Титулованные смутьяны

Напутствуя в мае 1905 года новоиспеченного тульского губернатора Михаила Осоргина, министр внутренних дел Булыгин советовал «быть осторожным с его племянником Голицыным, которого он аттестовал мне как прекрасного человека, но несуразного либерала», – вспоминал Михаил Михайлович. У искушенного царского сановника были веские основания для такого совета доброму знакомому…   

«Несуразный либерал», предводитель дворянства Епифанского уезда князь Голицын на официальное представление новому губернатору явился, вопреки установленному обычаю, не в мундире, а в пиджаке, что несколько обескуражило Осоргина. Но если бы только формой одежды все ограничивалось!

Посетив Епифань в ходе ознакомительной поездки по вверенной территории, губернатор отметил: дело там поставлено довольно серьезно, хотя «чувствовалось, что симпатии главы уезда на стороне Земства, а не  администрации». У Осоргина были сведения от  жандармского управления о неблагонадежности земских служащих: одна из них занималась пропагандой. Однако Голицын в беседе с губернатором «особенно хвалил эту личность». Когда же речь зашла про ее политическую  неблагонадежность, то «отрицал оную» и «настаивал на полезной ее деятельности, а что касается другой стороны ее деятельности, говорил, что это не его дело».

Осоргин назначил на следующий день поездку в больницу, которой заведовала та самая «личность», чтобы «удостовериться в действительной пользе такой женщины-врача», и был «очень неприятно поражен» тем, что предводитель дворянства и председатель земской управы «не потрудились приехать сопровождать меня для ревизии подведомственных им учреждений. Прислан был для этой цели член уездной Земской управы, избранный из числа гласных от крестьян; этот член Управы, хотя и крестьянин, понял всю бестактность дворян, заправил уезда, и был очень сконфужен».

То, что новый губернатор воспринял как бестактность «несуразного либерала», было прямым продолжением линии, которую Голицын проводил во вверенном ему уезде. Либеральные идеи князь перенял от отца: Владимир Михайлович – московский вице-губернатор и губернатор, позже городской голова Москвы, много сделал для развития города, но своим неприкрытым либерализмом часто раздражал правительство. Под влиянием Голицына-старшего Михаил Владимирович Голицын (1873 – 1942) надолго поселился в епифанских Бучалках и активно включился в общественную деятельность, оказавшись в окружении других тульских либералов. Все они – князь Львов, Раевские, Самарины, Олсуфьевы, Глебовы – имели свои взгляды на взаимоотношения между властью и низами, помещиками и крестьянами. А сближало их желание помочь развитию культуры, образованию народа. Они открывали школы и приюты, помогали голодающим, строили больницы, пытались научить селян передовым методам ведения хозяйства.

Михаил Владимирович, однако, шел дальше в своих устремлениях. Это проявилось в начале 1900-х годов, когда он как уездный предводитель дворянства возглавил местный комитет, готовящий предложения для Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности, созданного министром финансов Витте. На заседаниях комитета Голицын выступал за облегчение паспортной системы «в смысле уравнения прав крестьян с лицами других сословий», против превращения «земского начальника в полицейского чиновника» и передачи функций волостных судов мировым посредникам. Большинство его не поддержало по этим и некоторым другим важным пунктам. Итоговый «Свод мнений Епифанского уездного комитета» все-таки отметил: «Жизнь в деревне только тогда войдет в свое русло, когда будет поднята личность русского крестьянина, когда упадет деление деревенских жителей на привилегированное и непривилегированное сословия, когда равенство всех перед законом, провозглашенное реформами Александра II, будет проведено в жизнь». Такое признание уже было шагом вперед.
 
Тем временем Голицын и его единомышленники продолжали просветительскую работу, и не только с крестьянами. В его имении несколько зим подряд устраивались чтения. «Каждую субботу после обеда двое или трое саней-розвальней отправлялись в круговые поездки по сельским школам, – вспоминал сын Михаила Владимировича. – Учителя и учительницы приезжали, входили в дом, снимали шубейки. Мать их встречала, вела в столовую. Все рассаживались вокруг стола, отец на конце. С потолка свисала керосиновая лампа под зеленым абажуром. Вот отец открывает книгу. Читал он прекрасно… Чтение прерывалось скромным ужином и чаем с самоваром, продолжалось часов до десяти, потом просто беседовали и разъезжались». В беседах этих затрагивался широкий круг вопросов, в том числе политических.

Летом 1905 года, когда накал общественных настроений набирал температуру, Михаил Владимирович возглавил кружок епифанской интеллигенции, имевший даже свою программу, близкую к программе кадетской партии. В кружок входили также тульские врачи, а правой рукой Голицына стала графиня Варвара Николаевна Бобринская. Ее стараниями в июле на очередное заседание кружка явилось более пятидесяти местных крестьян. Многочисленное – под девяносто человек – собрание не могло остаться незамеченным: на нем незваными появились исправник и приставы. Возникли «общий шум и смятение», завязалась словесная перепалка, на лицах собравшихся появилось «чувство злобы и ненависти»… Ситуацию разрядил князь Голицын, успокоивший аудиторию заявлением: «Ничего не бойтесь, я беру на себя ответственность за все происшедшее». Кончилось дело взаимным компромиссом: полицейские переписали собравшихся и отпустили их по домам. Репрессивного продолжения не последовало, разве что секретные списки неблагонадежных элементов пополнились новыми фамилиями.

Из революции 1905 года Голицын сделал вывод о том, что пора от разговоров переходить к делу. Летом 1906 года уездный предводитель дворянства, без согласования с губернатором и накануне лишь уведомив о том Тулу, созвал съезд «землевладельцев, священников, старшин и должностных лиц». Съезд принял обращение к Государственной думе и Совету министров с признанием «не только допустимым, но и необходимым» дополнительного наделения крестьян землею путем принудительного отчуждения частновладельческих земель. С этой целью специально созданной комиссии поручалось выработать рекомендации относительно «уменьшения арендной платы и расширения земельной аренды, о закрытии винных лавок на время аграрных беспорядков и об улучшении положения рабочих в отношении пищи и помещений».

Этот крамольный документ стал серьезным ударом для тогдашнего губернатора Арцимовича. Тот, конечно, не допустил бы проведения съезда, узнай о нем заблаговременно. Теперь же он мог только признать обращение «крайне вредным, неправомерным и вовсе не способствующим к умиротворению населения», а потому запретить его печатание. Губернатора поддержал министр Столыпин, назвав действия Голицына «безусловно нежелательными».

Гасить «пожар» Столыпин направил в Тульскую губернию своего представителя. На совещании земцев, которое тот провел на станции Узловая не в душном вагоне, а на ближайшем штабеле бревен, Голицын выступил с горячей речью. И, видимо, впечатлил столыпинского посланника: через некоторое время Михаила Владимировича пригласили в Петербург, суля хорошую должность на государственной службе. Голицын отказался, сославшись на предстоящий в Епифани призыв новобранцев – ему претило стать чиновником. Однако и от уездного дворянства его вскоре отставили: по истечении срока полномочий князь опять баллотировался на этот пост, получил голоса большинства избирателей, но губернатор – им стал уже Шлиппе – не утвердил избрания. Это несправедливое решение можно было бы успешно обжаловать, но Михаил Владимирович «не захотел кланяться властям», отмечал его сын. «Несуразный либерал» переехал в Москву, став там гласным городской управы.

*   *   *

Кто знает, услышь власть тогда голоса титулованных смутьянов, прислушайся к ним – может, не было бы     дальнейших революционных потрясений, и Россия пошла бы по пути эволюционного развития. Но история не знает сослагательного наклонения. И все было так, как было…