Навсегда

  Бесконечная равнина. Нет. У нее есть конец. Красная ленточка, болтающаяся между двух стеблей сухой травы, прячущих сгнившие коренья под промерзлой землей. Какой холодный ветер. Капюшон, шапка, рукавицы, теплая куртка, свитер, водолазка, майка, две пары штанов, две пары носков, утепленные ботинки на крепкой подошве, и всюду пролазит любопытной харей промозглый Борей. Сечет лицо ледяным лезвием, расцвечивая кожу лоскутами румянца, багрянца и совсем уж страшного лилового. Давно укатилось за горизонт гранатовое солнце. Звезды водят хороводы над головой, пронзительно вопя снопами искр по глубокому снегу. Долго идти и все по ровному. Ни холма, ни стены леса впереди, ни огонька, ни дыма. Только море белизны, впрягшейся в неутомимый ветер и таскающей его по своим телесам с угрюмым шелестом.
  Равнина. Ровная плоскость. Поверхность. Пропадают следы. Всмотрись под ноги, режет глаз так, как пустое место. Как в последней букве "о". И так час за часом, секунды взлетают и оседают инеем на ресницах. Пар облаком вырывается из уставших легких. Молишься на возвышенность, идол, бог, восстань из земных недр. А его нету нигде. Только марево вдали плывет и глаза вмерзают во впадины, словно ветер вымывает, порыв за порывом, из них зелень, оставляя синь, оставляя безнадежность. Как сейчас невпопад перечисление гардероба из прошлой мысли, абзаца. Но как передать холод, не вдаваясь в подробности теплой одежды, напяленной на уставшее тело, которая не спасает ни текста, ни человека, бредущего здесь, по своей воле, к мифической красной ленте, между двух сухих веточек. А если их замело, повалило? Если прошел давно, и теперь уже за чертой, продолжаю идти незнамо куда, зачем? Оглядываешься.
  В снегу лунки. Провожу ладонью по лицу. Лунки. Наклоняюсь. Яблоки, спрятались вглубь. Розовым бочком к безучастному, злорадному небу, желтовато-белесой  к ненавистной, глухой матери, что их взрастила своими соками, а теперь спит в глубоком трансе зимы. Круглое в плоском. Достаю одно, кусаю, сок брызжет на подбородок и тут же замерзает. Ломит зубы. Жуешь терпеливо. Отбрасываешь кочан. Далеко летит и пропадает навеки. Ощупываю лицо еще раз, рукавицами размазываю сладкие потеки. Нос на месте. Вспоминаю, что ищу.
  Проходит время. Нет, время, в том плане, что я не двигаюсь, и оно просто проходит, пока я стою. Не так отчетливо, как в том случае, если идешь или бежишь. Проходит сотня метров. Вернее, прохожу. Теперь оно обретает черты. Теряю из виду лунки в снегу. Ботинки утопают в ледяной шубе. Вспоминаю скрип, слышу его, вспоминаю санки в детстве, вижу их, вспоминаю, как стоял в комнате утром и смотрел на снежинки, мечущиеся в воздухе и ложившиеся, на что?
  Начинается вьюга из ленточек. Красные полоски прорезают разреженный воздух. Червячки, танцующие фламенко. Я слышу голоса. Кто-то говорит "Да", кто-то "Вай", кто-то "Выз", кто-то "До", кто-то "Рав", кто-то "Ли", и последнее, ускользающее "Вааай". Тишина. Проваливаюсь в яму. Снег сдавливает грудь. Упираюсь в него и стараюсь подняться. Тело непослушно скрипит и переламывается на две части.
  Проходит время. Много время. Слышу хруст. Меня вызволяют из морозного плена. Заворачивают в теплое покрывало, почему-то с прорезями. Меня кусают, кусают, кусают, кусают, кусают. Отбрасывают далеко. И черное небо краешком звезды шепчет: "Навеки".