Про одуванчики, сапоги и старую геграфическую карт

Моим подругам Вале и Виргинии посвящается
Чехов… Мелихово… Мне – чуть за двадцать. Со своими подругами-учительницами, такими же романтичными мечтательницами, мы с  ювелирной точностью и скрупулёзностью  разработали план культурно-просветительского  путешествия по литературным местам России. Мы таскали за собой сына Виргинии Диму и верещали, что  ему  страшно повезло, ведь он побывал в Плёсе, Спасском-Лутовинове и Ясной Поляне. Дима держался стойко. Но  когда мы приехали в последний пункт нашего тура  Мелихово,  Дима проявил характер и наотрез отказался идти в усадьбу. В наказание воспрявший  было  Дима был оставлен на скамеечке у касс обдумать свой поведение. В кассе были оставлены  и… зимние сапоги, по случаю прикупленные в какой-то автолавке запасливой Виргинией. Романтика романтикой, но «выброшенный» дефицит женщинами моего поколения  приобретался по принципу «авось пригодится, авось сгодится».
…Из того благоговейного посещения Мелихово больше всего запомнились три факта.
Страшно хотелось выполоть одуванчики, которые в изобилии и беспечности забивали тюльпаны. Мне даже показалось, что одуванчиков было больше, чем тюльпанов. Но восторженная экскурсоводша заставляла нас любоваться «потрясающей гаммой зелёного, алого и жёлтого».  Убеждала, что Антон Павлович от такой красоты был бы в восторге. До сих пор обидно за Антона Павловича: ему бы такая распущенность и вольность  не понравилась.  Сорняк подлежит уничтожению, это без вариантов.
Потрясли сапоги Чехова, выставленные в витрине одной из комнат мемориального дома. Мы хором затрещали: «Ах! И мы с сапогами! Летом! Как это по-чеховски – нелепо, неожиданно и мило…» Наши сапоги, конечно, проигрывали по сравнению с чеховскими. Потому что он в своей обуви, быть может, ходил на свидание с Ликой Мизиновой.  Или на станцию встречать Левитана. Или (о ужас!) в качестве земского доктора отправлялся на роды в соседнюю деревню.  Сапоги были огромные, мужественные, от них веяло непонятной силой и чуть ли не эротическим обаянием. Да что там сапоги!
Школа! Вот что  в третий раз потрясло нас! Школа, выстроенная на кровные денежки Антона Павловича. Простая русская изба. Просторная комната.  На бревенчатой стене – географическая карта Российской империи, на которой я своими близорукими глазами вслух торжественно прочитала «Полонгенъ». Во как!
Сейчас я думаю: ну как мы могли восторгаться тюльпанами, сапогами и дореволюционной картой, зная, что на скамеечке изнывает одиннадцатилетний Дима? Что Виргины сапоги… да что там сапоги, мы про ребёнка забыли, мы радостно повышали  свой культурный уровень, мы блаженствовали под небом России и оставались в счастливом неведении об  опасностях,  подстерегающих  подростка, оставленного на скамеечке за не очень хорошее поведение. И с Димой, слава Богу,  на самом деле ничего не случилось. Он скушал бутерброды, вздремнул и по-хорошему отдохнул от огромного количества информации, которой  мы заботливо старались  с ним поделиться. И с зимними сапогами на меху  тоже ничего не случилось. Правда, у  кассирши, которой было велено за ними присматривать, закончился рабочий день, она уехала домой, в соседнюю деревню, каким-то хитрым образом умная Виргиния добралась до руководства музеем, нас пожалели, открыли кассу и вернули злополучные сапоги…            
Шли годы. И каждый раз, когда я и мои замечательные подруги собирались обсудить какое-нибудь последующее летнее приключение, мы истерически хохотали, вспоминая свой молодой задор,  мелиховские одуванчики, «Полонгенъ» и Виргины сапоги, которые, хотя и проигрывали чеховским, но были добротными и хорошо носились.
И опять шли годы. Границы на  географической  карте опять изменились, жизнь стала похожей на последний акт «Вишнёвого» сада… Мы реже стали встречаться и почти забыли про то беспечное путешествие в Мелихово. Нет-нет, футлярная жизнь и бесконечное нытьё  не про нас, но сколько же можно смеяться над одним и тем же: над одуванчиками, сапогами и старой географической картой…
И дети выросли. И моя  взрослая дочь, которую я в детстве так же, как и Виргиния Диму, насыщала культурой,  так же вдохновенно, как Соня дяде Ване, обещает мне жизнь светлую, чистую, что мы отдохнём и непременно  увидим небо в алмазах. И мы трудимся, мы вдохновенно трудимся, мы избавляемся от сорняков в своей жизни,  зимой носим добротную  обувь и любим прогулки… по Паланге.