрыш, он не стал снимать трубку и сразу прошел на кухню. Наполнил бокал и опрокинул содержимое в саднящее горло. Таблетка стала растворяться, унося горечь и першение вниз по пищеводу. Сайм на мгновение замер, наслаждаясь облегчением, которое принесла вода. Прихватив с собой заново наполненный стакан, он вышел в коридор.
        Телефон по-прежнему разрывался. Звонок становился все требовательней, и, казалось, громче. Решив не возвращать трубку на рычажок, Саймон ответил, ожидая услышать все ту же тишину.
        - Стой!
        От неожиданности Сайм отбросил трубку, словно раскаленную головешку. Пластик с размаху влетел в стену, отскочил дальше по коридору, проскользил по деревянному полу и замер.
        Сердце выстукивало дробь неопытного марафонца. Страх и нетерпение гнали его вперед, заставляя биться сильнее и чаще. Когда разум Саймона наконец смог донести до сознания, что тот испугался голоса в трубке, он разозлился и, заходя в спальню, пнул и без того безжизненную трубку.
        Отпив, он поставил стакан на прикроватный столик. Лег, укрылся и закрыл глаза.
Перед ним вновь всплыло изображение ячейки из таблицы, в чьи крошечные размеры было вписано его будущее.
        Саймон чертыхнулся и сосредоточился на том, чтобы не давать мыслям свободы. Не думать о работе. Не думать об ошибке. И ни в коем случае не подпускать ни одной мысли, связанной с Тимом… Проклятым хорьком!
        Рывком сев на кровати и посмотрев на часы, он понял, что пытается уснуть уже десять минут. Времени на сон все меньше! Тряхнув баночку, Сайм в едва просматриваемой тьме посчитал выпавшие таблетки. Кажется, две-три штуки. Этого должно хватить. В рот отправилась вся пригоршня, а следом – вода из стакана.
        Через минуту он почувствовал подкрадывающиеся слабость и сонливость. Сознание словно наполнялось ватой, вымещая лишнее. Злость и раздражение стихли.
        - Наконец-то, - Саймон не понял, говорил он это вслух или только про себя.
        Подумав о том, что хорошо бы поставить будильник на утро, чтобы все-таки не проспать до обеда, Саймон открыл глаза. Это далось ему с трудом - веки едва разлепились, все вокруг стало размытым и однотонным. Он продолжал тянуться к прикроватному столику, когда увидел в проеме чей-то силуэт. Низкий и худой. Словно детский. В этот момент снотворное сработало, и его глаза закрылись.

***

        Кухня медленно наполнялась запахом растопленного масла, невидимыми нитями пронизывавшего клубы пара идущего из кастрюль. В посуде на плите варилось, кипело, шкварчало и пеклось. Лопающиеся пузыри похлебки, томящейся в пузатой чугунной кастрюле, выбрасывали вверх вязкие ароматы приправ. Капельки жира из сковородки, словно чертята, выпрыгивающие из табакерки, разлетались по всей кухне. В другой кастрюльке - поменьше - медленно размокала лапша, плавясь от жары.
        - Тебя, дорогой, нужно укрыть салом, чтобы оно согревало тебя, когда подтает в духовке… Шкурку ни в коем случае не снимай, иначе все соки растекутся по блюду!... Хм, недостаточно наваристый бульон – нужно подложить больше косточек!... Милочка, как-то ты простовата - добавлю кусочек сливочного масла… Ммм, великолепно!
        Бормоча заклинания рецептов, Марла кружила по кухне из края в край, размешивая, переворачивая, нарезая. Словно паук мечущийся между яств в разных концах паутины. Блюда должны были быть идеальными. Время от времени макая в блюда пальцы, кухарка застывала посреди движения и обсасывала их. И удовлетворенная ходом дела снова бросалась к разделочной доске.
        - Этот раз им придется по вкусу! Здесь всё идеально!
        Гости вошли сами, видимо, Марла оставила входную дверь открытой. Джулия - мать, две тетки: Фэй и Криста - мамины старшие сестры, брат Джек с семьей, сестры Джейн и Сьюзен. Последняя принесла своего пуделя Фисси. Мелкую, с несимметрично торчащими клыками, с неуместным салатовым ошейником. Наполовину выбритую, наполовину покрытую клочьями шерсти, напоминающими теннисные шарики, только белые.
        Вместе с толпой в гостиную вплыл гомон голосов. Кто-то обронил приветственное “Эй, Марла”, кто-то просто кивнул. Гораздо больше внимания гости уделили блюдам на столе.
        - Пахнет чем-то... - неуверенно начала Фэй.
        - Вкусным, - закончила Джулия.
        - Пахнет чем-то жирным, - в открытую хохотнул Джек. Согласно ответным улыбкам остальных - он высказал общее мнение.
        “Им не нравится. Опять!” - вспыхнула внутри Марла. “Ничего, это ненадолго”.
        Все расселись, громыхая стульями, расстилая салфетки на одно колено, откладывая в сторону или заправляя за воротник с дурацким смешком.
        - Мар? - Джейн медленно обводила взглядом стол. - А есть что-нибудь… нейтральное?
        - Чьи соки не потекут по подбородку, - съязвила Сьюзен.
        Остальные тоже изучали “экспонаты” на столе. Содержимое салатниц, блюд для дичи, кастрюлек, фондюшниц, соусниц. Все до единого взгляда были ищущими… и разочарованными.
        - Наверное, Марла слегка перестаралась. Ничего страшного – просто промокните чем-нибудь жир, - попыталась приободрить семью Джулия и бросила короткий взгляд на хозяйку дома.
        Осуждение. Мать считает, что Марла подставила ее. Конечно, ведь это Джулия уговорила всю семью на этот ужин. Не зря она была первой в гостевом списке - не будь ее, остальные бы нашли отговорки.
        - Хотя бы попробуйте. А, если не понравится, - почти шепотом добавила хозяйка, - промакивайте.
        Несмотря на скепсис в речах, после первых минут робкого ковыряния вилками в тарелках, аппетит гостей заметно возрос. Салатницы начали путешествовать из рук в руки, огибая весь стол замысловатыми путями. Каждое мясное блюдо взято на пробу.
        Марла перехватила салатницу по пути с правого на левый край стола и положила две неполных ложки себе в тарелку. Взяв вареного картофеля и пару кусков мяса, она принялась за еду. После нескольких мгновений полных сочных и сытных вкусовых экстазов, она немного успокоилась и подняла глаза.
        Стол жил. Семья по-прежнему жонглировала блюдами. После долгих и безуспешных попыток отрезать аккуратные куски птицы, ее стали рвать руками. Кто-то успел разлить вино на скатерть, по стенке бутылки медленно стекали капли. Фэй не донесла ложку соуса до тарелки и комочек тартара стал медленно пропитывать скатерть. Салатные ложки перемешались, и в рыбном салате оказался майонез и сыр, в греческий салат попал зеленый горошек и морковь.
        По лицу Марлы начала растекаться улыбка: “Наконец-то!”
Она опустила глаза… и с удивлением обнаружила, что ее тарелка пустая. И при этом абсолютно чистая. Словно из нее никто не ел.
        “Неужели, я не...?”
Она медленно потянулась к блюду с птицей, все еще пытаясь разобраться, как так получилось, что она забыла положить себе еды. При этой мысли желудок заметно заурчал. Поспешив наполнить тарелку и воткнув вилку в кусок рыбы, она снова посмотрела на впечатления семьи от ее творений.
        Сьюзен и Криста, сидящие друг напротив друга, поочередно черпали пюре прямо из блюда, игнорируя специально оставленную ложку. Джек макал куски жирной свиной рульки в стоящую рядом сотейницу с чесночным соусом. Желая попробовать все, Криста налила красное вино в бокал, откуда только что допила остатки белого, чтобы прополоскать рот от пюре. Сьюзен была так увлечена яичным салатом, что не усмотрела за Фисси, и пудель все-таки вырвался на стол и сунул морду в ближайший салат. Не сдерживая хохота сестра снова забрала собаку на колени. Пес с остервенением слизывал с морды налипшие куски тунца, разглядывая стол в поисках наживы, к которой он устремится в следующий раз, когда растяпа хозяйка ослабит хватку.
        Жирный рот кухарки стал походить на оскал. “Наконец-то они понимают меня! Они видят прелесть этих блюд! Они чувствуют истинный вкус!”
        Марла посмотрела на Джулию, и только что проглоченный кусок подскочил к горлу. На тарелке матери было практически пусто: странная смесь салатов, пол ложки пюре, капля соуса, пара долек помидора и крошечный кусочек мяса. В этот момент Джулия отрезала от него еще более мелкий ломтик, придавила ножом, чтобы сцедить, как можно больше жира. И после этого макнула в соус и аккуратно, словно опасаясь коснуться кожи губ, отправила в рот. Казалось, она целую вечность работала челюстями, сохраняя нейтральное выражение лица. Марла вся извелась, глядя на мать, ожидая вердикта. Прошло всего несколько секунд, когда рот Джулии едва заметно искривился. Она поднесла ко рту салфетку, и через мгновение в ее тарелке оказался белый комок пожеванной свинины. Его и остатки мяса она брезгливо сдвинула ножом на край блюда. К смеси салатов. Теперь Марла поняла природу этого странного сочетания – отбракованные блюда.
        “Она никогда не хотела понять меня. Она пришла посмотреть, как я провалюсь на глазах у всех” - Марла опустила взгляд в тарелку. Кажется, она была так поглощена разглядыванием семьи, что забыла поесть. “Увы!” - хозяйка с торжеством обвела взглядом стол - “Они теперь на моей стороне”. Эта мысль придала ей аппетита, и она бросилась наполнять тарелку. “Она теперь не испортит мне вечер. Теперь - с ними - никогда”.
        Все продолжали есть. Джулия ушла довольно рано. Но они все ели. Всё, что она приготовила. К середине вечера Марла почувствовала недомогание, прихватило живот, видимо, с голоду, т.к. ее тарелка весь вечер оставалась пустой. Переживая, что не успеет попробовать своих блюд, которые так уплетает вся семья, она с улыбкой на лице попросила передать ей тарелку с гарниром…
Так же незаметно, как пришли, гости покинули дом. Стол был настоящим полем боя: валялись кости, перевернутые тарелки, разбитые бокалы, пустые бутылки. Салаты, скатерть, стулья, пол, даже сама хозяйка - все в разной степени было запачкано жиром. Но это неважно, они поняли. Они ушли, но они поняли… Или не ушли?
Напротив нее - за другим концом стола - сидел мальчик. В каком-то костюме из спортивных брюк и кофты. Ему тоже досталось - кофта на половину была пропитана кетчупом.
        “Странно…” - вяло подумала Марла.
        Странным было не то, что мальчик остался один. И даже не то, что он не был похож на сына Джека. Странным казалось то, что кухарка единственная, кто ничего не ел - кристальная белизна ее тарелки не могла врать.
        - Ну, что, милый, - едва ворочаясь на стуле, промямлила Марла, и у нее изо рта выкатился непрожеванный кусок гуляша. - Поможешь мне доесть, что осталось?
        Хозяйка потянулась к вилке и в этот момент ее голова безвольно упала на грудь.

***

        Не было никаких ориентиров или направления, только чувство вращения – он падал.
        Окружающая его тьма была безмолвной. Это стало понятно в тот миг, когда где-то на краю бездны зародился звук. Сначала едва уловимый, он начал набирать силу. В нарастающем гуле стали проявляться мгновения тишины. Со временем шум стал острее, разрывая тьму, пробираясь через ее слои.
        Звук наплывал на него, будто искал в бездне. Он был чем-то знакомым, приземляющим, бодрящим.
        Когда они столкнулись, Маркус открыл глаза и резко вдохнул. Тьма оказалась заполнена водой, которая мгновенно затекла в горло. Рефлексы дали сигнал в мышцы и, дернувшись, руки и ноги нащупали опору. Толчок, и утопленник вынырнул из воды в своей ванной.
        Вцепившись вялыми пальцами в края ванны, откашливая воду, он потянул себя через край, боясь, что руки не выдержат, и он опять уйдет под воду. Попытка поставить ноги на пол чуть не привела к разбитому носу – из-под ботинка выкатилась пустая бутылка. Встать удалось лишь, придерживаясь руками за раковину.
        На нем были рубашка, брюки и туфли. Естественно, все было мокрым насквозь, т.к. по каким-то причинам он решил принять ванну в одежде. И судя по пустым бутылкам в ванной - попутно отмечая какой-то праздник. Насчитывалось порядка семи штук разных объемов.
        При попытке вспомнить, какие события предшествовали его пробуждению, Маркус услышал звук из бездны. Им оказался телефонный звонок - кто-то настойчиво пытался связаться с неудачным водоплавателем.
        В голове было пусто, не было даже неизбежного при таких объемах похмелья. Только звуки, казалось, обострились - в узком коридоре телефон больше походил на сирену.
        - Алло, - с облегчением от стихшего звонка сказал Маркус.
        Сначала из трубки донеслись звуки помех, но потом прорвался встревоженный голос:
        - Остановись!
        Маркус отдернул трубку и поморщился, но все же - из чувства благодарности звонившему - поднес ее обратно к уху и спросил:
        - Кто это?
        - Майки, остановись! Пожалуйста, Майки! Не надо больше! Хватит!
        - Кажется, вы ошиблись номером, - Маркус аккуратно вставил пару слов в нескончаемый поток с той стороны провода.
        Там же по-прежнему кого-то звали, просили остановиться и перестать. Маркус нахмурился, ожидая услышать хотя бы что-то новое или разумное. Решив, что разговора не получится, он сказал “Извините, всего хорошего” и хотел было положить трубку, но в этот момент женщину перебил другой голос. Тоже женский, но более размеренный.
        - Послушайте, то, что я сейчас скажу, покажется вам полным бредом, но кем бы вы себя не считали - это не так, - говорившая была спокойна и уверена в своих словах. - Тело, в котором вы находитесь, или считаете, что находитесь - не ваше. Этот человек - Маркус - мертв.
        Брови непроизвольно поползли вверх. Не каждый день о себе такое услышишь.
        - Боюсь вас разочаровать, но вы поспешили со звонком буквально на пару минут. Кстати, хотел вас поблагодарить.
        В трубке молчали. Затем снова раздался голос второй женщины – кажется, с той стороны завязался диалог. Всего разговора было не разобрать – только отдельные слова:
        - Не помнит … знак, якорь … память … спровоцировать…
        Потянул сквозняк и Маркус почувствовал продирающий холод. Вспомнив, что до сих пор стоит в мокрой одежде он поспешил распрощаться со странной парочкой:
        - Послушайте, мне сейчас не очень удобно говорить, поэтому я, пожалуй, пойду.
        - Стойте! - Трубка вновь оказалась у первой женщины. Было слышно, как она волновалась. С некоторой заминкой она продолжила: - Маркус, позвольте попросить вас о небольшой услуге.
        - Не думаю, что могу для вас что-то сделать.
        - Мне всего лишь нужно, чтобы вы поискали кое-что на чердаке.
        - Откуда вы знаете, что у меня есть чердак? – заволновался Маркус – не хватало, чтобы эти две сумасшедшие следили за его домом.
        - Просто… пожалуйста… сходите на чердак.
        Полагая, что это самое малое, что можно сделать для своего спасителя - хоть и явно сумасшедшего – он согласился и отправился наверх.
        В темном коридоре на втором этаже, на фоне окна мелькнула тонкая линия веревки. Опустив лестницу вниз, Маркус оказался в кромешной тьме чердака. Той же, что была в ванной…
        - Вы на чердаке? - донеслось из трубки.
        - Да, - протянул он. - Подождите, мне нужен свет…
        Удивленный осведомлённостью звонившей о своем доме, Маркус заинтересовался тем, что же он может найти на чердаке, куда его так настойчиво ведут. Поэтому легкое разочарование было понятным, когда включенный фонарик высветил пустое треугольное помещение.
        - Здесь пусто. Ничего нет.
        Звонившие снова запаниковали - на заднем плане вновь завязался диалог. В этот раз услышать не удалось ни единого слова. Совещание продлилось недолго.
        - Абсолютно ничего? Ни игрушек, ни одежды? Может какая-нибудь посуда или старая мебель? Книги?
        Пара открытых коробок явила содержание: пыль и паутина.
        - Нет. Только кучка пустых коробок.
        Женщина оживилась:
        - Вы уверены, что они пусты? Вы проверили каждую?
        Маркус, начиная уставать от этих поисков, ответил:
        - Давайте так. Я вам благодарен за звонок, но, если в коробках ничего не окажется - мы распрощаемся.
        В трубке мягко запротестовали, но его настрой был решительным. Коробки перетряхивались одну за другой, переворачивались вверх ногами и отправлялись в другой угол чердака. К удивлению, из последней на пол выпала пачка бумаги. Несколько десятков листиков - размером с ладонь – веером рассыпались на досках.
        - Подождите, я кое-что нашел.
        - Что? Что вы нашли?
        Он поднял один из листиков с пола - это оказалась фотография. Кусочек чьей-то жизни. На поднятом снимке стояла молоденькая рыжеволосая девушка с уставшим лицом, одетая в джинсы и футболку с незатейливым рисунком. Девушка прижимала к левой ноге маленького мальчика в синей рубашке и шортах на подтяжках - одна лямка была отстегнута и волочилась за мальчуганом по земле. Судя по объятиям, это были мать и сын. На заднем плане была видна груда картонных коробок для переезда. Некоторые из них были открыты - виднелись различные вещи: подушки, торшер, какая-то металлическая рамка, игрушечная пожарная машина и много чего еще. Еще дальше была видна стена дома - белые горизонтальные облицовочные доски. Юная семья переехала на новое место жительства.
        Пересказанное в трубку изображение с фотографии заставило женщину всхлипнуть и срывающимся голосом попросить:
        - Пожалуйста, посмотри другие фотографии…
        Обращение на «ты» затерялось в странности всей ситуации. Интерес же заставил наклониться за следующим листиком. На снимке была кухня и та же девушка. Она готовила завтрак. Видимо, за кадром стоял сын - снимок был сделан снизу вверх. Девушка улыбалась. На третьем кадре - мальчонка. За столом, делающий уроки. Волосы взлохмачены, карандаш изгрызен - задача давалась с трудом. Еще на одном - опять кухня. Снова постановочное фото - оба держат бокалы. Мама - шампанское, сын - шипучку. Праздник. Судя по коробкам вокруг - во время переезда. На других снимках так же были эпизоды из их жизней. Светлые, яркие. Что-то в этих снимках задевало Маркуса глубоко внутри. Нечто неуловимое. На последней фотографии он увидел дом с первого снимка целиком: двухэтажный коттедж с черной покатой крышей и белым облицовочным деревом, небольшим участком впереди и приоткрытой скрипящей калиткой.
        Он знал, что калитка скрипит - Маркус тут же вспомнил свой дом. И кухню, и стол в детской, и женщину, и мальчика… И ночь, когда он вышел из спальни на звон посуды на кухне.
        Он снова был там. Прямо перед ним - дверь на кухню. Справа - зеркало. Оттуда на него смотрел мальчик десяти лет: босой, в пижаме из кофты и штанов. Широко распахнутые глаза, приоткрытый рот и тонкие руки. На месте переднего резца и клыка две черные дырки, кожа белая словно чистый лист, красная щека со следом руки и взъерошенные волосы - только из кровати.
        Майки стоял перед входом на кухню, откуда доносились приглушенные звуки. Свет метался в узкой щели под дверью из одного конца в другой. С улыбкой, мальчик толкнул дверь, довольный преодолением своих страхов...
        Мама сидела за кухонным столом. Она казалась уставшей: собранные в пучок волосы, мешковатый свитер, осунувшееся лицо и мешки под глазами. Но это была она, и Майки тут же почувствовал себя лучше. Если она дома - значит все хорошо и он в безопасности. Обитатели тени и в этот раз не смогли до него добраться.
        Мальчик подошел к маме, чувствуя, как его одолевает зевота - сон возвращался.
        - Ма-ам, почему ты шумишь? Ты меня разбудила…
        Она не ответила, но сын этого и не ждал – ему хватало присутствия матери. Он вяло обвел взглядом раскиданные по столу газеты, заметил позднюю гостью, которая почему-то пристально смотрела то на телефонную трубку, то на одинокую свечу, горевшую на столе. Пожав плечами, он потянулся к маминой щеке и пробормотал: “спокойной ночи”. А затем он ушел.

***

        Женщины сидели в полном молчании. Сара тихонько плакала: не было ни сил, ни слез для истерики. Экстрасенсорный сеанс с сыном, который устроила Кэрол, выжал из нее все соки. Она была опустошена.
        Пугающая мысль, что потусторонний мир-таки существует; не убывающая боль матери, похоронившей своего сына; гложущая вина за жизни тех, кого не упокоенный дух сына довел до самоубийства – все это лишало ее сна многие дни. И теперь - когда погасла свеча и Кэрол заверила, что все кончено – Сара почувствовала пустоту. Пустоту в доме. Пустоту внутри себя.
        За окном забрезжил рассвет, и солнце робко прыснуло оранжево-красными лучами на лужайку перед домом, разгоняя тьму. Начинался новый день.