Посланец из Эдема. г. 4-7. Суд и казнь Симона

               

    
      
      В день казни  Симон, спокойно спавший сном праведника, проснулся в семь часов утра. Ничто не предвещало, что этот день будет последним для  пребывания его в мире добра и зла, счастья и несчастья, горя и радости, смеха и слез. В восемь часов ему принесли в последний раз еду - овсяную кашу, причем, с маслом, а чай с сахаром и парой пряников. Для смертников тюремное начальство не жалело им вкусить последней радости.
  В девять часов узника посетил  тюремный священник в сопровождении стражника.   Он прочитал молитву на отпущение  грехов, как подобает это делать смертникам перед казнью.  Затем на приговоренного надели  саван, связали руки и повели под конвоем  во двор.
     Симону  со связанными руками стражники помогли взобраться  на телегу, затем они с обеих сторон привязали его к бортам телеги, и под мерный  скрип тележных колес   тюремная лошадка повезла его на место аутодафе*. К десяти часам  телега  с арестантом прибыла на центральную городскую площадь, где совершались  разного рода зрелища, в том числе и казни. Аутодафе было назначено на двенадцать часов.

       Народу на площади к этому времени собралось  немало. В центре  ее  был приготовлен костер, над которым стражники привязали приговоренного  к столбу, обложенному сухими дровами и хворостом.  Народ стоял  многочисленной толпой и ждал казни преступника. Было  шумно:  раздавался  свист, доносились ржание лошадей, брань, крики. Многие думали, что казнят настоящего колдуна, и потому радовались и ликовали.
      Слева от  входа на площадь высилась трибуна, за которой сидели  вершители правосудия в  судейских париках  и мантиях. Там же важно  восседал и архиепископ Иоанн в черном облачении и с митрой на голове.  На груди  его красовались крест и панагия. Члены суда  некоторое время переговаривались  между собой, видимо, приходя к единому мнению.

       Наконец,  судья  встал  и начал зачитывать приговор, в котором Симон обвинялся в колдовстве, чародействе, вольнодумной ереси и богохульстве, за что приговаривался  законами святой христианской церкви  к смертной казни – сожжению на костре. Приговор был окончательным  и обжалованию не подлежал. Собственно, как такового суда и не было, во избежание каких-либо непредвиденных  событий. Судебный процесс свели только к вынесению приговора и последнего слова подсудимого.
       Тем временем погода стала быстро портиться. Это заметили члены суда и  проявляли беспокойство по этому поводу.  Торопливо зачитав приговор, они дали осужденному последнее слово.

       Божий посланец - посланец из Эдема - собрав все свои силы, чтобы его было многим слышно, обратился  к  народу:
       - Люди! Братья и сестры!.. Мне не страшно умирать, потому что я скоро предстану пред Богом, и хочу этого, потому что  я откуда вышел, туда и возвращусь. Но мне страшно за вас - за вас, живущих в этом мире зла и насилия.  Вы многие ходите во тьме, не зная Бога. Познайте Бога,  ибо Он – Свет! Бойтесь и любите Бога, ибо  Он вездесущий и всемогущий и знает всё тайное на свете.
      Ничто и никто не сможет укрыться от его всевидящего ока и справедливое возмездие за неправый суд!
      И любите друг друга!  Прощайте друг друга  и  врагов ваших, как учил  Господь, - ибо  близок день Страшного суда, - Симон перевел дыхание. Он знал, что много ему не дадут говорить, поэтому торопился сказать наиболее важное.
       - Покайтесь перед Богом за грехи ваши, кто еще не покаялся!   Бог любит вас и ждет от вас истинного покаяния!  Придите к Иисусу, кто еще не пришел, и примите Иисуса Христа своим  Спасителем!  Исполняйте заповеди Божьи, чтобы  быть и вам  в Царстве  Божьем!  - и проговорил Богу, глядя в небо:-  Господи, прости им, ибо не знают, что делают!...

                ***

       Архиепископ  сидел, как на гвоздях. Ему хотелось заткнуть  рот говорящему, который своим словом  обличал их, как  несправедливых судей, приговоривших к казни невиновного.  Он махнул судье,  и  тот дал  сигнал  привести приговор к исполнению. Тотчас же затрубили трубы, и к костру подбежали  стражники с зажженными факелами, поджигая  его со  всех сторон.
       Сусанна, с трудом стоявшая на ногах от горя, и до последнего надеявшаяся на чудо спасения ее любимого сына,  рухнула  на колени  впереди толпы и с рыданием завопила к  Богу, простирая к небу руки: 
       - Господи,  где же Ты? Ты же знаешь, что  сын мой не виновен!  Он всем  помогал, что же Ты ему не поможешь?.. Неужели  Ты позволишь  фарисеям погубить его? – затем она с  помощью  Анны  поднялась и потрясла  кулаком в сторону  трибуны. – Ироды,  будьте вы прокляты!..и, бросив взгляд на  разгорающийся костер,  в  огне  которого   погибал ее сын, и в бессилие чем-либо помочь ему потеряла  сознание.

       Стефания  тоже не выдержала и с плачем и воплем подбежала к костру, чтобы  в последний раз увидеть живого мужа, но  ее  схватила стража и не подпустила к нему.  Она упала на землю  с горьким  рыданием  и стенанием.  К ней подбежали Филипп  с Марией,  подняли на ноги и увели с площади.
       Анна с Антипом  стояли рядом с  ослабевшей матерью и поддерживали ее, чтобы  она вновь не упала. Многие в толпе, особенно женщины, утирали слезы. В народе постепенно нарастал гул и волнение. Те, кто не верил в обвинение  святого отца  Симона, а знали его как замечательного проповедника и целителя, тоже стали подавать голоса протеста.

       - Ироды! Нехристи! Ни за что человека  губите! – кричали  они  из  толпы.
       -  Душегубы!  Невинного человека  казните! – кричали другие.
       - Позор  Иоанну!  Душегубец!  Долой инквизитора! - кричали третьи, и в сторону трибуны стали лететь гнилые овощи и фрукты, предназначенные для «преступника».  На трибуне  не ожидали такого поворота событий и заволновались,  вскакивая  с мест.
       -  Люди, или мы не  христиане? Идемте спасать отца Симона! Может, он еще жив! - бросил клич  кто-то из толпы.
       - Идем! – и небольшая  кучка людей отделилась от общей массы и двинулась к костру.

       А над площадью  низко нависла  большая свинцовая туча. Все вокруг потемнело. Сверкнула ослепительная молния, и вслед  за ней ударил  оглушительный раскатистый гром.  Рванул шквальный ветер. По площади завертелись вихри пыли, мусора, и начался сильный дождь.  Костер  стал сильно дымиться. Языки пламени уже подбирались к столбу, но привязанного к нему Божьего посланца уже не было, и никто этого не заметил из-за дыма и темноты.
       Такого еще не бывало. Стражники старались не  подпустить никого к костру и стояли стеной, отгоняя  смельчаков, которые пытались освободить отца Симона. Люди  прикрывали головы и глаза, чем придется, защищаясь от пыли, носившейся в воздухе, и дождя.  Многие, осеняя себя крестом,  поспешили уйти прочь, приняв эту  страшную непогоду за Божий  гнев, когда казнят невиновного человека.

       Трибуна быстро опустела. Важные особы поторопились быстрее уехать в страхе за свою жизнь.
       Пламя  с клубами дыма бушевало во всю. Когда  костер начал угасать, ветер подул еще сильнее, а дождь полил, как из ведра.  Оставшимся  зрителям ничего не оставалось делать, как разбегаться  по домам. Что ни говори, а эта казнь надолго запомнится всем!..

                ***

        Изрядно напуганный архиепископ  возвращался в свою епархию вместе с отцом  Амвросием в плотно закрытой карете, приказав кучеру мчаться галопом. Их обоих, особенно Иоанна, трясло не столько от езды, сколько  от непредвиденных событий во время казни. Лишь отъехав на порядочное расстояние, кучер перевел лошадей на более спокойный бег. Сначала православные инквизиторы ехали молча, оба сумрачные, каждый думая о своем. Амвросий первый нарушил молчание. Он вкрадчивым тоном спросил у своего настоятеля:
       -  Ваше высокопреосвященство, как вы  объясните все то, что сегодня произошло  во время казни?
       - Случилось непредвиденное:  народ не поверил нам. Эта чернь успела его полюбить, чего нам с тобой не добиться  никогда. Даже погода обернулась против нас,  – проговорил Иоанн и, подумав немного, уверенно добавил: – Но ты не волнуйся: время пройдет, страсти утихнут, и все вернется на круги своя. Все будет хорошо! Главное – мы избавились от  опасного для нас человека...Как он не показал себя перед народом, а против  рожна  пошел и - нет его.  Сам  виноват: с сильным не борись, с богатым не судись, - так ведь? - проговорил он любимый стих из притчей Соломона, ища самому себе оправдание. - Теперь-то его замечательный храм отойдет в нашу епархию. Уж я об этом позабочусь.

       - Так-то  так,  но нехорошо на душе: мы ведь Божьи служители, а не мирские люди. Что-то  мне неспокойно, - выразил сомнение Амвросий. – Сдается мне, не простой  он был  человек, и очень  силен был  в Божьем  учении... Уж слишком суровое, на мой взгляд, понес он наказание.   Христа–то  ведь тоже не приняли  сразу и распяли.
       - Не думаешь ли ты, что это второе пришествие Христа? – усмехнулся Иоанн.
       - Нет, конечно! А что, если это  предвестник второго пришествия Христа или ангел во плоти?

       - Ты, я вижу, совсем голову потерял. Что за чушь ты несешь, в самом деле? Приди  в себя, дорогой! Я не думаю, что он – человек от Бога, а что-то вроде Мартина Лютера. Знаешь, поди, что он сделал с католической церковью? (Отец Амвросий кивнул) То-то же!   А  терпеть второго  Лютера  в нашей среде я не намерен: ни к чему нам протестант, - Иоанн немного помолчал. – Я не отрицаю, что он не обыкновенный человек. Он умен, начитан и учен в  слове Божьем. Но он слишком самонадеян и упрям. Будь он более покладист, то остался бы жив. Нашей церкви нужны люди, сильные  в слове Божьем, но спокойные, послушные.  Кстати, и католическая, и протестантская церковь не очень-то церемонятся со своими еретиками. Сжигают на кострах, как жертвенных ягнят, до сих пор. Иисус Христос умер на кресте по воле Божьей, так ведь?

(Отец Амвросий кивнул) Кто знает, может, и этот преподобный Симон по воле Бога отдал душу свою? Тогда надо порадоваться за него: на том свете его ожидает большая награда. – Иоанн замолчал и глянул, отодвинув  шторку окошка, на улицу - ливень не прекращался. - Ладно,  что сделано, то сделано! Мы тоже люди, а людям свойственно ошибаться. В конце концов, свидетельства были против него, - заключил Иоанн, подавляя зевок.  Рассудив таким образом, он заглушил свою совесть за безвинно убиенного человека.
       -  Но мы-то  с вами знаем, как  устраивались эти свидетельства?
       -  Не  понимаю, что вы хотите этим  сказать? - Иоанн так  посмотрел на Амвросия, что тот осекся и  промямлил:
       - Да,  вы совершенно правы, ваше высокопреосвященство!
       - То-то же, мой друг, –  широко зевая, проговорил Иоанн, и в карете вновь воцарилось  молчание.
      Лишь в одном Иоанн оказался прав, можно сказать, угадал:  преподобный Симон по воле Бога безвинно пострадал.

 аутодафе*) - оглашение и приведение в исполнение приговора осужденного.


                продолжение http://proza.ru/2015/11/03/1268