Освенцим

 
Языки желтого пламени создавали легкое зарево в ночном небе совсем иного мира. Мира, которого не смогут создать даже мастера американского мистического кино двадцатого века.
Витковский остановился по колено в снегу, недалеко от смердящего фекалиям барака, и запрокинул голову вверх. Испытания топки крематория начались.
Испытания по графику и вне графика, отложенные и возобновленные, и внеочередные. Уже неделю важные шишки СС шныряют по холодным залам и коридорам бетонных структур крематория. Ненормальных размеров подземные помещение гигантской печи то тут, то там наполнялось громкими возгласами и комментариями высоких особ, вперемешку с эхом сапог торопливо марширующих озабоченных людей СС. Но "торжественный ввод в эксплуатацию" все откладывался и откладывался.
Сам комендант, со своим пугающим ледяным лицом, часто оказывал честь заведению. Недовольно наблюдал за работой гражданских специалистов, временно нанятых на работу, по установке и отладке дорогостоящей аппаратуры. Они работали в круглосуточном трехсменном графике. Было непривычно наблюдать сытых и ухоженных гражданских, с густой шевелюрой на голове, среди тощих бритоголовых узников в полосатых пижамах. Одетые в цивильные костюмы или в рабочие комбинезоны, веселые и озабоченные поляки или чехи жарко дискутировали с представителями СС, объясняя на техническом жаргоне, как подается топливо и генерируются высокотемпературные газы, про форсунки и шамотный кирпич, и т.д. Нормальные люди, делающие свою работу, чему они были обучены по профессии и что они делали в течении всей своей жизни, повышая мастерство.
В их поведении не проглядывается ничего особенного, исключая то, как они смотрят на заключенных. Как будто полосатые пижамы обладают способностью шапки-невидимки. Кажется, что, смотря на тебя, они не видят перед собой человека. Конечно, им не положено разговаривать с заключенными, они стараются избегать каких-либо контактов. Поэтому они смотрят сквозь узника, как будто это просто объем воздуха.
Красно-желтое пламя вверху трубы замигало и затухло, исчезнув в облаке черного дыма, затем снова вспыхнуло, озаряя ночное небо. Удачные испытания, а почему бы и нет? Высшее немецкое качество и мастерство воплотились в этом гиганте. Прекрасные механизмы и оборудование: генераторы, форсунки и гигантские вентиляторы, электрические подъемники и транспортеры, подающие материал прямо в топку печи, все первоклассное. Витковский видел сам, отливая бетонные фундаменты и устанавливая аппараты. Недостатки в снабжении не касались этого проекта. Высший приоритет. Камеры нижнего уровня отлиты из бетона - топорная работа заключенных, за исключением металлических дверей, качественно подогнанных к проемам с двойными резиновыми прокладками. Все, что очень важно, в этом проекте было немецкого качества.
Скользя деревянными колодками по илистому полу барака, Яков прошел к своим нарам. Внутри все уже сопели во сне. Запрыгнув на второй ярус, он ближе придвинулся к Фомину.
- Они сейчас испытывают, - тихо сказал он.
Фомин тихо кивнул головой. Они старались не разговаривать, насколько это было возможным. Среди бригады было много стукачей, докладывавших СС об отношениях в бригаде, поэтому они скрывали свою дружбу. Язвительная шутка ходила среди заключенных их бригады, что, по окончанию объекта, им будет предоставлена честь первыми пойти в топку. Печально, но факт, что дыма без огня не бывает. Они прекрасно понимали, что немцам не нужны будут свидетели.
- Ладно, не бери дурного в голову, - тихо прошептал Фомин, - все уже улажено.
- Когда?
- Скажу позже, - слова едва доходили до уха Якова, как будто это было просто дыхание.
Недалеко кто-то повернулся на другой бок. Везде уши, и казалось, даже эти деревянные стены, обитые картоном, тоже слушали. Фомин снова закрыл глаза.
Яков не знал ничего о схеме побега, да и не стоило его посвящать, так как считалось, что ни один нормальный человек не сможет сохранить тайну на перекрестном допросе, когда эсэсовские садисты пугают обрезать тебе мужское достоинство простыми садовыми ножницами. Холодные острые лезвия, прижатые к паху, быстро развязывают язык.
Такие слухи ходили среди заключенных. Никто не мог отрицать или не отрицать этого, так как не было свидетелей. Никто не мог оставаться в живых после таких ран. Такие изуродованные трупы немедленно направлялись в старый крематорий. Никто, кроме гестапо и зондеркоманды, не мог видеть их.
В одном Яков мог быть уверен, что языки пламени из трубы новоиспеченного монстра означают его близкую смерть в составе бригады строителей. Морально он приготовил себя к побегу. Ему нечего было терять. Поэтому Фомин был для него сейчас кем-то вроде ангела. Еврей всегда должен надеяться на лучшее. Холодный, голодный и истощенный, он молился и засыпал.
На самом деле испытания не проходили успешно.
Главный инженер Шехтман был очень расстроен. Черная сажа с ошметками обгоревшей плоти была разбросана по всей площадке. Только по счастливой случайности комендант и полковник Шульц оставались в чистоте. Раздосадованная группа офицеров СС, вместе с гражданскими техниками и Шехтманом во главе, преодолевая тошноту от смердящего горелым мясом дыма, брезгливо отряхивали свои плечи и рукава от хлопьев плоти и пепла.
Шехтман был прав, загрузив топку дровами, политыми отработанным маслом, вместе с трупами. В противном случае результат был бы вообще не приемлемым. Конечно, свежие трупы при сверхвысоких температурах сами станут топливом, не то, что истлевшие скелеты со старых захоронений. Но это теория. А серьезный тест нужно проводить в реальных условиях. Испытания уже выявили все проблемы установки, и теперь нет необходимости в их дальнейшем проведении. Только реальные испытания с настоящим материалом могут показать, на что способна установка.
Комендант с полковником покинули смотровую площадку, откашливая противный смог из легких. Идя рядом с полковником, комендант негодовал от ярости. Проклятые гражданские свиньи. Два месяца задержки ввода установки, постоянно отложенные испытания и снова неудача, которую мог теперь видеть сам представитель высокой инспекции. Этот Шехтман, этот цивильный инженер, в своем аккуратно подогнанном фирменном комбинезоне и в английских туфлях, обещал хорошие результаты. И что теперь? Если бы поместить этого инженера хотя бы на месяц в Аушвиц, он бы сразу понял, как нужно работать в военное время. Прямо в одиннадцатый блок эту свинью с гражданки.
Полковник Шульц не говорил ничего. Было достаточно видеть его саркастическую улыбку на лице, чтобы понять его состояние. Они отъехали в поле и, выйдя из машины, пошли в сторону свежего ветра. Но и здесь коменданта ждало фиаско. Люди из зондеркоманды с огнеметами. Комендант до этого отдал прямой приказ: никаких огнеметов во время пребывания полковника в лагере. Такое неповиновение бесило коменданта. Напрасно, напрасно он просил Берлин обеспечить его достойными офицерскими кадрами. Лучшие люди уходили на фронт, а сюда направлялись всякого рода криминальные отбросы, способные на контрабанду и черный бизнес. Коррупция поразила все ветви администрации лагеря. А он не может все делать сам.
Но что они могли поделать в ответ на радикальные приказы из Берлина: очистить, уничтожить все следы. Эти старые трупы стопками выступали из траншей еще 1940 и 1941 годов и не хотели сгорать дотла. Конечно, это неоправданный расход топлива. Ничего, пусть Шульц видит, куда расходуется топливо.
В алом зареве Шульц надменно смотрел в сторону людей с огнеметами. Он эксперт. Теперь он знает. Ну и пусть, пусть он видит все это, пусть он знает. Пусть он видит худшее. Пусть он скажет Мюллеру или даже Гиммлеру. Пусть он попробует высказать свои предположения, как можно улучшить и ускорить все это. Сорок квадратных километров. Разрастающаяся индустрия по производству боеприпасов и резины, сельскохозяйственные фермы, научные лаборатории, все в процессе постройки, при обычной нехватки леса, цемента, проволоки и даже гвоздей. Проблемы здоровья и дисциплины. Огромная пирамида ответственности. Как может человек честно работать в таких условиях.
К счастью, Шульц был архитектором и интеллектуалом. Это не урод Айсман. Он понимал состояние коменданта и сочувствовал ему. По дороге на виллу он не задавал глупых вопросов и обходился без критики.
Приняв ванну и переодевшись, они теперь мирно распивали хороший шотландский виски. Комендант знал, что полковник любит выпить, и заранее приготовил достойный запас.
Шульц успел оценить здесь одну вещь - это прекрасные ликер и виски. Удивляясь, что только можно было найти в чемоданах евреев. На ужине полковник признался жене коменданта, что такого вина он не пил с довоенного времени. Она краснела от комплиментов. Запеченная в духовке телятина, суп и шоколадный торт. Повар из прекрасного пола, полька, возгордилась от счастья. Шульц шутил про свой аппетит, а вскоре его строгие манеры полностью улетучились. Теперь он был хорошим парнем в приятной застольной компании, и комендант почувствовал, как тяжелый камень бремени покинул его душу.
В приоткрытое окно ворвались звуки сирены, в лагере снова побег. Даже здесь, далеко за оградой, на берегу речки звуки сирены Аушвица сотрясали окна и стены домов, и пулеметные очереди, как ударный инструмент, дополняли музыку сирены. Как всегда не вовремя! Съежившись в своем кресле, полковник Шульц повернул свое недоуменное лицо в сторону коменданта. Тот, извиняясь, кивнул и затопотал по ступенькам вверх, где находился его домашний телефон. Ужин также был испорчен.
На малой высоте над лагерем пролетел самолет. Такие случаи бывают редко даже для люфтваффе, это был запретный для полетов район. Тысячи и тысячи мужчин и женщин ровными рядами стояли на плацу под прожекторами. Сияющие в лучах снежинки нежно опускались на землю. С воздуха можно подумать, что это военное расположение, только вот полосатое обмундирование вводит в заблуждение: какого рода войска?
Вой сирены действительно напугал узников, которые непонимающе, под ударами дубинок, собирались в строй. Побегов уже не было почти два месяца. Почему сейчас?
Перекличка была ежедневной пыткой для заключенных. Однажды будут открыты ужасные архивы по медицинским экспериментам над женщинами и детьми, тонны собранных женских волос и кожи, садистские убийства, изнасилование и издевательства. Все это было, но для основной массы рабочих перекличка была ужасной пыткой. Они стояли рядами по несколько часов, утром и вечером, в жару и в леденящий ветер, под снегом и дождем. Они предпочли бы тяжелый труд, по крайней мере, могли бы как-то согреть себя в движении и отвлечь свои мысли. От голода воротило кишки, а мочевой пузырь агонизировал. Холод проникал до мозга костей, а время останавливалось. К окончанию переклички тела покрывали илистый плац. Живых волокли в бараки или на работу, в зависимости от того, было это утро или вечер. Иногда, когда горел план по постройке или вспыхивала какая-нибудь эпидемия, администрация лагеря сокращала перекличку при побегах.
Что же случилось сейчас?
Просто комендант позвонил своему заместителю и предупредил, что если сбежавший не будет пойман и заслуженно наказан, то смертельный приговор будет кому-то из СС, за небрежность в службе. Перекличку проведут сами начальники. Что до заключенных, то вывести их на мороз и пусть стоят до утра, а затем идут прямо на работу.
На дворе минус десять мороза. Комендант это знал. Он помнил, как мороз щипал его нос и щеки. Он знал, что такой приказ убьет много рабочих рук, которые можно было бы использовать еще в течении недели или месяца, но ему на всё наплевать. Высокий гость сейчас в лагере и перекличка должна показать суровый и непоколебимый порядок.
…Прошел час.
…Прошел второй.
В библиотеке комендант посматривал на недавно приобретенные антикварные часы, в то время как Шульц развязал свой язык, употребляя невообразимо огромное количество бренди. Похоже, они там все изголодались в Берлине. "Нет, - думал комендант, - наверное, лучше быть здесь королем при полном столе". И все же комендант не мог расслабиться, тем более пообещав Шульцу, что беглеца поймают сразу. Рискованная с его стороны выходка с обещанием.
А на плацу только один способ измерить время - это количество снега на плечах и морозное онемение ушей и конечностей или количество бесчувственно павших на землю. Яков, по тому, что он не чувствовал ног ниже колен, предположил, что прошло два часа. Недалеко он насчитал четырнадцать тел на земле. Утром Крюгер не будет счастлив, не досчитавшись рабочих рук.
Шульц запрокинул бокал так, что содержимое в нем скользнуло без каких либо задержек прямо в пищевод. Поставив стакан на край стола из полированного красного дерева, он еще глубже погрузился в кресле. Комендант продолжал с опаской слушать его пьяные бредни. Казалось, что вся еврейская программа чуть ли не его собственная идея, подброшенная Гиммлеру.
В Украине, где в 1941 он возглавлял эйнзац-группу, Шульц осознал, как недоработаны были первоначальные планы Рейха. Позднее, после Смоленска, находясь на лечении в Берлине, он предоставил сверхсекретный меморандум, только две копии, Гиммлеру и Айсману. Настолько жуткие, что он даже побоялся оставить экземпляр себе. Доказать свою причастность к плану он не может, но стоит лишь подумать, почему ему доверили возглавлять команду номер пять. Так что Гиммлер все знает, и поэтому вся честь Германии сейчас лежит в его, полковника Шульца, руках. И он полностью осознает свою ответственность.
То, что полковник видел в Украине, по его словам было ужасно. Но он лишь только выполнял приказы. Его роту направили в Киев и приказали лишь делать дело: охранять часть периметра, внутри которого будет работать СС. Все шло гладко. Их шеф нашел огромный ров за городом Бабий Яр или что-то в этом роде, он уже не помнит. Собрал евреев огромными пачками, по несколько тысяч человек за один раз. Это заняло несколько дней. Большая работа - около шестидесяти тысяч. Никто до этого не делал больше. Но то, что не было организовано непосредственно им, было полнейшей халтурой. Армия не оцепила район полностью, и толпы украинцев наблюдали экзекуцию. Более того, половиной толпы наблюдателей были солдаты регулярной армии. Такой позор. Люди наблюдали за процессом, как будто это футбол. Они смеялись и ели сладости, и даже фотографировали. Представляете, фотографии женщин и детей, преклоненных на краю рва перед выстрелом в затылок. Как это действовало на мораль карательного батальона. Солдаты не желали оказаться в кадре. Ему, тогда еще командиру роты, стоило огромных усилий, чтобы организовать своих людей для разгона толпы и установки кордонов на вверенном ему участке.
Но ужасным, по словам полковника, оказалось то, что казнили не раздевая, и бульдозеры просто загребали трупы землей. Один бог только знает, сколько денег и драгоценностей было спрятано в одежде казненных. А их пустые дома были оставлены без присмотра, где местные прогуливались, как в магазине. Рейх, несмотря на приоритетное право, ничего не поимел. Потеряно много миллионов лишь потому, что не была организована система зачистки. Свой план он положил на стол перед Гиммлером и тот, спустя некоторое время, подпрыгнул на стуле, увидев совершенные ошибки.
Комендант не хотел спорить с полковником, он понимал, что это вранье. Он знал, что еще в 1938 году Айсман организовал эмиграционное бюро в Австрии. Евреи входили в одну дверь здания богатыми и гордыми буржуа и, пройдя по кабинетам, делали подписи на многочисленных документах, выходили с другой стороны вместе с визой и паспортом, но с совершенно голым задом. Все это уже не ново.
Зазвонил телефон и прервал их рассуждения.
Приятнее звука комендант еще не слышал в своей жизни. Телефон не будет звонить на его вилле в полночь, чтобы доложить про неудачу.
 
*     *     *
 
Еле слышный бой барабанов пробивался сквозь шорох падающего снега. Яков услышал этот бой отчетливо, когда звук стал исходить из соседнего лагеря. Все-таки они схватили беглеца. Печально, но, наверное, всех охватила радость. Было бы лучше, если бы его схватили раньше. Яков поймал себя на мысли, что у него совсем нет жалости к беглецу, принесшему пытки ему и остальным. Первый раз ему казалось, что ноги откажут держать его и что ему уже не подняться с этого снега. Дробь барабана придала ему силы стоять до конца. Скоро все закончится.
Печальная процессия приближалась. Впереди шли три офицера и три позади, давая беглецу пространство. Один колол острой пикой, подталкивая жертву вперед, и заставляя беглеца танцевать. На несчастном была желтая накидка из окрашенной простыни, на ногах и заднице накидка была густо пропитанная кровью. На шее, как обычно, болталась табличка с надписью на немецком "Я счастлив, что вернулся". Кто он? Трудно сказать, из-за синего и опухшего от побоев лица, окровавленных губ. Из последних сил несчастный пытался изобразить подобие танца в ритм барабана.
Он выдержал не более десяти ударов кнута, его спина превратилась в кровавое месиво. Гестапо никогда не забивало до смерти. Лишь чтобы жертва могла говорить и каяться. Иногда они даже кормили жертву, чтобы было больше сил. В конце раскаяния они повесили его перед строем.
Уйти из лагеря очень рискованное дело. Но если нет выбора лучше, чем труба крематория, человеку нечего терять.
Наконец ряды сдвинулись. Дубинки и кнуты полицаев и охраны погнали людей обратно в бараки. Снова несколько упало на снег. Слабые промерзшие ноги еще держали без движения, но стоило сдвинуться с места, и они подкашивались под жертвой. Яков знал это, он помнил это еще с прошлой зимы, когда брел по морозу. Нужно двигать бедрами, перебрасывая конечности как стальные протезы, иначе конец. Не забывай держаться на достаточном расстоянии от других, неожиданное падение соседа может привести к непоправимому.
В бараке, где температура была чуть выше нуля, и снег не падал, казалось, что нет теплее убежища на земле. Это твой дом.
 
*     *     *
 
Комендант громко смеялся, уверяя полковника, что убежать из лагеря просто невозможно. Собаки идут по следу и догоняют жертву. Этот бедняга пытался сбежать в вывозившей фекалии цистерне. Покрытый полностью калом, он тем более не мог уйти далеко от собачьего нюха. Три человека со шлангами омывали беглеца на морозе. Вот так то!
Шульц заметил, что неудавшийся побег - хороший урок дисциплины для остальных. Комендант, видя, как расплылся в улыбке полковник, решил, что это подходящий момент и пригласил его на второй этаж в свой кабинет. Он закрыл за ними дверь и открыл шкаф. Он достал оттуда "сокровища" и с любовью разложил их по столу. Глаза полковника округлились в завистливой мине.
Женское нижнее белье: эксклюзивное, подобное воздушной фее, тонкая искусная работа, обрамленное кружевами. Оно могло возбудить мужчину только одним своим видом. Трусы, бюстгальтеры, подтяжки и корсеты, шелковые и из хлопка, тщательно выстиранные, готовые на примерку для любой кинозвезды!
- Лучшие в мире! - комендант объяснил полковнику, что в одной раздевалке у него имеется свой человек, оказывающий ему эту услугу, - некоторые из евреек очень, очень восхитительны. И господи, вот что мы имеем прямо с их, простите, задниц. Только посмотрите.
Полковник сгреб двумя руками все со стола и прижал к своим штанинам, словно держа женщину за бедра.
- Уух, - его лицо расплылось в широкой улыбке.
Комендант сказал, что это его подарок полковнику, что они имеют очень много этого, многие тонны хранятся на складах, но это лучшее из лучшего. Завтра СС доставит пакет лучших коллекций к его самолету, и вдобавок ящик виски, бренди, две коробки сигар и прочее.
Полковник пожал руку коменданту, и теперь они присели мирно побеседовать о жизни.
Шульц поделился своей идеей, как продвинуть дело в уничтожении захоронений. Это были очень полезные советы. Затем он перешел к главному. Перед "Командой 5" стоит очень трудная физическая задача, а Аушвиц продолжает поставлять хлам, а не рабочих. Он обращался с запросами в Берлин, но никакого толку, и вот теперь ему позволили самому приехать и набрать команду.
Они продолжали беседовать в дружеском тоне. Комендант пообещал сделать все, что в его силах. Но, фактически, он сам до сих пор не понимает основного назначения лагеря. То с него требуют физического уничтожения врагов рейха, то рабочую силу для фабрик. Иногда приходят противоречивые директивы: вместо специальных акций организовать лечение больных, чтобы можно было их использовать еще в течении шести месяцев. Но кто знает Аушвиц, тот скажет, что шесть месяцев - это абсолютный нонсенс. Люди не выдерживают иногда и месяца. Все это бюрократические препоны. Комендант уже сейчас имеет десяток фабрик с постоянной нехваткой рабочих рук.
- Но "Команда 5" имеет приоритет, - Шульц нервно взмахнул рукой и поднялся из кресла. Тон его теперь стал не совсем дружелюбным, - или вы сами хотите поговорить с Гиммлером? Я не покину Аушвиц без гарантии иметь четыре или пять сотен способных людей. Способных - значит способных к тяжкому труду, скажем, в течении трех месяцев.
- Гм, - усмехнулся комендант, недоуменно пожав плечами, - да где мне найти таких людей для трех месяцев?
- Не прибедняйтесь, не прибедняйтесь, - Шульц налил еще бренди, - сегодня я видел хорошо откормленную бригаду с крепкими спинами на крематории два. Как насчет них? По-моему, бригада хороша.
- Они хороши, но они подлежат ликвидации, - комендант закурил, - и думаю, что через неделю.
- Вот и хорошо, - Шульц снова загрузил жидкость в безразмерную глотку, - тем более, будет лучше провести их через топку на бумаге, а на деле использовать в команде пять. Это будет даже более засекреченная команда.
Комендант, в силу своей податливости давлению, согласился. Они снова пожали друг другу руки и открыли новую бутылку. Перед уходом ко сну они согласились с тем, что их работа очень грязная, но очень полезная для рейха и, тем самым, почетная. Что СС есть душа нации, что подчинение фюреру есть единственная возможность спасти Германию, что еврей есть смертельный враг отечеству, и что война есть единственный шанс к их уничтожению. В тяжелом опьянении и обнявши друг друга за плечи, они ввалились в спальную, где в беспамятстве упали к Шарлотте на кровать.
Было три часа ночи, когда они разбудили её своим грохотом.
- Чертовы свиньи, - выругалась она, - в форме на чистую постель, совсем нет совести.
Она принялась стягивать с них сапоги и одежду. Никакой реакции, они были мертвецки пьяны.
Управившись, она присела у окна отдохнуть. За окном, в зареве ночных прожекторов, сверкали падающие снежинки. Чудная зимняя ночь накануне рождества. Ей совсем не хотелось спать. Она искоса бросила взгляд на постель, где бесчувственно лежали двое мужчин и какая-то дерзкая мысль, сначала очень слабым намеком, коснулась её сознания. Затем все назойливей и назойливей эта мысль стала сверлить её мозги. Она давно уже не спала со своим мужем, чувствуя, что уже не привлекает его. После его похождений в женских бараках, она просто не интересовала его. Это очень сильно задевало её самолюбие, но возможности отомстить ему у неё никогда не было. Никогда. А как бы она хотела наставить ему рога.
Справившись с робостью, она подошла к постели. Повернув мужа лицом к стене, она присела возле полковника. От лагерного зарева в комнате было достаточно светло, чтобы рассмотреть молодого полковника. Прекрасное арийское лицо, развитая грудная клетка и спортивная мускулатура.
Шарлота чувствовала, как сильно забилось у неё в груди сердце, лишь от одной мысли приподнять резинку его трусов и заглянуть во внутрь. Она медленно поднялась и сняла с себя ночную рубаху. Груди налились и, как резиновые груши, болтались из стороны в сторону. Она заметила, что её это забавляет, и принялась исполнять что-то вроде африканского танца. Волны страсти накатывали на неё. Она подошла к кровати и сначала за ноги, а потом и за плечи стащила полковника на ковер возле кровати.
Никакой реакции.
Она наклонилась к его горячим губам. Они сильно пахли табаком и алкоголем. Она нежно поцеловала их раз и, затем, второй раз.
Никакой реакции.
Шарлотта понимала, что парень сейчас бесчувственен под влиянием смертельной дозы алкоголя, но какая-то доля сомнения в том, что она сможет разбудить его, пугала и сдерживала её. В тоже время волны страсти продолжали наполнять её тело. Продолжая испытывать страх разбудить, Шарлотта решила, что не будет касаться его тела. Она сняла с себя белье и стала у его изголовья. Самые развратные мысли сейчас посещали её голову, но она решилась обойтись минимумом. Присев над его лицом на корточках она чувствовала его горячее дыхание на своей промежности. Ей было приятно, но ноги быстро уставали, и она боялась потерять равновесие. Шарлотта принялась ласкать себя руками. Ей хотелось разорвать себя напополам. Она пыталась сделать это используя и два, и три пальца, но успокоение не наступало, а лишь возрастало, наполняя её тело желание. Сейчас ей хотелось быть женщиной. Женщиной, которой она давно не была. Шарлотта переоценила свою немецкую сдержанность и, презрев осторожность, как тигрица набросилась на Шульца. Обняв его голову своими бедрами, она чувствовала своей промежностью его горячие губы и арийский нос скользнувший в глубину её. Чувствуя, что сходит с ума, она наклонилась к его паху и, стянув армейские трусы, принялась массировать этот маленький и мягкий комочек, который стал расти, как гриб после дождя. Она продолжала неистово работать.
Когда тело под ней задергалось, Шарлота вдруг осознала, что просто заблокировала дыхание полковнику, и тут же исправила положение, подняв свой таз к верху. Она замерла, слыша, как тот жадно вдохнул воздух и что-то пробурчал во сне. Затем он сильно чихнул, густо обдав брызгами её ягодицы. Её сердце сжалось в комочек. Но страшного ничего не произошло. Дальше снова глубокий сон. Аккуратно и медленно она села, направив орган полковника по назначению. Ей хотелось прыгать, как на коне, но страх разбудить партнера сдерживал ее. Ей хотелось двигать бедрами. Но, как истинная арийка, она смогла подавить в себе это желание. Её тело замерло и лишь только ее пальцы делали свою работу. Наконец наступил оргазм. Удержав себя от телодвижений, она почувствовала, как внутри все сжалось приятным спазмом, её мочевой пузырь опорожнился. Такого она ещё никогда не испытывала.
Наконец-то за долгие годы и к ней пришло успокоение. Поправив белье на теле полковника, усталая Шарлотта на четвереньках поползла в детскую комнату. И если утром эти свиньи и обнаружат замоченный ею ковер, то все равно примут это за свою пьяную выходку. А возможно, они поспешат по своим делам, так как время не ждет, ведь где-то там далеко, на берегах русской Волги решалась судьба Рейха в битве за Сталинград.
Неделю спустя, как полковник Шульц покинул лагерь, вся бригада Крюгера была погружена в грузовики и отправлена в Краков. Витковский и Фомин избежали топки крематории, но вот надолго ли они отодвинули свою смерть, этого просчитать никто не мог. Правда, прошел слух о спецкоманде. Возможно, из этой команды будет больше шансов совершить побег...


Рецензии
Игорь, могу только жалеть, что Ваш рассказ не читают японцам, приезжающим, например, в Дахау. Пусть бы он звучал в их наушниках.
Мы были там с супругом пять лет назад. Это так больно! До сих пор. И всегда будет.
Печи... Не могу передать ужас и горе.
А японцы с шумом и гамом снова и снова фотографировали. С шумом и гамом. Снова и снова. Ни минуты тишины...

Ольга Суздальская   16.12.2016 18:20     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.