Месть в другой жизни

Начало рокового вечера

С наступлением вечера в особняке одной из самых богатых и знатных особ города начинался бал. На него были приглашены практически все члены высшего общества, а некоторые умудрились даже взять с собой своих не столь влиятельных друзей. В результате этого к шести часам к особняку подъезжали новые экипажи каждые пять минут, если не чаще. Разумеется, многие гости еще не торопились, а некоторые и намеренно опаздывали, так как прекрасно знали, что до их появления все равно ничего интересного не произойдет. И тем не менее, на ближайших улицах царило заметное оживление.
Спустя еще примерно полчаса к особняку подъехал очередной небольшой экипаж, на который некоторые прибывшие взглянули с заметным пренебрежением, но вслух ничего не сказали. Вскоре из него вышел высокий молодой человек в черном пальто, который сразу же огляделся вокруг себя и произнес: "Какая ночь прекрасная сегодня оживает... Вот только жаль, что больше постоять нельзя." В следующий миг он повернулся, вновь открывая дверцу экипажа и подал руку той особе, которую, очевидно, и сопровождал на бал. Вскоре в его ладони оказалась тонкая изящная женская рука, затянутая в перчатку, а через несколько секунд из экипажа появилась и сама дама, а точнее молодая девушка лет восемнадцати, очень миловидная лицом и с нежной улыбкой. Сказав "Какая же ты сегодня красивая, дорогая", юноша тоже улыбнулся - было очевидно, что он уже давно испытывал к этой красавице трепетные и искренние чувства. Кроме того, ему было явно приятно выйти в общество с ней.
Сама же девушка, хотя и продолжала улыбаться, особой радости так и не выразила - казалось, ее нежная и в то же время сдержанная улыбка стала уже привычным выражением лица, ничего лишнего в ней не было и не будет. Негромко попросив своего спутника быстрее заходить, поскольку на улице очень холодно, юная особа поспешно оглядела свой наряд и вновь с достоинством улыбнулась окружающим. Ее спутник же больше не произнес ни слова до тех пор, пока они не вошли в холл дома.

Уже внутри молодой человек немного расслабился и снова мягко заговорил с девушкой: "Тебе правда нравится, ты рада, что мы сегодня приехали сюда?"
- Да, конечно же. - ответила та. - Я очень рада, ведь я так люблю танцевать, ты же знаешь.
- Да, я-то уж точно знаю... - в этими словами юноша улыбнулся уголком рта. - И тебе так идет это новое кремовое платье, оно в тысячу раз лучше нынешних ярких и вычурных нарядов, которые так любят носить здешние Модницы.
- Ах, да ну их, не стоит даже думать о тех mesdamеs, у них в голове ничего кроме платьев да шляпок и нет! Я прошу тебя, милый, давай потанцуем, ну пожалуйста.
Юноше ничего не оставалось, кроме как согласиться.
- Хорошо, в таком случае вы позволите пригласить вас на танец, прекрасная мадемуазель?..

* * *

Через несколько минут оба влюбленных уже кружились по залу, забыв обо всем на свете. Теперь на лице девушки появилась настоящая улыбка, не имеющая ничего общего с той фальшивой и натянутой, которую она демонстрировала прибывшим одновременно с ними гостям. Да и юноша тоже позабыл свое прежде задумчивое настроение, смеясь и не отрывая взгляд от своей любимой. Ведь она еще пока даже не подозревала о том, что через две недели он будет официально просить ее руки...
"Да, так все и случится. Непременно. Вот издатель мне наконец выплатит гонорар за мой новый стихотворный сборник, и тогда... Ах, какое же у нее сейчас прекрасное жемчужное ожерелье, когда я его покупал, то не мог и представить, насколько оно подойдет моей Психее... Она действительно - само Совершенство."

Время шло, музыка продолжала играть, и казалось, что это счастье будет длиться вечно, оно не должно закончиться уже никогда. Только окончательно устав, молодой человек (как уже было сказано, он был поэтом и успел издать за двадцать лет жизни целых три сборника стихов) и его спутница присели отдохнуть. Девушка просто светилась от счастья, несмотря на то, что была вынуждена обмахиваться веером и переводить дыхание, однако это ей лишь шло, такой она нравилась юноше еще больше.
Он терпел недолго: спустя каких-то пять минут, молодой творец искусства принялся нежно целовать руки своей Музы и повторять: "Ах, как же я тебя люблю, как я тебя обожаю, моя милая, мой ангел, моя богиня... Вот клянусь чем угодно: сегодня же я напишу тебе восемь, а то и десять четверостиший, прямо сейчас! Ты меня так вдохновляешь, одно твое присутствие, твой взгляд, твое дыхание... (обнимая девушку) Как же я жалею, что через два часа мне придется везти тебя обратно домой, это так несправедливо... Вот если бы ты хотя бы ненадолго у меня осталась..."
- Да ты что, ты что, с ума сошел?! - девушка не на шутку испугалась. - Ты представляешь что будет, если об этом кто-то узнает? Какие тогда сплетни грязные полетят, разнесутся по всему городу!
- (вздохнув) Да, здесь ты права, моя Мадонна, как же здесь ты права... Ну ничего, время идет быстро, значит, его следует провести с толком, не отвлекаясь на грустные моменты... Не печалься, душа моя, давай я тебе сейчас мороженое принесу, и не бойся, оно не отравленное.

Поев мороженое и запив его двумя бокалами шампанского, молодой поэт действительно взялся за творчество. Улыбаясь и смеясь, он достал из кармана своего сюртука альбом и начал старательно записывать туда строки, которые спонтанно рождались в его голове. Все они были посвящены его Музе. Конечно, по своему жанру и структуре эти стихи не были чем-то особенно выдающимся, однако юноша был счастлив, воспевая в них ту, кого любил больше всего на этом свете. Не на шутку увлекшись и полностью отдавшись порыву вдохновения, он и не заметил, что его Психея уже начала немного скучать - ей хотелось снова танцевать.
В конце концов девушке пришлось чуть ли не встряхнуть своего молодого человека за плечи, чтобы вернуть его в действительность. Немного удивленно глядя на нее, тот поинтересовался, что случилось.
- Ну ты опять начал писать и все никак не можешь остановиться, исписал уже страниц двадцать! А бал скоро подойдет к концу, я хотела бы еще покружиться немного...
По-прежнему находясь в слегка отрешенном состоянии, молодой поэт ответил ей: "Прости, я просто... Я не могу сейчас, мне нужно завершить... И это будет шедевр, обещаю тебе. За него мне точно сразу заплатят и... Я смогу вновь сделать тебе подарок, милая."
- Но пожалуйста, отложи это на потом, потанцуй еще немножко! - почти молила девушка. Будучи не в силах ей отказать, но в то же время и не собираясь бросать свое новое творение, юноша сказал: "Если ты так хочешь - покружись пока с кем-нибудь еще."
- Правда? Ты... ты мне это позволишь?
- Конечно, позволю, ведь я люблю тебя и доверяю тебе. Своей Музе я не верить не в состоянии. Иди и танцуй, а я пока здесь посижу, допишу оставшиеся строки, а потом прогуляюсь. Через полчаса мы встретимся возле большого зеркала, согласна?

Быстро сказав "Да" и радуясь от предвкушения нового танца, девушка спешно дала юноше поцеловать на прощание руку, а затем покинула его, бабочкой улетая прочь. Поэт еще долго смотрел ей вслед и думал: "Когда состоится наша свадьба, я буду самым счастливым человеком на земле." Он еще даже не подозревал, что, позволив ей уйти, фактически подписал сам себе будущий приговор...

Ссора и вызов

Время шло. Дописав еще несколько строчек в альбом и перечитав получившееся творение, молодой поэт улыбнулся, после чего встал и решил немного пройтись. С собой он еще машинально захватил новый бокал, хотя уже почти из него не пил, просто держал. Так юноша и ходил без цели по особняку с альбомом в одной руке и бокалом в другой, будучи совершенно рассеянным сейчас - мысли, царившие в его голове, никак не хотели собраться воедино.
Кажется, один или два раза с ним пытались заговорить кто-то из девушек, однако молодой человек почти не воспринимал их слова - только вежливо кивал и повторял что-то бессвязное. Он все пытался продумать, что именно скажет своей избраннице, когда они снова встретятся возле зеркала, как и было решено. Увлекшись, юноша и не заметил, как презрительно и насмешливо в этот момент на него кое-кто посмотрел. Если бы только поэт был немного внимательнее...

Возможно, юный творец искусства еще довольно долго бродил в состоянии отрешенности, как вдруг до него донесся знакомый голос и смех. Моментально вернувшись к действительности, поэт обернулся и... Его глазам предстала картина, которую он не забудет до конца своих дней.
Это действительно смеялась его любимая, однако вовсе не в обществе кого-то из своих подруг, а... "Нет, не может быть! Только не это, только не с ним, умоляю, только не с ним..."
Дело было в том, что юноша достаточно хорошо знал того человека, с которым его Муза ныне пересмеивалась и ворковала, как пташка. В обществе он был уже давно известен, как циничный и расчетливый покоритель женских сердец, еще больший грешник, нежели Дон Жуан. Ему ничего не стоило разговорить какую-либо легкомысленную кокетку, нашептать ей на ушко всяких красивых слов, пригласить на танец, а затем... Уже на следующий день эта несчастная была опозорена перед всем светом: тот человек рассказывал обо всех ее наивных словах, которые она еще вчера тайком говорила ему, будучи уверенной, что никто больше ни о чем не узнает. Таким образом, коварный Мефистофель показывал в глазах общества свою очередную даму совершенной дурочкой и пустышкой, а в конце всегда добавлял: "Вот видите, господа, ну разве такому человеку, как я, возможно найти себе жену? Среди всего это сброда кур и гусынь!" И на сей раз его жертвой должна была вот-вот стать и Она...

От этой мысли у поэта закружилась голова, он даже пошатнулся, с трудом устояв на ногах. Бокал очень скоро выскочил из его руки и разбился от удара об пол, однако юноша этого даже не заметил. Его охватила такая злость и обида, что все окружающее на какое-то время даже потеряло форму - кругом были лишь оттенки красного и оранжевого, словно он уже оказался в Адском пекле. В висках очень сильно застучало, руки нервно задрожали. Кое-как пытаясь взять себя в руки и переведя дыхание, молодой поэт прошептал: "Ну нет, я этого так не оставлю, я не позволю тому мерзавцу... Просто не позволю."
Далее он сам толком не помнил происходящего - только то, как быстрыми шагами приблизился к той злополучной парочке, взглянул на любимую прищуренными глазами и сквозь зубы велел ей уйти, еще пытаясь себя сдерживать, а затем уже посмотрел в лицо главному источнику всего зла, что теперь происходило или скоро произойдет.
Тот и бровью не повел, сохраняя свое обычное невозмутимое выражение и даже спросил: "Что-то случилось? Вы неважно сейчас выглядите, уважаемый, шли бы уже домой, а то мало ли..." От таких слов поэта снова затрясло - он даже до крови прокусил себе губу, но все же смог ответить спокойно.
- Все дело в том, что вы... Вы допустили непозволительное отношение к той девушке, которую я сопровождаю сегодня.
- Да? И что же я такого неприличного себе позволил? Я ведь не задрал подол ее платья на глазах у всех, хотя, признаюсь, там было бы на что посмотреть...
Моментально изменившись в лице, юноша подошел к наглецу еще ближе и вновь произнес сквозь зубы: "Ну зачем это тебе, а? Как ты только смеешь... Тебе что, своих постоянных шлюх мало, да? О, я прекрасно знаю об этом и той славе, что ты уже успел здесь сыскать... Только вот запомни: делай с другими здешними куклами что хочешь, но ее... Не смей и пальцем тронуть, даже разговаривать с ней больше не пытайся. А не то..."
Циник лишь презрительно усмехнулся в ответ:
- Не то что? Что ты мне сделаешь? Я ведь давно и за тобой наблюдал, красавчик, как ты ходил и что-то там себе под нос шептал. Думаешь, девушкам нравятся твои жалкие стишочки? Брось, это всего лишь бумагомарание, и не больше! Хотя вам, идиотам-романтикам, этого и не понять, вы до сих пор верите в вечную любовь и прочие возвышенные порывы... Но так знай: ничего этого на самом деле нет, это всего лишь иллюзии. Есть лишь один принцип в жизни: всегда живи для себя самого. Если девица красива, просто возьми ее, а если нет - найди замену, только и всего. Поверь, эти твои стишочки ей скоро станут надоедать, и тогда она сама еще прибежит ко мне. Знал бы ты, что она мне успела сказать: не очень много, конечно, но... Вот тебе совет: ты бы свою Мадонну в следующий раз не в беседку с розами привел, а сразу в будуар и проследил бы еще, чтобы подушки были помягче...
Сказав это, коварный искуситель злорадно засмеялся. Этого ему поэт уже не мог простить.
Будучи вне себя от гнева, юноша закричал: "Я не потерплю таких оскорблений меня и моей любимой! И я не позволю вам впредь так говорить о ней! Вы думали, я струшу и просто так уйду, верно? Но нет же, вы ошиблись, милейший, и я вам это докажу!"
В следующую секунду поэт лихорадочно начал оборачиваться, словно пытаясь что-то найти, затем быстро взял со стоящего рядом подноса бокал и со всей силы бросил его в другую часть зала - так, что звук бьющегося стекла на этот раз точно все услышали. Услышали - и сразу увидели начавшуюся ссору.

Так и случилось: гости действительно все разом замолчали и остановились, как будто превратились в статуи. Никто из них не сводил глаз с поэта и его новоиспеченного врага. Юноша вновь с торжеством взглянул в глаза противнику и громко заявил: "Видите, я нарочно это сделал, чтобы все услышали наш разговор. И я еще раз вам заявляю то, что вы - настоящий мерзавец, каких еще поискать нужно. Однако, я мог бы попытаться хотя бы немного вас исправить или, что вероятнее, просто постараться избавить этот мир от вашей личности. Как вы на это смотрите?"
В толпе кто-то зашептал: "Ах, что он делает, безумец! Разве он не понимает, как рискует..." Тем временем сам поэт ожидал от циничного мерзавца ответа. Однако тот не торопился.
Еще раз оглядев смелого юношу, искуситель произнес: "Все ясно... Что ж, я к вашим услугам, милейший, надеюсь, что завтра вы лучше усвоите тот урок, что я вам преподам, нежели это было сегодня."
В этот момент к поэту бросилась не на шутку встревоженная любимая.
- Что ты делаешь?! Ты что, совсем ума лишился?! Я прошу тебя, не надо, безумный, не надо... Ты на это не пойдешь...
Взглянув на девушку каким-то другим, уже совершенно холодным взглядом, молодой человек лишь ответил: "И пусть так. Пускай я безумец, но того мерзавца я еще проучу. (гостям) И вы все знайте: я, возможно, действительно душевно болен, как некоторые думают теперь, но он - бесчестный подлец и соблазнитель! И за это он еще ответит, можете не сомневаться! Честь имею!"

С последними словами юноша резко повернулся и направился к выходу, не оборачиваясь и больше ничего не говоря. Отчаявшаяся девушка поспешила за ним, все пытаясь его как-то успокоить. Однако ее старания оказались безуспешными: на рассвете должна была решиться их судьба.

На пороге Вечности

Только уже оказавшись на улице поэт наконец ответил на бесконечные просьбы любимой, умоляющей его забыть всю "эту глупую и смешную историю" и никуда завтра не идти. Он наконец снова взглянул в ее глаза, которые уже не казались такими невинными и ангельскими и негромко спросил: "Скажи мне лишь одно: ты ведь больше меня не любишь, да? Не любишь?"
- Да к чему это сейчас, я тебя только что просила совсем о другом. Зачем, зачем ты все это устроил, не надо, прошу тебя, успокойся. Мне ведь ничего не грозило, а ты... (осуждающе) Мог бы просто в таком случае поговорить с ним наедине, а не устраивать скандал, чтобы все узнали.
- Ах, вот оно что... Тебя снова волнует мнение общества...
- А тебя, можно подумать, нет! Неужели ты не понимаешь, что о нас теперь будут говорить? Какой-то несдержанный и молодой выскочка-поэт вздумал затеять ссору с самим влиятельным и уважаемым человеком в свете! А потом еще, к тому же, вызвал его на поединок, зная, какой тот меткий стрелок... Пойми, это же безумие! И причина ваша спора или ссоры просто смешна, если ты такой ревнивец, то не позволял бы мне тогда вообще ни с кем больше танцевать!
Юноша нервно засмеялся.
- Ревнивец? Это я ревнивец? Да будь я настоящим ревнивцем, я бы уже давно тебя саму пристрелил на месте! Ведь ты только прикидываешься, что не являешься кокеткой, а на самом деле ты только и ждешь, когда к тебе очередной выродок подойдет и улыбнется. На балу это особенно хорошо видно, а посмотреть у меня было время. Разве я не прав?
- Да как ты смеешь?! - вспыхнула девушка. - Да ты... ты... Ненавижу тебя! Безумец! - с этими словами она дала поэту пощечину. - И как я только могла прежде о тебе думать хорошее... Ты же только своей судьбой и озабочен, чувства других тебе безразличны, думаешь лишь о своих стихах... Да еще и ломаешь эти комедии из чувства ревности и обиды на весь мир, который якобы тебя оценить по достоинству не может! А обо мне ты никогда и не думал, я была для тебя лишь модель, о которой ты писал в альбом...

Не выдержав, девушка бессильно зарыдала, надеясь, что теперь ее спутник начнет ее утешать, однако в действительности ничего подобного не произошло - казалось, ему наоборот нравится видеть ее слезы.
- Плачешь? Только вот настоящими ли слезами или фальшивыми, а? В вас, женщинах, видно, все ложь, я прежде считал, что ты не такая, как они, ты другая, но... Я сильно ошибался.
- Какой же ты жестокий... - девушка предприняла последнюю попытку разжалобить поэта.
- Возможно, это так. Однако я не более жесток к тебе сейчас, нежели другие были жестоки ко мне.
Поняв, что слезами действительно ничего не добьешься, девушка принялась снова уговаривать юношу не участвовать в "поединке, возникшем из-за ничего":
- Слушай, ну я прошу тебя, не злись больше, не горячись. Я все понимаю, ты не выдержал сегодня и сорвался, но нельзя же доходить до такой крайности, это ужасно...
- Не так ужасно, как выслушивать грязные слова в свой и твой адрес.
- А нежели нельзя просто не обращать внимания?
- Нет, нельзя. По крайней мере, я так не мог поступить. Все, мы приехали, выходи. - на этих словах поэт встал, открыл дверь и, выйдя из экипажа, холодно протянул своей опальной Музе руку. Уже на улице, перед самой дверью дома, она в последний раз обратилась к любимому:
- Ты ведь правда никуда утром не пойдешь, оно ведь такое морозное...
- Пойду, мне придется это сделать. - юноша был непреклонен. - Я пообещал отстоять твою честь до конца, и я это сделаю. Хотя теперь я вижу, что ты... Ты не такая, какой я тебя видел, сочиняя свои работы, ты самая обычная девушка, как и многие, разве что более красива и возвышенна по внешности. Но не по своей душе. Прощай же!

С этими словами молодой поэт вновь запрыгнул в экипаж, захлопнул за собой дверцу и приказал ехать прочь как можно быстрее. Потрясенная девушка первые секунды была не в силах выговорить ни слова, однако потом все же закричала: "Одумайся же наконец! Стой!" Но ее последний крик юноша уже не слышал.

* * *

Следующее утро было пасмурным, но не таким уж холодным, скорее прохладным. Легкий ветерок чуть заметно колыхал тоненькие веточки деревьев, время от времени опуская на землю несколько крошечных снежинок. На небольшом пространстве возле того места за городом, где начинался старый лес, было очень тихо. Неудивительно, что из-за этого поэт хорошо слышал звук собственных шагов, хотя и не обращал на это никакого внимания.
Как ни странно, сейчас он был совершенно спокойным и даже снова каким-то отрешенным, совершая большинство действий чисто автоматически, точно сомнамбула. Вместо того, чтобы думать о мести противнику, юноша разглядывал находившееся неподалеку от него замерзшее озерцо, потом стал смотреть на светло-серое небо, стараясь ощутить новое дуновение ветра. Даже голые ветки нескольких стоящих рядом деревьев ему были почему-то интересны: как хорошо, что он прибыл сюда пораньше и мог немного полюбоваться окружающим пейзажем середины зимы.
"Я хочу, чтобы эта картина осталась в моей памяти: это небо, этот снег, этот воздух, эти деревья... Даже вон те птицы тоже - пускай я их никогда не забуду."
От меланхоличных мыслей его отвлек оклик секунданта. По-видимому, циничный соперник только что прибыл, и значит, пора начинать. Да поскорее, а то вдруг еще полиция нагрянет - мало ли что. Словно во сне юноша медленно протянул руку, почувствовав вскоре, как в нее положили что-то холодное и твердое, затем повернулся и начал идти по прямой линии широкими шагами, не оборачиваясь. Никакого страха или даже сильного волнения в его душе больше не было - лишь поразительное спокойствие, словно он находился уже где-то далеко от суеты жизни. Впрочем, его лицо все равно было бледным, а дыхание не слишком ровным: совсем скоро что-то непременно должно было произойти.
Дойдя до нужного места возле проведенной черты, молодой поэт наконец повернулся, однако на своего соперника уже даже не смотрел - теперь его взгляд зацепился за крышу старого дома, стоящего где-то вдалеке. А может, это был и вовсе не настоящий дом, а просто мираж - все равно никакой разницы уже не было.
Внезапно в тишине раздался голос: "Давайте уже!", юноша автоматически сделал еще один шаг вперед и... Раздался странный звук, сочетавший в себе щелчок, хлопок и свист. Поэт не сразу понял, что в то же мгновение последовал короткий выстрел. И выстрелил не он сам.
Еще спустя какое-то мгновение юноше показалось, что его словно сильно толкнули в грудь, он не мог толком понять, почему вдруг начинает падать на землю и ему стало так трудно дышать. Казалось, все это происходит не в действительности, а в тяжелом сне, окружающие предметы быстро начали терять четкие контуры и расплываться, а по телу прошелся холод. Находясь уже в каком-то тумане, поэт смог расслышать пронзительный крик ворон, пронзивший в очередной раз тишину, затем ощутил не слишком сильную боль в груди и... В этот момент все в его сознании окончательно исчезло.

Страшное осознание

Внезапно нахлынувшая темнота исчезла так же быстро, как и появилась. Это могло показаться странным, однако поэт не задумывался над подобными вещами. Когда перед его глазами вместо тумана снова появилось пасмурное зимнее небо, то он слегка улыбнулся. Уже чуть позже в голове юноши стали появляться вопросы, на которые необходимо были найти ответы.
"Если я сейчас снова это все вижу, а недавно я упал, то это значит... Но если так, о почему я больше не чувствую боли? И... Странно, но я вообще сейчас почти ничего не ощущаю, хотя по идее лежу все на том же снегу! И мне сейчас так легко - никакой тяжести в теле нет, голова не кружится. Что же это может означать? Ничего не понимаю."
Пытаясь понять причину своего нынешнего состояния, поэт на удивление быстро поднялся - ему показалось, что это произошло в тот же миг, как он решил встать на ноги. Еще раз осмотревшись вокруг, молодой человек заметил, что теперь окружающие его предметы кажутся немного другими, они выглядят более плоско, чем было прежде. "Что это - последствия моего падения? Или нет? Ведь я по-прежнему не ощущаю боли, хотя до этого точно помню, как в меня выстрелили и не промахнулись. И если подумать, мне к тому же сейчас так... Я вообще ранен или нет? Может, никто в меня и не стрелял - мне просто сделалось дурно, и я упал? Но опять же: почему я не чувствую слабости, как всегда бывает после обморока? Я... Постой, постой, это... это невозможно!"
Не на шутку встревожившись, юноша судорожно прикоснулся к своей груди, однако не обнаружил там не только хотя бы царапины от ранения, но и... Не ощутил биения сердца. А еще через минуту он обнаружил, что все это время не дышит, словно ему уже нет необходимости в кислороде. Стоящие недалеко деревья по-прежнему казались каким-то другими по своей форме, снег становился из белого то голубоватым, то сероватым, то вовсе приобретал оттенок розового. Внезапно ветки ближайшего из деревьев снова шевельнулись от ветра, однако поэт вновь ничего не почувствовал. Немного подняв руку, он медленно провел ей по воздуху и заметил, что она, как и все его тело, тоже выглядит немного иначе, более туманно.
"Так, у меня либо начались галлюцинации и проблемы с восприятием действительности, либо... Либо я..."
Смутная и в то же время пугающая догадка, точно молния, пронзила разум юноши. У него затряслись руки от страшного предположения. "Нет, нет, такого точно не может быть, я ведь не..."
Продолжая дрожать и уже немного пошатываться, поэт медленно обернулся, посмотрел на снег позади себя и... Остолбенел от увиденного. Теперь прямо перед ним на окровавленной замерзшей воде лежал он сам. Мертвый.
Будучи не в силах оторвать взгляд от своего безжизненного тела, юноша в ужасе прошептал: "Мне это снится... Это просто сон." Спустя некоторое время он все же смог подойти чуть ближе и склониться над тем, кто по-прежнему неподвижно лежал на снегу и был точной копией самого поэта. Что это: игра воображения? Бред больной души и страшное видение? Или же все это действительно реально и происходит взаправду?
Уже почти ничего не понимая, юноша еще раз осмотрел лежащего мертвеца. Тот, по-видимому, умер совсем недавно, не больше пятнадцати минут назад, однако его лицо уже сделалось похожим на беловатый мрамор, руки окоченели, а из уголка рта продолжала течь тоненькая струйка крови. В груди же его отчетливо виднелась рана: пуля прошла навылет, и несчастный был убит наповал. По его одежде также продолжала течь кровь, но уже медленно, снег под ним успел изрядно ею пропитаться. Ничего ужаснее этого юноше еще не доводилось видеть.
"Все, я, кажется, начинаю сходить с ума... Конечно: я сейчас смотрю на себя самого мертвого - разве в здравом уме можно лицезреть подобное! О Боже, что происходит? Что со мной происходит?.."

Юношу отвлекло внезапное появление группы людей. Увидев их, он поспешил спрятаться, однако быстро понял, что здесь это сделать невозможно - его заметят за любым из деревьев. Закусив губы и поникнув головой, молодой поэт ожидал, когда его наконец увидят и потребуют объяснений, а затем, вероятно, доставят в сумасшедший дом - другого исхода просто не могло быть. Однако люди, пройдя всего в нескольких сантиметрах от места, где он стоял, даже не посмотрели в его сторону, словно никого не увидели. Как будто там никого и не было...
Оправившись от потрясения, юноша внимательно взглянул на пришедших и быстро узнал в них своего противника, двух секундантов: его и собственного. Помимо них, там также были еще какие-то личности, но с ними он уже был не знаком. Поэт видел, как все они склонились над тем мертвецом-двойником его самого, о чем-то пошептались, а затем один из присутствующих сказал: "Дело сделано - теперь только на погост везти остается, мертвее не бывает!"
Услышав эти слова, юноша закрыл ладонью себе рот, чтобы не закричать. В другой раз он ощутил бы тошноту от подобного, однако его нынешние муки являлись исключительно душевными. Ведь он теперь и был лишь Душой...
Еще до конца не осознавая свою бесплотность, поэт внезапно кинулся к своему противнику и схватил его за плечо, пытаясь повернуть к себе лицом. Однако это ему не удалось: его рука словно прошла сквозь человека. А сам мерзавец только поежился и произнес: "Давайте поскорее, уже становится холоднее."
Остальные согласились с тем, что действительно начинает веять холодом и потому поспешили погрузить тело в сани и побыстрее его увезти отсюда. А неутешному духу погибшего творца искусства оставалось лишь безмолвно смотреть на это, неподвижно стоя всего в метре от того места, куда всего лишь полчаса назад он упал с простреленной грудью, умирая. Окончательно убедившись в своих догадках и реальности происходящего, призрак произнес в образовавшуюся вокруг него пустоту: "Если я теперь мертв и не видим другими, это не значит, что я останусь здесь или спокойно перейду за Грань. Прежде мне еще нужно завершить одно незаконченное дело..."

Последнее предательство

Покинув место своей смерти, дух поэта некоторое время бесцельно бродил по знакомым улицам, пытаясь привыкнуть к своей нынешней бесплотной оболочке, что было весьма непросто. В него несколько раз врезались люди, хотя, конечно же, сами об этом не подозревали; один раз он даже очутился практически под колесами экипажа, поскольку лошадь, более чувствительная к потусторонним сущностям, видимо, его заметила и от страха пустилась вперед, не разбирая дороги. Все это было очень странно и даже в некотором роде забавно, вот только самому мертвому юноше было не до смеха. Он и при жизни был всегда в стороне от большинства людей, держался подальше от их общества, когда была возможность. Однако в иных ситуациях его с легкостью могли выделить из толпы и, возможно, даже в будущим признать его литературный талант. А теперь... Все уже обстоит совершенно иначе, и ничего невозможно изменить.
"Отныне я для всех мертв, абсолютно. Мне уже никогда не обрести ни признания, ни любви на этом свете, моя роль теперь заключается лишь в безмолвном наблюдении за происходящим, ведь я не в силах более в это вмешиваться... Или же нет? Я прежде как-то читал, что духи способны двигать предметы, останавливать часы и все прочее в подобном роде... Вот только как они это делают? Ах, если бы я мог узнать!.."

Нет, конечно же, юноша помнил о тех словах, сказанных им ранее (души вообще не могут ничего забывать). Он действительно не собирался пока покидать мир людей, поскольку ему так хотелось еще раз увидеть на прощание того циничного мерзавца-своего убийцу и... Ее. Еще один раз. Только один раз...
К счастью для поэта, такой случай у него появился довольно быстро. Гуляя по одной из улиц города, уже безбоязненно проникая сквозь стены зданий внутрь и наружу, он случайно увидел мужчину, который читал свежий выпуск газеты. Подумав, что в ней может содержаться нужная ему информация, юноша осторожно подошел ближе и внимательно взглянул на первую полосу. Поначалу там не было ничего, что могло заинтересовать, однако в самом низу страницы красовалась небольшая заметка, о том, что "Вчера утром, на пустыре за чертой города неподалеку от леса, состоялась дуэль, окончившаяся смертью ее зачинщика, молодого и экзальтированного поэта, современного Ленского..."
Юношу просто передернуло от такого сравнения и прочих эпитетов, какими его щедро наградил автор заметки. В ней он был показан как истеричный и совершенно не умеющий собой владеть человечек, мечтающий хоть чем-то выделиться в этом мире, помимо своих стишков, "бледных и невыразительных, годных лишь для альбомчиков светских барышень и институток."
Подобного унижения молодой поэт просто не мог вынести. При жизни его хоть и критиковали, но никогда не выставляли в таком свете, а сейчас... "Почему именно теперь они так со мной поступают? Прежде такого никогда не было: если кому-то мои стихи не нравились, их просто не читали. Нет, нет, здесь что-то не то, что-то другое... Что же это может быть..."
Задумавшись, призрак внезапно заметно изменился в лице: его губы презрительно искривились, а в глазах появилось выражение горечи и вызова. "Ну конечно же: это все тот гад подстроил. Специально, чтобы отвести от себя все обвинения: мол, безумный выпендрежник и позер меня ни за что ни про что вызвал на дуэль, ну я и не отказался. Просто замечательно! Лучше и быть не может! Ах, он... Мерзавец, какой же негодяй однако... Ну ничего, ничего, я с ним еще встречусь. Мне нужно лишь узнать..."
Вновь заглянув в газету, поэт прочитал о том, что его похороны состоятся завтра утром, в церкви его отпевать не собираются из-за участия в дуэли, однако духовенство все же позволило его похоронить на общем кладбище, а не на окраине, в специально отведенном месте для самоубийц. Горько усмехнувшись, юноша проронил: "Я и без отпевания все равно бы не обрел покой. И никогда не обрету, пока не отомщу за себя! Слышите: никогда!"
Конечно, никто из людей не слышал его слов, хотя он и прокричал последние. Разве что хозяин газеты нервно поежился и пробурчал себе под нос, что сквозняки в подъезде стали просто невыносимы. В ответ на это дух тихо произнес: "А скоро не только сквозняки будут вас тревожить, уж поверьте мне на слово!.." Вслед за этим юноша вновь очутился на улице, где и решил ждать следующего утра, ведь он знал, что уже не сможет ни заснуть, ни замерзнуть - мертвым не дано более испытывать подобного. Им остается либо навеки успокоиться, либо пребывать в мучительном ожидании возмездия...

* * *

На похороны молодого "певца печали и любви" пришло не так много народу. Поскольку родители юноши сами умерли несколько лет назад, его хоронили на средства немногочисленных друзей, которые и присутствовали сейчас возле того места, где совсем скоро будет его могила. Помимо них там был редактор издательства, где поэт прежде печатался и выпускал свои сборники, двое-трое почитателей его творчества и... Да, несчастный призрак, едва появившись на кладбище, пытался отыскать свою прежнюю Музу, разглядеть ее среди людей и каменных надгробий. Но увы...
Почти потеряв надежду, поэт решил снова взглянуть на свое тело, в результате чего медленно подошел к гробу, в котором оно сейчас находилось. Крышка еще была открыта, что позволило юноше в последний раз увидеть собственное осунувшееся лицо, ставшее почти восковым и безжизненным. Его выражение выглядело вполне спокойным и умиротворенным, однако в душе поэта на деле происходило совсем обратное. Глядя на своего мертвого двойника, уже переодетого в парадный костюм и со скрещенными на груди руками, юноша кусал себе костяшки пальцев, несмотря на то, что по-прежнему не ощущал ни боли, ни чувства облегчения. Ему хотелось рыдать, бесноваться, кричать истошным голосом на все кладбище: "Вы меня хороните, а я сейчас здесь стою и на вас всех смотрю! Ха-ха-ха!", однако никто все равно его бы заметил. Осознание этого было страшнее всего.
Внезапно взгляд призрака случайно уловил знакомый образ в толпе, уже виденное им прежде очертание женской головки в черной шляпке... Моментально обретя рассудок, поэт бросился туда, к самой ограде кладбища, дрожа от волнения. И он не ошибся: это действительно была Она, его Психея и Мадонна. Приблизившись к ней и безмолвно наблюдая за каждым ее движением, юноша думал: "Боже, что же сейчас будет, когда она войдет и увидит..."
Он ожидал, что она расплачется, впадет в истерику, бросится в исступлении к его мертвому телу, целуя его ледяные руки, не сдерживания воплей и рыданий. Однако в действительности девушка так и не вошла даже в ворота обителя усопших, она продолжала некоторое время молча стоять у ограды, затем вытащила из кармана платочек, мимолетно вытерла глаза, а после чего... Просто развернулась и ушла, не сказав ни слова.

Оскорбленный поэт был готов ко многому, но только не к такому. Если прежде его душу уже терзали обида и желание мести, то теперь эти чувства всполыхнули настоящим огнем из Преисподнии, так, как уже было с ним в момент ссоры на балу. Не видя перед собой ничего, кроме красных языков пламени, юноша закричал что было силы: "Ты даже не простилась со мной, подлая предательница! Даже не поплакала по-настоящему над моим телом! Словно и вовсе меня никогда не было в твоей пустой и никчемной жизни! Ну так знай, что отныне я никогда тебя не оставлю, пока не свершу справедливое возмездие! Слышишь ли? Никогда! И ты меня еще вспомнишь! Как я ради твоей чести пал на снег, заливая его кровью! Да, ты вспомнишь и больше никогда не узнаешь покоя! Ни-ког-да!"
В неистовой злости дух поэта не сразу понял, как смог задеть стоявшую возле него скульптуру двух голубей, в результате чего та разлетелась в прах. От возникшего шума все люди обернулись в его сторону, однако смогли увидеть лишь разбитый мрамор, упавший на мерзлую землю. Тем не менее, юноша в душе уже торжествовал: "Теперь я наконец-то понял, в какие моменты могу делаться осязаемым и управлять предметами, мне просто нужно испытать сильную злость или страдание, это будет как выброс энергии... (злорадно улыбаясь) Берегитесь же теперь, предатели, вас больше ничто не спасет от моего мщения, и я свершу его уже сегодня, так, как сочту нужным!.."

"Я мщу, и месть моя страшна."

Когда город как обычно накрыли мрачные вечерние сумерки, циничный "Дон Жуан" уже находился в своей квартире. Сейчас мужчина сидел в кресле возле камина и читал газету. Его не интересовали новости в экономике, политике и прочем, а вот небольшая колонка о недавних происшествиях привлекла внимание. Прочитав о том, что в городе уже двое суток происходят какие-то странные события, циник немного оживился и продолжил чтение уже более медленно и внимательно:

"В городе уже двое суток сами собой разбиваются фонари на улицах и витрины в магазинах, причем это происходит всегда неожиданно и в самых разных его частях, то на юге, то на севере. Многочисленные свидетели происходящего утверждают, что стекла у столбов и витрин разбиваются спонтанно и внезапно, словно кто-то невидимый по ним бьет, а некоторые перед этим ощущали зловещее и холодное дуновение ветра, что прошло прямо за их спиной... Также некоторые особо впечатлительные личности сообщали, что видели в темных дворах-колодцах черную или серую фигуру, которая то появлялась, то исчезала, оставаясь безликой и больше похожей на тень. Поползли слухи о страшном новом привидении, которое теперь преследует одиноких прохожих по ночам, однако данные слова можно смело считать байкой. Однако все городские легенды имеют свою основу, ведь, как известно, дыма без огня не бывает. Советуем на ночь как следует закрыть окна и двери и соблюдать осторожность, поскольку случившемся обеспокоены не только люди, но и животные - постоянные мяуканья, лай и завывание испуганных Божьих тварей вам могут не понравиться. Если вам известна какая-либо новая информация о причинах происходящего, просьба обратиться в нашу редакцию."

Дочитав последние строки, мужчина презрительно фыркнул. "Делать им нечего, кроме как всякий вздор писать - главное, сколько они на нем зарабатывают, с ума можно сойти! Неужели еще никому не надоели все эти сказки о призраках, колдунах и прочей ереси? Слава Богу, я сам никогда не принадлежал к числу этих убогих и суеверных неудачников. (листая дальше газету) Так, а про похороны того поэтика несчастного ничего не сказано. А, вот, нашел: в принципе ничего особенного, только опять написано, что в момент его погребения сломалась какая-то скульптура - чепуха, да и только! Хорошо, что мое имя там больше не значится: не я его вызвал, и не мне отвечать за его истерию, может, в следующей жизни этот глупец станет хоть немного умнее. А сейчас надо будет, пожалуй чего-нибудь выпить и пойти прогуляться, заодно развеюсь."
Поднявшись, расчетливый циник направился к шкафу, чтобы достать оттуда бутылку и бокал, однако в этот самый момент ему вдруг показалось, что за его спиной кто-то стоит. Обернувшись, мужчина никого не увидел и посмеялся над самим собой: "Вот я идиот: начитался тех статей и придумываю теперь невесть что!" Уже собираясь забыть о случившемся, "Дон Жуан" услышал, как часы пробили десять. "Странно, по-моему было только несколько минут десятого совсем недавно. Черт, я совсем потерял счет времени, старею на глазах!"
Продолжая пребывать в достаточно беспечном настроении, мужчина взял наконец бутылку и уже собирался налить вино в бокал, как вдруг... Тот словно сам отодвинулся на несколько сантиметров, после чего остановился, а когда циник попытался его взять, стремительно покатился дальше к краю стола и упал на пол, разбившись вдребезги. Это было очень похоже на тот злополучный вечер на балу, когда со стороны поэта последовал вызов...

Несмотря на странность происходящего, мужчина попытался внушить себе, что всему этому есть логическое объяснение: он сам просто неосторожно столкнул бокал на пол, только и всего. Но прежде тот ведь стоял не у самого края стола... Мистика, самая настоящая!
Внезапно над головой циника вновь раздался бой часов: теперь они уже показывали одиннадцать. А еще через минуту горящие в комнате лампы и свечи начали то потухать, то снова зажигаться, зловеще мерцая в сгущающейся темноте. Уже теряя присутствие духа и бледнея, мужчина сдавленно закричал: "Что здесь происходит?! Оставьте меня в покое!"
Но те силы, которые все это творили, явно не собирались останавливаться: вскоре во всей квартире начали открываться шкафы, и все их содержимое посыпалось на пол, а двери принялись так громко хлопать, что хотелось невольно заткнуть себе уши. Свет продолжал мигать, шум усиливался, вещи двигались, перемещались по комнатам, а некоторые и вовсе налетали на стены или друг друга. Например, большая ваза с цветами внезапно поднялась в воздух и стремительно начала приближаться к голове мужчины, он едва успел от нее уклониться, и в итоге она врезалась в стену с оглушительным треском. Это было уже слишком...
Окончательно перестав собой владеть и разом забыв все свои прежние убеждения, мерзавец кинулся в ванную комнату, судорожно закрыв за собой дверь на ключ. Но и это ему не помогло: на небольшом зеркале, в которое он машинально взглянул начали отчетливо проступать слова, написанные кровью: "Убийца. Грядет возмездие." Прочитав их, мужчине сделалось плохо, он почти ползком вылез из ванной и, оказавшись в коридоре, облегченно вздохнул: свет больше не мигал, а предметы стояли на своих местах. Казалось бы, недавняя чертовщина наконец-то закончилась.

Понемногу успокаиваясь, мужчина выпрямился, отряхнул свою одежду и, пытаясь обо всем забыть, снова подошел к зеркалу, в этот раз большому, висевшему в холле, и взглянул на свое отражение. Однако в эту же секунду он почувствовал, как из под его ног уходит почва. Прежде самое обыкновенное стекло внезапно неярко засветилось, а затем... В нем отразился совсем другой человек: тот самый умерший молодой поэт, только уже с совершенно помертвевшим лицом и отчетливо виднеющейся кровавой раной в груди. Единственное, что в его внешности выглядело живым - это глаза. Те самые сероватые глаза, смотрящие сейчас именно на "Дон Жуана" с нескрываемым презрением и торжеством. Вскоре бескровные губы поэта сложились в злобную усмешку. Часы только что пробили полночь.
- Ну здравствуй, милейший, узнал меня? - спросил призрак, продолжая неприятно ухмыляться, не сводя глаз со своего убийцы. - Смотри же, что ты со мной сделал! Смотри! Отныне я буду являться тебе каждую ночь, чтобы ты не забывал то утро и меня...

В этот момент холл огласил жуткий крик. Вчерашний расчетливый обольститель и циник орал как резанный при виде привидения своего недавнего врага. Затем он отшатнулся от зеркала и бросился в комнату, точно в бреду бормоча: "Нет, я не... я не виноват, это случайно... Боже, я не могу... не могу больше... Это меня преследует, зачем... За что... Нет, нет, с этим надо покончить... прямо сейчас..."
В следующую минуту в руках убийцы снова оказался пистолет, а еще через несколько секунд в комнате прозвучал выстрел. Когда дух поэта вернулся, уже обретя свой прежний облик, то увидел, как его заклятый враг замертво падает на пол с пулей в голове. Его последней фразой было: "Прости...", после чего он навсегда замолк.
Юноша почувствовал, как его руки снова задрожали. Да, он действительно хотел отомстить своему убийце, однако планировал лишь напугать его, а не доводить до смерти. Ведь он сам не получал удовольствия от убийства другого человека, даже такого подлеца. Поняв, что зашел в своем возмездии слишком далеко, поэт произнес: "Нет, хватит, больше я не стану творить подобного, я должен быть более осмотрительным. Однако к Ней я еще вернусь, и если он не смог уйти от заслуженной кары, то Она не сможет и подавно. Да, Она свое тоже получит, и ее учесть будет гораздо страшнее, нежели его. Я даю слово, что все так и случится..."

Возмездие и сожаление

Спустя час дух поэта уже находился возле окон дома его бывшей Музы. В них еще горел свет, означающий, что девушка пока что не спит. Стараясь во что бы то ни стало преодолеть возникшее в душе сильнейшее волнение, призрак вел с самим собой уже привычный диалог.
"Так, все, мне необходимо успокоиться... Забавно, я мертв, но по-прежнему испытываю столь ощутимые и яркие чувства, словно и не умер. А впрочем, как говорил Декарт: "Я мыслю, следовательно я существую", пусть и в другой оболочке. В придачу к этому я научился обращаться со своими новыми способностями, которые зачастую играют мне на руку, хотя порой и могут привести к неприятным последствиям, как недавно... Нет, подобного больше никогда не повторится, я не настолько жесток. Моя жестокость в этот раз приобретет несколько иной характер..."
Прервав свои рассуждения, юноша наконец решился посмотреть в окно, однако внутри дома заходить не стал. Это была именно Ее комната, разве что пока пустующая, там лишь горели свечи, а на письменном столике лежала какая-то незатейливая книжечка, открытая на странице с иллюстрацией двух птиц. "Снова птицы, как те голуби на кладбище - меня их образ уже преследует!" - подумал поэт, однако вскоре переключил свое внимание на другое. Внезапно он смог разглядеть, как в камине, помимо дров, сгорает нечто еще, уже никак не похожее на дерево или бумажную обертку. Сфокусировав свое нынешнее зрение под другим углом, юноша четко увидел, что в камине находится небольшая записная книжка, на обложке которой еще виднелись до боли знакомые инициалы - его собственные.
"Конечно, я ведь Ей подарил свои первые стихи, написанные в такой же книжке, на наше первое свидание. Значит, это она и есть. И по всей видимости, ее бросили в камин совсем недавно..."
К горлу снова поступила горечь и злость, неимоверная обида и желание вмешаться в тихую жизнь легкомысленной кокетки и предательницы, которая так подло поступила даже с памятью своего несостоявшегося жениха. Однако поэт не собирался вновь разбивать стекла или переворачивать комнату бывшей избранницы вверх дном. Нет, в этот раз он задумал нечто более изощренное...
"Я слышал, что последние слова умершего, обращенные к кому-либо, всегда сбываются. И даже если их скажет уже его душа, так тоже произойдет. Что ж, это можно проверить..."

Снова повернувшись лицом к стеклу и медленно проведя по нему ногтями сверху вниз, надеясь после себя оставить хотя бы небольшие царапины, призрак заговорил: "К сожалению, при жизни у меня не было стихов подобного рода, и сейчас я не имею возможности их написать и даже сочинить. Зато я могу прочесть часть чужого стихотворения, в котором и свершу свое справедливое отмщение. Слушай же:

Когда же весть кровавая примчится
О гибели моей,
И как победе станут веселиться
Толпы других людей;
Тогда... молю! — единою слезою
Почти холодный прах
Того, кто часто с скрытною тоскою
Искал в твоих очах....
Блаженства юных лет и сожаленья;
Кто пред тобой открыл
Таинственную душу и мученья,
Которых жертвой был. —

Но если, если над моим позором
Смеяться станешь ты
И возмутишь неправедным укором
И речью клеветы
Обиженную тень, — не жди пощады;
Как червь к душе твоей
Я прилеплюсь, и каждый миг отрады
Несносен будет ей,
И будешь помнить прежнюю беспечность,
Не зная воскресить,
И будет жизнь тебе долга, как вечность,
А все не будешь жить.

Последние строки поэт читал уже во весь голос, а, закончив, добавил к ним свое: "И раз уж ты поступила таким образом, то вот тебе мое проклятие! Проживешь ты до глубокой старости, но в мучениях и терзаниях, и никогда уже не будешь счастлива, покуда я не получу удовлетворения от совершенного! Слышишь ли? Никогда!"
Именно в этот момент, когда юноша произнес финальную часть своего приговора, дверь комнаты открылась, и в нее вошла сама адресатка данных слов. Первое время она ничего необычного не замечала, однако, словно повинуясь какому-то порыву, вдруг подошла к окну. И в это самое время, при всей своей душевной нечуткости, девушка отчетливо увидела сквозь стекло фигуру своего умершего воздыхателя. Сперва призрак молчал, поражая своей бледностью и в то же время некоей мрачной решимостью, а затем с его губ четко сорвалось: "Прощай, и будь навеки проклята! Тебе не знать покоя больше никогда!"
В эту же самую минуту видение исчезло - при всей своей злости поэту не хотелось видеть, как его прежняя любовь падает без чувств на пол от увиденного. Только спустя минуту он все же снова взглянул на нее через стекло. Взглянул - и едва не поддался соблазну броситься к ней, поднять, постараться привести в чувство. Однако эти мысли юноша мгновенно отбросил, стараясь сохранять прежнюю неприязнь к предательнице, как бы сложно это ему ни давалось.
"Боже, она все равно для меня прекрасна, даже теперь... И почему она не умерла вместе со мной?.. Нет, лучше пускай она не приходит в себя, она и так слишком хороша... А долгая жизнь и страдания ее испортят, уничтожат, и не останется больше в этом мире моей хрупкой кареглазой Мадонны, чей образ я уже не в силах стереть из своей памяти, ставшей для меня всем, что я теперь имею. Ведь сейчас я, по сути, никто, и осознание этого - как оно мучительно! Я не хотел подобного исхода и финала своей жизни, и как же я теперь сожалею о том, что не могу все изменить и исправить!.."

Отвернувшись от окна прежде родного, а ныне чужого дома, призрак закрыл лицо руками, хотя его слез, конечно же, и так никто бы не увидел. Внезапно ему показалось, что на улице стало заметно светлее. Удивленно открыв глаза и осмотревшись, поэт увидел, как к нему с неба открывается некая светящаяся и мерцающая тропа, ведущая в Тот, иной мир. Вскоре где-то вдалеке раздался голос: "Поднимайся же, странник, тебя уже давно ждут..." Будучи не в силах противиться словам невидимого голоса, юноша неуверенно вступил на начало тропы Света...

Примечание к части:
Здесь используется часть стихотворения М. Лермонтова "Настанет день — и миром осужденный..."

Решение и Судьба

Дойдя до середины тропы, поэт вдруг понял, что уже находится не в мире людей, а в каком-то ином, мире за Гранью. Все окружающее его поглотил густой белый туман, который, однако, через некоторое время рассеялся. Юноша обнаружил, что стоит у противоположного конца тропы, а где-то вдали виднеются красивые фигурные ворота. Конечно, ему было непривычно видеть вокруг себя лишь белое свечение, однако вскоре рядом с ним появилась девочка лет двенадцати, на глазах превратившаяся в почти взрослую девушку.
- Не бойся. - мягко произнесла она, глядя на поэта. - Здесь тебе уже не причинят зла.
По голосу удивительной девушки юноша понял, что это именно она и звала его сюда, помогая пройти всю тропу.
- Кто ты? И где мы сейчас находимся? Неужели это...
- Да, это и есть иной мир, в который ты уже давно должен был попасть. Однако, став духом, ты сам сперва не захотел этой участи, ты предпочел оставаться на земле из чувства мести, и именно это твое решение не так хорошо на тебе сказалось... Ты ведь видел те ворота недавно, правда? Скорее всего, тебя бы все равно сперва в них не впустили, ведь ты добровольно согласился на смерть, когда бросил вызов своему врагу. Но теперь ты натворил еще больше, пока блуждал по миру живых в бесплотной оболочке... И знаешь, в чем причина твоего решения? Ты никак не мог смириться с тем, что умер, тебе хотелось ощущать себя живым, ты не мог принять того, что стал лишь духом, что твое тело больше тебе не принадлежит. И именно поэтому тебе придется провести первое время не за теми воротами, а в Чистилище. Нет, там тебе не нужно будет проходить какие-либо испытания, ты их уже прошел в мире людей, пускай и не совсем хорошо. Однако ты будешь должен со стороны увидеть всю свою прежнюю жизнь и совершенные тобой ошибки, что также будет не слишком приятно. Но ты сам сделал для себя такой выбор...

Говоря эти слова, девушка смотрела поэту прямо в глаза. В ее взгляде не было и тени упрека или осуждения, в нем читалось скорее сожаление. Понимая причину своей участи, юноша произнес, чувствуя сильную тяжесть внутри себя: "О, я сам теперь уже вижу, что натворил, будучи одержимым жаждой возмездия и справедливости! Эти мысли лишили меня ясно мыслить, в результате чего я порой терял рассудок, когда причинял вред невинным людям, пугая их на улицах, или когда довел до самоубийства своего бывшего соперника. И видит Бог, я искренне в этом раскаиваюсь, если бы я сейчас мог плакать, ты бы заметила мои слезы... Я не прошу от Всевышнего для себя снисхождения, я готов понести заслуженное наказание. Вот только... у меня есть к Нему просьба, ты можешь ее передать Туда?"
Девушка кивнула в знак согласия.
- И что же это за просьба?
- Когда я отбуду в Чистилище свой срок, то я прошу не оправлять мою душу сразу в Эдем, я все равно его не буду достоин даже тогда.
Я прошу от Господа другого, пусть это и покажется дерзостью.
- Хорошо, и чего же ты попросишь?
- Я хотел бы вновь попасть в мир людей, но уже снова как обычный живой человек. Ведь я знаю, что меня уже через год-другой забудут даже прежние друзья, я навеки останусь посредственным стихоплетом, пишущим лишь стишки об увядающих розах и несбыточных грезах... А мне бы так хотелось доказать им, на что я по-настоящему способен, заявить о том, что даже после смерти я остался верен своей чести и долгу! И, самое главное, мне хотелось бы написать свое собственное прощание для Нее...
Выслушав поэта, девушка слегка улыбнулась:
- Но ты уже с ней попрощался, и твои слова о том, что ей суждено прожить долгую, но одинокую жизнь действительно сбудутся, и это уже тоже нельзя исправить...
Юношу словно что-то скосило на месте. С трудом удержавшись на ногах, он произнес: "Ч-что? Но... это... Это неправильно, это нехорошо, так не должно быть... Нет, нет, должен быть какой-то иной выход, должен!.."
- И он есть, не волнуйся. - успокоила поэта Хранительница его души. - Но для этого твоей музе тоже предстоит заново очутиться в земном мире.
- И пускай, пускай так и будет: если я в прошлой жизни допустил ошибку, то во второй раз точно этого не сделаю. Ведь я по-прежнему люблю Ее, как никого другого, несмотря на неверности и предательства. (упав на колени) Я умоляю, высшие силы, сделайте это! Помогите мне снова с Ней увидеться и исправить то, что произошло прежде! Молю вас об этом всем своим существом, заклинаю вас! Я должен опять побывать там, чтобы рассказать всем свою историю и снова найти Ее! И все! Ничего больше не надо: пускай я только проживу там следующую жизнь, а дальше.... Я всецело отдам себя на суд Господа. Даю клятву.

Когда поэт закончил, Хранительница спокойно взглянула ему в лицо и ответила: "Ты получишь такую возможность, однако знай: второй раз один и тот же человек не рождается. То есть, ты можешь снова попасть на землю, только отдав часть своей души тому, кто в тот день родился. Иначе никак."
- Но что это значит? - голос юноши невольно дрогнул.
- Это значит, что ты не сможешь полноценно там жить, сможешь разве что влиять на поступки того, в ком и поселишь часть своей души.
- А я смогу через него писать свои новые произведения?
- Если тот человек не откажется, то сможешь. Только помни: влияя на его действия, не пересекай черту дозволенного, иначе все снова может повториться, пускай и не полностью так, как уже случилось с тобой.
- Обещаю, что не допущу повторения прошлого, мне нужно совсем другое, только снова иметь возможность писать и увидеться с Ней, больше ничего.
- Ну вот и прекрасно. А теперь смотри: ты попал сюда в 1876 году, так что тебе придется провести в безболезненных, но скорбящих размышлениях примерно сто двадцать лет. Только по истечению этого срока, ты сможешь попасть на землю, в совершенно иную эпоху, о которой ничего не знаешь, чуждую и неприветливую. Ты согласен пойти на такой шаг?

Замолчав, девушка снова пронзительно взглянула поэту в глаза, однако он и не думал опускать голову. Распрямившись, молодой сочинитель четко и решительно произнес: "Да, согласен. Обо мне еще услышат там, и, более того, я пообещаю по возможности оберегать того, в ком поселю часть своей души и постараюсь обучить того человека всему, что сам знаю."
Хранительница медленно кивнула, точно поклонившись.
- Это твое решение, только твой выбор. И раз уж ты счел, что так для тебя лучше, то быть по сему. Сейчас ты отправишься туда, в первый лимб, а когда настанет время окажешься в мире живых, вновь переместившись на землю. Но будь осторожен и никогда не забывай о том, к чему может привести излишнее доверие и последующая жажда отмщения.

* * *

Проговорив последние слова, удивительная девушка исчезла, словно растворившись в воздухе. Сам же поэт почувствовал, что снова перемещается между мирами, в этот раз ему предстояло еще раз обдумать свои поступки из земной жизни и по возможности лучше разобраться в своей душе.