Мой дом. Часть 1 Двор

Начало см. http://www.proza.ru/2015/10/31/1967

На пересечении улицы Тургеневской и Буденновского проспекта стоит серый трехэтажный дом с резным карнизом под крышей и каменным выступом вдоль всего фасада под окнами первых этажей. Почему-то каждый, кто останавливается возле дома, обязательно облокачивается на выступ,  край которого давно обвалился. Внимая этому дружественному знаку, пачкая облокотившемуся локоть или спину вместо рукопожатия, дом догадывается: «свой человек».
Сюда, в этот дом моего детства, папа принес меня на руках из роддома.

Дом ведомственный, и все жильцы знают друг друга. Так же, как знают друг друга мальчишки и девчонки, живущие в доме. Нас, погодков, семеро: четверо ребят и три девчонки, да еще моя подруга, которая живет в другом доме, но всегда играет с нами.

Если стоять лицом к дому, справа – железные ворота, выкрашенные зеленой краской,  и калитка во двор, которая никогда не закрывается. В конце двора – большой деревянный мусорный ящик, из которого вечно пованивает, по бокам – деревянные сараи, принадлежащие жильцам. С одной стороны они, словно седые старички - инвалиды, опираются на дом, с другой -  на полметра отстают от забора, который разделяет наш двор и двор  Экипажа (оно же общежитие)  Мореходного училища имени Седова.  За сараями можно  притаиться от взоров любопытных жильцов, выглядывающих из окон. Мальчишки там курят, прячутся во время игры в «казаков - разбойников» и, при необходимости, дерутся.

Во дворе нет ни цветов, ни деревьев, только ветер гоняет бумажки из мусорника да пыль. Нас это не огорчает. В зависимости от настроения, мы  чувствуем себя пылью на этом ветру, или цветником  двора, который считаем своей вотчиной. Мы словно вросли в этот двор, стали его частью, и здесь все - наше.
Внутри двора преобладает серый цвет: и стена дома, и потемневшие, поблекшие под осенними дождями сараи, и цементный забор мореходки. Только небо над нашими головами меняет окраску: пронзительная синева весной, выгоревшая голубизна летом, набухшая темными грозовыми тучами фиолетовая марь осенью, а иногда и зимой, не  часто баловавшей нас снегом.
Мы редко смотрим на небо, слишком много у нас дел, разве что щуримся на заглянувшее во двор солнце, а оно беспрерывно наблюдает за тем, как мы играем. Крутим прыгалку, играя в «десятки», расчерчиваем перед домом на асфальте классики,  прыгаем через мяч, отскочивший от стенки (это почему-то называется  «играть в козла»).  Играем в «фигуры», люди моего поколения наверняка помнят: «Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три, фигура, на месте замри...».

Когда становимся чуть постарше, организовываем концерты для малышей, выступая в организации, в которой работают наши родители. Исполняем придуманные самими танцы, поем песни, услышанные по радио, за что получаем от профкома сногсшибательный подарок: волейбольную сетку.
Моя подруга приносит мяч, и с этого момента начинается во дворе «волейбольная лихорадка». Мы играем с утра до позднего вечера, пока сетка хоть чуть-чуть различима.  Иногда мяч как-то неуловимо выворачивается в воздухе, и, перелетев через забор, скрывается во дворе мореходки. Бывает и так, что, взлетая свечкой, он не перелетает через сетку, а либо опускается на балкон жильцов второго этажа, выходящий во двор, либо, что гораздо хуже, влетает к ним же в окно.  Окна все лето открыты настежь, и остается только по шуму догадываться,  насколько непоправимые повреждения причинил наш мяч: просто прокатился по накрахмаленным кружевным салфеточкам соседей или зацепил что-то бьющееся.
Правила строги: от чьей руки улетел мяч, тот его и достает.

Память наша очень избирательна. Сколько лет прошло, многое забылось, а нелепые стишки, придуманные Вовкой,  голубоглазым блондином, на которого, когда он вырастет, будут засматриваться вереницы девчонок, так и засели в голове.
Вот Вовка взял веник наперевес вместо гитары, изогнулся, словно идальго под балконом, и фальцетом громко запел, почти закричал, перебирая прутки веника вместо струн:
 «На балкон вы выходите,
Ленкин мячик нам гоните,
Этот мяч в окно забросил – я.
Если ж мяч не отдадите,
А пойдете, продадите –
Стр-р-р-рашной будет месть моя»...
Хозяйка балкона появлялась, как правило, в  ситцевом халате, застегнутом из-за жары на пару пуговиц только в самых интересных местах, с волосами, накрученными на бигуди,  и, ругая Вовку, клятвенно обещая пожаловаться его родителям, все-таки возвращала нам мяч.
А вот во двор мореходки почему-то чаще всех забрасывала мяч я.

В Ростове все улицы параллельны Дону, а переулки и проспекты – перпендикулярны. В нашем районе, недалеко от набережной, улицы образуют ступени: по мере приближения к Дону, каждая улица ниже предыдущей.
Здание общежития Училища стоит на следующей улице после моей, ближе к Дону. Разница по высоте между улицами метра четыре – пять, и, на столько же, наш двор расположен выше, чем огромный, полностью асфальтированный двор Экипажа. Попасть в него  не так просто.
Для этого надо сначала спрыгнуть с забора на высокий мусорный бак, стоящий в углу двора мореходки, а потом уже, с него – прыгать во двор.
Прыгать с высоты я боялась. Поэтому каждый раз приходилось садиться сначала на забор, потом на мусорку, спускать вниз ноги, и потихонечку сползать, царапая попу.

На Прозе я однажды попала на страничку к автору, который окончил наше училище. Так и представилось: он, высокий, красивый, в форменке.  И я, с двумя тоненькими косичками, в ситцевом платье, выкроенном как мешок, и  посередине, там, где теоретически должна быть талия,  собранном на внутреннюю резинку. Прыгаю, от взмаха руками резинка подтягивается на грудь, платье обнажает трусишки...  А ведь еще надо забрать мяч и уйти со двора. Залезть наверх, подтянувшись на руках, не хватает сил и приходится, лежа на животе, проползать в щель под воротами училища. Вид еще тот...  А уж когда тебе вдогонку смотрит красавец – курсант, тут и говорить не о чем...

Нет, по времени мы не совпадали с этим автором Прозы, но память  - такая хитрая вещь: растягивается во времени там, где хочет, или сжимается с невиданным ускорением.

А курсанты училища – так и остались в памяти чем-то недосягаемо прекрасным.

Как сказочное видение: лето, я только что сдала последний экзамен за второй курс, еду из института на троллейбусе домой, и со мной заговаривает, пытаясь познакомиться, будущий штурман дальнего плавания. В моих воспоминаниях он  шириной плеч перегораживает весь проход в троллейбусе, я не могу отвести от него глаза, говорю глупости, и почему-то все время смеюсь.  Завтра у него начинается практика, он уходит в плавание, в «загранку». Ах, как он многозначителен, когда произносит это слово, и, когда спрашивает: «Что тебе привезти?»  Мы до позднего вечера гуляем по городу, я даю ему свой номер телефона, а когда прихожу домой, узнаю, что  с завтрашнего дня номер домашнего телефона у нас изменится.
До сих пор хочется верить, что он все-таки звонил, когда вернулся из плавания.

P.S. Автор просит прощения за «Вовка, Ленка»... Мама, слыша разговоры и крики, доносившиеся со двора через открытое окно, тысячу раз внушала автору, что «приличные девочки так не говорят».  К сожалению, «приличной девочки» из автора так и не получилось.

На фотографии часть нашей дворовой команды. Мы все на ней очень молоды, но, к сожалению, другой фотографии не сохранилось.

Продолжение см. http://www.proza.ru/2015/11/10/1091