Как скоротечна жизнь

                Валерий Недавний
                Как скоротечна жизнь
               Андрей Николаевич проснулся с чувством тревожной не                определённости. Со стороны лоджии тянуло холодом. «Наверное, около четырех часов утра» - определил он время, вслушиваясь в завывание ветра во дворе. В окно пробивалась узкая полоска света, от дворовых фонарей отражаясь в стёклах книжного шкафа. Зима дала о себе знать в этом году рано. Снег, выпавший в конце ноября, не таял, а морозы и восточные ветры, вызвавшие похолодание, вынудили жену завесить остекление лоджии покрывалом, чтобы сохранить тепло в комнате младшего сына. Особенно холодно было в комнате старшего сына. Стояк  отопления был маленького диаметра, и при ограниченной подаче теплоносителя батарея отопления едва была тёплой. Да и откуда быть теплу, если на вчерашней планерке у директора завода главный энергетик проинформировал их руководителей цехов и подразделений что из-за недостатка топлива в городе дана команда теплоноситель свыше семидесяти пяти градусов не подавать. «Как она там?» - вспомнил Андрей Николаевич о матери. Осторожно чтобы не разбудить жену встал, оделся и прошел на кухню. В отличие от него городского жителя обитающего в многоэтажке пенельного типа  мать жила в собственном доме на хуторе словно помещица. Отец умер три года назад, и мать осталась одна в доме. Периодически её навещали сёстры и младший брат Андрея Николаевича. Сёстры жили недалеко от матери в соседних селах, а брат чуть дальше в Невинномысске. Приезжал навестить мать и Андрей Николаевич из своего Ставрополя. Наполнив чайник водой, поставил его на плиту и зажёг горелку. Последний раз он был у матери три недели назад. Впечатление от поездки осталось тягостное. Мать лежала на кровати под грудой одеял, окна в доме были завешаны покрывалами. Раздевшись с дороги, он сразу приступил к делу. Принес из сарая дров, пару ведер угля и принялся  чистить топку котла
 - Зря Андрюша выбрасываешь, - заметив, как он вытаскивает из топки котла ком спекшегося шлака и не сгоревший уголь, заговорила мать.
Она встала с постели, тяжело дыша, подошла к нему и присела на скамеечку у котла. Её мучил приступ астмы.
 - Всё равно температуру выше восемнадцати градусов не поднимешь.
 - Поднимем, мама до двадцати пяти, а надо будет и выше.
Лет восемь назад он вопреки желанию родителей склонил их сделать в доме водяное отопления. Мать и отец, привыкшие к печке, которая обогревала весь дом, противились монтажу системы. Но он всё-таки уговорил их. Приехав из Ставрополя на выходные со своими товарищами, они в течение светового дня навесили в комнатах батареи отопления, обвязали их трубами, поставили котёл. А уже к вечеру из дымовой трубы показался дымок. Через полчаса система прогрелась и батареи стали горячими. В первое время старики относились к отоплению насторожённо но, привыкнув, уже не могли нарадоваться новшеству. Закладывая в топку котла дровишки, понимал, почему уголь плохо разгорелся. Мать как он понял после первой порции дровишек, сразу же засыпала уголь в топку. Дровишки быстро прогорали и уголь, не разгоревшись, вскоре затухал. Андрея Николаевича раздражала старческая скупость матери, граничащая с жадностью. Если сёстры и брат выражали ей недовольство этой привычкой, то он не мог себе позволить упрёка в адрес матери. Знал, во время войны и в тяжёлые послевоенные годы, мать, экономя буквально  на всём,  сумела сохранить семью, спасла их от голода.
 - И чего мама экономить дрова? – стоя перед котлом и засовывая под дровишки кору и щепки, рассуждал он. – Дров мы с Володей нарубили много. Уголь в этом году низкосортный, как только прогорит надо шлак выбрасывать. И только после этого засыпать следующую порцию. И не надо экономить дрова.
Всунув кусок газеты под щепки, зажёг её. Пламя охватило кору и щепки. Убедившись, что дровишки охвачены пламенем, Андрей Николаевич закрыл дверцу топки.
 - Вот и всё! – стряхивая с ладоней сор, весело заговорил он. – Через полчаса как протопим и нагреем котёл, будет засыпать уголь. А вы мама, наверное, как только дрова разгорятся, так и засыпаете уголь? Это плохо, так как топка не прогрелась, - поучал он. – А раз котёл не набрал тепла, уголь не будет гореть. 
 - Я сынок грешу на дымоход, может он забился? Да и тяга плохая.
 - Дело не в дымоходе, - возразил он. – Надо хорошо протапливать котёл, чтобы от дров оставался в топке хороший слой горящих углей и только после этого засыпать уголь. Тогда он будет гореть. И не надо экономить дрова.
 - Это же, сколько дров понадобиться?
  - Можете не волноваться, дров на зиму мы заготовили с запасом.
Спустя час они с матерью сидели на веранде за столом пили горячий чай и вели разговоры. В топке котла весело потрескивая, разгорался уголь. За оттаявшими от мороза стёклами веранды просматривалась панорама окружающей местности. Слева в низине располагался  пенькозавод с главным  производственным корпусом и другими зданиями и сооружениями за ним проглядывал лес и изгибы русла реки Большой Зеленчук. За заснеженным огородом был виден жилой поселок пенькозавода. Справа посёлка пролегала дорога, ведущая в аулы Карачаево-Черкесии. Она же служила их хутору и соседним населенным пунктам главной улицей. Справа у дороги стояла водонапорная башня. В отличие от башен круглой формы эта была квадратной, и выстроил её пенькозавод, как и систему водопровода заводского посёлка. Около неё обычно останавливались проезжающие машины и автобусы. Позже против башни через дорогу сделают остановку автобусов. Покончив с чаем, мать принялась готовить завтрак. Глядя на постаревшую мать, Андрей Николаевич понимал обслуживать в её возрасте котёл тяжело. Особенно чистить топку от шлака. Представил как, утром задыхаясь от астмы мать, выгребает из топки спекшиеся комья шлака в ведро. И от сознания того что он здоровый мужик сидит в тепле городской квартиры в то время как его матери приходится по холоду выносить шлак и мусор во двор, носить из сарая дрова и уголь стало не по себе. Вопрос о матери не раз заходил в их семье и каждый раз оставался не решённым. Взять мать к себе в город он не мог из-за тесноты в квартире. Помимо его жены и меньшего сына с ними жил старший сын с невесткой и двумя детьми. К его младшему брату Владимиру мать и сама бы не пошла из-за натянутых отношений с невесткой. К дочерям ей тоже не хотелось, хотя каждая из них звала мать к себе.
 - Пойми Андрюша, - оправдывалась она, - что я там у них буду делать? Маячить в их апартаментах словно приведение? – И с горечью ему пояснила: - Ходишь по их большим пустым комнатам, и поговорить не с кем. Они целый день на работе в школе. Приходят домой им не до тебя нужно с хозяйством управиться, ужин приготовить, тетради проверить, к занятиям подготовиться. Зятья на работе, постоянно в разъездах. А тут, - мать обвела взглядом веранду, - я одна себе хозяйка, - в порыве откровенности высказалась она. – Ни кому не мешаю, ко мне каждый день кто-нибудь из соседок в гости заглядывают. Все новости от них знаю.
     В душе он соглашался с матерью, понимал. На примере своих коллег по работе взявших к себе жить родителей знал, как старые люди тоскуют в незнакомом городе, не имея возможности видеться и поговорить со своими сверстниками. Стены родного дома матери куда дороже просторных коттеджей дочерей. Некогда полный и шумный родительский дом опустел и затих. Андрей Николаевич помнит как в далёком 1954 году всем миром: - соседи, сослуживцы отца да просто знакомые им люди пришли к ним на замес делать саман. А месяц спустя он четырнадцатилетний мальчишка, старший из детей семьи, помогал нанятому родителями старичку класть стены дома. Жилось тогда семье нелегко. Отец работал на пенькозаводе, мать хозяйничала дома, вела домашнее хозяйство: - корова, свиньи, куры. В тот год он окончил школу семилетку. Школы десятилетки на хуторе в то время не было, и перед родителями вставал вопрос, где учиться сыну дальше? - В соседнем селе, где была школа десятилетка или в краевом центре. Как он знал, у родителей не было средств на это. И тогда было решено устроить его учеником токаря на завод. Так он Андрюшка в четырнадцать лет стал рабочим. Работал, а в свободное время помогал отцу строить дом. Поздней осенью семья их переселилась в недостроенный дом. Зимовали без крыши. И ему с сестрёнкой приходилось по лестнице взбираться на перекрытие, очищать его от выпавшего за ночь снега. К весне родители, скопив деньги на лес и черепицу, поставили крышу. Через год пристроили к дому веранду, о которой мечтали отец, с матерью вспоминая покинутый во время войны в Крыму собственный домик на берегу моря.
    В родительском доме на хуторе все они выросли, повзрослели, окончили школу. Все они работали на местном пенькозаводе, зарабатывая необходимый стаж работы для поступления в высшие учебные заведения. Сюда на хутор приезжали на каникулы. В родительском доме играли свадьбы, отмечали семейные торжества и юбилеи. Здесь останавливались родственники и друзья. В родительском доме росли и воспитывались их дети и внуки, привозимые ими на присмотр бабке и деду. «Переехать бы на хутор, в родительский дом. Да провести в нём остаток своей жизни, - не раз посещала его мысль. – Да разве жену уговоришь? Её и бульдозером не вытянешь из города»
       Чайник закипел. Андрей Николаевич выключил горелку, приготовил себе большую чашку кофе и вновь вернулся мыслями к родному хутору. Вернись он в родительский дом, можно было бы развернуться. Это не скученность и теснота городской квартиры, где ты ограничен пространством и соседями. Где нет возможности приложить свои: - ум, знания, опыт и руки. На свободном участке земли родительского подворья они с братом построили бы дом в двух уровнях, на две семьи. Обновили бы сад, заложили новый виноградник. Силы ещё есть, но вся беда в том, что их жены города не покинут и на хутор его не сменят.
«Там  на хуторе работать надо, а в городе другая жизнь. Дела свои сделала, кушать приготовила и смотри телевизор» - мрачно размышлял Андрей Николаевич.
 - Попробуй после городских условий: - газа, водопровода, канализации загони их на хутор. Не пойдут! – не раз делилась своими размышлениями с ним мать.
В этом он с ней согласен. В сельской местности работать надо, а многие горожане отвыкли от этого. Городские жители просто не приучены к жизни в селе. Да и образ села под воздействием средств массовой информации последнего времени сложился у молодых и богатых людей как о месте, где можно на природе хорошо отдохнуть и провести время. А в отношении условий жизни их можно создать было бы желание и деньги. Примером этому Андрей Николаевич видел своего племянника сына сестры Елены. Окончив институт, Вадим устроился на работу в местный колхоз, где работал его отец. На соседнем с их селом хуторе выстроил себе дом. А разве плохой дом был у него до переезда в Ставрополь?
                2
      Там в далёкой терской станице Галюгаевской, куда уехал работать Андрей Николаевич и не мечтал о собственном доме. Небольшую квартиру ему как холостяку выделил пенькозавод. Когда женился, завод представил ему трёхкомнатную квартиру. Не сказать, что хоромы, но в сравнение со специалистами приезжающими после окончания институтов работать в школу, колхоз и другие организации он был в лучшем положении, чем они. Так как им приходилось снимать жильё у местного населения. Может и жил бы в заводской квартире с молодой женой и маленьким сынишкой. Ходил бы с женой в гости к друзьям и соседям, смотрели телевизор в выходные ездил бы на рыбалку или охоту, если бы не случай. Заглянул как-то к своему подчиненному по работе Алексею. Алексей Ильич работал у него в механическом цехе слесарем и был старше его лет на шесть. Хорошо у Алексея. Добротный дом, из самана облицованный кирпичом из Моздока. Во дворе ранний зимний синий вечер. Ровные заснеженные ряды виноградника. Снятые со шпалер  лозы винограда укрыты хозяином в полиэтиленовую плёнку, уложены и укрыты землёй.  Что защитит их от зимних морозов. Слева хозяйственные пристройки. Чихирня гордость Алексея, где он давит виноград, получает сусло, из которого готовит вина. В станице по старинке вино называют чихирём. Чуть в сторонке саж с двумя кабанами. Крольчатник с сотней крупных кролей. Как ему говорил Алексей, он улучшает породу кролей за счёт скрещивания крольчих с зайцем. Зайца крохой поймали в поле трактористы косившие люцерну. За баллон чихиря они и отдали ему зайчонка. Справа теплица и при входе во двор подвал, мечта многих выпивох. В подвале на дубовых брусьях покоятся бочки с чихирём.
 - Ну что Николаевич, - довольный показом своего хозяйства Алексей кивает ему на дом, - зайдём, выпьем?
Потирая руки от холода, Алексей Ильич пропускает его вперёд. «Не иначе как просить что-то будет, - входя в дом, промелькнула у него мысль. Если бы выпить, то спустились бы в подвал. А раз в дом зовет что-то у него серьезное»
Работая в должности главного механика пенькозавода, Андрей Николаевич уже привык к тому, что подчиненные обращались к нему с различными просьбами. Одним нужен трактор для вспашки огорода другим автомашина для перевозки домашних вещей, третьим – лесопильная рама для распиловки круглого леса на доски и брусья. И не кому он в просьбе не отказывал. Особенно он был внимательным к рабочим завода застройщикам собственного жилья. Так как знал, каково строится человеку с небольшим заработком в условиях, когда трудно достать необходимые стройматериалы. Однако Андрей Николаевич ошибся, Алексей у него ничего не просил. Они прошли с Алексеем в зал и сели за стол. Жена Алексея – Александра Ефимовна накрыла им стол, а Алексей наполнил стаканы вином. За столом они разговаривали, и беседа проходила о собственном доме и его  преимуществах перед казённым жильём.
 - Так ты Алексей Ильич предлагаешь мне строиться? – глядя, как Алексей наполняет стаканы вином, спросил Андрей Николаевич.
 - А что Николаевич зря я тебе по своим куткам водил? – хитро сощурившись, ответил ему Алексей. – Свой дом это не заводская квартира, где скрипнул койкой, а завтра весь завод знает, чем ты со своей женой занимался, - озорно через стол улыбнулся ему хозяин. – Так что занимай против моего дома, через дорогу, пустующий участок земли и начинай строиться.
 - Хорошо тебе Алексей говорить, -  усмехнулся он подчинённому. – У тебя полстаницы родни и знакомых, а у меня здесь никого. К тому же мы только поженились. Долгов куча, едва успеваем их выплачивать.
 - Ну и глупая голова, - подался к нему Алексей, - выгоды своей не видишь. Ты только начни строиться, а там дело само собою пойдет, - убеждал его слесарь. – Я же вижу, ты трудяга. Токарем работал, в электрике разбираешься, со сварочным держателем управляешься не хуже нашего сварщика, - льстил ему Алексей.
 - Да пойми ты Ильич, если в кармане не гроша к чему завязываться со строительством.
 - Ты главного не понимаешь, - гнул свою линию тот. – Пока ты молод и здоров, тем более при такой должности, главный механик завода только и строиться. У тебя в подчинении: - автомобили, трактора, лесопильная рама, деревообрабатывающий станок и прочая техника. Тебя и мужики из нашего механического цеха уважают.
 - Ну и что из этого? – прервал его.
 - А то, - кажется, Алексей начинал уже сердиться. – Вот, скажем, везут наши трактористы на железнодорожную станцию готовую продукцию, волокно, - развивал он свою мысль. - А ты возьми и поставь ребятам по банке чихиря. Они тебе на обратном пути заедут в карьер и привезут гравий. Ведь всё равно назад возвращаются с пустыми тележками без груза. А тебе если завозить стройматериалы нужно оплачивать транспорт, договариваться с трактористами. А так будет дешевле. Пойми, - убеждал он, - всюду люди. – Дай тем же трактористам или шоферам несколько пачек сигарет или деньги на пиво так они тебе на обратном пути не только гравий завезут, но и песок или щебёнку. Или скажем, нужны доски, купи лес кругляк и распусти его на нашей пилораме. Кстати твой кум Виктор когда-то работал на ней. Разве он откажет тебе? Ведь ты ходил к нему, саман делал, проводку в доме вёл, да и крышу помогал ставить, - перечислял Алексей. – Вот сейчас, зимой, дома делать нечего, - давал он очередной совет, -  купи в совхозе бухты четыре, пять оцинкованной проволоки. Я тебе дам машинку для плетения сетки. Сейчас вечера длинные, поставишь в котельной столик, закрепишь машинку и будешь плести себе сетку на забор. Там тепло, светло, а главное свои ребята, никто ни проволоку, ни сетку не возьмёт.
Пока они сидели за столом, Алексей Ильич дал ему ещё несколько дельных советов. Вот так с добрых наставлений своего подчиненного, советов друзей и, казалось бы, чужих людей решился он на строительство собственного дома. Сейчас вспоминая прожитую жизнь, вряд ли бы решился на такое, не имея средств. Но тогда перебиваясь от получки до получки, занимая деньги у того же Алексея они с женой вытянули стройку.
                3
 - Чего это ты в такую рань поднялся? – удивилась жена, войдя на кухню. – Всё о матери думаешь?
 - Да!
 - Ну, хорошо у нас тесно. Неужели твои сестры не могут взять мать к себе хотя бы на зиму?
 - Могут, но она не хочет к ним переезжать.
 - Видимо так зовут.
 - Вспомни свою мать, - обиделся Андрей Николаевич намёку жены на черствость сестер. – Сколько она у нас прожила? Едва три недели прошло, как заскучала по дому, станице: - Поеду я доча, наверное, домой, уж дюже соскучилась. - И это в то время, когда сыновья были маленькими и ей не мешали. Ты думаешь ей твоя чистота, уют и покой был нужен? Ошибаешься, им старикам от безделья и непривычной обстановке становится  невмоготу. А ты: - Мама полежите, отдохните. – Андрей Николаевич насмешливо посмотрел на жену. – Да ей старухе милей родного дома ничего нет. Корову подоит, в стадо её выгонит. С соседками посидит на скамейке, новостями обменяется, собаке еду вынесет,  кур покормит, вечером корову из стада встретит. Это куда лучше, чем с балкона смотреть, когда ты вернёшься с работы и можно с тобою поговорить. Вспомни, как ты со своей сестрою невестку обсуждали: - Мол, какая она бесчувственная мать корову доит, а у неё жалости к старухе нет. Ты попробуй, лиши стариков привычного образа жизни, так они на другой день от тоски заболеют.
 - Да кто их поймёт, прости Господи, что так о покойной матери говорю, - согласилась с ним жена.
Супруга вскоре ушла на работу, а Андрей Николаевич остался один со своими невесёлыми мыслями. Старший сын, работаюший водителем троллейбуса ещё рано утром ушёл на работу. Его жена и двое сыновей ещё спали. «Дожил, - мысленно усмехнулся он своему положению. - Жена со старшим сыном работают, а он оказался в положении иждивенца» Выключив освещение в кухне, так как во дворе стало светать, прошёл в комнату, которую занимали с женой. Завод, на котором Андрей Николаевич работал, как и многие предприятия города в это смутное время работал с перебоями. К двум выходным дням добавились её два неработающих дня. В итоге выходило четыре дня безделья в неделю. Можно было бы съездить на хутор проведать мать но ситуация когда он глава семьи зарабатывал меньше жены и сына могла показаться остальным членам семьи  вызовом. Да и появляться у матери с «пустыми» руками для него было мучительно стыдно. Никто из членов семьи ему недовольства не высказывал лишь молча, сочувствовали. И от этого на душе становилось горше. «Всё же навещу мать» - утвердился Андрей Николаевич в своем решении ехать на хутор. Предстоящие затраты на поездку он компенсирует деньгами которые заработает в ближайшее время. Его бывшая коллега по отделу Анна Васильевна попала под сокращение и открыла на рынке свою торговую точку. Торговля дохода  большого не приносила, но позволяла ей как-то держаться на плаву. Встретившись как-то с ним, разговорились.
    - Понимаете, Андрей Николаевич, - торопливо перешла Аннушка к изложению своей проблемы, - достала я испанскую керамическую плитку. Небесно-голубого цвета и хочу, чтобы вы отделали мне стены ванной комнаты и кухни этой плиткой. А то смотреть уже на них противно.
Он понимал бывшую коллегу, с ней он работал на отделке жилых домов, общежитий и других объектов которые строил их завод. В советский период времени половина инженерно-технических работников завода бросалось на отделку построенных объектов. И хотя он был начальником отдела, его как мастера-умельца всегда включали в такие бригады. Благодаря чему он побывал на Черноморском побережье, где они строили пионерлагерь, и в ущелье Архыз, где строили турбазу. Зная своего начальника и работая с ним на отделке кухни пирожковой, Анна Васильевна и обратилась к нему.
 - Только Андрей Николаевич, - Аннушка замялась, - я не сразу с вами расплачусь. Частями, как заработаю. Понимаете, сейчас…
 - Анна Васильевна! – прервал ее. – Когда сможете тогда и отдадите, - его обижал  оправдывающий тон коллеги. – Что я вас не знаю?
В период безработицы, когда их завод простаивал, Андрей Николаевич подрабатывал у своих знакомых, коллег. Кому облицовывал кухни, ванные, санузлы, где-то менял проводки ремонтировал бытовую технику, менял раковины. Брать за работу как мастера, не решался, зная, как достаются нынче деньги. Да и стыдно было брать со своих, может, поэтому многие женщины, не имеющие мужей, обращались к нему за помощью. Не раз он выслушивал нарекания невестки:
 - Папа да с вашими руками можно было бы бросить ваш завод и пойти шабашить. Вы бы больше зарабатывали, и жили припеваючи, не ожидая получки.
В словах невестки был резон. Но в оставшиеся два года до выхода на пенсию ему не хотелось рисковать. «Как бы трудно не было, - рассуждал Андрей Николаевич, - но я доработаю на своем заводе» Две недели назад его вызвали в отдел кадров и сообщили, отдел в котором он работал, ликвидируют, а людей сокращают.
 - А можно я переведусь рабочим в производство? – спросил он у начальника отдела кадров.
 - Можно, в цехах не хватает квалифицированных рабочих.
 - Хорошо, в конце дня я занесу вам заявление о переводе в цех.
Договорившись с начальником одного цехов, что он примет его на вакантное место резчика металла, Андрей Николаевич перевёлся в производство. Работал, резал на механической ножовке и пиле «Геллера» заготовки. Когда возникала необходимость, становился за токарный, или фрезерный станки. Благо в опустевших цехах свободных станков стояло много. В молодости ему приходилось работать по этим профессиям. Ему уже имевшему к тому времени трудовой стаж сорок лет на промышленных предприятиях не хотелось его разменивать стажем всякого рода товариществ с ограниченной ответственностью.
      Андрей Николаевич не спеша собрался в дорогу. Сидя на диване, он прислушивался к комнате молодых, не проснулись ли внуки?
«Возьму с собой на хутор Шурку, - решил он. – Все матери радость будет от присутствия правнучки. Люда возражать не будет, отпустит со мною» О том, что внучка поедет с дедом хоть куда Андрей Николаевич не сомневался. Лишь бы Люда не воспротивилась этому. Услышав голос проснувшейся внучки, он постучал в дверь молодых и вошёл в комнату. Невестка уже одевала дочь и собиралась вести её умывать. Внук ещё спал в кроватке.
 - Люда у меня эти дни выходные и я еду на хутор к матери. Ты не возражаешь, если я возьму с собою к матери Сашуню?
 Андрей Николаевич привык называть внучку ласкательно по своему – Сашуня. Ему хотелось иметь внука, но родилась внучка. Смирившись, он ещё больше привязался к внучке.
 - Холодно папа во дворе, - предостерегла его невестка. – А потом захочет ли она ехать?
 - Ничего страшного Люда, мы же в автобусе будем, а в нём тепло, - нашелся он  с доводом, боясь, что невестка не пустит внучку. – К вечеру уже будем у матери, так что не переживай, не замерзнет.
Услышав, что дед собирается ехать на хутор внучка тут же засуетилась и стала собираться в дорогу.
 - Ну что поедешь с дедушкой на Веселый? – спросила её мать.
 - Поеду! – обрадовалась малышка и бросилась к вешалке, где висела её шубка.
 - Не торопись Саша, дедушка тебя подождёт, - успокоила мать. – Сейчас мы с тобою умоемся, причешемся, поешь с дедушкой, а затем поедете. А пока вы будете кушать, я соберу тебе вещи в дорогу и гостинцы для бабушки. А когда приедете, отдашь их бабушке. Внучка в восторге начала прыгать.
 - Не шуми, - строго посмотрела на неё мать, - Артёмку разбудишь.
Но радостную внучку уже было не становить, и невестка вывела неё из комнаты.
      Приезд старшего сына с правнучкой был для матери неожиданностью. Признаться, она и не ждала никого. А тут в середине недели явился сын с малышкой.
 - Ну, зачем ты по такому холоду ребёнка с собою таскаешь, - не скрывая радости, упрекнула его мать.
 - А мы бабуля тебе подарочек привезли, - сняв с себя шубку, поспешила Сашуня к прабабке с пакетом яблок и конфет.
 - Спасибо моя маленькая, - мать привлекла к себе правнучку и расцеловала её.
Долго не задерживаясь  довольная похвалой прабабки,  внучка убежала в другую комнату. Как понял Андрей Николаевич, внучку сейчас интересовало содержимое большого жёлтого чемодана в комнате его родителей. В нём мать хранила игрушки своих внуков. В молодые годы, когда возникали трудности с устройством детей в детский сад он, его брат и сёстры привозили своих детишек на хутор к матери на присмотр. С тех пор внуки выросли, а игрушки остались. И мать чтобы не выбрасывать их сложила все это богатство в чемодан.
 - Ну как вы там живёте, сынок? – поинтересовалась мать, вглядываясь ему в лицо. – Что у тебя с работой, или опять завод стоит?
 - Работаем мама три дня в неделю, остальное время стоим.
В комнату вбежала Шурка, в вытянутых руках она держала по кукле. В глазах внучки была радость.
 - Бабуля, а я вот что нашла, можно я её искупаю, - показала она куклу голяшку.
Мать притянула к себе правнучку, расцеловала и, гладя её по головке, сказала:
 - Ты лучше Маше волосы причеши, гребень на комоде лежит. А Наташу пока  не купай. Сейчас я с твоим дедушкой поговорю. Потом мы с тобою согреем водичку и искупаем Наташу. Если купать её в холодной воде, то она может заболеть.
Внучка побежала в соседнюю комнату за гребешком, а Андрей Николаевич вернулся к прерванному разговору.
 - Положение на заводе тяжёлое, заказов мало, идёт постоянное сокращение численности рабочих. Так наш отдел ликвидировали, оставили двух работниц.
 - А как же ты сынок? – мать с тревогой смотрела на него.
 - За меня мама не волнуйтесь, я уже перевёлся в цех резчиком металла и работаю. Сокращают в основном инженерно-технических работников, - объяснял он ситуацию, сложившуюся на заводе. - Я бы и сам ушел, но мне до пенсии осталось два года, поэтому решил остаться. Поймите, в моём возрасте найти работу тяжело. Сейчас я работаю резчиком, когда нечего резать, становлюсь за фрезерный или токарный станок. Ничего мама переживём, - успокоил он её.
 - А как молодые?
 - Сергей работает, Люда с детишками дома сидит, хозяйство ведёт, Люба пока работает, сокращение ей не грозит. Осенью Андрей из армии вернётся.
 - Я и забыла, он же в следующем году демобилизуется. Да времена, - тяжко вздохнула мать. – Как вы там, в тесноте все жить будете?
 - Не  переживайте мама худшие времена были, выжили, переживём и это время.
Он старший из детей хорошо помнил послевоенные переезды их семьи. Отца как специалиста переводили с одного завода на другой. И только в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году их семья осела на этом заводе. Здесь на хуторе они построили свой дом. После окончания школы семилетки он поступил на завод учеником токаря. Работал, учился заочно в техникуме, помогал родителям.
 - Ладно, мама, я сейчас с хозяйством управлюсь, а вы нам с Сашуней что-нибудь поесть приготовьте.
Андрей Николаевич набросил на плечи старый полушубок и собрался выйти во двор.
 - Дедушка ты куда? – насторожилась внучка.
 - Я скоро вернусь.
Он понимал боязнь внучки остаться наедине со старой и суровой прабабкой.
 - Никуда твой дед не денется, - успокоила её мать. – Он сейчас принесёт дрова, уголь, картошку и морковку. Мы с тобою будем готовить кушать, а дед во дворе очистит от снега дорожки, покормит Белку и вернётся.
Однако уговоры матери не убедили Шурку. Внучка бросилась к вешалке и потянулась к своей шубке.
 - Вот ещё дедов хвостик, - ворчливо заметила мать и прошла на веранду, к газовой плите.
Андрею Николаевичу ничего не оставалось, как переодеть внучку в старую одежду своих племянниц и взять её с собою.
 - Смотри, - напутствовала её мать, - снег не ешь и шарфик не снимай. А то горлышко застудишь.
Одетая в старую шубку и такие же валенки, перетянутая в поясе шарфиком внучка походила на колобок. Она не смогла ответить прабабке, лишь утвердительно кивнула ей головой.
Андрей Николаевич расчищал от снега дорожки, ведущие во внутренний дворик, к сараю и уборной. Внучка стояла рядом. Солнечная погода, искрящийся снег, снующие по дорожке и чирикающие воробьи всё это радовало внучку. Из конуры вылезла старая дворняга и подошла к внучке. Встав на задние лалы, она пыталась лизнуть Шурку, но цепь не пускала её. Внучка от страха отступила назад.
 - Не бойся голубушка, - успокоил он её. – Это Белка, она добрая и не кусается.
Шурка вновь подступила к собаке и Белка положила ей передние лапы на грудь.
Андрей Николаевич понимал состояние пятилетней крохи. Ей всё было здесь необычно.
 - Дедуля, а можно я ей конфетку дам? – отстраняясь от собачьих лап и захлёбываясь от восторга, спросила она.
 - Собаки не едят их, ей надо хлеба дать или косточек от мяса.
Внучка извлекла из кармана конфету, сняла с неё обертку и сунула её в пасть собаке. Белка щёлкнув зубами, хватанула конфету, и Шурка от испуга отступила назад и упала в снег. Это так понравилось ей что она, визжа от восторга, отдала оставшиеся конфеты собаке. Андрей Николаевич тем временем вошел сарай, открыл крышку погреба. Сашуня с некоторым страхом и любопытством следила за его действиями. Спустившись по лестнице в погреб попросил внучку:
 - Саша, подай мне ведро.
 - Дедушка, а там крыс нет? – протягивая ему ведро, спросила внучка.
 - Нет, голубушка, - успокоил он её, - их всех Мурка выловила.
 - А можно я спущусь к тебе?
 - В следующий раз Сашуня, я уже набрал картошку, морковь, лук и буду вылазить. Нас бабушка ждёт.
В завершении к набранным овощам снял с полки банку малинового варенья, Андрей Николаевич выставил на пол сарая ведро  и вылез из погреба.  Закрыв погреб и дверь сарая, он бросил пару крупных картофелин Белке. Собака их затащила в будку и стала грызть.
 - Сейчас я тебе вынесу что-нибудь поесть, - успокоил Андрей Николаевич Белку. – Вот видишь голубушка, - обратился он к внучке, - бабушка старая, во двор выходит редко так как холодно и Белку кормить некому. Так она бедная  с голода сырую картошку грызёт.
          Занеся в дом ведро с овощами, он отдал всё матери, слил остатки борща в миску, добавил туда корки хлеба и вынес Белке. Когда Андрей Николаевич вернулся в дом, Саша уже сидела за столом рядом с матерью и жевала крупную морковь. Очищенная и вымытая матерью  морковь сблизили их, внучка уже не  боялась суровой прабабки.
 - Пойдем, Саша покатаемся на санках, – внучка с радостью встретила его предложения.
Андрей Николаевич повозил внучку во дворе, а затем чтобы доставить ей удовольствие отпустил с цепи Белку и втроём отправились кататься с горки. Катание затянулось надолго, незаметно стемнело и они вернулись домой. Пока они с внучкой снимали с себя верхнюю одежду, мыли руки, мать накрыла стол. Были здесь и любимые его пирожки с фасолью, и понравившиеся Сашуне пельмени и многое другое. Вспомнили за столом покойного отца и других умерших родственников. Виноградное вино прошлых лет было отличное. Налили и внучке целый фужер компоту из красной смородины. Чокаясь с ними своим фужером, Шурка взахлёб рассказывала прабабке, как она каталась с дедом и Белкой с горки, а когда возвращались домой заходили к бабушке Шуре и деду Васи.
 - К кому это? – удивленно посмотрела на Андрея Николаевича мать.
 - К соседям, Клюевым заглянули, - пояснил он матери. – Показал Сашуне кроликов, кур и козу.
 - Ну и правильно! - согласилась с ним мать. – Ведь ничего этого у вас в городе нет, хоть здесь на хуторе посмотрит.
Катание пошло внучке на пользу. Внучка порозовевшая уплетала всё подряд. К концу ужина из открытой форточки на пол спрыгнула кошка. Мурлыча, она потерлась у него в ногах, затем перешла к внучке.
 - Не бойся её, - успокоила её мать. – Это наша Мурка, спасительница. Всех мышей и крыс в сарае переловила. Чтобы мы без неё делали?
Шурка уже с интересом следила за кошкой.
                4
           Андрей Николаевич долго не мог заснуть. Свет от уличного фонаря проникал в окно, освещая часть противоположной стены, на которой висел портрет отца. В соседней комнате, где спала мать, громко тикал будильник. Изредка оттуда доносился тяжкий вздох матери да скрип сетки её кровати. Иногда за окном слышался шум проезжающей по улице машины, да лай Белки на бродячих собак. И вновь наступала тишина. Он лежал с открытыми глазами, перебирая в памяти прожитую жизнь. Рядом разметавшись во сне, лежала внучка.
 - Белка, уйди. Отстань!
Внучка и во сне продолжала воевать с собакой. Андрей Николаевич улыбнулся, вспомнив разговор Шурки со своей матерью за ужином.
 - Бабуля, подари нам Мурку. Я с ней буду дома играть.
 - Она не сможет у вас жить, - разочаровала ее мать. Заметив сникшее лицо правнучки, она стала ей объяснять. – Пойми Сашенька, Мурка привыкла к сельской жизни. Что она будет делать у вас на седьмом этаже? Мышей у вас нет, крыс тоже. Она со скуки убежит от вас.
 - Мы ее будем кормить колбаской, - нашлась с ответом внучка. – А спать она будет в нашей с Артёмом комнате. 
 - Колбаской, - снисходительно улыбнулась мать словам Шурки, - и это при нашей жизни, когда твой папа Серёжа и дед едва на хлеб зарабатывают. Пойми моя маленькая, - мягко заговорила прабабка. – Мурка родилась и выросла в этом доме. Здесь всё ей знакомо и привычно. Она охотится в сарае на мышей и крыс, здесь ее подружки кошки из соседних дворов. С ними она дружит. И если вы её заберете в город, Мурка от вас сбежит от тоски и непривычной жизни.
Андрей Николаевич видел, как внучка сникла лицом, услышав отказ прабабки. Мать, заметив грустное лицо Шурки, смягчила тон:
 - Ты не обижайся на меня маленькая. И не думай что бабка такая жадная. Вот принесёт Мурка котят тогда я тебе дам. Маленькие котята быстро привыкают к людям. Тебе кошечку или котика?
 - Котика! – разом просветлела лицом Шурка. – Только мне бабуля черненького котика, - оживилась она.
 - Хорошо моя маленькая, будет тебе черный котёнок, - пообещала мать.
«Надо её завтра сводить на канал. Сейчас стоят морозы, и канал покрыт льдом. У моста течение идёт на сброс и вода не замерзает. Там всегда плавают утки и гуси. Пусть посмотрит», - решил Андрей Николаевич. И ему вспомнилось далёкое детство. В тысяча девятьсот сорок четвёртом году он пятилетним мальчишкой носил своему дяде на завод котелок с едой. Тогда в войну их семья эвакуировалась в Северную Осетию. Отец работал в Беслане на лубяном заводе. Там же работал и брат отца дядя Вася, приехавший к ним из госпиталя. В памяти сохранилось эта гремящая и огнедышащая машина, под названием  локомобиль на нем работал дядя Вася. Андрейка с опаской смотрел, как тётка кочегар забрасывала костру в топку. А дядя Вася поднявшись на мостик, что-то смазывал из  маслёнки. И не мог он понять как это они его дядя и тётка не боятся этого чудища? А в то время у них в комнате, как и у многих заводчан, стояли на постое военные шофера из автороты. Эти дядьки брали его  пацанёнка с собою и катали на своих фордах студебеккерах и виллисах. Позже вспоминая то военное время, отец рассказывал, это были шестнадцатилетние и семнадцатилетние мальчишки перегонявшие автомобили, получаемые от союзников по договорам ленд-лиза. На заводе работали так же мальчишки, девчонки и старики. Частенько отец брал на заводе арбочку с ишаком, и они ехали в соседнее село Старый Батакаюрт. Там отец скупал у местных осетин барду, ею родители подкармливали свиней. Гостеприимные осетины угощали их чуреками из кукурузной муки, а отцу подносили стакан самогонки. И когда их бочка наполнялась бардой, возвращались домой. Он Андрейка передавал матери захмелевшего отца и отгонял ишачка с арбачкой на конюшню завода.  С каждым годом жизнь налаживалась. Люди, жившие в землянках, начинали строить хатки их самана. Ещё много было в городе безруких и безногих инвалидов войны на самодельных деревянных платформах с колесиками из подшипников. Соседки всё чаще по вечерам заводили новые песни. Летом отец как-то взял его с собою в город Орджоникидзе. Город тогда переименовали в Дзауджикао. Он Андрейка трясся на куче соломы в кузове заводской полуторки. Целый день он с шофером прождал отца. Наконец отец освободился, и они пошли в городской парк. Там впервые он увидел медведей в клетке, в пруду лебедей, катались на карусели. В завершение их хождения по городу отец купил ему мороженое в стаканчике. Ночевали с отцом в кузове всё той же полуторки. Утром, умывшись под водопроводной колонкой, они позавтракали хлебом и огурцами, и выпили квас. И отец ушёл в трест, а он целый день прождал его. Возвратившись, отец сходил с ним в универмаг и купил ему туфли. Это были первые в его жизни парусиновые туфли. Это было одно из ярких его воспоминаний детства. Они все так же жили в заводском посёлке лубзавода, в их комнате висел портрет Сталина, а в углу черная тарелка радиорепродуктора. По вечерам отец брал гитару, мать балалайку и они  под игру родителей пели с ними песни. После родители вспоминали, какой дом у них был до войны, в Крыму. С особой радостью встречали первое марта каждого года. В этот день все усаживалась у репродуктора, и слушали сообщение Советского правительства об очередном снижении цен на товары народного потребления.
      Вот так незаметно пролетели время. Детьми они учились в школе, помогали родителям в строительстве собственного дома. Ухаживали за коровой телятами свиньями и птицей. Как ему хотелось вместе с друзьями одноклассниками удрать в лес или пойти искупаться на Большой Зеленчук. Но всякий раз родители находили ему работу. Надо было у свиней в сажу навоз почистить, накормить птицу, прополоть огород или полить деревья, накосить травы для коровы. Позже когда жизнь стала налаживаться, отец стал покупать книги. Но  их никогда нельзя было увидеть дома. Томики Л. Толстого, А. Пушкина, А. Чехова кочевали среди соседей. Старшеклассники выпрашивали их у матери для подготовки к экзаменам. Хотя и  жилось ещё тяжело, но чувствовалось, положение в стране улучшается. После окончания школы семилетки Андрей Николаевич пошёл работать на завод. Учился на курсах шоферов,  поступил на заочное отделение техникума. Его сестрам и младшему брату повезло. На хуторе была выстроена школа десятилетка. И они, окончив десятилетку и заработав стаж работы на местном пенькозаводе, сумели поступить в институты. В родительском доме игрались свадьбы всех детей, а позже и внуков. Сюда чтобы провести трудовой отпуск или каникулы  приезжали они и их дети.
           Андрей Николаевич вздохнул. Уходит из жизни старое поколение людей, на смену ему приходит новое. Каждую весну все они, с семьями приезжают на хутор, чтобы в родительскую неделю навестить могилы родителей и близких людей. Возвратившись с кладбища, все собираются в родительском доме. Накрывают столы под беседкой и поминают усопших. И кто знает, сохранится ли эта добрая традиция после ухода его из жизни? Но уже, то, что дети и внуки при таких встречах общаются между собою, познают родню, узнают свою родословною, радует его. «Побуду ещё день у мамы, помогу ей по хозяйству, - размышлял он, лёжа с внучкой. - Затем сходим с Сашуней на кладбище, навестим могилки отца и родственников, а затем съездим к сестрам. Погостим у них, увижусь с племянниками и сестрами. А потом вернемся к себе в Ставрополь»
С этой мыслью Андрей Николаевич встал, укрыл спящую внучку одеялом и тихо, чтобы никого не будить вышел на веранду. Прикрыв за собою дверь, включил свет. За остеклением веранды в свете уличного фонаря тихо падал снег. Снег укрывал пушистым одеянием лозы винограда, ветви персика и роз, площадку двора и дорожки. «Много снега к урожайному году», - вспомнил Андрей Николаевич выражение покойного отца. Лишь бы здоровье не подвело у мамы, а так у неё все есть: - картошка, свекла, морковь, капуста. На веранде в кладовке хранятся запасы варенья, лука, чеснока, сухофруктов, банки консервов, мешочки и торбочки с фасолью, рисом, гречкой на случай холодной морозной зимы, когда мать не сможет выйти во двор из-за большого снега или морозов. Ему вспомнилось как, вчера вечером очищая топку котла от шлака, к нему подошла внучка и присела на корточках у котла.
 - Деда, а что ты делаешь?
 - Топку котла очищаю.
 - А зачем?
 - Топить будем, чтобы ночью было тепло, и бабушка не замёрзла.
Вопросов было много, и Андрей Николаевич едва успевал отвечать на них. Шурку всё интересовало. Сложно было ей городскому ребёнку объяснить то, что её сельским ровесникам было известно с пелёнок. Конфуз произошёл вечером, стесняясь прабабки, Шурка подошла к нему и шепнула на ухо что хочет в туалет и принялась надевать на себя шубку.
 - Какая может быть сейчас уборная? – возмутилась мать, поняв причину её сборов. – Это тебе не город. Снимай шубку и садись, - мать извлекла из  кладовки горшок, хранящийся со времён пребывания у нее внуков, и поставила его на пол у ног правнучки. – Мы с дедом на тебя  смотреть не будем, - заверила она. – Садись, а то в уборной холодно можно и попу отморозить.
Чтобы не смущать Шурку они с матерью ушли в комнату.
  - Бабуля, а почему у тебя из крана только холодная вода течёт? – вернувшись в комнату, продолжала интересоваться Шурка.
 - Это у вас в городе и горячая и холодная вода, а у нас на хуторе порой никакой нет, - вынося горшок во двор, ответила мать.
Вернувшись, мать вручила ему горшок чтобы он его помыл. Пока Андрей Николаевич мыл посудину мать вернулась к прежнему разговору:
 - Вот и приходится бабке в таких случаях брать ведра и идти к роднику. А тут беда обмелел наш родник. Мужики в нашем краю все повымерли, - жаловалась мать, - и чистить его некому.
 - Бабуля, а что такое родник?
 Пока мать объясняла правнучке, что такое родник Андрей Николаевич решил до наступления вечера его почистить. Родник находился под горой, на углу их приусадебного участка. К нему вела заснеженная тропка. Когда-то родник был единственным источником воды для жителей этого уголка хутора. В начале шестидесятых годов прошлого столетия, когда  стали застраивать этот участок земли возникла проблема с водой. Собравшись, хуторяне долго решали, как быть пока один из мужиков не предложил расчистить бьющиеся под горой ключи, соорудив бассейн для накопления воды. Андрей Николаевич помнит как отец и их соседи  с лопатами, кирками и ломами собрались у родника.  Расчистив перед родником место, выкопали приямок полтора метра в глубину и установили в нём сруб, чтобы стены не обрушались. Родник долго служил источником воды,  пока завод не провел по улицам хутора водопровод и установил колонки. Спустившись под гору, он оказался у родника. Родник представлял жалкое зрелище. Сруб его сгнил и обвалился, а на дне приямка в лужице воды плавали гусиные перья. «Вероятно, кроме гусей и уток здесь никто не бывает» - подумал он, возвращаясь, домой. Взяв в сарае лом, лопату, доски, гвозди, молоток, ножовку отнёс всё к роднику. Вернулся в дом за внучкой.
 - Сашуня, я сейчас буду чистить родник, если хочешь, пошли со мной.
Как и предполагал Андрей Николаевич, Шурка быстро оделась и пошла с ним. Пока внучка лепила снежную бабу, он очистил дно приямка родника и углубил его на пару штыков. Затем принялся пилить доски на обшивку сруба. Он прибивал доски, обшивая сруб, а внучка разглядывала, как приямок наполняется мутной водой.   
 - Дедушка, а почему вода такая грязная?
 - Ничего Сашуня, - успокоил он её. – Это свежая вода поднимается на поверхность. А остатки грунта, те, что я копал в ней растворяются. Скоро грязная вода сойдёт и останется только чистая. И тогда ты увидишь, как  бьют ключи.
 - Какие ключи?
 - Так Саша в народе говорят.  Это когда из земли выходят струйки воды и видно как лопаются в них пузырьки воздуха.
По задумчивому выражению внучки Андрей Николаевич понял многое для неё остается тайным и загадочным.
 - Ты постой голубушка, а я отнесу инструмент и вернусь к тебе.
Он собрал инструмент, обрезки досок и отнёс их в сарай. Возвратившись, увидел внучку стоящей у сруба. Пока он ходил, вода достигла верхней точки сруба, и переливался за него, стекая под гору небольшим ручейком. Она уже была более светлой и на её поверхности  плавали лишь оставшиеся щепки и опилки. Вскоре уже можно было разглядеть углубленное дно приямка родника и его гравийное дно.
 - Деда, деда смотри, - показала ему внучка на бьющиеся из-под каменистого дна приямка  фонтанчики воды.
 - Это и есть подземные ключи голубушка. Ты присмотрись Сашуня внимательней, когда струйка воды выходит на поверхность. Вокруг отверстия, из которого она вышла, расходятся в разные стороны песчинки.
 - Вижу, вижу дедушка. Ох, как интересно.
 - Пойдем Сашуня к бабушке, а то ей скучно одной.
 - Дедуля, а летом мы с Артёмкой будем здесь купаться?
 - Будете голубушка, - пообещал он, заметив, что за последние годы местность обросла кучами хлама и мусора. А ведь соседи и отец регулярно выкашивали склоны горы, от трав заготавливая сено коровам. И не допускали зарастания косогора сорными травами. – Нет уже того трудолюбивого поколения мужиков знакомых с укладом сельской жизни, - с горечью подумал он. – Осталась одна пьянь, наркоманы да бомжи промышляющие воровством.
И от осознанья нынешней действительности на душе стало противно. Андрей Николаевич помнил как отец, и их соседи обживали этот каменистый участок земли, выделенный им под застройку домов. Тогдашняя местная власть времен Никиты Хрущёва пожадничала и выделила им участок земли на месте бывшего карьера. Здесь уже к середине лета трава выгорала под солнцем. Как ишаки его родители и они дети тачками завозили землю на огород и рассыпали ее, создавая плодородный слой. Они детвора таскали от родника воду и поливали высаженные деревца и кустики смородины, малины. Хуторяне посмеивались над ними.
 - Да разве будет что расти на этом косогоре, если к середине июня даже полынь и ты выгорает.
 - Будет, - отвечал им отец.
Каждый год они с отцом меняли  часть саженцев вымерзших за зиму или высохших летом. Тогда они стали копать ямы под посадку деревьев глубже и большего диаметра. Засыпали их чернозёмом вперемежку с навозом. Помогал навоз, собираемый ими от коровы. Навоз, объедки сена от коровы и солома от подстилки скотине теперь складировалась ими в кучи и, перепрев, уходила на удобрение огорода. Постепенно прижились деревья, принялся  виноград пошёл в рост орех.
Перебирая в памяти прожитое, решил завтра сходить на хуторское кладбище. Посидев ещё немного, Андрей Николаевич вернулся в комнату, где спала внучка.
                5
   Утром, почистив топку котла и заложив в неё дровишки, чтобы мать могла его затопить,  Андрей Николаевич позавтракав с внучкой, отправились на хуторское кладбище. Они долго стояли у могилы отца и деда, могилы были рядом. Внучка молча, смотрела на холмики могил.
 - Саша ты помнишь дедушку Колю? - спросил Андрей Николаевич, указав ей на могилу отца. По себе знал, такие эпизоды из своей жизни он помнил, когда ему шёл третий год.
 - Помню.
«Интересно, каким запомнился ей прадед,  внучке  в то время было около трёх лет, а Артёму годик. Покойный отец баловал и любил правнуков. Умирая, он особенно просил их беречь Артёмку. - Это продолжатель нашего рода, - подчёркивал отец.
 - А здесь похоронен мой дедушка, - указал он на соседнюю могилу.
Какие чувства сейчас владели внучкой, он не знал. Но, то, что Шурка понимала происходящее, догадывался. Андрею Николаевичу вспомнилась первая поездка с отцом в Крым на их родину. Это был одна тысяча девятьсот пятьдесят шестой год. Взяв трудовые отпуска, они с отцом оставили матери львиную долю денег и отправились в путешествие. До Краснодара добирались автобусом и попутными машинами до переправы почтово-багажным поездом. А в Крыму различным транспортом. Ночевали у друзей и приятелей отца, питались в столовых и в придорожных кафе, а где на скорую руку куском хлеба с колбасой, заедая овощами и фруктами которых в ту летнюю пору всюду было изобилие, запивали квасом. Помнится, в Феодосии отец со своим товарищем юности разыскали на кладбище могилу матери отца. Могила его бабки её он никогда не видел, была неухоженной и почти затоптанной, так как рядом проходила тропинка. Отец, раздобыв что-то подобие лопаты, привёл холмик могилы в порядок. Тем временем его товарищ принёс бутылку сухого вина, хлеб и виноград. Помянул вместе с отцом и его приятелем бабушку, и он шестнадцатилетний пацан. Долго сидели отец с товарищем у могилы, вспоминая его бабку и своих земляков из деревни Изюмовка. Прощаясь, отец с заплаканными глазами обратился к другу детства:
 - Гриша сейчас у меня нет с собою ничего. Вернёмся с сыном домой, я тебе вышлю почтовым переводом деньги. Прошу сделай и поставь на могилку мамы крест и оградку.
     Обходя с внучкой могилы родственников и близких людей, понимал, как неловко чувствовал себя отец, когда просил земляка обустроить могилу матери. Он так и не помнит, сумел ли отец выкроить деньги и перевести их товарищу. Скорее нет, за работой и текучкой дел из-за постоянного безденежья желание отца возможно так и осталось не выполненным. Но судить его он не имел права. Андрей Николаевич понимал, жизнь сурова и не все в ней зависит от желания. Читая надгробные таблички и всматриваясь в фотографии покойников, вспоминал земляков. С одними он когда-то учился, работал, дружил или был знаком. «Как быстро проходит время», - проходя с внучкой мимо здания бывшей школы семилетки, размышлял он. Здание старой школы стояло заброшенным с выбитыми окнами и без дверей. «Вероятно, списали с баланса, и будут сносить», - решил он. Казалось бы, совсем недавно он вытянувшийся в рост пацанёнок, которому к первомайскому празднику мать сшила у знакомой портнихи рубашку, ходил в эту школу, хвастаясь обновой перед сверстниками.
 - А это Саша здание бывшей нашей школы, - показал он внучке. – Здесь я учился в шестом классе и окончил седьмой.
Синий штапель матери прислала её средняя сестра из Челябинска. Удивительно складывается жизнь. В сорок  первом году, когда гитлеровские войска рвались к Кавказу, их семья покидала Крым. Эвакуировались спешно в эшелоне вместе с депортированными крымскими немцами. В Кизляре отцу как русскому с семьей было предложено покинуть эшелон, и поезд проследовал дальше, увозя родственников матери за Каспий. Отец устроился работать на Кизлярский кенафный завод. Позже из писем выяснилось, младший брат мамы вместе с родителями попал в Караганду, где работал на шахте. Средняя сестра с мужем оказались в промышленном Челябинске и работали на оборонном заводе. Всем родственникам матери нашлось место. Одни выращивали рис и хлопок в Таджикистане, другие заготавливали лес в горном Алтае, третьи трудились на рыбных промыслах Дальнего Востока, а часть сидела в лагерях ГУЛАГа.
По этой когда-то пыльной не имеющей асфальтового покрытия дороге гонял он на велосипеде, ему давал его школьный товарищ. Окончив семилетку, пошел на завод. Осуществить свою заветную мечту – купить велосипед он не смог. И хотя денег у него было собрано на половину покупки, их пришлось отдать матери.
  - Пойми сынок, - утешала она, - ты ещё соберешь себе. Сейчас надо к новому учебному году одеть твоих сестёр и братишку. К тому же нам надо заготовить к зиме уголь, дрова, сено корове и корм птице. Ты посмотри, в чём ходит твой отец? Стыдно смотреть.
 - Да разве я не понимаю, - соглашался он с ней.
Лишь на третьем году работы ему удалось осуществить свою мечту, велосипед был куплен. Позже когда сестры подросли, и стали в период каникул подрабатывать он уже студент заочник купил себе мотоцикл. К тому времени жизнь изменилась в лучшую сторону. Люди стали лучше одеваться, приобретать мебель, машины мотоциклы, радиоприемники. Андрей Николаевич улыбнулся, вспомнив, как двадцати трёх летним парнем впервые увидел телевизор. Когда сейчас его малолетняя внучка с лёгкостью управляется с более сложной техникой. Вчера ему мать пожаловалась, хотела бы посмотреть семейную хронику, но не знает, как пользоваться видеомагнитофоном. Шурка, услышав это, вставила вилку шнура в розетку, поставила нужную кассету, подключила прибор к телевизору и стала демонстрировать видеозапись. Увидев, как правнучка вольно обращается с заморской техникой, мать чуть не хватил удар.
 - Да как вы можете позволять ей трогать такие ценные вещи? - упрекнула его мать.
 - Мама успокойтесь. Она лучше нас взрослых разбирается с этой техникой.
- Да как же сынок не волноваться?  Ведь он таких денег стоит, а она может сломать.
Морщась, слушал мать. Ему было больно и обидно за её тяжелую, трудную жизнь. Привыкшая к тяготам и лишениям мать всё ещё жила старыми мерками и понятиями. От племянниц узнал,  мать втайне от них  откладывает деньги на приданное Шурке к её свадьбе.
 - Мама, зачем вы это делаете? – сдерживая раздражение, возмутился он. - Неужели мы не в состоянии заработать себе и внукам на жизнь? Зачем копить деньги, если завтра они могут стать ненужной бумагой, на которую и спичек не купишь. Ведь к власти пришли политические проходимцы. Неужели вас ничему не научила жизнь? Воровская приватизация, ваучеры, - перечислял он, - обесцененные вклады на сберкнижках, всякого рода финансовые пирамиды типа МММ. Те же акции моего завода на которые ни я ни мои дети и внуки не получат ни копейки дивидендов. Так что мой совет вам: - Есть деньги, расходуйте их, но не копите. Лучше помогите своей соседке бабе Фене, у неё пенсия маленькая, а детей нет, чтобы помочь. А уж внукам на свадьбу мы и сами соберём.
Проходя мимо жилого посёлка пенькозавода, Андрея Николаевича поразил его вид. Со времен Горбачёвской перестройки и  развала СССР его жители оказались в бедственном положении. Пенькозавод закрыли промышленные здания и сооружения вместе с жилым посёлком и всей инфраструктурой передали на баланс местной власти. За последние тринадцать лет как он знал, ни одно жилое здание в поселке не ремонтировалось. Больно было сознавать, доживающие свой век старики их дети и внуки стали обузой для местной власти. А ведь раньше когда действовал завод ежегодно к Первомаю и к годовщине Великого октября каждый дом ремонтировали, белили, красили. В посёлке действовали  магазин, клуб, баня, библиотека, детский сад. Сейчас судя по жалобам его жителей ничего уже нет. Из-за отсутствия работы многие люди не работают, и посёлок стал прибежищем пьяниц и наркоманов.
 - Ну как сходили? – встретила их возвращение мать.
Андрей Николаевич обратил внимание, к их приходу мать испекла пирожки с капустой и фасолью. А в духовке газовой печи томились куски тыквы с белой кожурой.
 - Ну что моя деточка кушать будем? – спросила правнучку мать.
 - А что есть бабуля? – поинтересовалась Шурка.
Хождение на кладбище и впечатление от увиденного пробудили в ней аппетит.
 - Всё моя маленькая, - ответила мать. - Борщ будешь?
К удивлению Шурка съела борщ без возражения и перешла к пирожкам.  Но когда мать подала ей запеченную тыкву,  восторгу Шурки не было предела. Зарумяненная, присыпанная сверху сахаром с подпаленными боками тыква пришлась ей по вкусу.
 - Ты деточка молочком её запивай, - ставя перед ней стакан молока, приговаривала мать.
Но Шурка выпила немного молока и отставила стакан в сторону.
 - А я ради него сегодня к Фене ходила, у неё недавно корова отелилась, - поделилась с ним новостью мать. – А она почему-то молоко не хочет.
 - Мама вы же знаете у нас в городе молоко с молокозавода, а у вас цельное вот она и не пьёт его, так как жирность большая. Не привыкла к такому.
 - Бедные дети, даже цельного молока не видят, - вздохнула мать. – Наверное, продаст Феня корову, трудно ей старухе уже не под силу одной содержать её, - продолжала мать  разговор о соседке. – Одна на нашем краю осталась корова только у неё.
Слушая мать, Андрей Николаевич вспоминал детство. Сколько было в их семье коров: - Ланки, Зорьки, Жданки… Все они были кормилицами их большой семьи. Когда телилась корова, родители гадали, кто будет бычок или тёлочка? Обычно бычков продавали, как только он подрастал. А тёлочек холили и растили до срока. Бык покрывал тёлку и она телилась. Молодая корова вначале давала мало молока с возрастом надои увеличивались. Отёл проходил в конце зимы или ранней весной и новорожденного теленочка родители завернутого в старый полушубок  вносили в дом к теплу. Стелили в кухне на полу охапку сена, её покрывали мешковиной и опускали на неё малыша. Первые часы жизни  ножки телёнка дрожали, копытца скользили по полу  и он падал. Вставал и снова падал. Хлопот с ним было много, и родители привязывали телёнка старым чулком к ножке стола, ограничивая его в движениях. Так как малыш мог сунуться мордочкой в дверцу топки печи или в горячую духовку. С этого момента наблюдать и ухаживать за ним родители поручали им детям. Телёнка надо было несколько раз в день поить молоком, убирать после него, менять постилку на свежую, следить, чтобы он не сжевал что-нибудь из белья, развешенного в комнате для просушки. Жилось в первые послевоенные годы тяжело. Отец как руководящий работник завода вынужден был подписываться на облигации государственного займа восстановления и развития народного хозяйства СССР в размере трёхмесячного оклада. И зарплату получал уменьшенную, и матери приходилось продавать молоко соседям, чтобы иметь деньги на хлеб. Поэтому цельное молоко доставалось им редко, больше пили обрат и сыворотку. Они дети крутили сепаратор, поили телёнка молоком и когда он твердо становился на ноги, переводили его в сарай, к корове.
 - Бабуля, - отодвигая от себя тарелку, подала голос Шурка, - а где Мурка?
 - Она в подвале на крыс охотится. Вернётся вечером.
 - Тогда я пойду спать.
 - Хорошо деточка иди. Только не забудь ножки помыть, я тебе тазик и тёплую воду приготовила. – И когда Шурка скрылась за дверью, мать тихо шепнула ему: - Находилась за день и устала. 
                6.
       Ночью, мучаясь бессонницей, Андрея Николаевича одолевали невесёлые мысли. Как сложится дальнейшая жизнь сыновей и внуков. Где они будут жить и чем заниматься? Что станет с родительским домом, когда мать уйдет из жизни? Неужели и его постигнет та же участь что и многие соседские подворья, когда наследники после смерти родителей вынуждены продать отчий дом, а деньги разделить между собою. Он как старший в семье в разговоре с братом, сестрами и зятьями внушал им мысль: - оформить дом после смерти матери в собственность младшего брата.
 - Пусть он живёт в нем после выхода на пенсию, - убеждал он сестёр. – Поймите, продадим мы дом, разделим вырученные от его продажи деньги между собою. На них в наше время ничего не купишь, - аргументировал Андрей Николаевич свой отказ, - а родительский дом потеряем. Неужели вы хотите, что бы и с нами произошло такое, - приводил он в пример соседей. – Хату родительскую продали, деньги поделили, а приезжая на кладбище навестить могилы родителей им и остановиться негде. Мало того что из-за денег между собою поссорились так после посещения кладбища и остановиться помянуть родителей негде.
Зятья и сёстры понимали его и не возражали передать дом в наследство брату. О том, что сёстры претендовать на дом не будут, он был уверен. Другое дело племянники они считали бабкину фазенду надо продать, а деньги поделить между их предками. О том, что такие мысли блуждают в головах молодых, ему говорила мать. Но серьезного значения рассуждениям племянников он не придавал. Каждый из внуков имел право на часть наследства бабки.  Андрей Николаевич понимал, здравый смысл должен возобладать ими. Из жизненного опыта знал, делёж наследства самый скандальный вопрос, делающий близких людей врагами. Осторожно чтобы не разбудить внучку встал с постели, натянул на себя брюки, сорочку и прошёл к тумбочке, на которой стоял телевизор. Свет дворового фонаря проникал в окно, слабо освещая комнату. Открыв дверцу тумбочки, Андрей Николаевич  на ощупь вытащил папку, в ней покойный отец хранил семейные документы. Осторожно чтобы никого не разбудить тихо открыл дверь и проскользнул на веранду. Закрыв за собою дверь, включил свет и присел за столик. За остеклением веранды хорошо просматривались заснеженные виноградник и деревья. В топке котла весело потрескивал уголь. Рядом на полу лежала Мурка. При его появлении кошка встала с подстилки изогнулась, потянулась несколько раз и подошла к нему. Подняв хвост трубой, и мурлыча, Мурка потерлась у его ног. Андрей Николаевич погладил её по спине, и Мурка вернулась на своё место. Андрей Николаевич развязал тесёмки папки и стал рассматривать её содержимое. В ней лежали документы довоенной поры и недавнего времени. С расплывчатыми оттисками гербовых печатей напечатанные на обёрточной серой или папиросной бумаге. Реже на хорошей на бланках различных наркоматов и ведомств. Все они свидетельствовали о нелёгком жизненном пути родителей. Его внимание привлекла узкая полоска выгоревшей от времени бумаги. Это была выписка из приказа о назначении отца главным бухгалтером Кизлярского кенафного завода. В Кизляр родители попали поздней осенью 1941 года. Родителям было предложено, как рассказывала мать, остаться на поселении в Кизляре, а её родственников эшелон повёз дальше, в Казахстан. Естественно из-за своего малого возраста Андрей Николаевич не помнил событий того времени. Лишь смутно помнил некоторые эпизоды как они ехали на бричке по степи. По сторонам песчаная степь шары перекати поле и переползающие дорогу змеи и ящерицы
    - Но зараза, - понукал возница лошадей.
Как позже вспоминали родители, ещё была надежда, гитлеровские войска задержат на подступах к Крыму. Отец вместе с другими бойцами самообороны из лиц непригодных к военной службе и престарелого возраста дежурили у берега моря. Боялись высадки немецкого десанта. Но фашисты прорвали оборону в районе Перекопа и двинулись на Севастополь. Их жителей небольшого городка Судак и окрестных населённых пунктов стали спешно вывозить в Феодосию, а оттуда в глубину страны. Эвакуировались в спешном порядке. Брали с собою лишь самые необходимые вещи и документы. Под грохот артиллерийской канонады и вой немецкой авиации эшелоны уходили на Восток Плач и стоны стояли в товарных вагонах. В каждом вагоне людей было словно сельди в бочках. Составы в пути останавливались лишь на крупных станциях для смены паровозных бригад и заправки водой и углем. Только тогда удавалось эвакуированным сбегать по нужде и пополнить запас хлебом, водой и продовольствием. При каждом  налёте вражеской авиации люди дрожали от страха. Наша малочисленная авиация не в силах была противостоять немцам. Фашистские самолёты звеньями наваливались на эшелоны, сбрасывая на них бомбы и поливая огнем пулемётов. Их эшелону удалось прорваться с наименьшими потерями. Два последних вагона, развороченные взрывами, были отцеплены и брошены. У паровоза был поврежден тендер и пробита емкость с водой. Как говорили знающие люди, благодаря опытной локомотивной бригаде состав удалось на остатках воды довести до ближайшей станции. В Кизляре отцу и его брату было предписано покинуть с семьей эшелон. Их направили работать на кенафный завод. Первое время отец с братом работали на заводе. Затем его дядю призвали на фронт. А отца как непригодного к военной службе забрали в тыловую часть на строительство оборонительных сооружений. Немцы были уже под Сталинградом. Фашистские самолёты частенько появлялись и в небе над Кизляром. Из-за отсутствия нашей авиации чувствовали себя хозяевами. Сбрасывали для устрашения дырявые бочки, которые падали с ужасным воем, а так же листовки. В них призывали население  не участвовать в  оборонительных работах: - Русские дамочки не копайте ямочки. Наши таночки пойдут ваши ямки обойдут. Как вспоминали родители то время, в городе жгли документы, молодёжь рвала комсомольские билеты, а на заводе выводили из строя оборудование. Особисты рыскали по домам, выявляя у населения, у кого остались вражеские листовки,  сброшенные накануне немцами. В них были изображены И. Сталин в обнимку с В. Молотовым поющий членам политбюро: - Последний нынешний денечек гуляю с вами я друзья… А среди соседей прошёл слушок, будто бы городское руководство, ушедшее в плавни партизанить, тем временем в веселых оргиях попивает коньяк местного винзавода.
    Как вспоминали родители, жёсткими мерами было покончено с паникой и анархией царившей первое время. Позже, когда Андрей Николаевич стал взрослым и работал директором пенькозавода, ему довелось побывать в командировке на Кизлярском кенафном заводе. Здесь где когда-то в военные годы пришлось работать отцу, он встретился с некоторыми участниками тех далёких событий, известных ему по воспоминаниям родителей. Многие из них после окончанию войны были наказаны в партийном порядке, а кто-то отбывал срок в лагерях за проявленную трусость и малодушие. Тогда немцев остановили под Москвой и в тяжёлых изматывающих боях разбили. Отца в то время возвратили из тыловой части в Кизляр. И вскоре в 1943 году отец трестом был направлен на работу на  Бесланский лубзавод. В отличие от Кизляра, который помнился ему двумя тремя эпизодами, жизнь в Беслане Андрею Николаевичу казалась лучше. Маленьким мальчиком он носил своему дяде котелок с едой. Дядя Вася брат его отца к тому времени после ранения полученного под Севастополем лечился в госпитале Сухуми и вернулся к ним в Беслан. Работал машинистом локомобиля на лубзаводе и в его обязанности входил носить дядьке еду. Помнит, как в их комнате стояли на постое солдаты из автороты. Шёл уже 1944 год и солдаты занимались перегонкой автомобилей из Ирана по военно-грузинской дороге. Это были студебеккеры, форды, виллисы, доджи и шевроле, поставляемые союзниками по договорам ленд-лиза. Как вспоминали родители, это были семнадцатилетние – восемнадцатилетние мальчишки. С ними он целыми днями катался на автомобилях, ел вместе с ними из их котелка. Сонного его привозили к матери и вносили в дом. Однажды в праздник отец вместе со своим приятелем военным расположились на кухне. Они сидели за грубым столом и вспоминали мирную довоенную жизнь. Гость в разговоре вспомнил об их родине Крым, который только освободили от фашистов. Сам он был родом из Смоленска и в Крыму никогда не был. Разговаривая, они пили араку, её гнали местные осетины из села Старый Батакаюрт. Осетины очень гордились своим земляком Иссой Плиевым. В их комнате на стене, как и у многих соседей, висел тогда литографический портрет вождя. Он маленький Андрейка знал Сталин великий вождь и учитель. Хотя из разговоров родителей, а они между собой разговаривали шепотом, слышал о вожде и другое мнение. По утрам он вставал под звуки гимна Советского Союза. Он помнит как люди, стоя под репродуктором, слушали диктора Левитана, который зачитывал приказы верховного главнокомандующего. Из сводок Левитана они знали о взятии нашими войсками того или города или населённого пункта. Ни одно застолье не обходилось чествованием  и упоминанием вождя. Но, то, что у Сталина есть сыновья, Андрейка узнал, подслушав разговор военного и отца в тот день. Военный рассказывал отцу, как в 1941 году он оказался в котле под Витебском. В их армии служил сын Сталина, Яков Джугашвили, который с другими бойцами и офицерами попал в плен к немцам. Многое тогда Андрейке было непонятно. Что такое котёл и почему всесильный Сталин не мог освободить из плена собственного сына. А отец тем временем делился с военным своими воспоминаниями о другом сыне Сталина.  Василий Сталин, как рассказывал отец, отдыхал перед войной в Крыму. Любитель выпить и горячий по темпераметру  Василий ходил по Судаку в сопровождении двух крепких парней, телохранителей. Отец с приятелем подняли стаканы, и выпили за победу над Германией, великого и мудрого Сталина. А с литографического портрета с трубкой в зубах смотрел куда-то вдаль великий вождь и учитель.
Андрею Николаевичу вспомнился один эпизод. Как-то мать, заштопав ему штанишки, воткнула иглу с остатками нити в поле портрета вождя. При виде этого отец переменился в лице. Выпроводив его в коридор, чтобы он не слышал их разговора, отец набросился с упрёками на мать. Он Андрейка, стоя за дверью, прильнул ухом к замочной скважине. Из глубины комнаты услышал раздражённый голос отца.
 - Ты думаешь что делаешь? А если бы в комнате находился посторонний человек?
 - У нас кроме соседей никто не бывает, - обиделась мать. - Разве что твои друзья и приятели.
 - Не имеет значения, - отец был взбешен. - Да пойми сейчас время такое. И стены слышат, - отец снизил тон. - Вчера ночью нашего рабочего взяли. С соседом араку пил и в разговоре ему ляпнул: - Сталин грузин, поэтому грузины лучше русских живут. Ну а тот проболтался вот его, и взяли НКВДэшники. Пришлось мне за него просить Володю. Того который ко мне в гости ходит, он в местном отделе НКВД работает.
 - Ну и что поможет?
 - Пообещал дело замять, а мужика выпустить.
 - Неужели сосед донес?
 - Не знаю. А тебя предупреждаю, держи язык за зубами и ничего лишнего не болтай. А для иголок сшей подушечку и туда их закалывай.
Последний плакат, где был изображён вождь, держащий на руках маленькую девочку с надписью «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство» был снят со стены после его смерти. И больше портреты руководителей страны в их квартирах не вывешивались.
      А тогда в майские дни 1944 года в освобожденном от фашистов Крыму, в деревеньке под названием Отузы их семья вместе дядей Васей братом отца отмечали возвращение на свою Родину. Маленький Андрейка хорошо помнил как ещё не так  давно в Беслане его отец, и дядя плели по вечерам верёвки из волокна. Тогда их семья собиралась к переезду в Крым. А для перевязки домашних вещей и багажа требовалась верёвка. Могли ли тогда они знать, что через два года их семье придётся возвратиться на Кавказ. Добирались до Крыма почти две недели. Мимо окон их вагона проплывали разрушенные станции и населённые пункты. Мелькали завалы зданий и домов, по обеим сторонам пути валялись остовы искорёженных и сгоревших паровозов, вагонов и другой техники. На всём пути обезлюдившие села и деревни с торчащими дымовым трубами. Их состав часто останавливался, пропуская военные эшелоны нескончаемым потоком движущие на Запад. В Крыму их семья обосновалась в деревеньке Отузы, на родине отца. Отец устроился на работу в винсовхоз входивший в состав предприятий винкомбината Массандра. Поселили их в небольшом домике оставшегося от депортированных местных татар. Домик был небольшой и состоял из двух помещений. Потолков в комнате не было, а второе помещение походила скорее на кладовую. Во дворе росло дерево белой крупной шелковицы, рядом располагался колодец. Единственным их приобретением была коза Машка. Она вскоре принесла им двух маленьких козлят.
         Андрей Николаевич перелистал несколько страниц, и его взгляду бросилось знакомое название – Отузы. И он принялся читать с этой строки. – В совхозе нам выделили неплохой домишко из двух комнат, кухоньки и открытой веранды. При доме был хороший сад и просторный сарай. Около веранды росла шелковица и замечательного сорта груша, в стороне был колодец. А рядом росло старое дерево грецкого ореха.
Читая, мысленно предстала картина из детства. Да тогда они переехали в дом для специалистов совхоза. Перед вселением пленные немцы сделали в нём ремонт. Андрей Николаевич помнит, в  центре села мимо конторы по утрам конвоиры водили колоны пленных немцев на работы, а вечером их сопровождали назад. Как рассказывала мать, кого только не было среди них. Были румыны, мадьяры, итальянцы, чехи. В отличие от немцев смуглые румыны переговаривались между собой. Вороты их шинелей и мундиров были расстегнуты. За что конвоиры на них покрикивали. Немцы в колонне держали строй, шли ровными рядами с застёгнутыми мундирами. И это ещё больше злило детвору, отцы многих из них  погибли на фронте. И они мстили им. Как только колонны вели мимо фонтана, детвора забрасывала пленных пылью завернутой в листья лопухов. Пожилые конвоиры гнали детей прочь, пугая их винтовками с четырехгранным штыком. А порой поймав шалуна, драли ему уши. Но это не останавливало их. В отличие от военнопленных наши конвоиры ходили в вылинявших гимнастёрках и таких же галифе. В серых обмотках до колен они выглядели выше своего роста. Некоторые конвоиры, зажав подмышкой винтовку, умудрялись на ходу достать из кармана кисет с махоркой, скрутить цигарку и прикурить. И эта несправедливость, когда фашисты были одеты лучше наших бойцов, возмущало детвору. «Неужели Сталин не знает этого» - думал с горечью Андрейка. Спустя много лет смотря художественные фильмы той суровой поры и видя это несоответствие у него, невольно возникало чувство иронии к постановщикам фильма упустившим такие мелочи. Андрей Николаевич перевернул страницу и принялся читать дальше:
 - Винкомбинат Массандра замечательное винодельческое предприятие, - писал отец. – Директор совхоза, узнав, что я уроженец Отуз и хорошо знаю Отузкую долину с её виноградниками,  попросил меня помочь ему в территориальной организации совхоза. Пришлось крепко и много поработать по установлению границ отделений совхоза. Александр Федорович Нечукаев назначенный на должность директора неделю раньше меня относился ко мне чутко. Днём мы с ним или с его заместителем ездили по совхозу, а вечерами я работал. Совхоз разбили на отделения, помог ему подобрать людей на должности управляющих отделениями, бригадиров. Познакомил со стариками, знающими садоводство и виноградарство и работавшими до войны в совхозе. Подобрали работников учёта на отделения. Организовали центральный склад и склады в отделениях совхоза. А сколько времени отнимало на разъезды в: - Судак, Феодосию, Симферополь … Открытие счетов в банке, налаживание связей с советскими и партийными органами и учреждениями Минфина. Всё это требовало времени и немалых усилий. Возвращался домой поздно ночью, усталый. И в тоже время необходимо было вызволять папу из заключения. Но ничем я ему помочь не смог…
      Андрей Николаевич оторвал взгляд от тетради и мысленно представил деда. Он повзрослевший Андрейка увидел его в далёком 1947 году. Тогда их семья жила в Кабарде, в поселке Верхне-Акбашского лубзавода. Однажды к ним зимой вошел незнакомый дядька. Среднего роста в чёрной вылинявшей фуфайке и в серых валенках, которые в их краях никто не носил. В  руке его был самодельный фанерный чемодан с ручкой из полоски прорезиненного ремня. Помнит как, испугавшись его, спрятался за спину матери. Но мать бросилась обнимать незнакомца и называть его папой. Вечером пришел отец с работы, и они с матерью долго сидели с незнакомцем за столом и разговаривали. Утром он узнал от родителей это его дедушка.
 - В последние дни декабря 1944 года, - читал Андрей Николаевич, - я поехал в Массандру с отчетом. Частые остановки из-за неисправности полуторки  снег и мороз при моей одежонке привели к тому, что организм не выдержал и я слёг. А в ночь с 22 на 23 января меня парализовало. Тяжело было, трудно чего только не перетерпел, не передумал, но не подался болезни. А с 15 марта с болями в голове и в ногах не пошел на работу, а скорее пополз. Очень обидно и больно было, когда был улажен вопрос с освобождением папы из заключения, и я с Амрамиди Петром Васильевичем поехали в Феодосию. Туда же выехал начальник отделения Судакского НКВД, где его должны были освободить. Однако папы там не оказалось. Розыски его в Симферополе не принесли успеха. Вскоре я получил от него письмо из Коми АССР. Судила его тройка с большим сроком. Как все-таки несправедлива судьба. Ведь делал он это не для себя, а для людей и его судили.
      Андрей Николаевич помнил разговор родителей о дедушке. В сорок первом году, когда  фашисты рвались к Крыму, а наши войска отступали  деду, как главному виноделу была дана команда, оставшиеся запасы вина и виноматериалов уничтожить, чтобы не достались врагу. Дед выполнил директиву, но часть вина роздал местному населению.  По жизненному опыту первой мировой войны знал, каково придётся  землякам на окуппированной врагом территории. Уже после освобождения Крыма от немецкой армии, органы НКВД стали выявлять предателей, изменников Родины и лиц, сотрудничавших с врагом. Попал в их число и его дед. Перед мысленным взором Андрея Николаевич прошли эпизоды из жизни их семьи в Изюмовке и болезнь отца. Он Андрейка и его младшая сестрёнка вместе с соседской детворою грелись во дворе в лучах весеннего солнца. Иногда они бегали в центр села смотреть, как военнопленные восстанавливают дома. И хотя в окрестностях ещё постреливали, иногда доносились звуки взрывов их детей это не пугало. Из разговоров взрослых знали, вчера задержали группу пленных немцев бежавших из лагеря на Родину. В соседней с Изюмовкой деревеньке наши сапёры нашли немецкий склад мин и взорвали его. В совхозе солдаты-мародёры угнали и зарезали на мясо буйволицу. А от соседского пацана узнали, под Феодосией совхозная полуторка наскочила на мину, есть убитые и раненные. Вездесущая соседка Варвара позже  говорила, погибли четверо рабочих совхоза и трое пленных немцев. Мирная жизнь налаживалась. Койку отца с наступлением тепла вынесли во двор, под дерево шелковицы. Он с сестрёнкой подавал отцу еду и воду, пока мать ходила в центр села, достать еду. К отцу приходили товарищи и какие-то старушки, знающие его и деда. Они приносили, кто что мог. Друзья - хлеб, махорку иногда банку американских консервированных бобов. Старушки - кусочки жмыха и горсть гороха. Мать в то время была беременна и не работала. Отцу с наступлением лета стало лучше и он уже с их помощью начал подниматься с постели. Он с сестрёнкой подавал ему костыли, помогая встать. И вскоре отец начал передвигаться на костылях. В круговороте той насыщенной различными событиями жизни они дети не замечали трудностей выпавших на долю их родителей. Андрей Николаевич помнит, как ходили без охраны военнопленные по посёлку, выменивая на свои подделки: - портсигары, мундштуки, брелки и всякие безделушки, продукты питания. Заглянули как-то пленные и в их двор.
 - Матка, давай: - яйко, млеко, сало, сыр, - протягивая соседке разукрашенного ваньку - встаньку, предложил матери толстяк.
Соседка из всех подделок выбрала кухонный ножик.
 - Карашо! – благодарил её толстяк, складывая в свою пилотку кусок сала и завёрнутые в газету листья табака.
Мать выменяла у худенького пленного маленький кусочек мыла, отдав ему баночку козьего молока и десяток яиц. Он Андрейка из-за спины матери с любопытством разглядывал немца.
 - Киндер айн? – спросил немец, указав на него.
 - Цвай, - ответила мать, показав на его сестрёнку, стоящую в стороне..
Пленные насторожились, услышав родную речь.
 - Гут, гут, - произнёс пленный. И указав на выпирающий живот матери, спросил: - Драй?
И мать заговорила с ним на немецком языке. Пленные наперебой о чем-то спрашивали мать, показывали ей фотографии  своих жён. А он Андрейка насупившись, смотрел на пленных, не понимая, о чём мать с ними говорит. На их лицах Андрейка заметил выступившие слёзы.
                7 
     Тогда маленький брусок мыла был мечтой многих домохозяек. Андрей Николаевич знал, мать, как и её соседки при стирке белья использовала для смягчения воды узелок с золою. Об одежде и говорить не приходилось, донашивали то, что хранилось с довоенной поры. Они дети росли, не имея понятия о зубной щётке и зубном порошке не говоря о мыле. О халве конфетах и прочих сладостях они только слышали из рассказов родителей о довоенной жизни в Крыму. Помнит, как вплоть до тысяча девятьсот сорок восьмого года отец ходил в единственном костюме, сшитом из парусины подаренной ему друзьями в сорок пятом году. Этот костюм мать несколько раз красила в настое дубовой коры.  И всё же послевоенная жизнь налаживалась. Отец встал на ноги и с палочкой стал ходить на работу. В центре деревни пленные выстроили и восстановили несколько зданий и домов, вымостили булыжником дорогу и мостовые. Узнав по радио о подписание Германией договора о капитуляции, в совхозе объявили нерабочий день. По этому случаю зарезали несколько буйволов и отец принёс мясо. Мать и соседки приготовили чебуреки, и родители вместе с соседями отмечали долгожданную победу. Вскоре им пришло письмо из Берлина, от племянник отца. Стивка, как он знал из разговоров родителей, окончил перед войной Киевскую консерваторию и проходил службу в составе оркестра Красной армии под управлением Александрова. В письме Стивка сообщал, что за месяц до окончания войны им не давали ни отпусков, ни увольнений. Переодели всех в новенькую форму, усиленно репетировали. А десятого мая  ансамбль в полном составе на площади перед поверженным рейхстагом выступил с концертом. Целый день, сменяя друг друга, не смолкала медь духовых оркестров. Когда исполняли «Священную войну» стояла необычная тишина. Думаю не только у наших военных, но и у жителей Берлина которые из-за развалин зданий и искорёженной техники наблюдали за нами мурашки шли по коже, - делился впечатлениями племянник. - Немцы стояли задумчивые, а у некоторых были слёзы. А туда дальше осмелели и стали подходить к нам ближе. Тут же стояли полевые кухни кормили и угощали своих и немцев. Позже мы узнали, идея дать концерт в освобождённом Берлине принадлежала Верховному.
         В августе сорок пятого у них в семье появилась сестричка. К их радости мать получила на новорождённую целое богатство. Он Андрейка со своей сестрёнкой Леной рассматривали принесенный матерью узелок. В нем была белая ткань, марля, вата и куски цветастой материи. Из неё мать сшила ему штанишки, а сестрёнке Лене платьице.
Вспоминая этот эпизод детства, и сопоставляя его с нищенским пособием на новорожденных детей нынешнего времени, Андрей Николаевич пришел к выводу что, несмотря на трудности военного периода, вождь был куда более человечным и дальновидным политиком, чем нынешние демократы, засевшие в Кремле. Помнил, у его матери была «материнская книжка», по которой она получала на детей денежное пособие. Страна еще лежала в руинах после продолжительной и разрушительной войны,  и хотя  пособие было не велико, всё же это была помощь людям. Вспомнился случай из жизни в Беслане в тысяча девятьсот сорок четвёртом году. Отец со своим другом военным сидят за столом и беседуют.
 - Пойми Коля, - говорил отцу товарищ, кивая на портрет вождя, - чтобы не говорили о нём, – снизил он голос. – Но одно его выступление в сорок первом, когда он обратился к народу со словами «Братья и сестры к вам я обращаюсь в этот трудный для страны час…», - многих примирило с ним. Русский человек отходчив. И то, что он не обменял своего сына Якова на фельдмаршала Паулюса, говорит о многом. Думаю, после войны заживем лучше. Война многому нас научила. Давай выпьем за победу.
      Как потом вспоминала мать, тот товарищ отца был капитаном и  погиб при взятии Вены. Будучи уже взрослым и работая главным механиком завода, Андрей Николаевич случайно узнал, в их тресте начальник производственного отдела участник отечественной войны Петр Петрович воевал в той самой четырнадцатой танковой армии, что и сын Сталина. Один досужий механик его коллега с другого завода спросил Старика, как в своем кругу они называли Петра Петровича, знал ли он сын вождя? Как рассказал им Старик, Яков Джугашвили действительно служил в четырнадцатом гаубичном артиллерийском полку их армии. Командир полка и офицеры благоволили смуглому и интеллигентному лейтенанту Якову Джугашвили. Ему выпускнику артиллерийской академии не имеющего опыта доверили командовать батареей, хотя по штатному расписанию  командовать ёю должен был военнослужащий не ниже звания капитана. В дивизии знали, у них служит сын Сталина.
 - Петр Петрович, а как же получилось, что он попал в плен?
 - Тогда милый целыми армиями в котлы попадали, - оживился Старик. - Одни выходили из окружения, кто-то прорывался и уходил в леса к партизанам, третьи попадали в плен,  многие из них потом отрабатывали лагерную пайку в Сибири на лесоповале.  Кому что суждено, - подвёл он в заключение.
 - Но вы, же вышли, не сдались как он.
 - А ты уверен, что он сдался? – Старик усталым взглядом смотрел на своего собеседника. - Я лично этому не верю.
 - Но ведь писали и в хронике показывали Якова в окружении немецких офицеров.
 - Компромат можно на любого сфабриковать. - Старик хитро улыбнулся, - на тебя Михаил Федорович в трест  три жалобы поступило. А сколько их ещё будет, когда тебя директором назначат? Так что подумай, какой интерес был Якову сдаваться в плен?
Уже глубокой ночью Андрей Николаевич сложил бумаги отца в папку, завязал тесемки, выключил свет и отправился спать. В комнате было жарко, и Сашуня спала сном праведника, сбросив с себя одеяло. Осторожно чтобы не разбудить внучку он разделся и прилёг рядом. Долго ещё не мог заснуть, находясь под впечатлением воспоминаний.
Несомненно, обладая всей полнотой власти, Сталин мог бы провести операцию по освобождению Якова из плена, - думал он. - В крайнем случае, ликвидировать его, а народу сообщить Яков Джугашвили не покорился врагу и героически погиб от рук палачей. Конечно, как отцу ему было больно за сына неудачника. Бывая, часто в командировка в Москве, в министерстве в кабинетах главка у высшего начальства ему не раз приходилось слышать и такую версию. Соратники по политбюро предлагали Сталину выкрасть Якова у немцев, но вождь от проведения такой операции отказался.
 - Ни каких операций, - недовольно бросил Сталин.  – Мы и так бездарно положили тысячи жизней наших людей.
Тогда Лаврентий Берия осторожно спросил:
 - Родственников ссылать?
 - Безусловно, - глянул недовольно на наркома вождь. – Почему мы должны делать исключения для семьи Якова Джугашвили? Законы пишутся для всех одинаково.
Берия нутром чувствовал недовольство Сталина работой его наркомата. Ему уже донесли о состоявшемся разговоре между Сталиным и Шапошниковым. Борис Михайлович сетовал на то, что люди Берия необоснованными репрессиями наводят порядок среди вышедших из окружения армий. Ни в одной армии мира шпионов и предателей сразу не расстреливают, - жаловался вождю начальник генштаба, - с ними работают, вербуют.  Даже повторные показания этих людей приносят пользу разведке. Не дело подозревать всех в измене и предательстве. Лаврентий знал, Сталин уважительно относился к маршалу, называя его по имени, отчеству, хотя к другим членам политбюро и наркомам обращался, называя фамилию.
 - А дочь? – преданно  смотрел он на Сталина.
Вождь некоторое время молчал, (говорили, Одесскую еврейку Юлию Мельцер жену Якова Сталин никогда не упоминал в разговорах).  Внучку – Галину, которую так и не видел, пожалел.
 - Дети за отцов не отвечают. Отвезите внучку к старикам на Дальнюю дачу, а невестку выслать в Красноярский край.
Вспомнилась юность. В то время как они дети  простых смертных вкалывали на строительстве гидроэлектростанций, промышленных объектов, осваивали целину, позже строили КАМАЗ, БАМ, дети и внуки хрущёвско-брежневской рати отправлялись на теплые дипломатические должности за рубеж. «Да прошла, пролетела жизнь, - вздохнул Андрей Николаевич. – Нет никого из близких родственников. Ни отца, ни дяди Васи, ни тётки, ни деда – все покоятся на хуторском кладбище». Первым умер дед. Жил он вместе с приёмной дочерью, сестрой отца в Кабардино-Балкарии. Тётя Лена, окончив медицинский институт  перед войной, попала по распределению в Кабарду. В отличие от своих подруг сокурсниц она до пенсии проработала в Кабарде, сменив дважды место работы. О переезде в город и не мечтала, жила одна, замуж так и не вышла. И дед после выхода на пенсию  поселился у неё. Но не стал отец хоронить своего отца в чужой земле, а перевёз покойника к себе на хутор, где после долгих скитаний обосновались они его сыновья. И похоронили деда на хуторском кладбище. Позже когда умерла тётя Лена, перевезли и её прах,  устроив могилу рядом с дедовой.
      Нелёгкую жизнь прожил его дед. В тридцать шестом году он лишился своей жены. Как рассказывали родители, его бабушка готовила во дворе еду для артели. Снимая с плиты тяжёлый котел, на ней вспыхнул халат. Пока бабушка опускала котёл на землю, чтобы не обвариться огонь охватил её. На крики бабушки сбежались люди, сбили пламя. Будь это в наше время, врачи могли бы спасти её. Но в те годы из-за не своевременной медицинской помощи и недостатка медикаментом бабушка от полученных ожогов скончалась. Так его дед в пятьдесят два года остался без жены. Андрей Николаевич, чье детство прошло вдали от родного Крыма, так и не видел своих дедов и бабок. В тысяча девятьсот сорок седьмом году живя в Кабарде, к ним заглянул какой-то дядька. Как, оказалось, вернулся из заключения его дед. Родители долго сидели с дедушкой в тот день, вспоминая прожитое. Дед сидел в лагере в Коми АССР. А отец извинялся перед ним: - не успел во время собрать оправдательные документы. Как потом узнал Андрей Николаевич собранные отцом коллективные письма жителей Судака, знавшие его деда, ходатайства принесли пользу. И дело деда было пересмотрено, и ему сократили срок наказания. Пробыв у них немного, дед уехал в Крым. Проработав виноделом в Судаке и выйдя на пенсию, дед перебрался к своей приемной дочери в Кабарду. У ней  он и прожил остаток своей жизни. Позже, став взрослым, Андрей Николаевич корил себя за то, что в молодые годы мало интересовался судьбой своих родственников. «Надо спать» - решил он, глядя на будильник. Раздевшись, Андрей Николаевич прилёг на диван к внучке. Утром, проснувшись, он застал мать у газовой плиты за приготовлением завтрака.
 - Ты сынок, наверное, совсем не спал? – посмотрела на него мать.
 - Сидел, мама разбирал записи отца. Вспоминал прожитое, лишь под утро лёг спать.
 - Забыла вчера тебя сынок спросить о наших немцах. Есть ли у тебя какие известия о них?
 - Пока мама ничего нового нет. В последнее время мне из них никто не звонит и не пишет.
С развалом СССР вслед за сыновьями и племянниками матери на этническую родину в Германию подались и старики. Прошедший парад суверенитетов в бывших союзных республик возродил национальный чувства у немцев. Даже в более спокойной Караганде, под которой жил младший брат матери – Яков стали уезжать в Германию.
 - Да что он Яшка думает? – трясся перед ним письмом от брата, возмущалась мать. – Совсем умом на старости лет рехнулся, в Германию собрался.
 - Мама, успокойтесь.
 - Чего успокойтесь, - шумела мать. -  Всю жизнь ишачил на шахте в забое, силикоз легких заработал. И на тебе, - мать положила перед ним конверт, - дом продал, «Волгу», мебель, ковры за бесценок. А теперь сидит на узлах ждёт вызова. Совсем на старости лет умом тронулся.
 - Правильно сделал, - оборвал он стенания матери.
Андрей Николаевич жалел мать, давно отошедшую от реальностей жизни. Мать давно не сталкивалась с органами власти, тем более с нынешними. Пенсию ей регулярно носил соцработник, продукты ей покупали дочери и младший брат Андрея Николаевича. В хозяйстве у неё остались только куры, собака и кошка. О новостях она узнавала из передач по телевидению и радио, а больше смотрела киносериалы, которые он насмешливо называл мыльными. А в местные новости мать посвящали соседки, приходившие её навестить.
 - Мама, вы не обижайтесь на меня, - сдерживая недовольство, начал он отповедь – Но кроме Санта-Барбары надо смотреть и политические программы. Надо уметь отличать ложь от правды. А то, что дядя Яша уезжает в Германию это лучше.
 - Ну как же сынок в чужую страну, - уже не так воинственно заговорила она. – Поехал бы на свою Родину, в Крым.
 - А где он там жить будет?
 - У него есть справка. Я слышала всем депортированным из Крыма немцам и татарам должны вернуть их бывшее жильё или предоставить новое.
 - Хватит мама! Неужели вас жизнь ничему не научила, - обиделся Андрей Николаевич. – В Крыму его только и ждут с распростёртыми объятиями. Посмотрите телевизор, уже сейчас там идёт неприкрытая война между татарами, возвращающимися в Крым на свою родину и русскоязычным населением поселившимися на их землях, после войны. Кончилась  мама советская власть, и эта неразбериха ещё долго будет продолжаться
      Первое время родственники матери, уехавшие в Германию, ему часто писали. И Андрей Николаевич им отвечал. Из приходящих от них писем знал, адаптация на новой родине проходила успешно. Одни из родственников устраивались на работу, другие переквалифицировались, кто-то получал пособие по безработице, люди преклонного возраста пенсию. Постепенно получали жилье и по мере вживания на новой родине, писем стало приходить меньше. Тоска по родным местам и прежней жизни в Союзе отступала, уступая новому. Пользуясь перепиской, Андрей Николаевич попросил одну из племянниц узнать, откуда были прадеды его матери, поселившиеся из Германии в Крым в царствие Екатерины второй. Каково было удивление, когда вскоре пришел ответ. В архивной справке, присланной из Германии, были перечислены десятки фамилий сородичей матери перебравшихся в Крым на поселение. Было это в  тысяча восемьсот третьем году в период царствования Александра первого, а не в период Екатерины Великой как рассказывала ему мать об основании немецкой колонии. Оказывается, прародители матери были выходцами из местечка Лаутенбах, что  в земле Баден-Вюртемберг. Называя матери фамилии переселенцев из справки, мать тут же кивала ему головой, подтверждая соседей, чьи предки основали их колонию в Судаке. Знакомясь с документами собранными покойным отцом на братьев матери: - Вильгельма и Эрнста арестованными органами НКВД перед Отечественной войной пришел к неутешительному выводу. Архивы Германии более точны, чем наши. Если в немецкой справке все указывалось дотошно, то в реабилитационной справке на братьев матери, было, сказано умерли они в Карагандинском лагере ГУЛАГа примерно в 1943 году и посмертно реабилитированы в 1954 году.
 - Мама, а за что их арестовали?
 - Эрнст и Вили были рыбаками и работали в артели «Рыбаксоюз». Однажды в штормовую погоду их погнало в открытое море. Со сломанной мачтой и порванными парусами их обнаружил турецкий сторожевик. Он подобрал их ялик, отбуксировал и передал нашим пограничникам. Долгое время их таскали на допросы в местное отделение НКВД и вскоре всех семерых членов экипажа обвинили в шпионаже.
 - А вы были на суде?
 - Нет, сынок, никого из родственников не пустили. Их судила тройка из Одесского военного трибунала.
 - Мама я сейчас схожу во двор, покормлю Белку, принесу дровишек для котла. Вам ничего не надо принести из сарая или из погреба?
 - Нет, сынок. У меня всё необходимое из продуктов имеется в кладовке. Иди, управляйся во дворе, а я пока Сашенька спит, приготовлю вам завтрак.
                8 
         Андрей Николаевич накормил собаку, очистил дорожки и смёл с них снег. Набрал дров и  внес их на веранду и сложил у котла. Мать готовила на веранде кушать, и он, чтобы не мешать ей прошел в комнату взял отцовскую тетрадь и сел за стол. За окном комнаты во дворе в лучах солнца искрился выпавший ночью снег. Солнце  огненным диском вставало из-за вершины гор. За крайней кромкой леса по левую сторону Большого Зеленчука четко просматривалась гряда белоснежных гор с величавой вершиной Эльбруса. В комнатах было ещё тепло, и топить котел Андрей Николаевич пока не собирался. «К вечеру затоплю, будет нормально», - глянув на термометр, решил он. Мурка после ночной охоты на мышей, свернувшись клубком, спала на сундуке. Раскрыв тетрадь, Андрей Николаевич стал листать страницы, в поисках причины побудившей выехать его родителей из Крыма в тысяча девятьсот сорок шестом году. Как он помнил, к тому времени они обжились в Изюмовке, и уезжать на Кавказ у них не было причины. В молодые годы, когда жив был отец, его не интересовали такие вопросы. Спрашивать мать об этом не имело смысла, чувствовал, отъезд их семьи был связан с национальностью матери. Перелистывая страницы, тетради с воспоминаниями отца, он искал ответ на мучавший его вопрос. Но ничего в записях отца не говорилось. Андрею Николаевичу вспомнился эпизод. Это было в конце сорок пятого года он со своей сестренкой Леной только вошли в домик со двора и застали мать плачущей. На их расспросы, что случилось, мать не ответила. Вечером вернулся с работы отец, и они вновь поссорились. Стоя за прикрытой дверью комнаты родителей, он Андрейка слышал недовольный голос отца:
  - Сколько раз я тебя предупреждал Фрида, держи язык за зубами. Можешь ты понять, твои разговоры ни к чему хорошему не приведут? Меня опять вызывали в отделение НКВД.
Позже он слышал разговоры соседок, они в полголоса обсуждали мать за то, что она разговаривала с пленными немцами. Он даже обратил внимание, военнопленные, проводившие ремонтные работы в домиках их соседей, заходили на несколько минут в их двор и разговаривали с его матерью. Некоторым удавалось переброситься с ней несколькими словами. И хотя после стычки с отцом мать уже с ними не разговаривала. Это вероятно и послужило поводом для вызова отца в местное отделение НКВД.
     Перевернув страницу, Андрей Николаевич стал читать.
 - Милая и дорогая мама как рано ты ушла из жизни. Ушла в расцвете сил в красивом июне, когда всё цвело и пахло.
Он попытался вспомнить образ своей бабки Анны Терентьевны умершей в тысяча девятьсот тридцать шестом году, но не смог. Единственная фотография бабушки в их альбоме была взята его дедом Харлампием. По воспоминаниям отца его бабка была молодой яркой хохлушкой с пышной косой.
 - Сколько хорошего доброго сделала ты и как люди уважительно к тебе относились, - читал Андрей Николаевич записи отца. – Помню себя малышом. Папа где-то воюет на германском фронте. Ты, на получаемые крохи жалования отца и пособие на меня, и Васю, смогла скопить деньжат и купить корову. Ежегодно к Рождеству и Пасхе резали поросёнка. Сколько было радостей. Вернулся папа с фронта начал работать. Корову продали и купили лучшей породы. Приобрели у цыган лошадь-клячу, которую папа сумел вылечить и выходить. Впоследствии она стала лучшей в округе. В коллективизацию её папа отдал в Изюмовку на посевную где она и пала. Затем скопив денег, родители купили кобылицу, которая каждый год приносила жеребят. Их растили, объезжали, и всегда у нас была пара лошадей. Папа работал в совхозе под названием Отузы, который находился в подчинении совхоза Судак. Был организатором этого совхоза. Работал виноградарем, бригадиром и дошёл до должности главного винодела. И всё благодаря маме, которая будучи совершенно безграмотной обладая хорошим умом культурой такта, помогала ему во всем советами.
У него невольно влажнели глаза от чтения воспоминаний отца.
 - Помню тысяча девятьсот двадцать восьмой год. Выпал глубокий снег около метра толщиной. К тому же ударили сильные морозы. Народ в деревне остался без работы, ощущался недостаток продуктов питания. Дороги были занесены снегом, и связь с внешним миром была прервана. В то тяжёлое время и потянулись к отцу односельчане. Не только бедняки, но и рабочие совхоза, оставшиеся без работы. Надеялись, что он как бывший член полкового комитета и уважаемый в округе человек найдет выход из положения. Папа объяснил односельчанам, что только в единстве и дисциплине они смогут противостоять бедам. И если верят ему, должны подчиняться временному комитету, который тут же предложил избрать. Комитет определил, без каких деревянных строений можно обойтись.  Всё это распределили между жителями на дрова. Имеющиеся продукты в кладовой совхоза поделили между населением. Деньги из совхозной кассы решили использовать, в крайнем случае, и по решению комитета. С каждого двора взяли обязательство вернуть совхозу взятое или отработать. И не один житель села не подвёл отца. Все возвращали или отрабатывали долги. Даже начальник местного НКВД не смог никого наказать.
Андрей Николаевич стал читать дальше.
  - Уехали из Крыма в Августе тысяча девятьсот сорок шестого года, а в марте сорок седьмого ко мне на Верхний Акбаш приехал папа. А ведь его как хорошего работника и специалиста ждали в совхозе. Плюнь я в то время на начальника НКВД и попроси содействия у Михаила Андреевича Македонского, возможно, все иначе сложилось бы в моей жизни и папиной.
«Вот в чем загадка отъезда их семьи из Крыма, - решил он. – Отца своими придирками вынудили покинуть родные места работники НКВД» Андрей Николаевич ещё сопливым мальцом помнил Македонского. Это был бывший командир партизанского отряда. С освобождением Крыма его назначили директором совхоза Коктебель, где работал отец Андрейки. Впоследствии Герой Социалистического труда.
 - Помню, - читал Андрей Николаевич записи отца, - приехав к сестре в Карагач, я поехал в станицу Прохладную на железнодорожную станцию узнать про наш багаж. В скверике на привокзальной площади сидел солдат. Присел к нему на скамейку, разговорились. Он демобилизовался и едет в Крым к своей семье. И мне стало так плохо от воспоминаний о родном Крыме, что я едва пришел в себя.
Он вспомнил тот период, когда их семья временно остановилась у тёти в селе Карагач. Тогда он Андрейка с отцом ходили в  станицу Солдатскую на железнодорожную станцию, узнать прибыл ли их багаж из Крыма. Они идут с отцом, выжженным августовским солнцем полем с бок пыльной дороги и поют:
              Спят курганы чёрные
              Солнцем опаленные
Вскоре они замолкают. Впереди в поле в пространстве между железнодорожной станцией и станицей видны остовы разбитых немецких танков и орудий. Многие из них поросли бурьяном. На башнях видны кресты. Есть и наша техника.  Петь уже не хочется, становится грустно. Оказывается, и здесь проходили жестокие бои.
       И вот они на станции. Пока отец узнает о багаже, он Андрейка с интересов разглядывает картину. Вся стена от пола до потолка разрисована ею. На переднем плане  сошлись в бою наши и немецкие танки. Бегут отступающие фашисты. Обнимаются жители станицы с бойцами Красной армии. От отца Андрейка узнал,  картина называется «Освобождение станицы Солдатской от немецко-фашистких захватчиков» Отец назвал и  фамилии двух сержантов рисовавших это панно. Как он помнит, панно ещё долго украшало стену зала ожидания станции.  Как и поле, на котором стояли разбитые немецкие танки. Их убрали в металлолом лишь в шестидесятых годах. Всякий раз проезжая эту станцию Андрею Николаевичу вспоминалось то послевоенное время.
 - Давай сынок будем завтракать, - напомнила ему мать, заглянув на веранду. – Сашенька уже проснулась.
 - Я сейчас мама, - ответил он, закрывая тетрадь.
И только сейчас обратил внимание на приписку отца в верхнем углу тетради:
       Мы познаём что потеряли
       Только тогда! Когда не можем
       Вернуть потерянное.
А ниже подчеркнутое жирной линией отца красовалось его заключение:
   Как правильно сказано.
Андрей Николаевич закрыл тетрадь и прошёл в комнату. Внучка в это время одевалась.
 - Пойдем Сашуня, я тебе солью на руки тёплую воду, - предложил он ей. – А ты умоешься и почистишь зубки.
 - А где бабуля и что она делает?
 - Пока ты спала, бабушка завтрак приготовила. Сейчас она на веранде там же Мурка около котла лежит лапки греет. Мурка всю ночь охотилась в сарае на мышей и крыс, а сейчас отдыхает.
 - Доброе утро бабуля! – поприветствовала прабабку Саша.
 - Спасибо моя маленькая! – поцеловала мать правнучку.
Андрей Николаевич поливал на руки внучке из ковшика тёплую воду, а мать уже села за стол. Завтракали на веранде. Солнце поднялось, и его лучи хорошо прогревали стёкла веранды. За окном слышалось чириканье стайки воробьев сидевших на заборе.
 - Ну что Сашуня, поедим сегодня домой? – спросил Андрей Николаевич внучку, зная,  она не прочь вернуться домой, к матери, отцу и братишке.
 - А когда деда?
 - Автобус будет после обеда в два часа дня.
 - А почему ты сегодня уезжаешь, а не завтра? – удивленно глянула на него мать.- У тебя же день в запасе есть. Побыл бы еще сынок.
 - Надо мама, да и дома есть кое-какие дела. Надо ими заняться, - соврал Андрей Николаевич.
 - Поезжай сынок, - согласилась с ним мать. – Тебе надо было бы к сестрам заехать, побывать у них.
 - Я в следующий раз к ним приеду. А поем позвоню им.
Андрей Николаевич понимал мать. Ей старому человеку был приятен приезд старшего сына с правнучкой в гости. Первые дни мать была рада этой встрече, особенно его внучке. Но дотошная и любознательная Шурка нарушала выработанный матерью ритм жизни и кажется, стала немного тяготить её. Уже не посмотришь как раньше любимый сериал и не подремлешь лишний час другой. Да и соседки, узнав о пребывании у неё сына и правнучки, на время перестали приходить к ней. К тому же он чувствовал свою вину перед матерью. На душе было противно от собственного вранья. Дел никаких у него дома не было, и он мог заехать навестить сестёр. Но ему было неудобно появляться у них в роли бедного родственника без подарков и денег. И это положение когда он не мог помочь им, угнетала его. Андрей Николаевич знал, появись он у них в гостях, сестры и племянники проявят к нему прежнее чувство уважения и даже окажут материальную помощь, зная, в каком он финансовом положении. И это больше тяготило его.
       Нынешняя жизнь разделила людей на две категории. Одних сделала богатыми и состоятельными других опустила на дно жизни. Лет десять назад все они были сравнительно равны и назывались товарищами. Хотя не секрет, каждый знал, на какие доходы живёт их сосед или сослуживец. Впервые он испытал шок, когда представитель их головного предприятия на общем собрании акционеров их завода обратился к ним: - Господа акционеры! 
       Андрею Николаевичу не забыть почти пустующий актовый зал завода, где проводилось отчетно-выборное собрание акционеров объединения. Выступал перед ними представитель головного предприятия. Настораживало, в бюллетенях для голосования в Совет директоров объединения были внесены новые незнакомые лица. Где же старые кадры, стоявшие с момента зарождения КамАЗа, - недоумевал он, хорошо зная руководство объединения. – Все кандидатуры новые, о которых он и не слышал. Но когда увидел среди них фамилии вороватого вице-премьера и одного из  министров кабинета  младореформаторов возмутился. Вычеркнув причитающим ему на акции мизерным количеством голосов этих господ, опустил бюллетени в урну. «Все равно изберут» - мрачно решил он. Это были первые демократические выборы. Больше ни его, ни коллег на выборы не приглашали. Новые хозяева жизни действовали под девизом – «Долой все рамки приличия» Доставшаяся им задарма государственная собственность и власть делали их неподсудными перед народом. Контролируемые ими средства массовой информации оскорбительно называли народные волнения вылазками красно-коричневого электората. Всё прошлое в стране опошлялось. В стране насаждался культ наживы. Нечистые на руки людишки из команды президента, не стесняясь народа, вершили свои дела. Президента России они величали великим демократом и реформатором. На вопрос досужих журналистов где сейчас президент? Его пресс-секретарь отвечал: - Борис Николаевич работает над документами. Хотя даже дети от своих родителей знали: - Ельцин в запое и лыка не вяжет. Казалось бы, этой вакханалии не будет конца. Но всему когда-то приходит конец. Пришел и он. Новый глава государства как понимал Андрей Николаевич ставленник «семьи» и пока жив его выдвиженец бывший президент вряд ли он сдаст его правосудию. Но уже вскоре по небольшим изменениям во внешней и внутренней политике страны, начинал понимать, страна стала на путь выздоровления.
      «Да его родители прожили нелёгкую жизнь, - пришёл он к заключению. – Но им хоть повезло в старости. А вот как сложится жизнь их детей, внуков?» Подводя итоги прожитой жизни, упрекнуть себя в чем-то предосудительном Андрей Николаевич не мог. Работал честно и добросовестно. И хотя занимал небольшие должности, которые открывали и давали предприимчивым и оборотистым людям большие возможности, властью не злоупотреблял. В отличие от своих коллег жил скромно. Обедая в ресторанах после деловых встреч, совещаний расплачивался своими деньгами. Подарков и подношений избегал. На него, как и многих его коллег директоров тоже приходили жалобы в советские и партийные органы. Но, ни в одной из них, он не был обвинён в мздоимстве. Так как с малых лет запало внушение родителей: - «Кем бы ты сынок в жизни не стал, старайся быть честным и правдивым. Никогда не завидуй тем, кто богаче тебя. Бедным помогай, делись с ними последним куском хлеба. И запомни только хорошим трудом и отношением к людям можно добиться у них  уважения» Тогда его маленького Андрейку удивляло несоответствие того что ему внушали родители с тем что происходило у него на глазах. Он помнит в голодном тысяча девятьсот сорок седьмом году, живя в Кабарде, мать принимала старуху нищенку. Бабка Судакова ходила по посёлку лубяного завода и просила милостыню. Многие соседи по дому гнали старуху. И только мать впускала её в комнату, усаживала за стол и кормила. И когда нищенка уходила мать усаживала их детей и говорила им что нельзя быть такими жадными. Их соседи жили лучше их и часто жаловались отцу, что его жена принимает нищенку. Отец извинялся перед ними, обещал поговорить с женой, а дома советовал матери не привлекать внимание соседки. Из разговора родителей узнал, у бабки Судаковой трое сыновей погибло на фронте, а муж сидит в лагере на Колыме. В то время как мать ходила по селам и аулам меняла у местных жителей одежду на зерно кукурузы, их соседи не испытывали трудностей. Ночью к ним приезжали на машине, вносили какие-то узлы, ящики, что-то выносили. Сосед работал на заводе инженером, дружил с прокурором района, и жена его вела себя свысока. Однажды утром он увидел как старуха Судакова, отогнав гусей соседки, стала дрожащими пальцами выбирать из  кормушки зерна кукурузы и стала их засовывать себе в рот и карманы. Жена инженера выскочила и стала избивать голодную нищенку. Услышав крики нищенки, мать выбежала во двор и за волосы оттащила соседку от старухи. Ночью он подслушал разговор родителей. Отец ругал мать за то, что она вмешалась в конфликт, объяснял ей, не стоило трогать соседку, так как её муж дружит с прокурором. На что мать ему ответила: «Бог всё видит и не оставит без внимания такую несправедливость» Но он Андрейка тогда не верил в существование Бога. Как-то вечером к ним заглянул старик в черной фуфайке и с котомкой за спиной. Он долго сидел с его отцом и матерью и разговаривал. Утром мать ему объяснила, вернулся из заключения муж Судаковой, он благодарил её за поддержку его жены. А через некоторое время ночью был взят их сосед инженер. Вскоре его судили за подлог и махинации. Его жена, распродав вещи, уехала к своим родителям.
                9
     Уезжал Андрей Николаевич домой после обеда. Прощаясь с его матерью, внучка напомнила ей о котёнке.
  - Бабуля только не забудь, оставь мне черного котенка. Договорились? – Саша с надеждой смотрела в глаза прабабке.
 - Ладно, моя маленькая подлиза. Будет тебе черный котенок, - пообещала ей мать, обняв на прощание правнучку.
Андрей Николаевич чувствовал, мать была чем-то расстроена. Как он заметил, первые дни их приезда ей были в радость. Дальнейшее пребывание становилось уже в тягость переходящее в терпеливое ожидание, когда они уедут домой. «Ничего, – успокаивал он себя, - с их отъездом соседки вновь станут приходить к матери. – Посидят, посудачат и вновь все вернется в прежнее русло»  Да и общение с его внучкой матери уже в тягость. Люди её возраста склоны к уединению.
 - Звони сынок чаще, а главное берегите Артёмку, - провожая их за калитку, напомнила мать. – Уж очень просил за него покойный отец, - и мать смахнула навернувшую слезу.
 - Хорошо мама, - пообещал он.
Мать вновь обняла и поцеловала Шурку и повернулась к нему:
 - Передавай всем привет, и будьте здоровы! – мать перекрестила их в дорогу.
         Автобус проходил мимо родительского дома. Сквозь грязное стекло салона автобуса Андрей Николаевич с внучкой видели как мать, стоя у калитки, старчески помахала автобусу. Шурка, встав с сиденья, прильнула к стеклу окна и помахала матери ручонкой. У Андрея Николаевича сжало сердце. Видела ли их мать? Вряд ли. Через два с половиной часа они с внучкой будут дома. А там в суете повседневных дней, в работе, в мыслях о внуках, на время забудется и мать. Он представил, как мать зайдет в дом, включит телевизор, сядет в кресло и окунётся в виртуальную жизнь своих киногероев. Лишь телефонные звонки детей, родственников, знакомых напомнят, что она не одна. Интересно о чём она думает в одиночестве? Ответа на этот вопрос Андрей Николаевич не находил. Сколько раз, сталкиваясь с судьбами одиноких стариков, он по молодости лет осуждал их детей, давая себе зарок сделать жизнь своих родителей в старости лучше. Теперь сам, будучи в таком возрасте, вынужден признать правоту своего друга, который утверждал:
- Да пойми ты Николаевич, ни раньше ни теперь старые одинокие люди никому не нужны. Во все времена старые люди были обузой для молодых.
 - Ты не прав Владимир Павлович! – возражал он.
  - Да в материальном плане, возможно ты и прав, - криво усмехнулся друг. – Жить стало лучше. Но лично я если окажусь на месте того старика ни за что не согласился бы на такую старость.
 - Это же почему?
 - Лучше работать до последнего вздоха и чувствовать себя равным среди окружающих тебя людей, чем сидеть как тот попугай в клетке на всём готовом. Почему в старину в больших семьях старики и молодые жили вместе? – товарищ смотрел на него, ожидая ответа. – А вот я тебе скажу. Да потому что старшие учили молодых, передавали им свой жизненный опыт. А молодежь чему-то учила пожилых людей. Так и жили, взаимно обогащая друг друга опытом и знаниями. А что в наше время происходит? – товарищ замолчал и недовольно махнул рукой. – Отсюда все беды: - эмансипация женщин, малочисленные семьи и конечно их распад. А вот если бы жили все вместе, как в старину такого бы не было.
Андрей Николаевич взглянул на внучку. Саша сидела, молча разглядывая мелькающие за окном дома соседнего хутора. Лицо её было задумчиво.
 - Сашуня, - тронул он её за руку. – Давай с тобою заберём нашу бабушку к себе в город. Она будет жить с нами, готовить еду пока мы все находимся на работе, гулять с тобою и Артемкой во дворе.
Внучка на какой-то момент оживилась, глазенки её загорелись интересом, чувствовалось, идея пришлась ей по душе.
 - Только где она будет жить?
 - В зале Саша, - нашелся он с ответом,  чувствуя, что в голове ребенка идёт осмысления сказанного.
 - Нет, дедушка! Бабуля к нам не переедет жить. У нас тесно как в скворечнике. А у неё свой домик и там просторно, - внучка замолчала. – А давай дедуля мы переедим к бабушке жить, - глазёнки Шурки вновь ожили. -  У неё просторно, Мурка есть в доме, а во дворе - Белка. Мы бы с Артёмкой с ними играли.
 - Хорошо моя маленькая когда-нибудь переедем, - привлёк Андрей Николаевич к себе внучку. – Скоро твой дед выйдет на пенсию, и тогда заживём.
«Вероятно, разговор о жизни молодых с ними стариками  в городской квартире не раз возникал между матерью и его невесткой» - решил Андрей Николаевич, услышав знакомое выражение матери: - Тесно как в скворечнике»
Вскоре внучка задремала, и Андрей Николаевич задумался, что его ожидает при выходе на пенсию и как дальше сложится жизнь.
                Август 2005 год.                г. Ставрополь            
   
 
 
   

 
 

 
 
 -