Царевы слуги. часть1

 
 ЦАРЕВЫ СЛУГИ. ЧастьI



   Во все колокола

Император для россиян - не просто олицетворение верховной власти. Он объединял в себе гораздо большее. Это и символ великой державы, и славянское единение, в нем - живая связь поколений. Скажем больше: Государь - это представитель Бога на земле, Мессия, богочеловек. Любовь к царю прочно вошла в народный эпос, в поговорки. О глупом человеке говорили: "Без царя в голове". Такое царелюбие трудно найти у какого-либо другого народа. Это связано с поляризованностью россиян, с противоречивостью и контрастностью их жизни. На огромной территории крестьянам не хватало земли. Рядом с благородством соседствовала подлость и низость. Кто-то умирал с голоду, а кто-то объедался черной икрой.
Самарцы здесь не были исключением. Они безумно любили своих Императоров. Дух самодержца как бы постоянно присутствовал на улицах, площадях, в лачугах и особняках. Без любви к Императору наш город представить себе просто невозможно. Читая отчеты о пребываниях царствующих особ, мы как бы прикасаемся к таинству власти.
Первым русским императором, посетившим наш край, был Петр Великий. Он проплыл мимо Самары в 1695 году, задумав свой Азовский поход. Второй раз он посетил эти места на вершине своей славы в 1722 году. По преданию, усмиритель шведов поднимался на Лысую гору близ Морквашей, а также наблюдал волжские просторы и Жигулевские ворота с величественного Царевакургана, где оставил надпись «Петр I».( Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. Т.6. СПб.,1901г.,с.416).
Александр I Благословенный, направляясь в Оренбург в 1824 году, проездом решил посетить Самару. 8 сентября в три часа дня на катере гаркоутного экипажа самодоржец появился у самарских берегов. Все население не только города, но и его окрестностей, а также многие, специально приехавшие из отдаленных мест, толпились у берега Волги, где были устроены мостки, предназначенные для принятия государя. Благословенный был встречен восторженными криками народных масс. Присутствовали городничий, артиллерии поручик Н.И. Соколовский, раненый в 1812 году, уездный предводитель дворянства подполковник А.А. Даненберг, уездный судья майор В.А.Племянников, земский капитан-исправник подполковник В.В .Аристов, городской Голова Выдрин. Приняв от городничего почетный рапорт о благополучии города, Государь, стоя некоторое время на мостках, изволил беседовать с Соколовским. Затем, пройдя через толпу народа, сел в экипаж, запряженный четверкой почтовых лошадей, с известным Ильей на козлах и шагом, задерживаемый радостным народом, изволил отправиться в приготовленную Его Величеству квартиру, в дом генерал-майора Г.Н. Струкова, начальника соляного правления.
Особняк находился напротив ворот нынешнего Струковского сада, что на Дворянской. Толпы народа окружили дом. Государь несколько раз выходил на балкон и милостиво приветствовал народ, не перестававший изъявлять неподдельный восторг. Здание ночью окружили почетной стражей, состоящей из добровольцев. Государь изволил провести ночь с 8 на 9 сентября на походной постели, состоявшей из соломы, покрытой ковром. На утро Его Величеству имели счастье представиться все городские власти, дворянство, городское общество, попечитель устроенного в Самаре уездного училища, отставной штабс-капитан А.А. Путилов. Государь очаровал всех своим милостивым обращением. Он пожаловал бриллиантовый перстень генералу Струкову, бриллиантовый фермуар его дочери, приказал раздать денежную награду прислуге, матросам военного гарткоута, на котором ехал до Самары. Император проехал по городу, посетил храм Казанской Божьей Матери и отправился в Оренбург. Позже самарскому реальному училищу присвоили имя Императора Александра Благословенного.( Репрезентативное издание Торгового дома бр. Ивановых. Ред. Н. и М. Перевощиковы. Самара. 1902 г.)
Еще более пышно встречали в Самаре в 1871 году царя Александра II - Освободителя. 6 июля городская Дума сформировала комиссию для организации почетной встречи, куда входили городской Голова В.Е. Буреев, гласные П.В.Алабин, Е.Н Аннаев, Ф.П. Колодин, К.Е. Мясников, И.Л. Санин, А.И. Смирнитский. Вот что доложила комиссия по этому поводу на заседании городской Думы 21 июля: «Мы поднесем Ему русскую хлеб-соль, мы поклонимся ему до лица земли - Ему принадлежащей, Им умиротворенной, Им освобожденной, Им так деятельно устрояемый, - земли, на которой Он обеспечивает нам жизнь безмятежную, спокойную, и, по возможности, для многих, довольную».
Встреча Государя предполагалась у Триумфальных ворот, до которых Волга, в то время не доходила сажень на 60. Туда передвинули лучшую пароходную контору города «Кавказ и Меркурий». Мостки устлали красным сукном, перила заменили гирляндами дубовых веток, столбики одели золотистой рожью и пшеницей. Над каждым столбиком красовался огромный букет цветов или ковыля, похожего на пучок страусовых перьев. Пространство между помостом и Триумфальными воротами было совершенно выровнено и усыпано толстым слоем белого, как снег, песка, тщательно разглаженного и выложенного живыми цветами в изящные узоры и арабески. По обеим сторонам дороги располагались ложи для публики. Позади на пятисаженных мачтах развевались огромной величины флаги, на вершине каждой красовался большой вызолоченный двуглавый орел. Каждая мачта соединялась с соседней гирляндой из зелени. Сами Триумфальные ворота, с флагштоком наверху, были оформлены гербами уездов губернии, снопами пшеницы, зелени, цветами и флагами. На стороне ворот, обращенных к Волге, красовалась из дубовых веток огромной величины надпись: Здравствуй, Царь - Освободитель!" На обратной стороне: "Боже, царя храни!" ( ГАСО,Ф.815,оп.2,д.5,с.46).
Накануне в Самаре разыгралась буря, зато в день приезда, 29 августа, стояла восхитительно теплая погода. П.В. Алабин писал: «Народные волны залили весь берег, крыши домов, все улицы, по которым предполагалось шествие Государя... Волга была усеяна лодками, люди стояли по колено в воде. Завидев приближающийся пароход с Императором, буквально весь берег закричал: «Идет! Идет!» Загудели колокола всех церквей. Тысячи шапок полетели вверх под громогласное «Ура!» Женщины падали на землю и начинали ее исступленно целовать. Мужики вставали на колени и клали земные поклоны, крестились, обливались слезами.
Император вступил на мостки и милостиво поклонился народу. Ему преподнесли хлеб-соль от губернии, а купец Кузьма Ефимович Мясников подарил трехпудового живого осетра, бойко плескавшегося в огромной лохани. Когда Александр II шел к экипажу, женщины срывали с себя платки и, всхлипывая: "Отец, родной", бросали ему под ноги. Платки, на которые ступала нога Императора, считались святыми, их целовали и прижимали к груди. К ним тянулись сотни дрожащих рук. Счастливым обладательницам таких платков стоило огромных усилий сохранить их у себя.
В экипаже Царь проследовал в Вознесенский кафедральный собор, посетил Дворянский дом, где ему вручили хлеб-соль от губернского земства, серебряную чашу с пшеницей от крестьян Николаевского уезда. Государь пожелал городу процветания и обещал ускорить начало строительства Оренбургской железной дороги. За городом Александр - Освободитель провел смотр самарского гарнизона и перевел в гвардию несколько низших чинов из Абхазского полка и губернского батальона. На обратном пути он подъехал к строящемуся Воскресенскому собору и царской рукой заложил кирпич в стену. Перед отъездом Император посетил Алексеевский детский приют для мальчиков, Николаевский сиротский дом для девочек и Епархиальное училище. После раута в доме Дворянского собрания Александр II вместе со своей свитой сел на пароход "Александр II" и отбыл из гостеприимной Самары в 16.45.( ГАСО,Ф.153,оп.36,д.1000,с.48,58).
В честь Царя-Освободителя 19 февраля 1880 года публичная библиотека стала называться Александровской, в ней открылись музей и зал Императора Александра II. Лишин сквер получил официальный статус городского Александровского сада. В том же году начал действовать знаменитый Александровский мост через Волгу у Сызрани. После трагической гибели любимого царя 8 июля 1888 году в день Казанской Божьей Матери самарцы заложили памятник Государю Императору Александру II на Алексеевской площади.
Николай Александрович Романов вместе с супругой Александрой Федоровной присутствовали в 1894 году при освящении Воскресенского храма на Соборной площади, однако наиболее пышно Николая II встречали самарцы в 1904 году. Царский поезд подошел к перрону 1 июля в 11 часов 15 минут. С раннего утра у вокзала собралось несметное количество людей. Государь в сопровождении Великого Князя Михаила Александровича вступил на самарскую землю под крики «Ура!» и рукоплескания. Представители дворянства, земств, городского управления и волостные старшины поднесли императору хлеб-соль. По традиции рыбопромышленник Дмитрий Кузьмич Мясников подарил высокому гостю живого осетра и несколько крупных стерлядей в большом резервуаре, убранном зеленью.
Под звуки гимна «Боже, царя храни» Николай и Михаил Александровичи вскочили на коней и поскакали на Вокзальную площадь, где был устроен смотр войск самарского гарнизона. Они объехали ряды воинов и благословили каждую часть иконами. Затем Романовы прогарцевали по самарским улицам к Воскресенскому собору. Вдоль всего пути тротуары заполняли восхищенные горожане. Люди держали в руках флаги, транспаранты, портреты царственных особ, иконы. Восторженные глаза, светлые открытые лица повсюду встречали Государя. Вся верноподданная Самара ждала его уже несколько часов на Соборной площади, самой большой в Европе. У входа в собор стояли ученики и учителя начальных и средних учебных заведений. Девочки держали букеты цветов.
Монарх проследовал в собор, где находились все государственные служащие города и множество верующих. Отстояв обедню, царь поцеловал крест и иконы Алексия Митрополита и Смоленской Божьей Матери. Когда он выходил из храма и садился в экипаж, девочки-гимназистки осыпали дорогу цветами. Николай II посетил Ольгинскую общину сестер милосердия Красного Креста, где расписался в книге почетных посетителей. Далее он отправился на вокзал и отбыл из города. В этот день никто не работал. По разукрашенному флагами городу до поздней ночи гуляла празднично одетая публика. Радовались бедняки, ведь Император раздал им три тысячи рублей серебром.( Адрес-календарь Самарской губернии на 1905г.с.171-174).
Мы не случайно привели подробное описание встреч с императорами. Посмотрите, насколько это были театрализованные зрелища. Все готовилось заранее. Потом томительное ожидание. Публика в экстазе. Массовая экзальтация. Все это напоминает религиозный ритуал, некое священнодействие. Для народа самым дорогим в этих встречах было то, что в торжественные минуты возникало пьянящее равенство между крестьянином и дворянином, богачом и бедняком. Государь обычно оказывался таким, каким его себе и представляли. Особое восхищение вызывали царские милости: раздача денег, повышение в чинах.
Древняя мудрость гласит, что от любви до ненависти один шаг, и все те, кто только что обливался слезами от умиления, могли запросто предать. В этом была обратная сторона русского характера. Неудачная русско-японская война - и Николай II из героя превратился в объект для насмешек. Тяжкие испытания I-й мировой войны повергли абсолютную монархию в полную анархию, и те же люди, что падали ниц перед Императором, растерзали Его!

Государевы мужи

В начале 20 века на городских заборах хулиганы писали углем: "Лишь тот живет в Самаре всласть, кто жулик иль имеет власть". В традициях нашего народа ругать тех, кто наверху, на виду. Ядовитые стрелы насмешек всегда летели в людей, которые хоть за что-то отвечают. На них и сваливали всю ответственность за неудачи. Отсюда поговорки: "Рыба гниет с головы" или "Кто наверху, тот дурно пахнет". Особенность русского народа в его полярности. Только он умеет, ненавидя, любить. Русские, презирая власть, с радостью передавали ее полностью тому, кто хотел взять, будь то Лжедмитрий, атаман Заруцкий., или блудные немцы… Позже славяне мучились, страдали, живя по принципу: «Вот приедет барин, барии нас рассудит».
Любая власть несет в себе острейшее противоречие между местными интересами и потребностями центра. Власть сильна, если она находит компромисс, устраивающий все стороны. После реформ Александра II местные интересы в России представляло самоуправление. Волю царя проводил в жизнь институт губернаторства. Должностные лица назначались министром внутренних дел из числа родовитых дворян. Эти господа, наделенные огромными полномочиями, переводились обычно из других губерний. Так разрушалась всяческая возможность возникновения местничества. Губернатор, вице-губернатор, полицмейстер, правитель канцелярии, прокурор, начальник жандармерии, командир гарнизона, прослужив небольшой срок в одной губернии, получали назначение в другие регионы.
Губернатор осуществлял общее руководство и вмешивался в дела местного самоуправления лишь в случаях грубого нарушения царских указов. В основном он занимался вопросами правопорядка и политической стабильности на подведомственных ему землях. В обязанности вице-губернатора входил контроль над прессой и общественными организациями.
Институт губернаторства освещался могуществом российской короны. Великолепные мундиры, яркие шелковые ленты, ордена, осыпанные бриллиантами и изумрудами. Все это создавало ощущение незыблемости устоев империи. Деятельность сановников наполнялась чопорными ритуалами. При встрече с губернатором люди кланялись, чем выше ранг чиновника, тем ниже поклон. При посещении дворянского собрания в январе 1896 года с губернатором Александром Семеновичем Брянчаниновым произошел казус. На поклон первого лица губернии дворянин Николаевского уезда статский советник А.Г. Акимов ответил глубоким поклоном, держа руки позади фрака, как бы не замечая протянутой ему руки. В составленном протоколе говорится: «На замечания господина Начальника, что он оскорбляет его публично, не желая с ним здороваться, господин Акимов заявил, что он с ним здоровается, и глубоко поклонился. А руку? И тогда Акимов протянул руку и поздоровался». Этому выпаду предшествовало следующее: Алексей Григорьевич Акимов не был утвержден на должность Уездного Предводителя Дворянства в связи с неоднократной судимостью. 1 февраля 1896 года Министр Внутренних Дел Горемыкин прислал секретную депешу: «Водворить Акимова под гласный надзор полиции в имении его в Николаевском уезде сроком на 3 года».(ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1462,с.7). Департамент полиции постоянно собирал секретное досье на чиновников всех рангов. Пухлые папки личных дел пополнялись доносами и циркулярами. При назначении на новую должность и повышении по службе сначала долго изучались эти компроматы. Вот какой запрос в августе 1897года направил вице - губернатор Владимир Григорьевич Кондоиди самарскому полицмейстеру о купце 2-ой гильдии Петре Павловиче Новокрещенове: «Предоставить совершенно доверительные сведения о нравственных качествах как в общественной, так и в частной жизни, не проводит ли время в кутежах с товарищами по трактирам и другим заведениям. Если проводит, то где и с кем. Не замечен ли в пристрастии к спиртным напиткам и с какого времени в особенности? Не был ли участником происшествий вследствие ссор и драк, когда и где именно? Не подвергался ли за означенные поступки судебной ответственности, когда, за что и с каким взысканием? Какой репутацией пользуется Новокрещенов в городе? Сведения должны быть фактическими или документальные показания с объяснением источников их получения». (ГАСО,Ф.465,оп.1,д.834,с.38). А вот требование о тайном дознании на коллежского советника Николая Николаевича Попова, проживавшего по Садовой улице, 87: «Собрать сведения в связи с назначением на должность начальника детских приютов». Читаем ответ от пристава 4 части: «Секретно. Н.Н. Попов, 56 лет, безукоризненно нравственных качеств, к делам политического характера не привлекался». При поступлении на должность рассматривалось тайное досье и на окончившую 4-у женскую гимназию Зинаиду Мишенькину, проживавшую на Казанской, 143, квартира 1. Интересовали сведения о возрасте, нравственных и православных качествах, о политической благонадежности, образе жизни, материальном положении родителей. Запросы иногда приходили из других городов. Так 25 августа 1912 года от Саратовского дворянского депутатского собрания в канцелярию самарского губернатора поступил запрос: « …не подвергался ли суду и не был ли лишен по суду прав состояния потомственный дворянин Александр Капитонович Иванов, проживающий по Саратовской, 123, квартира 11, дом Петровской. Сведения необходимы по делу о приписке сына Г. Иванова Сергея к обществу дворян саратовской губернии».( ГАСО,Ф. 465, оп.2,д.130). Как же собирались такие характеристики? Каждый гражданин жил под неусыпным оком околоточных надзирателей, приставов, городовых и даже дворников. Сделал неверный шаг, оступился и вот уже в личном деле черненькое пятнышко. Досье тенью шло за своим хозяином, где бы он ни оказывался, куда бы его не направляли по долгу службы. Скелеты из шкафов старались, конечно, не вытаскивать, и внешняя сторона чиновничьей жизни была изящной и безукоризненной. Как говорится – главное чтобы мундирчик сидел и эполеты блестели.
Приезд нового губернатора обставлялся с особой пышностью. Вот как эту церемонию описывает И.Ф. Кошко: «...В общем зале губернаторского дома собираются в мундирах старшие служащие всех ведомств, предводители дворянства, представители земства и города. Губернатор, тоже в мундире, выходит из внутренних комнат, говорит обыкновенно краткую речь и обходит по очереди всех собравшихся, которых ему представляет вице-губернатор. Окончив обход, губернатор просит всех помочь ему в трудном деле управления губернией, кланяется и уходит к себе, а собравшиеся разъезжаются. Эта скучная церемония называлась губернскими насмешниками «большим выходом». Так встречала местная знать Владимира Васильевича Якунина, «господина среднего роста, лет пятидесяти, с длинными седыми баками, серыми глазами, довольно представительного», Самарцы заранее знали черты его характера. Как бывший офицер он презирал подхалимство. Не имея опыта административной работы, умело подбирал талантливую команду, которая и делала ему репутацию толкового губернатора.
Смена губернатора приводила к новым назначениям. В первую очередь освобождались должности правителя канцелярии и полицмейстера. Эти чиновники посвящались как в служебные, так и личные тайны своего начальника. Потом от них избавлялись, заменяя приближенными. Если прежние заслужили уважение, их повышали по службе.
Самарский вице-губернатор Иван Францевич Кошко оставил яркие зарисовки в области психологии власти: «Великое дело - простое и любезное обращение. Оно, конечно, ни к чему не обязывает, всякий это понимает. Но сколько благожелателей оно приносит человеку! Такое обращение особенно важно с крестьянами. Одно ласковое слово, приветливый взгляд - и вы сразу завоевываете человека, который, чем ниже стоит, тем более очаровывается таким обращением и пойдет вас расхваливать на всех перекрестках, создавая вам почтенную репутацию. А как это важно для администратора. Русский человек болезненнее всего реагирует на холодную, леденящую вежливость. Такая вежливость как бы говорит просителю об его ничтожности и всей неуместности беспокоить чопорного олимпийца своими мелкими делами и потребностями...» Как мы видим, сановники в совершенстве овладевали психологией для укрепления самодержавия.
Практически все государственные служащие имели не только гражданский чин, но и воинское звание, так как оплотом монархии служила в первую очередь армия. Возвышение России, ее процветание покоилось на силе русского оружия. Нигде в мире не существовало такого культа благородного офицера. Только в нашей державе вхождение воинских частей в город воспринималось празднично. В начале века в Самаре стояли запасный пехотный полк, артиллерийская бригада, эстляндский полк, возглавляемый офицером Генерального штаба Н.И. Мачуговским и казаки.
Во время смуты 1905-1907 годов на территории губернии был сформирован охранный район во главе с талантливым генералом Сташевским. Его знали как беззаветно храброго и решительного человека. Защищая свою честь от газетных пасквилей, Сташевский застрелил в Челябинске склочного редактора.
Самарские офицеры внесли немалый вклад в историю города. Вспомним хотя бы подполковника, командира резервного батальона 68 пехотного полка Ивана Андреевича Лишина. Он учил солдат суворовскому искусству побеждать, видел в каждом рядовом личность, беспощадно боролся с проявлениями "дедовщины". Про таких командиров говорили: "Слуга царю, отец солдатам". Иван Андреевич сконструировал военно-полевую кухню, получившую серебряную медаль па Всемирной выставке в Париже. Позже это изобретение распространилось на всю русскую армию. Кроме того, Лишин оставил немало научных публикаций по облесению и обводнению Среднего Поволжья, выращиванию фруктовых садов, разработал устав сельскохозяйственной выставки 1898 года. Самара гордилась своей военной интеллигенцией.
Без участия офицерства не решался ни один сколько-нибудь важный вопрос. Командный состав гарнизона участвовал в заседаниях губернского по земским и городским делам присутствия. Там собирался большой круг людей, где право голоса имели представители местного самоуправления. Крупнейшие предприниматели и землевладельцы приглашались туда в качестве консультантов. Вот как описывает общественную жизнь тех времен старожил Евгений Ган: «Была, как везде, губернская аристократия, солнцем которой был губернатор, звездами почти такой же величины - другие высшие чиновники города (председатель суда, прокурор, начальник дороги и др.). Также высшей аристократией являлись военные власти и официальные и неофициальные представители дворянства— предводители дворянства, губернского и уездного, некоторые земцы, хотя вообще существовал некоторый антагонизм между администрацией и земцами. В смысле светского общения в этот высший круг входили и самые богатые, и не очень богатые купцы; в меньшей мере - более состоятельная часть интеллигенции. Но в основном интеллигенция составляла средний класс, соприкасавшийся с высшим только в торжественных случаях (например, какие-нибудь благотворительные вечера и т. п.). Сюда относились инженеры, врачи, адвокаты, чиновники выше среднего положения, люди, жившие «светски», то есть с претензиями на «хороший тон».

Усадебный мир

Если проехать по Самарской области, то невольно встретишь развалины былых дворянских гнезд: то там, то здесь возникают обломки стен, разбитые колонны, облупленные гипсовые статуи античных героев, а вокруг поля, дубравы. Только пение птиц, да вездесущие мальчишки беспокоят тишину погибшей дворянской цивилизации. Сельчане разрушенную усадьбу стараются обходить стороной. До сих пор живы в памяти злодеяния какой-нибудь местной « Салтычихи»…. Некоторые руины окутаны тайной якобы зарытых прежними хозяевами кладов. По народным поверьям их оберегают злые духи.
Если плыть вверх по Волге на пароходе, можно увидеть у Жигулевских ворот сохранившуюся усадьбу. Как ласточкино гнездо, парит она над волжскими просторами. По описанию К.П .Головкина, это - дворец принца Александра Гессенского, владевшего Красной Глинкой в 60-е годы XIX века.( ГАСО,Ф.815,оп.2,д.3, с.65) Перед нами встает вырванная страница российской истории. Прошлое дворянства перевязано голубыми и розовыми лентами, украшено гербами и залито кровью.
Признанным богатством Империи являлись ее служивые люди. Не щадя живота своего, они создавали великую страну. Чиновники - это особая каста. Их нельзя создать декретом. Поколения за поколениями, из рода в род накапливали навыки управления. Выковывались особые люди с высоким чувством долга, преданные Родине и умеющие дотошно выполнять полученные приказы. Именно такие функции несло в себе российское дворянство. Его главным организующим центром являлся институт дворянских собраний, хранивших сам дух и культуру помещичьего мира.
Самарское губернское дворянское собрание провело своё первое заседание 18 мая 1851 года. Оно проходило под председательством самарского губернского предводителя дворянства А.А.Путилова, а участвовали в нём 24 дворянина, представлявших 328 дворянских фамилий, внесённых в 1851 г. в родословную книгу только появившейся Самарской губернии. За последующие 50 лет прошло 16 очередных и 22 экстренных заседания.(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.71,с.1). Собрания выдвигали губернских предводителей, которые вступали в должность лишь после утверждения Императором. Хочется вспомнить фамилии этих славных мужей, верой и правдой служивших Государю и народу: 1850 - 1851 Аристарх Азарьевич Путилов 1852 Степан Петрович Шелашников 6 февраля - июнь 1853  Николай Александрович Булгаков 8 января - 8 марта 1854   Федор Константинович Алашеев 1854 - 1861 Александр Николаевич Чемодуров 1861 - 1866 Борис Петрович Обухов 1866 - 1869 Александр Николаевич Чемодуров 1869 - 1878 Дмитрий Александрович Мордвинов 1878 - 1881 Сергей Павлович Юрасов 1881 - 1884 Михаил Борисович Тургенев 1884 - 1891 Григорий Сергеевич Аксаков 1891 - 1893 Александр Николаевич Осоргин 1893 - 1896 Андрей Николаевич Булгаков 1896 - 1905 Александр Александрович Чемодуров 1906 - 1915 Александр Николаевич Наумов 1915 - 1916 Александр Николаевич Шелашников.
Дворянская элита Самарской губернии состояла из людей благородных и честных. Многие из них своей кровью подтвердили преданность России в многочисленных военных походах. В губернии немалым авторитетом пользовалась фамилия Булгаковых. Николай Алексеевич Булгаков участвовал в военных походах в 1826 году. Награждён орденом Святой Анны 4-й степени. Неоднократно избирался Бузулукским предводителем дворянства. (ГАСО, ф430,оп.1,д.2004). Немало добрых дел осуществили в губернии Наумовы. Николай Михайлович Наумов награждён орденом Святого Станислава 2-й степени, темно-бронзовой медалью в память о войне 1853-56 гг. Долгие годы он служил Предводителем Ставропольского Уездного Дворянства.
Вспомним Юрия Федоровича Самарина, крупного общественного деятеля, славянофила. Он оказал немалое влияние на ход реформы 1861 года, проводя ее в жизнь железной рукой. В тот период он даже спал с пистолетом под подушкой, опасаясь покушения со стороны яростных крепостников. Интересный штрих к образу реформатора дал в своих воспоминаниях Я.Л. Тейтель: «Помню, раз я поехал из одного села Озерелка, Спасской волости, принадлежащего также Самарину. Старик-ямщик много рассказывал о Юрии Самарине, и между прочим рассказал, как последний со слезами на глазах умолял крестьян взять большой надел. Но крестьяне, хотя и почитали Ю[рия] Ф[едоровича], но все же видели в нем помещика-барина и достаточно недоверчиво к нему относились, думали, что он хочет обмануть их. Впоследствии они на горьком опыте убедились, как несправедливо отнеслись к нему, но было уже поздно.» ( Тейтель Я.Л. Париж, 1925)
Многими добрыми делами прославил свое имя самарский губернатор Григорий Сергеевич Аксаков. По его предложению начали строить железную дорогу между Самарой и Оренбургом, провели линию телеграфного сообщения. Григорий Сергеевич умер на посту предводителя губернского дворянства, отдав последние силы в борьбе с надвигающимся неурожаем. "Самарская газета" на сороковой день кончины Г.С.Аксакова писала: "4 апреля 1891 года. Таких людей - не слова, а дела - должна помнить земля русская, говорим, земля, потому что считаем, что он принадлежал в известном смысле не одной Самаре, а именно земле русской". Во время похорон Алексеевская около дома политического деятеля была запружена народом. Самарское дворянство своими знаменитыми родами навсегда вписано в историю Российского государства.
Здесь жили Карамзины, Толстые, Тургеневы, Дашковы, Орловы-Давыдовы, Скрябины, Урусовы, Муравьёвы, Львовы, Сологубы, Трубецкие, Хованские, Ахматовы, Голицыны. (ГАСО,Ф.663,оп.1,д.14). Среди самарских дворян можно найти Устиновых, Хрущёвых, Ждановых и даже Вышинских. Кстати, губернский секретарь Николай Иванович Вышинский в середине XIX века возглавлял Бугурусланское отделение Самарского губернского комитета о тюрьмах.(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.2015). Среди крупнейших самарских землевладельцев назовём Столыпиных, Римских-Корсаковых, Нарышкиных, Воронцовых-Дашковых. О представителях еще одной фамилии в дальнейшем ставшей всемироноизвестной, рассказывает бывший мичман Александр Петрович Беляев: « Как самый выдающийся по многочисленному семейству и своему положению был дом управляющего удельным Самарским округом Н.А. Набокова, состоявший из 10 человек детей. Сам он был честнейший и добрейший человек в мире, большой оригинал, всегда тяжело вздыхавший, считавший часы в бессоннице и по виду казавшийся всегда огорченным, но на самом деле был счастливый человек. За картами по вечерам вздохи его прекращались, и он становился веселым и любезным. Жена его, Анна Александровна Набокова, урожденная Назимова, была женщина большого ума, очень образованная, начитанная и с твердым характером. Она истинно была душой семьи. Все дети любили ее до обожания. Главною ее заботой было воспитание детей, для чего она не щадила ничего.» (Путешествие в прошлое.. Самара., 1991)
Однако вернёмся к дворянским собраниям, без которых немыслима губернская жизнь, бурная и сложная. В 1852 г. самарское дворянство решило приобрести у господина А.А. Путилова его домза 25 тысяч рублей для проведения губернских собраний. Долгие годы к 11 утра съезжались кареты, запряжённые лучшими лошадьми. Высший свет собирался решать губернские дела.
Вот как оно происходило 4 сентября 1909 года. Читаем протокол: “В 11.30 в Собрание прибыли всего 31 дворянин. По отслужении Духовенством молебсвия с провозглашением многолетия Их Императорским Величествам Государю Императору и Императрице Александре Федоровне, наследнику Цесаревичу и всему Царствующему Дому, тем же Духовенством была отслужена краткая лития с отданием вечной памяти скончавшемуся дворянину Л.П. Поздюнину, по окончании которой господином самарским губернатором Чрезвычайное губернское Собрание объявлено открытым. Затем, по предложению Губернского Предводителя Дворянства, протоиереем о. Орловым был приведен к присяге дворянин А.А. Чемодуров. Секретарем собрания избран дворянин Камер-Юнкер Высочайшего Двора граф М.Н. Толстой. Губернский предводитель дворянства А.Н. Наумов отметил, что дворянин Л.П. Поздюнин - выдающийся общественный деятель в долголетних усилиях и трудах на поприще земской и дворянской службы. Собрание почтило память минутой вставания. Выразили соболезнование вдове Елизавете Ивановне”.(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.1896,с.1-2).
Самарское губернское собрание регулярно отбивало телеграммы царю. Император отвечал на каждое такое послание. Удивительно, но эти телеграммы напоминают по-отечески добрые послания в одной большой семье, имя которой Держава. Надо отметить, что ни одно решение местного дворянства не обходилось без подтверждения из Царского села. Это касалось и малого, и большого. Дворяне часто направляли прошения о царской милости, которая чаще всего выражалась совсем не материально: получить новый орден, да еще с бантом, считалось много дороже любых пенсионов. В Самарском архиве сохранилось немного таких писем. В 1858 году Надворный Советник Кавалер орденов Святого Владимира 4-й степени и Святого Станислава 2-й степени Дмитрий Азарович Путилов писал: “...При отставке, согласно существующим узаконениям, мне следует чин Коллежского Советника и мундир Коннозавода, где проработал 11 лет. Заслуженную мною пенсию получать не желаю...” 28 сентября 1859г. Д.А. Путилова представили к награде орденом Святой Анны 2-й степени. (ГАСО, Ф.430,оп1,д.29,с.4-11)
Дворянские собрания чаще, увы, занимались не проблемами награждений, а совсем другим, ведь как известно у медали есть и обратная сторона. В 30-е годы самарскую общественность будоражили события, происходившие в Самарском уезде в имении прапорщика Лаврентия Ермолаевича Скрябина. Сначала он женился на своей крепостной крестьянке Варваре Степановой , а ее законного мужа Андрея Степанова отправил в солдаты. Его пьянки и бесчинства не знали границ. Крестьяне писали жалобу: “...Даже 80-летняя старуха не избежала ударов его дубины, с которой он обыкновенно днем гонялся за ними по улицам, а по ночам нередко являлся к ним в избы и жестоко наказывал крестьян за участие будто бы в заговорах с теми, кто напускал в его дом волков и соловьев”. За старшим сыном дворянин Скрябин гонялся со шпагой и устраивал, еще Бог знает что. Дворянское собрание постановило произвести медицинское освидетельствование буяна и оказалось, что он долгие годы уже невменяем на почве алкоголизма и распутства. Имение пришлось взять под дворянскую опеку.(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.25,с.49-50).
Дворянская опека составляла важнейшую часть деятельности дворянских собраний. На общем сборе выбирались заседатели опеки, которые рассматривали состояние помещичьих хозяйств, чьи владельцы в силу разных причин не могли ими управлять. Чаще всего под опеку брались имения, хозяин которых умирал, оставляя несовершеннолетних наследников. Если вдова оказывалась неспособной управлять поместьем, начинала разваливать его, опять же устанавливался жесткий контроль. Опекунский совет определял опекуна, получавшего за свою деятельность 5% от дохода имения. Опекун вел ежедневный журнал и регулярно отчитывался о проделанной работе перед опекунским советом. Опекун не имел права тратить деньги на разъезды и за любые финансовые промахи платил из собственного кармана. На губернском дворянском собрании 17 июня 1872года обсуждался вопиющий факт, когда опекун имения штабс капитана Полубояринова потратил 15 рублей на разъезды при годовом доходе в 22 рубля 50 копеек..(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.1768,с.14).
Перелистаем книгу прихода и расхода сумм по опеке над имуществом покойного коллежского асессора Николая Ивановича Эссен, доставшимся малолетним дочерям Марии и Вере Эссен 1885-86г.: “Приход. Январь. Сдано 20 десятин хозяйственной меры пахотной земли по 23 руб. за каждую десятину - 460 руб. Получено за продажу дров в количестве 4 сажен по 5 руб. за сажен - 20 руб. 1 июня. Получено за сданную Салмановскую Пожни в аренду - 80 руб.
Расход   Январь   Куплено: говядины 2 пуда 16 фунтов по 3 р. 20 коп. 7 р. 68 к.  6 ф. телятины по 15 коп. 90 к.  птицы для жарения 1 р. 20 к. 4 ф. пост. масла по 17 коп. 68к.  чай, сахар, кофе 6 р.  32 ф. пшена по 3,5 к. 1 р. 12 к. 4 ф. скоромного масла по 28 к. 1 р. 12 к. 8 ф. соли по 2 к. 16 к. _______  18 р.86 к   Уплачено за чистку белья 2 руб.   освещение 1 руб. 20 коп. возку дров 8 руб. 32 коп. ____________ 11 руб. 52 коп.  Потрачено на транспорт 30 руб. 38 коп. кучеру 3 руб. 29 коп. горничной 2 руб.  кухарке 2 руб. 40 коп. садовнику 4 руб. 80 коп. дворнику 1 руб. 20 коп. ____________ 13 руб. 60 коп.  Выдано учительнице музыки 5 руб.  в школу Поповой 3 руб.  в гимназию за 6 месяцев 16 руб. 50 коп. ____________ 24 руб. 50 коп.  Всего за январь потрачено 68 руб. 48 коп. В приход также входила пенсия для обеих дочерей - 21 руб. 44 коп. за 1885 год, а также проценты с 1500 руб. за 1885 год - 60 руб.( ГАСО,Ф.430,оп.1,д.1825,с.3).
Случалось, что под опеку бралось имение при отсутствии наследников. В июне 1911 года потомственную дворянку Наталью Иосифовну Наумову признали одержимой сумасшествием. Дворянская опека на основании статьи 374, ч. I, т. X Свода Законов Российской Империи определила над личностью и имуществом учредить опекунство и определить опекуном потомственного дворянина Сергея Александровича Сосновского. Судебные инстанции обязали искать наследников, опекуну поручили застраховать все строения, хранить капиталы в сберкассе или процентными бумагами в Государственном Банке, своевременно получать проценты по капиталам, наблюдать за тиражами по выигрышным билетам. (ГАСО,Ф.663,оп.1,д.23,с.22).
Иногда под опеку попадали имения очень известных самарцев. В 1872 году разразился громкий скандал. Предводители и депутаты дворянства на общем собрании слушали доклад по поводу освидетельствования губернским врачебным присутствием умственных способностей дворянина Бугурусланского уезда, Губернского секретаря Николая Александровича Чемодурова. Оказалось, что этот благородный дворянин полностью спился и стал проматывать свои имения. Поэтому на основании статьи 142, IX т. Свода законов все его владения подвергли опекунскому управлению.(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.1769)
Несмотря на то, что дворянское собрание боролось за сохранение помещичьих хозяйств, а Император издал указ о запрещении распродажи латифундий, крах дворянского землевладения неумолимо приближался. В отчете о деятельности Самарского дворянского депутатского собрания за 50 лет звучали тревожные нотки о том, что до половины помещичьих хозяйств к началу века оказались распроданными, а многие заложены и перезаложены через Дворянский банк. Холодные цифры статистики гласили: в середине века дворянам принадлежало 2 280 739 десятин земли, а к 1 января 1901 года осталось лишь 1 0678 510 десятин земли.
Судорожно искались причины катастрофы. К ним относили неумение руководить хозяйством интенсивными методами, что вело к запустению и обнищанию. Поля зарастали сорной травой, как после Мамаева нашествия. Дворяне часто обладали имениями, разбросанными по всей Империи, и ими занимались не всегда добросовестные управляющие. Удаленность многих имений от городов, отсутствие дорог вели к затуханию хозяйственной деятельности. Не случайно подмечено, что у России две беды - дороги и дураки. Неустойчивые цены на хлебных рынках сводили зачастую на нет все прибыли. Банки отказывались давать дешевый кредит землевладельцам, ориентируясь на быстрые деньги, возникающие в городских спекуляциях. Возросла стоимость обучения, и многодетным дворянским семьям приходилось закладывать имения ради дипломов. Очевидной стала победа купеческих капиталов над дворянским сословием.
Царское правительство по мере сил вмешивалось в объективный исторический процесс, пытаясь поставить дворянские хозяйства на капиталистические рельсы. Это сословие всячески поддерживалось в любых попытках создавать в своих имениях любого рода производства. В 1854 году в деревне Богдановка отставной поручик Дмитрий Азарович Путилов открыл первую в регионе кумысолечебницу. Он писал: « Цель моего заведения - чисто филантропическая, а самарского (1858 года кумысное заведение Н.В.Постникова! - спекулятивно-коммерческая ... мне не было надобности и не будет надобным фальсифицировать свой кумыс, чтобы сбывать его в невозможно большом количестве, продавая по 15 копеечек серебром за ординарную бутылку». На своем хуторе в Николаевском уезде открыл кумысолечебницу дворянин Алексей Алексеевич Бибиков. Об этом уникальном человеке и той атмосфере, что он создавал вокруг себя, пишет Я.Л. Тейтель: « Это был большой друг Л. Н. Толстого. Многие говорили, что не Толстой повлиял на него, а он имел большое влияние на мировоззрение Толстого. Богатый помещик, мировой посредник первого призыва… еще до освобождения крестьян дал волю крепостным, отдав им, к ужасу всех дворян, всю свою землю… Он женился на простой крестьянке, сел на свою землю в Самарской губернии, рядом с хутором Л. Н. Толстого.
Он сам обрабатывал землю; хлеб они на продажу возили в Самару. ..На своем хуторе Бибиков устроил лечебный курорт, исключительно для представителей «третьего элемента» и простого народа. Трудовое начало проводилось им и на курорте. Приезжие, если только они не были больными, сами себе ставили шалаши, к чужому труду не прибегая. Платил кто и_ сколько хотел, трапеза была общая. Бибиков, его жена, а впоследствии и дети, по очереди, как и остальные обитатели курорта, подавали кушанье на стол; нередко все собирались у шалаша, где жил киргиз, приготовлявший кумыс, и начиналось круговое питье кумыса, причем каждый должен был чокаться с Бибиковым. Часто Алексей Алексеевич снабжал лечившихся деньгами, платьем и так далее. Преимущественно на курорт приезжали учителя земских школ, фельдшера, фельдшерицы, учащиеся.».Если бы сыщики не стерли подошвы ботинок, выявляя инакомыслящих среди постояльцев кумысолечебницы, мы бы не узнали фамилии гостей, посещавших А.А. Бибикова: «18 Июня 1890 года. Рапорт. Его превосходительству Александру Дмитриевичу Свербееву. Имею честь препроводить заявление крестьянина Бузулукского уезда Афанасия Кудрявцева о приезде на хутор Бибикова подозрительных лиц под видом лечения кумысом, среди которых священик могилевской епархии Николай Цитович, мещанин Лидейско-еврейского общества Виленской губернии Зельман Каган…»( ГАСО,Ф.3,оп.233,д.968).
Граф Николай Александрович Толстой создал в своем имении при селе Александровка Тростянской волости Самарского уезда конозавод. Другие помещики открывали винокурни. Особых успехов в предпринимательстве дворяне не достигали. Они как государевы дети проявляли порой в делах инфантильность, не умели отделить главного от второстепенного и к тому же не привыкли рассчитывать лишь на себя. Иногда дело доходило до курьезов. В июне 1897 года к Н.А. Толстому приехал ветеринар Вольферц который заявил, что один из племенных жеребцов болен сапом и его надо доставить в земство. Конезаводчик выяснил, что это интрига, коня не отдал и устроил скандал на дворянском собрании. Разгневанный помещик потребовал сместить ветеринара с должности. Тех, кто попытался защитить Вольферца, он предложил исключить из дворянского собрания. Несколько месяцев шла тяжба, в которую втянули губернатора и даже министра внутренних дел Горемыкина. О жеребце забыли, речь шла о чести и достоинстве дворянина.(ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1529,с.10).
Вообще жизнь привилегированного сословия представляла из себя некое специфическое явление. Дворянский мир породил особую усадебную культуру, которая распространялась на прозу, поэзию, музыку, философию, живопись, и даже на садоводство и кулинарию. Любопытен быт помещиков и способы их взаимоотношения друг с другом. Так посещая приятеля в имении, обменявшись свежими сплетнями и новостями, дворяне порой начинали употреблять крепкие напитки по такому изысканному принципу от «А» до «Я». Это значит, что каждый день друзья выпивали водочную настойку на соответствующую букву. Скажем «А» - пили «Анисовку», на следующий день - «Базиликовую», послезавтра – «Вересковую», затем «Голубичную». Порой не доходя до «Яблочной», они оказывались в объятиях «белой горячки». При этом такая длительная гулянка обставлялась весьма галантно. О том как жил в те времена самарский бомонд мы узнаем из дневниковых записей И.Ф. Кошко: Я как-то ближе сошелся с бугульминским помещиком К.Э.Гильхен, братом бессарабского губернатора. К.Э.Гильхен был очень общительный человек, любил весело пожить и с этой специальной целью приезжал в Самару. Мы очень часто с ним коротали вечера... ездили в кафе-шантан, тогда помещавшийся на Дворянской или в театр, а то просто поужинать в гостиницу Иванова, лучший по тогдашнему времени ресторан.
Бугурусланским предводителем был тогда Мордвинов, Он очень часто приезжал в Самару и подолгу в ней жил. Это был необычайно деликатный светский человек, когда-то вел широкую, рассеянную жизнь, теперь стал жить скромнее, но все-таки на барскую ногу. Принимал он у себя даже в гостинице, прямо шикарно. Если звал ужинать, то это было, как говорится, разливанное море. Он очень строго держался этикета, и, например, в царские дни, считал своим долгом приезжать к губернатору поздравить с торжественным днем. Это было совсем не по-современному... Старомодная куртуазность казалась Мордвинову стильной и действительно была таковой, а он как предводитель дворянства старался во всем держаться стародворянского тона...
Познакомился я также с графом А.Н.Толстым, самарским уездным предводителем. Это был очень молодой человек, недавно оставивший службу в конном полку. Он был очень слабого тогда здоровья, незадолго до того перенес серьезную операцию. Это не мешало ему быть компанейским человеком. Меня он привлекал необыкновенной своей правдивостью, каждую свою мысль излагал до конца, не запираясь в недомолвки или намеки...
У всех на устах было имя графа Медема, новгородского губернатора. Недавно в Прибалтике умер его родственник, оставив миллионное состояние и громадное поместье. Вдова умерщего, по национальности еврейка, и ее двое детей лишались права наследования согласно курляндских дворянских матрикул. Граф Оттон Людвигович Медем считался убежденным юдофобом. Он принципиально не посещал еврейские магазины и укорял тех, кто нарушал это правило. Самарский бомонд, затаив дыхание, ждал, что будет. Граф отказался от наследства в пользу племянников, переступив через свой антисемитизм. Правительство все равно лишило еврейских детей по матери наследства.». Эта тема, пишет Иван Францевич, обсуждалась бы еще долго, но произошло другое событие. Высший свет Самары осудил выборгское воззвание, в котором ряд крупнейших политических деятелей во главе с кадетами потребовали Учредительного собрания, принятия Конституции. Намекалось на отречение Николая П. Подписал это требование самарский дворянин Д.Д. Протопопов, за что был изгнан из Дворянского общества.
Судебный следователь Яков Львович Тейтель высветил еще одну грань в облике местного дворянства, проявлявшуюся в Самарском уезде: « Еще был один элемент, однодворцы, так называемые «панки», то есть потомки обедневших дворян, которым правительство отвело землю в Самарском уезде. Эти нанки сами обрабатывали землю, жили крестьянской жизнью, и некоторые из них даже были неграмотны, но носили древние, родовитые фамилии: Шаховские, Черкасские, Трубецкие, Ромодановские и так далее. Мужчины большею частью теряли свой дворянский облик, среди женщин же часто попадались лица, свидетельствовавшие о расе и дворянском происхождении. «Панки» пользовались правом участия в дворянских выборах. Жаждавшие пробраться в предводители дворянства (например, граф Н. А. Толстой, отец нынешнего писателя Алексея Николаевича) ко дню дворянских выборов посылали за ними лошадей, привозили их в Самару, наряжали во взятые напрокат фраки, в которых они торжественно являлись в дворянское собрание, голосовали за кого велели, угощались; а потом, по окончании собрания, с них снимались фраки и их отдавали обратно, отослав «панков» домой. Они жили в моем участке. Я часто с ними сталкивался, так как они пользовались еще одной, довольно печальной льготой. За малейшую кражу, мошенничество, хотя бы на сумму одного рубля, они имели честь судиться высоким судом присяжных заседателей и подвергались большим наказаниям, чем простые смертные, судившиеся в волостном суде.» (Тейтель Я.Л. Из моей жизни за сорок лет. Париж, 1925.)
 
Дворяне, как видим, были разными, но всех их объединяло неумение войти в новую жизнь. Помещики как страусы пытались прятать голову в песок, цепляясь за прошлое, как за соломенку, а в это время у них под ногами уже горела земля. За нерешенный земельный вопрос дворяне испытали на себе мужицкий гнев в 1905-1907 годах. Так, управляющий Рязаново-Городищенского имения графа Орлова-Давыдова Василий Илларионович Васин сообщал губернатору: "4 апреля 1905 года крестьяне деревни Александровка Рязановской волости украли три вязанки сена. Их взяли на месте и повели к сельскому старосте. Сбежался народ и стал закидывать сторожей камнями и коровьем пометом. Сын старосты дверь не открыл и сторожа, отпустив арестованных, спрятались в доме полицейского сотника. Там они, дрожа от страха, просидели до полуночи. Вооруженная кольями толпа подожгла омет с сеном, требовала выдачи барских слуг для расправы. Крестьяне кричали, что сейчас, мол, берем сено вязанками, а начнем пахать, придем за сеном с рытванами. Возьмем, сколько надо. Сотник пытался их утихомирить. На это крестьяне отвечали, что какой-то студент, проезжая через деревню, объяснил, что за погром им ничего не будет. Александровские ездили по другим деревням, призывая народ идти грабить имение Орловых-Давыдовых".( ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1924,с.2)Подобные события произошли и в Ставропольском имении Орловых-Давыдовых. Полыхала вся Самарская губерния.( ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1925,с.1-9). Помещики укрывались от разъяренных сельчан в Самаре. Революционные события затухли, и служивое сословие снова стало ждать своих привилегий от правительства.
Время дворян, как стержня аграрной системы заканчивалось. Исторически, это сословие должно было вернуться к своему изначальному служилому состоянию и занять нишу в сфере чиновничества, в области культуры и стать во главе модернизации армии, как настоящая военная косточка. В этом случае дворяне могли сохранить свои роды и стать золотым фондом нации. Для поддержки сословия и упрочения в нем прогрессивных взглядов Николай II издал Указ о воспитании и образовании дворянского юношества. В подписанной царём бумаге говорилось: «... Принять на нужды казны устройство дворянских Пансион - Приютов и 50-процентное содержание его воспитанников. Учредить несколько стипендий при кадетских корпусах, принять на счёт Правительства половинную долю стипендий в высших и средних учебных заведениях Империи». Для этой цели дворяне губернии добровольно обложили свои имения ежегодным сбором, который в целом составлял 8 тысяч рублей.
Губернское собрание оказывало содействие не только молодым, но и старикам. В ответ на множество ходатайств о помощи, в Аксаковской вотчине начал действовать пансион для нищих и бездомных дворян. Губернское собрание помогало также многодетным семьям. Например, на содержание детей дворянина М.В. Кикина, убитого в восточной войне с Японией, было назначено пособие в размере 180 рублей плюс 200 рублей на образование двух дочерей.(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.1843,с.43). Предводители дворянства составляли отчеты о своей деятельности. Вот что мы читаем в докладе А.Н. Наумова: «На 1908 год по 6 частям Дворянской родословной книги губернии числится 540 дворянских родов... Наложена опека на имущество дворянина Христ за чрезмерное расточительство... На Дворянский Интернат-пансион, имеющий 16 воспитании., выделено 12 180 рублей 48 копеек... Выделено 17 стипендий из фонда Общества для обучающихся в кадетских корпусах России. Дворяне Самарской губернии предложили Крестьянскому банку выкупить у них 534 769 десятин земли... Возложены венки безвременно погибшим жертвам долга И.Л.Блоку и полковнику жандармерии М.П.Боброву." Доклад заканчивался словами : «Дворянство представляет собой политическое сословие в строго государственном смысле слова, путь коего предначертан заслугами и работой наших предков и заключается в исповедании государевой правды и честности, а девизом его было и будет «За Веру, Царя и Отечество...» Пусть сохранится нерушимой и священной для каждого самарского дворянина та тесная духовная связь между нашим дворянством и Драгоценным Стягом Земли Русской - Царской семьей...»
Как бы в поддержку этих слов Николай II распорядился широко отпраздновать вступление России на стезю гражданского примирения. Приведем список дворян, приглашенных на молебствие 17 октября 1908 года в честь празднования Высочайшего Манифеста: Толстой граф Александр Николаевич, Толстой граф Мстислав Николаевич, Шошин В.М., Акимов А.А., Осоргин Н.В., Алашеев С.Н., Ромодановский В.К., Иньков К.Н., Поздюнин Л.П., Яровой М.П., Куроедов С.Б., Слободчиков Д.Я., Постников С.Н., Постников Ю.Н., Обухов В.Б., Слободчиков Я.Д., Самойлов Н.А., Головин В.Н., Верховский А.М., Данненберг С.Р., Слободчиков А.Я., Ковзан И.И., Муханов Л.Н., Чернышев А.И., Елшин А.Г., Елшин Г.Г., Чернышев И.А. Всего 35 человек.(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.1873,с.31).
Дворянское собрание регулярно пополняло родовую книгу новыми фамилиями. В феврале 1886 года Действительный Статский Советник и Кавалер ордена Святого Владимира 4 степени, Святой Анны 2 и 3 степеней и Святого Станислава 2 степени Алексей Степанович Никольский внесен в списки потомственных дворян на основании заслуг перед Отечеством.(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.1828,с.5). 28 февраля 1889года рассматривалось прошение корнета Бориса Несторовича Постникова о внесении в родовую книгу его и супругу Веру Феликсовну Шорнель. Основание – заслуги отца статского советника Нестора Васильевича Постникова.(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.1842).В начале XX века Надворного советника Н.А. Тихомирова внесли в дворянскую книгу на основании получения его отцом ордена Святого Владимира 4 степени. Иногда терялись родословные и приходилось писать прошения в канцелярию департамента геральдии Правительствующего Сената. В августе 1899 года из Самары от Демидовых поступил запрос: «... Сообщить, не внесен ли род Ивана Евдокимовича Демидова в общий дворянский городской гербовник..»? В ответе значилось: «Уфимское Дворянское депутатское собрание имеет честь препроводить в Самару дело о дворянском роде Василия Евдокимовича Демидова. В 1789 году лейб-гвардии прапорщик Василий Евдокимович Демидов (возможно родной брат Ивана Евдокимовича Демидова) записан в дворянскую родословную книгу. От В.Е. Демидова родились дети Никита, Михаил, Сергей».(ГАСО,Ф.663,оп.1,д.28,с.11). Если одни искали свою родословную, то другие наоборот скрывались. В июне 1872 года Дворянское собрание слушало запрос о недоимке 10 рублей за запись в книгу от подпоручика И.М. Романова. Увы, дорогой читатель, быть дворянином дело не дешевое. 10 рублей - пожалте за внесение в родословную книгу и 10 целковых - за дворянскую грамоту. (ГАСО,Ф,430,оп.1,д.1768,с.13). Вот некоторые и прятались. Ежегодно самарское дворянство облагалось налогами общей суммой до 25 тысяч рублей. Собранные средства шли на содержание Дворянского собрания и его здания, в фонд вдовам и сиротам, на стипендии, пенсии.
Большим событием в жизни самарского дворянства становились регулярные выборы. Путем голосования утверждали оценщиков Самарского отделения государственного дворянского земельного банка, Губернского предводителя дворянства, второго кандидата (заместителя), секретаря дворянства, кандидатов, депутатов, которые представляли уезд в губернском собрании и местных заседателей опеки. Отдельно избирались дворяне для участия в различных комиссиях. Выборы проводились торжественно, наиболее уважаемым шары предоставлялись на серебряном подносе. Церемония заканчивалась банкетом с шампанским и сладостями.
При губернском дворянском собрании действовал Аксаковский музей, где собирали личные вещи именитых граждан, предметы старины, книги по истории российского дворянства, документы. Душой музея был князь С.А. Хованский, который проявил себя недюжинным историком, архивистом. (ГАСО,Ф.430,оп.1,д.1896,с.88). Каждый входящий оказывался в галерее портретов русских царей, которая завершалась изображением Цесаревича Алексея. Эту работу подарил самарскому дворянству сам Император Николай II в знак благодарности за доблестную службу. В книге именитых гостей музея имелась собственноручная запись министра внутренних дел П.А. Столыпина, сделанная им за год до трагической гибели: «Сожалею, что не имею чести числиться самарским дворянином».
Волей судьбы жизнь Петра Аркадьевича оказалась в немалой степени связана с Самарской губернией. 11 января 1906 года газета « Саратовский дневник» опубликовала телеграмму Николая II к Столыпину: « Осведомившись через министра внутренних дел о проявленной вами примерной распорядительности, выразившейся в посылке по личной инициативе войск для подавления беспорядка в пределах Новоузенского уезда Самарской губернии, и издавна ценя вашу верную службу, объявляю вам мою сердечную благодарность». Осенью 1910 года П.А. Столыпин посетил нашу хлебную губернию в качестве вдохновителя и организатора аграрной реформы. Журнал «Самарский земледелец» в № 3 за 1910 год писал: « П.А. Столыпин и А.В. Кривошеин (министр земледелия) 12 сентября посетили северную часть Самарского уезда. Наблюдали работы по внутринадельному землеустройству. Осмотрели выставку Самарского уездного земства около села Грачевка, которая давала представление о типе агрономической помощи населению. Столыпин рекомендовал ее сделать постоянной и придать ей передвижной характер».
XX век приподнес дворянству немало сюрпризов. В 1913 году произошел наивысший взлет российской самодержавности. Целых три года шел сплошной праздник. В 1911 году отмечали 50-летие отмены крепостного права, в 1912 году   100-летие победы над Наполеоном и на следующий год последние триумфальные фанфары пропели в честь 300-летия Дома Романовых.(ГАСО,ф.663,оп.1,д.37,с.3-29). Все три года самарское дворянство встречалось на банкетах, ветийствовало и собирало пожертвования. В самарском архиве до сих пор хранятся прошения о финансовой поддержке: «Кутаисский военный губернатор просит на сооружение православного храма в Батуме... Черниговский губернатор А.К. Анастасьев просит средства на восстановление древнейшего памятника России храма Божия Спасо-Преображенского собора, построенного сыном Владимира Святого Мстислава в память удачного похода вместе с братом его Ярославом Мудрым против Ятвягов..».(ГАСО,Ф.663,оп.1,д.8,с.11-14). Из Севастополя пришло прошение об оказании содействия в установлении памятника герою Синопа адмиралу Павлу Степановичу Нахимову. Эстляндский губернатор князь Шаховский обратился за поддержкой в возведении Православного Соборного храма в Ревеле. Те же просьбы пришли из Кустаная, Варшавы, Харькова. Только собрали деньги на святые дела, уже из Москвы летели телеграммы о поддержке в сооружении памятника писателю А.Н. Островскому, из Санкт-Петербурга - композитору П.И.Чайковскому, из Таганрога - самому Петру Великому. На создание военно-воздушных сил самарские аристократы собрали 300 рублей, на памятник в Киеве убиенному П.А. Столыпину - 500 рублей, ту же сумму получила столица на скульптуру А.С. Пушкину.(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.1896,с.36-39,57).
На чествование 300-летия Дома Романовых официально пригласили А.Н. Наумова, А.А. Чемодурова и А.Н. Карамзина. Они преподнесли Императору 25 мая во время Высочайшего выхода в Кремлевском Дворце ларец с грамотой. На этой возвышенной ноте стоит и закончить наш рассказ о самарском дворянстве, о служилых людях, которые строили Россию.

Дума

Вся хозяйственная жизнь города находилась в руках местного самоуправления. Оно представляло собой законодательную власть в лице городской Думы и исполнительную - городскую Управу. Самарцы выбирали гласных городской Думы, которые определяли городского Голову. Он формировал Управу, назначая себе заместителей.
Среди гласных городской Думы оказывались представители практически всех сословий. Главными их качествами считались инициативность, честность, твердая жизненная позиция. Обычно гласными становились люди, зарекомендовавшие себя, завоевавшие популярность среди горожан. Вот как шла подготовка к выборам: «Городская Дума, на чрезвычайном заседании 5 марта 1909 года, рассмотрев доклад Управы по вопросу о том, в одном или нескольких участках должны производиться выборы гласных городской Думы на новое четырехлетие, постановила: выборы гласных произвести в одно избирательное собрание». Господин самарский губернатор 8 мая 1909 года решением № 729 дал знать городской Управе, что он разрешает произвести выборы гласных в одно избирательное собрание.
В том же 1909 году 17 ноября на заседании самарской городской Думы прошло выдвижение городского Головы с помощью шаров. "За" С.Н. .Постникова - 5 голосов, "за" Д.К.Мясникова - 8 голосов. Победил М. Д. Челышев, набрав 33 голоса. Ему назначили жалование 8 тысяч рублей в год. В разные периоды среди гласных городской Думы встречаем: А.М Сурошникова, А.Т. Кудряшова, Е.О. Юрина, В.М. Сурошиикова, Л.Н. Покидышева, В.П .Ушакова, А.И .Егорова, И.И, Левина, П.И. Малкина, А.С. Ромашова, А. И .Синягина, А.А. Смирнова, А.М. Сусорова, С.Н. Чемодурова, М.А.Шадрина и других.
Чем же занималась городская Дума? В первую очередь она осуществляла налоговую политику, формируя бюджет города. Эти решения в жизнь проводила городская Управа. Так, с мясоторговцев за промывку кишок крупного рогатого скота брали 2 копейки, а с мелкого рогатого скота - 1 копейку. В связи с тем, что дорога в Самару вела на севере через Сок, на юге – через Самарку Управа установила сбор за переезд через плавучие мосты. В 1896 году действовали следующие расценки: с лошадей в упряжи –12копеек, с товаров, перевезенных в телегах-1 копейка, с бочки вина и водки-20 копеек, с мелкого скота, овец, телят –2 копейки, а с быков и коров-6 копеек…((ГАСО,Ф.1,оп.12,д.3391) Городские власти дотошно пытались обложить налогом все, что угодно. Предприниматели жаловались губернатору, которому приходилось выступать арбитром в подобных спорах. Так, в 1909 году Его Превосходительство отменил решение об установлении платы за стоянку плотов на реке Волге. Гласные хотели придавить налогом владельцев автомобилей и велосипедов, исходя из 3 рублей за 1 лошадиную силу. Гласный А.С. Ромашов, сам хозяин лимузина, устроил скандал, заявив, что подобные меры вставляют палки в колеса прогресса. Спорный вопрос вынесли на губернское присутствие.
Целые баталии происходили в Думе по поводу увеличения или понижения арендной платы. Так, арендаторы каменных лавок па Троицкой площади в 1909 году задолжали казне более 43 тысяч рублей. Среди злостных неплательщиков назовем Д.Ф .Попова, А.М. Моцлера, С.М. Маликова, братьев Калининых. Просили рассрочить платежи и не передавать дела в суд Н.А.Лебежинская, E.Н. Кузнецова, Е.И. Плошкина и другие. В 1911 году с мест, арендованных под устройство чайных и столовых, получено 552 рубля 65 копеек, с рекламы на улицах - 1 171 рубль 50 копеек, с водопровода - 125 тысяч рублей, с городской скотобойни - 65 273 рубля, с ассенизации- 27 063 рубля, с электростанции - 84 314 рублей 71 копейка.(ГАСО,Ф.1,оп.12,д.3425)
Городская Дума давала разрешение на аренду земли под строительство заводов, размещение пристаней, складов, вела переговоры с иностранными компаниями по поставке городу необходимого оборудования. Например, итальянская фирма господина Попондопуло хотела взять концессию па строительство и эксплуатацию трамвайной линии. Деловитый иностранец внес залог в размере 5 тысяч рублей и стал ждать. М.Д. Челышев заявил о необходимости передать заказ русским фирмам. Оставшись у разбитого корыта, Попондопуло написал заявление на имя городского Головы: «...Я покорнейше прошу Вас распорядиться о немедленной выдаче мне предоставленного залога 5 тысяч рублей, так как не имею ни времени, ни желания проживать бесцельно в Самаре».(ГАСО.Ф.4940,оп.1,д.12,с.5)
Что касается трамвая, то в этом деле городская Дума проявила максимум проворотливости. С 90-х годов по Самаре бегала бельгийская конка. К началу века она перестала устраивать горожан. В час пик ее буквально штурмовали. Многим приходилось ходить пешком. Из года в год пассажиров становилось все больше и больше. Разрастались заводы, расширялся город, возникали дачные поселки. Заговорили о трамвае. Городская Дума предложила бельгийской компании выкуп за конные пути. Европейцы напомнили, что договор об аренде заключен 5 марта 1890 года сроком на 50 лет, а потому запросили огромную сумму. Тогда из городской казны выделили средства, и инженер П.А. Суткевич с 1913 года возглавил строительство трамвайных путей. Чтобы "закопать" бельгийских конкурентов, трамвай провели параллельно с конкой. 12февраля 1915года от Алексеевской площади через Троицкую к Полевой прошли первые самодвижущиеся вагоны.
Городская Дума не только внедряла технический прогресс, но и боролась с преступностью. Специальные конные разъезды проверяли - нет ли где незаконных захватов земли в отдаленных уголках города. Для укрепления правопорядка на улицах с 1 января 1909 года начало действовать специальное постановление об учреждении ночной охраны в 140 человек пеших караульщиков и 20 человек конных с оплатой из местного бюджета. С того времени и пошла знаменитая самарская фраза: "Хоть караул кричи!"
Па плечи Думы ложились и все социальные проблемы, включая выделение пенсий, пособий, материальной помощи. 26 марта 1908 года самарский губернатор обратился в городскую Управу с просьбой материально поддержать вдову Зинаиду Спиридоновну Сорокину. Ее мужа, сторожа Покровского садика, смертельно ранил городовой выстрелом из револьвера при задержании террориста. Дума в пенсии отказала, выделив лишь единовременное пособие в 50 рублей. Вдова бывшего смотрителя по освещению улиц Любовь Федоровна Бердникова просила Управу назначить дочери стипендию. Городская Дума закрытой баллотировкой шарами (18 голосов против 5) постановила внести за дочь Бердникова плату в гимназию О.А Харитоновой.Дума назначила в 1911 году пособие осиротевшему семейству Критских. Скончавшийся 27 марта Всеволод Владимирович много лет находился на ответственном посту полицмейстера. Городской Голова сказал об усопшем теплые слова: «Он спас город от погрома в смутное, недавно прошедшее время, спас благодаря своей энергии, тактичности». Вдове назначили пенсию 100 рублей в месяц вплоть до достижения последним ребенком совершеннолетия, а также выделили единовременное пособие в размере 1 500 рублей.
Широкие дискуссии проходили в Думе по вопросу о переименовании самарских улиц и площадей. Так, «Союз русского народа» обратился с предложением назвать Вокзальную площадь Николаевской в честь посещения в 1904 году Самары Императором Николаем II. Поступило встречное предложение от демократов - в честь 80-летия Л.Н .Толстого считать площадь имени великого русского писателя. Споры приняли острый политический характер. Последнее слово осталось за губернатором, который напомнил, что в 1908 году Москательная уже стала величаться улицей Л. Толстого. Для города этого достаточно.
Городская Дума разрабатывала церемониалы празднования различных юбилеев. В марте 1911 года Дума выбрала комиссию из гласных Е.О. Юрина, Е.Т. Кожевникова, М.В. Храповицкого, П.М .Малкина, А.Я. Слободчикова, В.В. Ветрова и А.А. Шешлова для чествования Самарского Городского Общественного Банка, которому исполнилось 50 лет. В поздравлении отмечалось, что Банк перечислил за время своего существования в распоряжение городской Управы 2 916 024 рубля 30 копеек. Городские власти наградили старейших работников Беляева, Шумейко, Маткина.
На своих заседаниях Дума утверждала звание Почетного гражданина Самары, присвоив его, в частности, В.В. Якунину. Такой знак уважения самарцы проявили к бывшему губернатору после перевода его на другое место службы. Конформизм в те времена считался дурным тоном. В Екатеринослав в феврале 1911 года из Самары поступил торжественный адрес, в котором отмечалось: «Губернатору Гофмейстеру Высочайшего Двора Владимиру Васильевичу Якунину за живое участие в деятельности благотворительных учреждений присваивается звание Почетного Гражданина города Самары».
От прошлого нам остались лишь журналы заседаний городской думы, да фотографии государственных мужей с умными проницательными глазами и любовью к России в сердце.

Сначала было слово

Когда в 1703 году Петр 1 распорядился издавать первую в России газету «Ведомости», он и подумать не мог, какого джина выпускает из бутылки. Царь просто следовал западноевропейской моде и хотел потрофить молодой дворянской интеллигенции – пусть мол почитывают легковесные строчки о невинных происшествиях, да узнают новые приказы, как говорится из первых рук. Только Екатерина 11 реально оценила ту силу, что таилась в еще нарождавшейся российской прессе. Она взяла курс на просвещенный абсолютизм, а потому ощущала необходимость знать обо всем, что происходит по разным уголкам империи. Более того, императрица хотела не только знать, но и влиять на общественные умы, а также иметь механизм воздействия на собственных зарвавшихся бюрократов – чиновников и помещиков-крепостников. В этом деле простой полицейский сыск оказывался бессильным. Взгляд её упал на российскую прессу, которая одна могла стать реальным фактором воздействия на казнокрадов и лихоимцев.
Вот как понимала в то время Екатерина11 российские проблемы: « Ищет ли кто места — платит; защищается ли от клеветы — обороняется деньгами; клевещет ли на кого кто — все происки свои хитрые подкрепляет дарами. Напротив того, многие судящие освященное свое место, в котором они именем нашим должны показывать правосудие, в торжище превращают, вменяя себе вверенное от нас звание судей бескорыстно и нелицеприятно, за пожалованный будто им доход в покровление дома своего, а не за службу, приносимую Богу, нам и отечеству и мздоимством богомерзким претворяют клевету в праведный донос, разорение государственных средств в прибыль государственную, а иногда нищего делают богатым, а богатого — нищим».
В 1769году под редакцией имперского секретаря Г.В. Козицкого вышел первый номер сатирического журнала « Всякая всячина». Издание редактировала сама царица. Она же и была первым корреспондентом, публикуя статьи, призывавшие помещиков нравственно и гуманно относиться к своим крепостным. Вскоре дворянин Н.И. Новиков стал выпускать свой «Трутень», быстро завоевавший огромную популярность за счет весьма резких и острых публикаций о свинцовых гнусностях местной жизни.
Вслед за столицей начала просыпаться и провинциальная пресса, правда на это порой требовались целые десятилетия. Самара получила право издавать собственную газету лишь после того, как Указом Николая I изменился ее статус с уездного города на губернский. У истоков самарской журналистики стоит фигура крупного мастера слова Андрея Филипповича Леопольдова. В 1852 году он стал редактором первой местной газеты "Самарские губернские ведомости". Помимо официальной части, где публиковались законы, уставы, приказы, положения центральных региональных властей, А.Ф.Леопольдов ввел рубрику о родном крае. Почти в каждом номере появлялись его яркие публицистические заметки: "Народы, населяющие Самарскую губернию", "Гидрография Самарской губернии", "Города и села Самарской губернии", "Бывшие крепости в Самарской губернии", "Народная промышленность в Самарской губернии" и другие. Андрей Филиппович собирал легенды, сведения об обычаях, традициях народов Поволжья и делал их достоянием широкого круга читателей. Литературовед Ю.Б.Орлицкий в своих научных статьях убедительно доказал, что с именем А.Ф.Леопольдова связано начало систематического изучения Среднего Поволжья. Вот каким видится наш край редактору "Самарских губернских ведомостей": "Длинная полоска земли, на которой в настоящее время раскинута недавно (1851 года, 1 января) открытая Самарская губерния, была оконечностью Азии. Величественная Волга, осеняемая дремучими лесами, служила гранью этой части света и Русского Царства. Здешний край, несмотря на огромные его богатства и таившиеся в нем сокровища, был тогда действительно пустынею; никогда плуг не бороздил неизмеримых волн диких растений. Летом поверхность степи представлялась зелено-золотистым океаном, обрызнутым миллионами разных цветов; здесь царствовала вечная тишина, только зимние бураны, бушуя, нарушали глубокое безмолвие страны".
Превращение самарской прессы в четвертую власть под барабанный бой свободы слова осуществилось после проведения Александром II целого пакета экономических и политических реформ. Только в 70-80 годы 19 века печать перестала быть кулуарным детищем, а стала истинно народной. Местные журналисты чем-то напоминали социальных экологов, делавших постоянные замеры и анализы проб во всех частях общественной жизни, во всех сословиях от аристократического бомонда до завсегдатаев дешевых кабаков.
Это было удивительное время, когда вместе с Россией просыпались ее глубинные народные силы. Казалось фантастикой, но из глухих лапотных деревень выходили талантливые поэты, писатели, журналисты. Один такой случай описывает Я.Л. Тейтель : « Петров сказал, что у него имеется мальчик Степан, который хорошо пишет стихи и которого все тянет в город к образованным людям. На другой день утром пришел ко мне этот мальчик, довольно рослый для его возраста, говорил басом. Принес он свои произведения. Не откладывая в долгий ящик, я этого Степана забрал с собой в Самару. Познакомил его с редактором «Самарской газеты» и достал ему место писца в окружном суде. В то же время он пел в архиерейском певческом хоре, а вращался он все среди литературной братии, особенно покровительствовал ему М. Горький. И таким образом вырос «Скиталец». Псевдоним «Скиталец» вполне соответствует характеру Петрова. Он точно скитался. Сегодня здесь, а завтра там. Высокого роста, говорил басом и не расставался со своими гуслями, на которых артистически играл.» Тейтель Я.Л. Париж, 1925.).
И так "Самарская газета". Она издавалась с 1884 года антрепренером драматического театра Иваном Петровичем Новиковым. Ему дали большой кредит под коммерческое издание с тем, чтобы прибыль направлять на нужды театра. Издатель-театрал поставил дело на широкую ногу. Редакторский коллектив во главе с Евгением Александровичем Валле- де- Барром прибыл по контракту из Москвы. Прообразом "Самарской газеты" послужил "Московский листок", ориентировавшийся на массового читателя. Быстро тираж газеты вырос с 500 экземпляров до 2 тысяч и продолжал подниматься как Волга в половодье. Несмотря на коммерческий успех Новиков запутался в банковских кредитах, и газета за долги в марте 1894 перешла в собственность купца второй гильдии, гласного городской Думы Костерина Семена Ивановича. Редактором издания стал Н.П. Ашешов, а затем А.А. Дробыш-Дробышевский. С февраля 1895 года по апрель 1896 на страницах этого издания стали публиковаться фельетоны и очерки за подписью Иегудиил Хламида. Под этим странным псевдонимом скрывался молодой мещанин Алеша Пешков. Он приехал сюда в поисках журналистской славы. Богатую Самару начинающий писатель неслучайно выбрал плацдармом своих честолюбивых планов. Оклад журналиста в губернском городе в среднем составлял 150 рублей ежемесячно, не считая гонораров за публикации. Несмотря на высокий достаток, Алексей Пешков старался не отрываться от простого народа, а потому поселился в подвале. Видя из окна своей коморки только нижнюю часть самарцев, будущий Максим Горький описывал жизнь волжского города в ежедневной рубрике «Между прочим» лишь в черных тонах: « Город мертвый – публика странная.…Ах, как здесь гадко! Дикая здешняя публика совершенно лишена веры во что-либо порядочное и все сносные в моральном отношении поступки объясняет дурными побуждениями…Самара – город, преданный кем-то анафеме. Я, как приехал сюда – сразу это учуял, а аборигены – представьте! – живут себе, привыкли и не чувствуют, что все они прокляты до века.…Здесь двое интересных людей – и то один из них я….Дома – серые, сутулые, подслеповатые, сырые, пропитанные многой скорбью их жителей, изнывающих в заботах о куске хлеба и о продлении своей жизни, всецело состоящей из труда, несомого ими в поисках за трудом...Жители – тоже серые, тоже сутулые, обтерханные, всегда чем-то ущемленные, подавленные..»
В противовес нашему злоязычному другу, непредвзятый взгляд как бы со стороны на самарцев оставил в своих записках В.А. Поссе: « Я был очарован, ошеломлен оригинальностью и интеллигентностью окружавших меня «провинциалов». Напрасно я искал Гоголевского города, Щедринской губернии... Смеяться было не над кем, удивляться можно было многим. Все новые типы и новые силы. Врач-публицист, ратующий за народные интересы; судья, устраивающий приют для малолетних преступников; инженер, громящий новое крепостное право, администратор — истинный рыцарь чести; помещик, в одно и то же время и художник, толкующий о Сикстинской Мадонне, и музыкант; интеллигентный работник, опростившийся и своими руками обрабатывающий землю; земец, восхищающийся поэзией народной души, и т. д. «Вот она, истинная Русь! Вот силы ее, вот соль ее!»
Однако вернемся к высказываниям будущего основоположника социалистического реализма. Вот как А. Пешков характеризовал коллег по цеху: « В прессу лезет страшно много людей без призвания - это бы еще ничего,- людей без чести и совести – вот что ужасно…» О бывшем главном редакторе «Самарской газеты» Валле-де-Барре он писал: "...Личность темная и, наверное, беззаконно присвоившая себе дворянское "де". Клубный шулер, битый за нечестную игру, играл в карты с цензором Дмитриевым, редакции газеты не мешал, сотрудники между собой именовали его "милым прохвостом". Свой черный-пречерный юмор И. Хламида распространял на городские власти: « - А где же пыль?- подумала управа.- Черт знает, что вышло.(после реконструкции Дворянской улицы) Мостовую перемостили, улица осталась, а пыли нет? И, повинуясь привычке, она приказала высыпать на мостовую сто возов….пыли».
Будущий большевик и пролетарский писатель в то время выступал как ницшеанец, презиравший слабых и восхищавшийся сильной личностью, готовой попирать мораль. Себя будущий певец соцреализма видел чуть ли не «белокурой бестией», имеющей право говорить что угодно, где угодно и кому угодно. На вопрос Ф.М. Достоевского «кто я, тварь дрожащая, или право имею?» молодой Пешков в самарский период жизни знал точный ответ. Тогда он еще не определился – как звучит человек: Горько или Гордо? Такая тяжеловесная, грубая нигилистическая позиция привела его к столкновению с целой группой марксистов-литераторов, составлявших ядро газеты «Самарский вестник». Лидером молодых журналистов являлся А.К. Клафтон. В июне 1894года по распоряжению жандармского управления бывшего студента медицинского факультета Казанского университета Александра Константиновича Клафтона за антиправительственную деятельность выслали в Самару. Одаренного и высокообразованного молодого человека взял себе под крыло член губернской земской Управы, почетный мировой судья дворянин Николай Кронидович Реутовский, издававший с1893года газету «Самарский вестник». Молодые марксисты полагали, что Россия страдает не от капитализма, а от недостаточности его развития. Поэтому они восхищались на страницах своего издания быстрыми темпами экономического развития региона - что ни год, то из небытия поднимались два-три новых завода с самым современным техническим оборудованием. Этой группе журналистов принадлежит знаменитая фраза, что Самара – это русское Чикаго. А Клафтон долго терпел, а потом обрушился на нигилиста из «Самарской газеты» целым циклом фельетонов за подписью «Сфинкс», объявив, что Иегудиил Хламида есть « опасный элемент разложения в прессе».
Последний не заставил себя долго ждать и резко ответил: « Вы представьте себе несколько молокососов-дилетантов, якобы руководящих общественным мнением и от сознания важности исполняемых ими задач-надутых и гремящих, как свиные пузыри с горошинами…» Конфликт достиг такой силы, что пришлось вмешиваться известному писателю В.Г. Короленко. Он считался мэтром и учил работать как самого Пешкова, так и его противника Клафтона с коллегами. В.Г. Короленко направил из Нижнего Новгорода Алексею Пешкову письмо, где довольно жёстко указал, что нельзя переходить с политических споров на личности, а также не стоит возноситься над другими людьми. Он учил молодого зазнайку: «…Надо оставить всем мелкие счеты и смотреть на полемику как на вещь очень серьезную, которую всегда надо направлять лишь туда, где она нужна по существу дела… и в Самаре, присмотритесь только, - найдутся люди, перед которыми и мы с Вами весьма спасуем…нельзя противопоставлять газету – остальному миру, себя – обывательской среде вообще.. » В ответ А. Пешков написал: « Я зол, как зверь, и неприличен в полемике с «Вестником»…Сегодня вызову Клафтона на дуэль. Алёша ненавидел Александра биологически, чувствуя в нем своего антипода. Много позже, в августе 1933года пролетарский писатель вспоминал: « Клафтон – молодой щеголь, английского типа, таков же и Керчикер. Оба они вместе с Валле- де- Барром вели довольно «веселую жизнь» купно с купеческой молодежью…Они казались мне слишком высокомерными и – «прильпе учение разуму, не возжгло сердца их». Вероятно свое представление о личности А.К. Клафтона писатель реализовал в литературном образе интеллигента Клима Самгина. .
Вот как самарскую прессу тех времен описывал судебный следователь Я.Л. Тейтель. Его взгляд интересен, как человека со стороны: «В Самаре же стал выходить единственный в провинции социал-демократический орган «Самарский вестник», под редакторством А. К Клафтона... В этом «Вестнике» также участвовал известный экономист социал-демократ П. П. Маслов, покойный Циммерман (Гвоздев) и другие.. Выходила еще вторая газета с социал-революционным оттенком, в которой сотрудничали Дробышевский, Ещин, Чешихин, Чириков, Ашешов, Горький, Скиталец и местный общественный деятел А. А, Смирнов, написавший несколько очерков (о Горьком, Чехове и Леониде Андрееве) под псевдонимом «Треплев».
На рубеже веков начинается настоящий бум прессы – ежегодно возникает огромное количество новых изданий, многие из которых оказывались однодневками. Других же ждала долгая жизнь. Перечислим лишь некоторые названия: "Волжское слово", "Городской вестник", "Газета для всех", "Волжский край", "Самарский землевладелец", "Крапива", "Ласточка", "Кооперативная жизнь", "Самарская жизнь", "Самарская биржа", "Коммерческая копейка", "Утро Самары", "Ручей", "Стрела", "Сатирикон" и другие. Самарскую прессу обслуживало 21 типографическое учреждение, кроме того, город располагал одной скоропечатной, одной типолитографией, тремя литографиями. Павел Александрович Преображенский в своих записях приоткрыл для нас некоторые секреты печатного бизнеса: « Если число подписчиков не превысит пятисот, печатать будут на старой, маленькой машине; если зайдет за пятьсот, немедленно выписывается новая, большая машина, годная одинаково и для типографских, и для литографских работ... Газету у издателя можно было перекупить за 3 000 рублей.»( ГАКО.Ф.673. оп.1,д.21 а.)
К этому времени усиливается гражданская роль прессы. Следует выделить особо общественно-литературную газету "Голос Самары" под редакцией дворянина, коллежского секретаря Сергея Александровича Богушевского. Полемика со страниц этого издания распространялась буквально на всю Россию. Своим острым пером журналисты "Голоса" освещали деятельность политических партий с позиции партии порядка на основании Манифеста 17 октября 1905 года. Вот что они говорили в передовице 22 января 1906 года: "Конституционно-демократическая партия, провозгласив желательным строем России конституционную, монархию, на самом деле мечтает о республике... Согласившись участвовать в выборах в Государственную Думу, кадеты стремятся попасть в нее только для того, чтобы сорвать ее, превратить ее в учредительное собрание, которое, по ее убеждению, и установит в России республиканские учреждения... Кадеты отрицательно относятся к сохранению единства России... Они лицемеры... Просматривая список членов самарской конституционно-демократической партии, с удивлением приходится наталкиваться на такие фамилии, которые до известного момента считались принадлежащими к крайней левой оппозиции. Ведь ни для кого же не тайна, кто стоял в недавние еще дни во главе революционного движения в Самаре и вдруг… Такая переброска из одного лагеря в другой невольно зарождает целый ряд некрасивых мыслей..."
Много материалов посвящалось национальным вопросам. Газета реагировала на каждое событие. В январе 1906 года Империя готовилась к проведению всемусульманского съезда, на что "Голос Самары" ответил: "15 миллионов - мусульманское население России... Можно пожелать, чтобы съезд был разрешен возможно скорей, чтобы он велся на русском языке и был гласным и доступным представителям печати. Мусульманский мир и без того черезчур скрыт от всего ему чуждого и не дело мешать приподнятию скрывающей его от нас завесы, в особенности теперь, когда панисламизм несомненно пробуждается".
Не обходила газета и еврейский вопрос, который вызывал в те времена особенно серьезные дискуссии. В статье "Еврейское отечество" за 1906 год читаем: "Осенью 1897 года был основан "Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве и Польше", или так называемый « Бунд». В том же году еврейство было охвачено движением "Сионизма", а русская интеллигенция, учащаяся молодежь до самозабвения увлекалась "Марксизмом"…Сионизм учил евреев не расовой исключительности, не узкому эгоистическому национализму, как обыкновенно думают. Что учить тому, чем и так проникнут всякий еврей насквозь! Сионизм объяснял евреям, что весь их национализм висит в воздухе и остается ничтожной силой, доколе еврейский народ не приобретет земельной оседлости, территории, еврейского "законоохранительного отечества". "Где? В Палестине? На самом деле они пускали ростки, корни и поросль в ту почву, которая у них была под ногами. Основать еврейское отечество предполагалось в России. Здесь уже имелось создавшееся еще на почве освободительного движения 60-х годов значительное еврейское землевладение. В Смоленской, Псковской губерниях в руках еврейских богачей уже скопились громадные земельные пространства, преимущественно леса, скупленные за бесценок. Новое освободительное движение обещало перевести в еврейские руки еще более обширные местности. И вот "марксизм" па смену "народничества" учил о необходимости "освободить мужика от земли", создать в России многомиллионный слой "сознательного пролетариата", так как только пролетариат может добиться свободы и перемены режима. «Бунд» уже раскидывает свою сеть по России... Поляки, грузины, татары свои права на автономии основывали на исторических данных, на старых хартиях. Еврейские печатные органы напоминают о царстве Хазарском и остроумно доказывают, что Киев основан иудеями. Но все же евреи слишком практический народ, чтобы не понимать всей шаткости подобных прав на владение. Про себя они разумели, что землю просто надо будет скупить, и скупить ее можно будет очень легко и по дешевой цене в момент паники, вызванной аграрными беспорядками и деятельностью "Крестьянского всероссийского союза". Евреи уже имели широкий опыт по скупке земель из практики западных революций..."
Октябрьский номер "Голоса Самары" предлагал свои рецепты лечения больной державы: "...Запомните раз и навсегда, что в России возможно лишь русское правительство, что инородцы не могут быть хозяевами в пашей земле, поймите наконец, православный царь и Россия - не пустой звук для народа, а составляют его кровное, его драгоценнейшее..."
Современный читатель может предположить, что мы цитируем национал-патриотическую газету, которая освещает все события под своим узким углом зрения. Газета С.А.Богушевского не боялась говорить правду и о сильных мира сего, не щадя генералов, губернаторов, городских богачей. Ратуя за нравственное очищение нации, она беспощадно бичевала пороки. Вот 'типичная заметка: "18 января 1906 года в 14.00 из пивной фон-Вакано на Соборной (в доме Портнова) вышел пьяный мальчик 5 лет. Коля Сычугов был одет в черное летнее пальто и черных валеных сапогах. Направился к Троицкой улице и исчез".
А вот нелицеприятное для самарцев описание местных нравов в рубрике "Заметки мирного обывателя": "Около входной двери одного дома стоял какой-то человек, по-видимому, мастеровой и оглашал всю улицу неистовыми ругательствами по адресу обывателя того дома. Он поносил не только самого обывателя, но вспоминал всю его жизнь, жену, семью, бранил его знакомых и родных, одним словом, разделывал, что называется, под орех. Вблизи собралась группа зевак, преимущественно мальчишек и женщин: многие, услышав ругательства, сейчас же уходили. Какое-нибудь особенно забористое словцо вызывало у некоторых искреннее изумление в виртуозности автора: "Ишь ты, как он его!.. На лицах женщин было написано острое любопытство..." Как вы видите, уважаемый читатель, "Законы о печати" 1873 года с их положением о цензуре не мешали талантливым журналистам высказывать свою точку зрения. Однако не стоит думать, что между печатью и властью в городе установились отношения любви, взаимоуважения и благодушия.
Перед нами воспоминания самарского вице-губернатора И.Ф.Кошко: «Местная печать разнуздана невообразимо. Она прямо подстрекает на убийства, грабежи, аграрные насилия. И средство борьбы лишь одно - судебное преследование, осуществляемое в лучшем случае через полгода, когда, разумеется, сама статья уже позабывалась, принеся в свое время ожидаемые плоды. При этом суд назначает несообразно ничтожные наказания, как бы выражая тем свое несочувствие борьбе с печатным словом... На основании временных правил о печати, закон разрешил конфискацию отдельного номера газеты, если в нем появлялась запрещаемая правилами статья, Но издатель газет, заранее зная, что такая участь грозит номеру, устраивал так, что через полчаса по отсылке в Губернское Правление вышедшего номера, а это бывало около 6 часов утра, все номера для розничной продажи уже оказывались якобы распроданными, а на самом деле, разобранными заблаговременно разносчиками газет и действительно выпущенными из типографии. Арест по этому настигал лишь номера, сданные на почту и случайно отобранные экземпляры у зазевавшихся продавцов газет. Такая потеря обыкновенно возмещалась усиленным выпуском розничной продажи. Разносчики газет на такое соглашение шли очень охотно, так как выпущенный номер продавался по повышенной цене. Закрывать же газету в порядке административном было нельзя, так как Самарская губерния тогда не состояла на положении усиленной охраны».
Губернские власти несколько раз конфисковывали номера журнала «Заря Поволжья», придерживавшегося большевистского направления. (ГАСО,Ф.465,оп.1,д.2017). 24 января 1906 года приставом Короткевичем изъят очередной номер "Самарской газеты" за публикацию измышлений о самодержавии. Более жестко власти поступили по отношению к газете «Волжское слово». Ее закрыли, так как редактор Антон Антонович Васильев в провокационных целях опубликовал список 80 выборщиков от местной организации РСДРП (б) с призывом к объединению всех сил против самодержавия. А. Васильев не унывал, так как в это время продолжал издавать кадетскую газету « Самарский курьер», со страниц которой звучало требование об отречении Императора. Печальная участь постигла газету "Волжский край", издававшуюся М. Д. Челышёвым. Борец с пьянством напечатал статью о русско-японской войне, где доказывал, что российские войска сплошь страдали алкоголизмом. В то время патриотические газеты восхищались русскими казаками, численностью в сотню, перебившими лучший отряд прославленных самураев во главе с командиром Танакой. Японец поначалу, увидев странные пики, закричал – эй, русские, уберите свои оглобли! Через минуту он горько жалел о сказанном. Самурайские мечи оказались бессильны перед неожиданным смертоносным оружием. Михаила Дмитриевича, к сожалению, видимо больше интересовали частушки типа « Пьяные казаки падают с коней. Их как куропаток бьют из всех щелей». Читателю напомним, что в это время военным министром был генерал Куропаткин.
Как известно, реклама помогает удешевлению печатной продукции, однако в этом бизнесе у редакторов встречались большие препоны со стороны закона. На основании статьи 41 Устава о цензуре и печати за нарушение нравственности и недостоверности, встречающиеся в рекламных текстах, уголовная ответственность распространялась на издателя. (ГАСО,Ф.465,оп.1,д.2610,с.32). Настоящему погрому подвергались газеты и журналы, содержавшие «клубничку». За порнографию изымались и уничтожались такие журналы как «Купидон» за 1909год, №9, «Флирт» за 1907год,№12, «Сила любви» за 1909год,№1, а также его бесплатное приложение « Мир половых страстей». По страницам прессы шагала запрещенная новелла Викторьена де Боссье «Девушка с прошлым».(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.2072,с.39). Похабные опусы мутным потоком лились из столицы. Под угрозой полицейского преследования их распечатывали местные журналисты.
Самарские журналисты опасались не только закрытия, но и более прямых активных действий оппонентов. Так Иван Францевич Кошко с удовлетворением отмечает в дневнике, что самарским гарнизоном командовал в 1906 году настоящий русский офицер, переведенный в губернский город из Челябинска за то, что открыто пристрелил оскорбившего его в своей газете местного редактора. Максим Горький в 1933 году вспоминает следующее : « Владелец чугунолитейного завода…Лебедев, нанял двух рабочих бить меня. Они мне оторвали лацкан пальто, и я, в то время ходивший с палкой по причине ревматизма коленных суставов, должен был сломать палку в бою с нападавшими. Спустя некоторое время с одним из них подружился и узнал, что наняты были за три рубля.» Еще одной опасностью, подстерегавшей журналистов являлось такое явление, как плагиат. Опять дадим слово М. Горькому: « Разве можно мошенничать так, как они? Я предъявлю к ним иск, если они посмеют еще раз перепечатывать меня без указания источника и подписи. Фи, как гадко это! Газета только что родилась и уже ворует.» ( из письма к супруге 4 марта 1896года)
Однако скандалы, свары, драки, сплетни всегда вызывают читательский интерес, а потому являются надежной опорой в повышении рейтинга издания. А королева прессы – сенсация ! Она есть та изюминка, за которую обыватель готов платить любые деньги. Газетный марафон жесток. То одна, то другая представительница «четвертой власти» вырывается вперед. И этот бег не знает правил. Вот почему редакция часто сгущала краски, доводила истину до абсурда или печатала откровенную ложь. Самара на всю Россию славилась своими «утками». Газеты могли напечатать такое, что читатель только «крякал», как селезень на болоте. Городской Голова хватался за голову, а губернатор отвечал на депеши из столицы. Волжские «утки» оказывались зачастую на редакторских столах в Петербурге и перепечатываясь там, потрясали всю Россию. Полицмейстеру приходилось расследовать несуществующие убийства, раскрывать какие-то заговоры, отвечать на письма обезумевших от страха читателей. Так в "Самарской газете" N 36 за 1898 год помещалась корреспонденция из Николаевского уезда о чудовищном садистском убийстве агронома и его жены на Кочетковском казенном хуторе. История кошмарного маньяка долгое время не сходила со страниц всероссийской прессы. Тайна убийства ширилась, разрасталась подробностями как снежный ком, хотя в 44-ом номере газета поместила опровержение.
Подобная «демократия», переходящая в беспрецедентную свободу слова, оказывалась достоянием судебных органов. Пухлые папки с коллекциями газетных «уток» заполняли шкафы самарского прокурора. Одним из самых скандальных считался журнал "Горчишник". В конце 1905 года от дворянина Николая Алексеевича Самойлова поступило заявление в канцелярию губернатора: «Имею честь довести до Вашего Превосходительства. На основании ст. 1-3 Именного высочайшего Указа Правительствующему Сенату 24 ноября 1905год, что я желаю выпускать в свет повременное издание, причем издание будет выходить в г. Самаре. Его наименование "Горчишник" - журнал общественной и политической сатиры. Программа: общая и местная хроника, сатирические и юмористические заметки, стихи, шарады, загадки, анекдоты, статьи, фельетоны и корреспонденции, карикатура, рисунки, судебная, театральная, биржевая и спортивная хроника, справочный отдел, телеграммы, объявления. Сроки выхода - раз в неделю. Подписная цена: городские подписчики на год - 4 руб. 50 коп., иногородним - 5 руб. 50 коп. Ответственный редактор и издатель дворянин Николай Алексеевич Самойлов. Самара, Саратовская, 139.»( ГАСО,Ф.3,оп.233,д.2011,с.1,5.)
Издание предполагалось печататься в типографии Андрея Николаевича Хардина, расположенной по улице Саратовской в доме Подбельского. 4 февраля 1906 года издатель получил разрешение за N 458. В то же время в Главное Управление по делам печати из канцелярии губернатора полетела телеграмма, где говорилось, что издание нужно приостановить, так как «названние газеты тождественно уличной кличке молодых буйных городских мещан. Это слишком резко указывает на направление газеты... как уличного листка». 15 февраля самарский губернатор получил ответ из Министерства, где категорически запрещалось дворянину издавать желтый бульварный листок. Тогда Н. А. Самойлов нашел подставное лицо - крестьянина Бугурусланского уезда села Гнездино Степана Капитоновича Кожевникова, который, согласился формально возглавить опасное издание. Губернатор выдал разрешение С. П. Кожевникову, поскольку тот обладал общей грамотностью, имел национальность великорос и проживал в Самаре на улице Соборной в доме 11. Журнал постоянно менял типографии: то он печатался у А.Я.Журавлева на Троицкой улице, то у В.М.Костина на Алексеевской площади. В 1908 году уже под названием «Хулиган» он нашел пристанище в типографии Жданова на улице Дворянской.
Желтый журнал странствовал по самарским типографиям как Летучий Голландец. Никто с ним не заключал долговременных договоров, так как вокруг издания клубилась скандальная слава. Страницы буквально эпатировали читателя. Все представления переворачивались вверх дном, осмеивались общепринятые нормы поведения. Журналисты разрушали любые авторитеты. Миллионера Сурошникова могли назвать пауком, опутавшим город сетями доходных домов, где жильцы чувствовали себя как мухи из которых вытягивают последние деньги. Задетые за живое острыми статьями, самарцы направлялись в типографию и учиняли скандал. А так как обиженных насчитывались десятки, то брань не смолкала в течение всего рабочего дня. Кончалось это обычно переездом журнала под крышу новой типографии. Вот небольшая типичная заметка "Горчишника" о нащем городе: "В Самаре масса "церковных" улиц: Преображенская, Успенская, Казанская, Предтеченская, Воскресенская и т.п. Последние две особенно путаются в мозгах граждан. Поэтому в неустанных заботах о наших читателях мы признали за благо внести предложение "Горчишника" о переименовании церковных и некоторых других улиц в гражданские, а именно: Преображенскую - в Извозчичью; Предтеченскую - в Улицу Труда; Панскую - в Улицу Капитала; Дворянскую - в Митинговую; Троицкую - в Шинельную, так как на ней прохода нет от солдатских шинелей; Саратовскую - в Сапожную, так как на ней находился театр "Олимп", Привокзальную площадь - в Цыганскую слободу; Струковский сад - в Семячкин сад; Воскресенскую - в Босятскую, Вознесенскую - в Федеративную и, наконец, Казанскую - в улицу "Горчишника".
Желтый листок, несмотря на откровенное ерничание, оказался в данном случае пророком. Улицы вскоре действительно начали переименовывать. Такое явление превратилось почти в болезнь, наподобие ветрянки. Процесс пошел еще при Николае II. Москательная оказалась Л .Толстого, Сокольничья – Шихобаловской, Почтовая – Романовской, Саратовская – Челышевской …
20 век, подгоняемый молодым агрессивным капиталом, как можно скорее хотел расстаться с грузом прошлого, и частные самарские газеты изо всех сил старались ему в этом помочь. Остается лишь добавить, что пресса в то время жила без дотаций, надеясь лишь на себя, на быстроту и остроту журналистского пера, да на Господа Бога.

Путь к свету

После отмены крепостного права произошло полное обновление российского общества. В артерии государства влилась свежая кровь реформ. Преобразования коснулись всех сфер жизни, в том числе и системы образования.
Когда-то Петр I буквально палкой загонял дворян в культуру и знания. Он принял Указ, по которому необразованные недоросли из семей служилых людей не имели права вступать в брак. Вот откуда корни крылатой фразы из пьесы Фонвизина: «Не хочу учиться, а хочу жениться». И действительно, большинство граждан Империи вполне искренне считали, а зачем географию изучать, коли извозчики есть, да и грамотность к чему, если писарь имеется...
Россиян той эпохи вряд ли стоит обвинять в нерадивости и лени. Сама система образования оставляла желать лучшего. Во главе обучения стояла безудержная зубрежка, подкрепляемая рукоприкладством учителя, едва ли более грамотного, чем его ученики. Аз, буки, веди, глаголь, молитва «Отче наш», да простая арифметика – вот и все, что усваивалось в примитивном учебном процессе. Да и самому крепостническому строю грамотные люди были в тягость, более того – вредны. Радищева и Новикова сажали в тюрьмы, Чаадаева – в сумасшедший дом. Грибоедов в ужасе на всю Россию кричал - «Горе от ума». Герои его пьесы требовали: «Собрать все книги, да и сжечь». Сам Александр Сергеевич Пушкин, как говорится наше все, в ужасе писал своим друзьям, мол, угораздило меня, талантливого и порядочного, родиться в этой страшной, темной, азиатской стране.
И действительно, в те мракобесные времена образованность могла только помешать карьере. В бюрократической системе существует универсальная формула: ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак. Социальное положение личности определялось не знаниями и культурой, а приближенностью к Власти. И вот как снег на голову, реформа 1861 года, быстрый рост капитализма, промышленный переворот. Одним словом научно-технический прогресс. Как снежная лавина на общество хлынула потребность в высокообразованных личностях. Дефицит ощущался во всем. На вес золота стали цениться инженеры, бухгалтеры, финансисты, врачи, адвокаты, нотариусы и, конечно же, преподаватели.
Проблема заключалась в том, что Россия нуждалась не просто в знающих людях, требовались творческие профессионалы, которые на ощупь и вкус могли определить до 30 размолов пшеницы, по внешнему состоянию человека поставить точный диагноз, заключить правильно договор, учитывая любую форсмажорную ситуацию, одной фразой на суде выиграть процесс, выбрать единственно верное место для плотины на реке, грамотно рассчитать металлическую конструкцию гигантского моста... При таких запросах методика по типу «сытое брюхо к ученью глухо» становилась неуместной.
В обществе возникает культ образованного человека. Интеллигенция становится опорой новой России. Под реформу образования Александр II подводит мощную законодательную базу, подписывается множество указов, рескриптов о положении приходских и уездных училищ, о статусе государственных и частных гимназий, о земских учебных заведениях, о социальной защите учителей, о стипендиях для малоимущих. Вся страна делится на учебные округа. Губернский город Самара вошел в Казанский учебный округ.
Предлагаем читателю некоторую предысторию о первых шагах по созданию образовательной системы в самарском крае. Еще в 1825 году было создано первое уездное училище. В его двух классах преподавались следующие предметы: Закон Божий и священная история, обязанности человека и гражданина, чистописание, русская грамматика, правописание, правила слога, всеобщая география и начальные правила математики. Русская география, всеобщая история, арифметика, начальные правила геометрии, начальные правила физики и естественной истории, начальные правила технологии, имеющей отношение к местному положению и промышленности, рисование. Для тех, кто собирался продолжать образование, преподавались латинский и немецкий языки. Во время городского пожара в 1848 году училище сгорело дотла. Погибло все имущество и даже касса заведения. 12 марта 1852 года училище начало действовать в новом доме, арендованном у мещанина Чайникова за 300 руб. Почетным смотрителем избрали бывшего товарища министра внутренних дел, тайного советника и сенатора, помещика Б.П. Обухова. Если в 1856 году училось 130 детей, то в 1871 г. – 180, а в 1875 г. уже 194 мальчика. Читатель удивится, узнав, что далеко не каждый обучающийся получал аттестат. За 20 лет лишь 195 подросткам вручили долгожданную путевку в жизнь, то есть одному из десяти. Училищу принадлежало: 35 глобусов, библиотека, насчитывавшая 1115 томов учебников и книг для чтения. Училище обходилось в 5 тысяч рублей ежегодно, одну треть финансировало государство, столько же поступало из городского бюджета, остальное доплачивали ученики, исходя из 4 рублей за каждого в год.
Главную нагрузку по массовому обучению населения брали на себя приходские училища, находившиеся на содержании местного бюджета. Первое приходское училище в Самаре относится к 1836 году. Заведение сгорало дважды, но всякий раз, как птица феникс, возрождалось буквально из пепла. Ежегодно его посещало до 150 учащихся, в основном мещане. В 1851 году Самара стала губернской столицей, ей требовалось все больше грамотных людей. Городская Дума приняла решение о создании второго приходского училища в новой части города. Горожан обложили налогами в следующей пропорции: с купцов I гильдии на образование брали по 3 рубля в год, с купцов II гильдии – по 2 рубля, с купцов III гильдии – по 1 рублю и с мещан – по пятаку. 28 января 1852 года в доме Розанова распахнуло двери перед мальчиками второе приходское училище. В памяти горожан сохранилось имя учителя коллежского регистратора Алексеева.
Реформа 1861 года требовала все больше цивилизованных, эрудированных людей, и Самара, идя в ногу со временем, открыла в 1865 году третье приходское училище, 1867 г. – четвертое и пятое приходские училища.( Самарский спутник. Самара,1890г.,с.29). Интересно, что купец Колодин 8 лет полностью финансировал 5-е городское училище. Все пять училищ были одноклассными и обходились городу в 5322 руб. ежегодно.
Эпоха требовала революционных преобразований в обучающем процессе. Грамотность для девочек вчера казалась немыслимой ересью, святотатством. Для самарского общества нормой было видеть женщину с кошелкой стиранного белья на Волге, а в остальном - запертую в четырех стенах, да еще окруженных высоченным забором, из-за которого лишь раздается лай цепных меделян. И вот губернатор Константин Карлович Грот, либерал и реформатор, своим приказом разорвал провинциальную тишь да гладь. 2 сентября 1858 года открылось 1-е женское приходское училище. Его сделали бесплатным, так как горожане вообще саму идею приняли в штыки. Только десять семей решились обучить своих дочерей грамоте. Горожане злословили – кому же нужны умные бабы, кто ж на них женится, да и как они потом детей родят? Однако время побеждало рутину и к 1875 году 80 девочек садились за парты, правда, аттестат получали ежегодно лишь от 6 до 10 учениц. Попечительницей заведения долгие годы являлась дворянка М.Н. Ушакова.(ГАСО,Ф.1,оп.3, д.3310,с.4).
Вслед за первым вскоре открылось и второе женское училище, в котором в течение пяти лет изучали Закон Божий, объяснение богослужения и катехизис, русский язык (этимологию и синтаксис), четыре правила арифметики, дроби простые и десятичные и тройное правило, краткую геометрию, русскую географию и краткие сведения из естественной истории. Изучение этих предметов давало право девочкам поступить без экзамена в школу сельских учительниц и в 4-й класс женской гимназии.
В 1868 году и 1870-м открылись еще два женских училища стараниями госпожи Е.К.Рихтер. Начальный тип учебных заведений, о которых мы рассказали, не требовал большого количества преподавателей, обычно училище обходилось двумя педагогами, которые и вели все предметы, получая при этом от 200 до 500 рублей в год в зависимости от стажа и квалификации.
Более высокой ступенью в образовательном процессе являлись гимназии. 5 сентября 1856 года в доме купца Растрепина открылась 1-я мужская гимназия на 53 воспитанника. За 16 лет аттестат зрелости выдали 96 юношам, из которых 89 получили право поступления в высшие учебные заведения страны без экзаменов. В 1861 году гимназия переехала в дом купца и судовладельца Ф.В.Вощакина. Заведение насчитывало 18 преподавателей по разным предметам, обучавшим по системе семиклассного образования с дополнительным восьмым классом для будущих абитуриентов столичных вузов. Купец I гильдии Федор Васильевич, сдав свой дом на углу Саратовской и Заводской за 2 тысячи 200 рублей в год, совершил неплохую сделку. Внешне помещение восхищало, классы были просторными и с большими окнами, снабженные отоплением. Однако первая же зима разочаровала. Исследователь купеческой династии Вощакиных Алла Лукьянова обнаружила в архиве жалобу директора гимназии: «Печи были дурные: они были угарны и дымили так, что не раз нужно было прекращать классы. Только после многократных требований и настояний Вощакин принимал на себя труд слегка поправить то, о чем просили его. Снег у подъезда не выметался в продолжение целой зимы. Так что в начале весны к гимназии нельзя было ни подойти, ни подъехать. Дело дошло до того, что полиция распорядилась за счет домохозяина нанять рабочих и расчистить улицу перед гимназией». Несмотря на все эти бытовые трудности, Дума не выделила другого здания, и гимназисты посещали Вощакинскую гимназию в течение 37 лет, ведь известно, что учение и труд – все перетрут. За это время библиотека пополнилась книгами на 5316 рублей, приборами и инструментами для опытов на 2160 рублей, был оформлен физический кабинет, наглядных пособий по географии насчитывалось на 800 рублей. Гимназия являлась городским центром культуры, где с лекциями перед населением выступали столичные ученые и литераторы.
К началу XX века в городе действовала 2-я гимназия имени Романовых, открытая в специализированном здании на углу Алексевской и Саратовской, построенном по проекту архитектора А.А.Щербачева. Ее заканчивали сын и внук известного банщика Матвея Абрамовича Чаковского. Кстати, внук Александр Чаковский в дальнейшем стал редактором «Литературной газеты» и рассказывал на встречах с читателями, что любовь к языку и чтению ему привили педагоги именно Романовской гимназии.
Вощакинская гимназия в то же время переехала в новое помещение на углу Троицкой и Александровской, сохранив за собой номер 1. В прекрасном актовом зале с отличной акустикой устраивались фортепианные концерты. Замечателен был дворик перед гимназией с фонтаном, скамейками и ухоженными газонами.
В новой части города, то есть за Алексеевской улицей, в начале XX века действовало также Коммерческое училище на углу Соборной и Симбирской. Оно готовило бухгалтеров и экономистов, столь необходимых в эпоху расцвета рыночных отношений. Именную стипендию назначил для лучшего ученика владелец кирпичных заводов И.Е.Ильин. Почетным попечителем городская Дума избрала председателя биржевого комитета А.Г. Курлина.
На улице Николаевской, 210, действовало ремесленное училище, где мальчики приобретали производственные навыки. Здесь же находился Алексеевский детский приют для сирот, которые тоже получали рабочую специальность. Таким образом подростки, оставшиеся без родителей, вырывались из лап улицы и становились добропорядочными горожанами, пополняя ряды мещан. Выпускники «ремесленки» трудились и на фабрике Кеницера, и на заводе Бенке, и у фон Вакано. Еще в 60-е годы XX века жители Чапаевской со сломанными утюгами, текущими трубами обращались к бывшему выпускнику ремесленного училища дяде Пете Сидорову. Он был прекрасным слесарем, токарем-инструментальщиком, получившим практику на Трубочном заводе. Дети бегали за ним стайками, так как мастер чинил велосипеды и вообще любил рассказать про жизнь при царе. По выходным он заводил патефон, из которого неслось «Ах, Самара-городок, беспокойная я...» В православные праздники дядя Петя чисто брился, надевал старинную цветастую рубаху, подпоясывался кушаком и пил портвейн «777». «Рабочая косточка старой закваски», - говорили про него соседи. Одним словом, профессионал(Личный архив авторов).
В старой части города центром образования стало Реальное училище на Казанской, открытое 7 сентября 1880 года. Несмотря на свою элитарность с точки зрения уровня получаемых знаний и открывавшихся перспектив перед выпускниками, до 70% учащихся составляли мещане. 20 мальчиков из всех семи классов, при общем числе воспитанников, превышавших 300 человек, учились за счет Общества попечения о бедных. Лучших «реалистов» поощряли 51 именной стипендией. Среди меценатов назовем пивовара Н.Ф.Дунаева, владельца гостиницы Е.Н.Аннаева, купца И.М.Коренева...
Чета мукомолов Субботиных в начале XX века выделила огромную сумму на полную реконструкцию здания. В благодарность за дар городская Управа на заседании от 23-24 января 1908 года единогласно приняла решение: «Установить адрес, поставить в актовом зале портреты жертвователей, написанных маслом, учредить на счет города в Горном институте две стипендии им. Андрея Андреевича и Елизаветы Ивановны Субботиных для бедных студентов, закончивших Самарское реальное училище, ходатайствовать о предоставлении Андрею Андреевичу звания Почетного гражданина города, избрать его Почетным попечителем училища».(Журналы Самарской городской Думы за 1909г.)
Благодаря тому, что Самарское Реальное училище в 1901 году закончил будущий «красный граф» писатель Алексей Николаевич Толстой, по его переписке и литературным зарисовкам мы можем проникнуть в святая святых этого учебного заведения, то есть в самую душу воспитанников. О чем думали, чем жили «реалисты» в те времена? Читаем письмо матери писателя Александры Леонтьевны Толстой к Алексею Аполлоновичу Бострому от 3 ноября 1899 г.: «В этот раз он (Алексей) доказывал, что не альтруисты, а эгоисты двигали прогресс. Кажется парадоксально, а вместе с тем, развивая свою мысль, он пришел к историческому материализму, то есть, что массы, двигавшие историю и прогресс, сами-то двигались не филантропическими идеями, а побуждениями эгоизма. Так он защищал даже капиталистов, показывая, что они много сделали для прогресса, накопляя капитал, и, не желая того, двигали науку и прогресс...» В другом письме Александра Леонтьевна тревожится: «...Он спрашивает: для чего жить, какая цель? Наслаждение – цель слишком низкая, а на что-нибудь крупное, на полезное дело не чувствует себя способным...»
Дадим слово самому Леше Толстому в письме к отчиму А.А.Бострому от 22 октября 1899 года: «Четверть 1-я кончилась, у меня, кажется, будут тройки по немецкому, алгебре и сравнительной географии. По последней... учитель сказал, что ставит тройку с прискорбием душевным, ибо он меня считает за занимающегося мальчика, а я не знал притоки Волги... Раз был в театре, играли «Каширскую старину», очень недурно...» Читателя наверняка удивит, что ученик по своему желанию, просто так, не мог посещать общественные зрелища. Приходилось письменно просить разрешения у воспитателя, а то и у директора. Дисциплина вообще была строгой. За бросание тряпкой в аудитории, за толкание и драку, за нецензурную брань можно было попасть в карцер. Дадим слово приятелю А.Толстого Евгению Юльевичу Гану: «Был у нас учитель немецкого языка Кригер, по прозвищу «Циркуль»... Толстому с тремя другими учениками из «больших» понадобилось выяснить у учителя какие-то дела с отметками, для чего они и отправились к нему на дом. «Немца» не было дома, но прислуга как-то решилась пустить учеников в комнаты, чтобы они дождались прихода хозяина. Компания очутилась в столовой, где на столе стоял приготовленный для хозяина завтрак и, конечно, как полагается для доброго немца, пиво. Прислуга куда-то исчезла. После некоторого скучного ожидания и созерцания завтрака молодые люди почувствовали приступ голода. Соблазн был велик, и решились взять по кусочку и по глотку пива, чтобы было незаметно, но в конце концов, неожиданно для действующих лиц, оказалось, что урон, понесенный завтраком и, главное, пивом, настолько велик, что преступление становится явным. Как на грех, послышался голос возвращающегося хозяина... Компания устремилась в бегство через единственно возможный выход – через окно на двор, а потом на улицу...»
Е.Ю.Ган оставил любопытную зарисовку портретов старорежимных педагогов Самары: «В.Н.Волков, учитель истории и географии, занял позицию неуклонной строгости к ученикам, беспощадно преследовал за всякую вину... Волков настолько был чужд всему веселому, что ученики даже никакой клички ему не придумали, к его наружности и манерам трудно было прицепиться. ...Преподавал он сносно и даже старался побудить учеников читать по истории и географии сверх программы, но так как никакой духовной связи у него с учениками не было, то это возможное благотворное влияние на них не могло осуществиться... Пользовался уважением учеников и был всегда с ними в хороших отношениях учитель математики И.А.Щепанский. Этот пожилой уже учитель держался с достоинством, не лебезил перед начальством, и последнее его уважало... Совсем уже не мог увлечь своей наукой В.В.Кожевников, преподаватель ботаники, зоологии, минералогии, физики... Он говорил неуверенно, путал. В результате у учеников не только не оказывалось никаких знаний по указанным предметам, но довольно прочно засело прямое отвращение к этим весьма важным естественным наукам... Обучал нас литературе Н.В.Виноградов, называвшийся у учеников «Лимоном». ...Это был еще молодой и довольно франтоватый человек, всегда являвшийся в чистеньком форменном виц-мундире. Он имел претензии на роль учителя, пробуждающего в молодежи высшие интересы. Он старался держаться с учениками дружеского тона, часто улыбался, но все это носило какой-то пресный характер... Писали мы по его заданиям сочинения на темы вроде: «Да, жалок тот, в ком совесть нечиста!», «Счастье не вне, а в нас самих»... Был очень маленький, худенький человек – учитель французского языка Борель. Он был забит начальством и учениками. Уроков мы не учили, а в среднем языка почти не знали». Вот такими видели подростки своих преподавателей.
Учителей для губернии готовила Самарская семинария, открытая 17 октября 1871 года. Почти 100 молодых людей от 16 до 18 лет поступали учиться на народного педагога, получая на руки ежегодно из казны 100 рублей на жилье и пропитание. Городской Голова П.В.Алабин писал: «Семинарист должен привыкнуть к нероскошной, но вполне порядочной жизни, к приличной, хотя скромной обстановке, к чистоте и опрятности. Семинарист, будущий школьный учитель, должен привыкнуть к порядку не педантическому, но строгому, систематическому и вполне разумному, он должен привыкнуть к подчиненности и к устранению произвола из своих действий». В 1875 году 22 воспитанника окончили учительскую семинарию. 12 юношей получили распределение по волостям и уездам губернии, остальные остались в Самаре.
Далеко не все заканчивали семинарию, так как, с одной стороны, давили педантизм и зубриловка, а с другой, в среду воспитанников проникали демократические и народнические идеи. Политолог Петр Кропоткин писал, что в системе образования слишком большое место отводилось мертвым языкам – старославянскому, церковно-славянскому, латинскому. Они забивали голову, мешали сосредоточиться и научиться мыслить, творчески подходя к реальным явлениям. В своих воспоминаниях писатель Н.Е. Петропавловский на страницах «Самарского вестника» рассказал о годах своей юности, о гнетущей атмосфере семинарии, в которой он учился, о создании нелегального кружка саморазвития. Юноши тянулись к правде, справедливости, читали Добролюбова, Герцена, Чернышевского, Писарева, искали свое место в жизни. Возникал конфликт с чопорным консервативным начальством. В качестве протеста семинаристы покидали учебные заведения, жили за счет репетиторства, создали потребительскую лавку, а по вечерам собирались вместе, читали вслух, дискутировали.
Читателей может удивить: как же так? Государство выделяет дотации, буржуазия назначает стипендии, знания сами становятся капиталом, с каждым годом растет востребованность в профессионалах и вдруг протест? Однако здесь таится закономерность. Чем выше человек поднимается по ступеням знаний, тем шире становится его кругозор, тем резче бросаются в глаза «свинцовые мерзости жизни». Свободная экономика входила в острое противоречие с полицейским государством, подавлявшим любые ростки гражданского общества. На всю Россию А.П.Чехов язвил устами «ундера Пришибеева»: «Больше трех не собирайся!» Все иллюзии, мечты, надежды сгружали в «палату №6». Сословность, бюрократизм, милитаризм заменяли трех официальных китов империи – православие, самодержавие, народность.
Вольтер считал, что просвещение спасет мир, а нравственность и знания есть прививка от диктатуры. Жизнь брала свое. С каждым годом поток образованных людей все возрастал, превращаясь в мощную реку интеллигенции, к голосу которой властям приходилось прислушиваться все чаще и чаще. В это полноводье интеллектов стало вливаться все больше женщин. Курсистки и гимназистки стали символом пореформенной России. Даже народный фольклор городского романса не обошел их стороной: «Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные, грациозно сбивают белый снег с каблучка».
13 июля 1859 года управляющий Казанским учебным округом Веселаго утвердил устав Самарского училища 1-го разряда, составленный на основании положения, Высочайше утвержденного 30 мая 1858 г. для женских училищ Министерства народного просвещения. Такое образовательное учреждение соответствовало уровню гимназии и было открыто 7 августа 1859 года. В течение 1860-61 годов здесь обучалось 45 девиц, причем плата достигала астрономической суммы 105 рублей. Когда попечительницей стала жена губернатора Эмилия Людовиковна Арцымович, плату значительно снизили и сменили руководство. Штат был расширен до 6 преподавателей и 3 классных дам. Училище располагалось на Казанской в прекрасном двухэтажном каменном здании. В 1868/69 году заведение стало шестиклассной гимназией. На 1870 год из 125 воспитанниц к дворянскому сословию относилось 65, к духовному – 9, к купеческому и мещанскому – 44. Классы посещали также 7 иностранок. В этом же году заведение получило статус классической женской гимназии №1. В 1875 году там обучалось 182 гимназистки с платой за обязательные предметы 25 рублей в год, а за необязательные (французский, немецкий, музыка, танцы и рисование) – 8 рублей. 62 воспитанницы из-за бедности освобождены были от платы за обучение. По окончании курса девушки получали квалификацию домашней наставницы и домашней учительницы.
К 1-му классу также относилась Земская школа для образования сельских учительниц, открытая с сентября 1872 года на углу Николаевской и Алексеевской в трехэтажном каменном доме. Согласно уставу, принятому попечителем Казанского учебного округа, туда допускались девицы всех сословий не моложе 13 лет. Срок обучения составлял 4 года, для недостаточно образованных действовало подготовительное двухклассное отделение. Каждое из уездных земств Самарской губернии имело право присылать в школу по 5 крестьянок, оплачивая за каждую по 100 рублей в год. Поэтому на 1875 год из 219 учениц одна треть относилась к крестьянскому сословию, на которых распространялись купеческие стипендии. Самарское общество поощрения образования назначило 5 самым бедным воспитанницам свои поощрительные стипендии. Именно отсюда, с Николаевской, свет знаний распространялся в темную крестьянскую среду.
О трудностях, которые ожидали выпускниц самарского земского училища, пишет в своей книге Я.Л. Тейтель: «Какая преданность своему делу, какое подвижничество! Многие шли в учителя не из-за куска хлеба, а из горячего желания быть полезным народу, жить с народом. Русская женщина 70—80-х годов страстно стремилась к высшему образованию, но доступ к последнему был затруднен. И вот девушки, не имея возможности отправляться на курсы, мечтая быть полезными народу, шли в земские учительницы и фельдшерицы. Большинство жило в глуши, в небольшом селе, где были только одноклассные училища, и там земская учительница прозябала одна в глуши с тяжелой задачей «просветить народ», За этой трудящейся земской интеллигенцией наблюдали: предводитель дворянства, он же председатель училищного совета, инспектор народных училищ, член земской управы, исправник и становой, полицейский урядник, волостной старшина и в особенности волостной писарь, я уже не говорю о священниках, преподававших закон божий и наблюдавших за тем, какие книжки дает учитель или учительница детям и какие они сами читают.Особенно доставалось учителям и учительницам от волостных, писарей и полицейских урядников, не имевших прямого отношения к учебному делу. На земских учительниц крестьяне…смотрели свысока: - Баба, какая же она учительница? А затем им не нравилось отвлечение мальчиков от домашней работы… легко себе представить положение этих идейных работников, зависевших открестьянского общества. Забитый, темный народ, только что освободившийся от крепостного ига, тоже хотел властвовать, а над кем можно властвовать, как не над беззащитными учительницами, большей частью находящимися в подозрении у высшего начальства? Пресмыкаясь перед власть имущими, крестьяне требовали того же от людей, находившихся хотя бы в небольшой зависимости от них. Часто приходилось слышать жалобы учителей и учительниц на то, что крестьяне не дают дров, приходится мерзнуть, что крестьянки не только не берут с них дешевле за молочные продукты, но даже дороже.» ( Тейтель Я.Л. Париж, 1925.) Несмотря на все трудности и лишения, сельские народные учительницы формировали слой деревенской интеллигенции. Они стали в дальнейшем опорой Столыпинской аграрной реформы, выполняя роль бухгалтеров, экономистов и казначеев будущих кооперативов и артелей. Своими знаниями они ограждали крестьянские сходы от аферистов, правильно составляя договоры о купле-продаже и землепользовании.
Большую роль в женском образовании играли частные гимназии. В городе действовали с 1867 года пансион Софьи Андреевны Шкот, с 1869 года заведение сестер Муравьевых, с 1871 года школа 1-го класса госпожи Романовской, с 1873 года учебное учреждение госпожи Серпинэ. Все эти элитарные пансионы имели по 10-20 воспитанниц, относившихся к привилегированным классам.
В конце XIX века частное женское образование демократизировалось и появилось сразу несколько прекрасных гимназий. На Николаевской, угол Заводской, открыла двери гимназия А.С.Хованской-Межак, расположившаяся в перестроенном бывшем ликеро-водочном заводе купца I гильдии Е.Н.Аннаева. В списках учебных заведений Самары она числилась под № 3. Вторая женская гимназия действовала на Соборной, рядом с коммерческим училищем. Популярносью пользовалась гимназия Н.А.Хардиной, открытая в 1899 году на Дворянской. Эта школа 1-го класса отличалась демократическими традициями. Фантастика, но тут отменили Закон Божий как обязательную дисциплину. Здесь преподавали политически неблагонадежные лица, находившиеся под надзором полиции. Немецкий язык вела М.Ф.Трейман, русский язык – М.В.Португалова, историю – П.А.Преображенский... Педагоги собирали деньги политкаторжанам, помогали партии РСДРП. Эту школу называли «красной» за новаторство в педагогике и прогрессивные идеи.
В 1895 году открылась гимназия сестер Ольги и Анны Харитоновых, переехавшая в 1903 году в респектабельный особняк купца Нуйчева на углу Почтовой и Самарской. Почетной попечительницей гимназии избрали графиню Веру Львовну Толстую. Фактически все традиции школы 1-го класса установила Ольга Александровна Харитонова. Она родилась в Тифлисе в 1872 году в семье полковника, окончила Санкт-Петербургское Александровское училище с большой серебряной медалью. Кроме того, она училась в столичном Александровском институте по специальности наставницы, где показала отличные знания в науке воспитания и практике обучения, русской словесности и иностранных языках. Об атмосфере, царившей тогда в граде Петра, читаем из воспоминаний князя П.Кропоткина: «Там шли горячие толки об открытии для женщин особых университетов и медицинских курсов, устраивались лекции и собеседования о школах и о различных методах образования, и тысячи женщин принимали в них горячее участие, обсуждая разные вопросы в своих кружках. Появились общества переводчиц, издательниц, переплетчиц и типографщиц... Словом, в этих женских кругах пульс жизни бился сильно...»
Так через новых людей, через свет знаний в провинциальную Самару врывались прогрессивные веяния, чаяния и надежды. Менялись нравы, менялась жизнь. В десятые годы XX века открывается Лодзинская гимназия О.Х.Шестаковой, Пушкинское женское Земское училище, Тургеневское высшее начальное училище. Заговорили о смешанном образовании, а также об открытии университета...

Билет в жизнь

Беспризорники были всегда, и власть пыталась бороться с этим явлением. До отмены крепостного права в России все проблемы, связанные с сиротами и незаконнорожденными детьми, отдавались на откуп помещикам. Всех родившихся детей огульно записывали в крепость и таким образом снимали проблему. Незаконнорожденных детей, в которых частично текла дворянская кровь, обычно усыновляли. Пример тому - литературный герой Л. Толстого Пьер Безухов, а в реальной жизни - редактор журнала «Колокол» - А. Герцен.
После проведения реформы 1861 года необходимо было создавать государственный механизм по социальной защите детства. Личная свобода, дарованная миллионам крестьян, в корне изменила общественно-экономическую ситуацию. Помещики устранялись от влияния на жизнь и быт бывших крепостных. Началось массовое обнищание крестьянства, возник слой босяков и бездомных. Для социальной защиты населения Александр II ввел механизм земства. Именно губернские и уездные земства стали снимать остроту общественных конфликтов с помощью специальных программ по защите населения от капиталистической стихии.
Земство взяло в свои руки решение задачи детской беспризорности. Цифры настораживали. Если в 1852 году в Самаре было обнаружено 7 подкинутых младенцев, в 1856 году - 14, то в 1860 году - уже 28. К 1862 году в губернском городе зафиксировали 151 подкидыша. Губернская земская управа совместно с городской Думой решала проблему двояким путем. С одной стороны формировалось общественное мнение, что богатые горожане должны брать подкидышей на усыновление или хотя бы просто на воспитание в семью. Газеты публиковали фамилии купцов, обнаруживших у себя на крыльце младенца в пеленках и сдавших дитя в полицию. В то же время морально поддерживались граждане, принявшие в семью такого ребенка. Так, Петр Семенович Аржанов, купец второй гильдии с женой Лидией Петровной удочерили девочку Елену и предоставили ей все права наследования. Купец Павел Федорович Жижин усыновил сироту Петю. Бугурусланский уездный предводитель дворянства Булгаков удочерил приемную девочку.
Вопрос об усыновлении часто решался в Самарском окружном суде. Читаем заявление: «Князь Дмитрий Георгиевич Туманов, проживающий в Самаре, I части по Панской ул., в номерах «России». Прошение. После умершей 16 декабря 1903 г. нарымской мещанки Марьи Васильевны Лосевой остались внебрачные дети Дмитрий, г. р. 11 октября 1902 г. и Федор, г. р. 20 сентября 1903 г., живут при мне. Я желаю их усыновить». Указ об усыновлении принят 14 февраля 1904 г. с согласия опекуна г-на Подбельского.
Статский советник Евгений Петрович Каржавин усыновил сирот Бориса и Софью и присвоил им свою фамилию. Механик Волжского пароходства Дмитрий Тютюков удочерил девочку Катю из семьи крестьян-погорельцев села Старый Буян. Екатерина Дмитриевна окончила с золотой медалью 1 Самарскую женскую гимназию и вышла замуж в 1906 году за художника и предпринимателя Константина Павловича Головкина. Купец Василий Ермолаевич Буслаев просил купеческое собрание походатайствовать перед властями об усыновлении его семьей мальчика. Объяснял он необходимость этого в том, что не имеет наследника. Приемный сын стал бы полноценным и законным наследником Буслаевского колокольного завода. Купеческое собрание пошло навстречу и выдало документ о том, что В. Е. Буслаев не проповедует вредного сектантства и обладает финансовым достатком.
А вот еще одна любопытная история. До наших дней дошли уникальные воспоминания удочеренной девочки Шуры:«Как рассказывали мои приемные родители, Александра Леонтьевна Толстая и Алексей Аполлонович Бостром, родилась я в земской больнице. Мать после родов умерла от водянки. У отца, кроме меня, осталось еще двое детей: сестра Настя, 8 лет, и брат Павел, 6 лет. Священник, отпевавший мою мать, был близко знаком с Александрой Леонтьевной. Он рассказал ей о том, что в земской больнице умерла от родов женщина, оставив младенца. На другой день Александра Леонтьевна поехала посмотреть на меня и, желая помочь, наняла кормилицу, которая оставила меня спустя три месяца. Ей нужно было возвращаться в деревню. А. Л. Толстая взяла меня к себе. Так я попала в семью Алексея Аполлоновича Бострома... Самое раннее мое воспоминание создает такую картину; «Мама сидит и печатает, печатает... А я играю в кубики и знаю, что мешать ей в это время нельзя. Мама предстает в моих воспоминаниях необыкновенно ласковой, немного полноватой для своих лет, с часто мигающими добрыми глазами. Папа в молодости был очень красив. Чуть выше среднего роста, с русыми вьющимися волосами, голубоглазый, он умел себя держать удивительно просто и в то же время с достоинством...» Можно проповедовать гуманизм, а можно жить по гуманным законам. К сожалению, это не одно и то же. Государственная политика по усыновлению не только снимала социальную проблему сирот, но и давала возможность наследовать капиталы. Это благотворно влияло на экономическую жизнь.
Сироты, от которых отказывались, поступали на попечение земства и думы. 25 марта 1864 г. открылся приют для подкидышей при земской больнице. Поначалу он рассчитывался на 12 детей, от грудничков до десятилетнего возраста. Горожане собрали 3661 рублей на содержание заведения. Приют открылся благодаря содействию жены губернатора С. В. Мансуровой, а также уездного предводителя дворянства В. И. Чарыкова и его супруги. Потребность в приюте оказалась столь велика, что в 1865 году он принял 87 детей. Ощущая нехватку жилых помещений, городские власти заложили фундамент Николаевского сиротского дома на углу Дворянской и Алексеевской. Губернатор бросил клич к горожанам по сбору пожертвований. Поступило 2498 рублей. Крупный землевладелец Ф. К. Алашеев, потомок первых служилых людей Самарской крепости, передал в дар 40 тысяч кирпичей. К августу 1865 года граждане собрали еще 9567 рублей на продолжение строительства. 8 сентября 1866 года часть здания была сдана в эксплуатацию и приняла первых 25 сирот. С 1869 года приют заработал в полной мере. Вот как описывает это заведение городской голова П. В. Алабин: «Оно состоит из большого одноэтажного каменного здания, с церковью посередине, со службами и большим садом, простирающимся до берега Волги. Помещение призреваемых детей во всех отношениях хорошо и удобно». На содержание приюта городская Дума изыскивала ежегодно до 5 тысяч рублей. Шефство над сиротами взял общественный Банк, отчислявший проценты с прибыли.
Николаевский детский приют стал специализированным учреждением для содержания девочек от 3 лет до 15. Девочки получали образование, а также трудовые навыки в собственной швейной мастерской. Воспитательницы учили вести домашнее хозяйство - стирать, гладить, проводить уборку жилых помещений, готовить пишу. Руководил приютом попечительский совет, избиравшийся городской Думой. Почетными попечителями являлись жена губернатора С. А. Аксакова, супруга бывшего городского Головы У. П. Гладкова, вдова коллежского асессора Н. И. Шахларева. Попечительский совет обеспечивал молодых девушек одеждой, бельем, денежными средствами, помогал найти рабочее место или содействовал продолжению в получении образования. Выходившим замуж выделялось приданое.
Для сирот мальчиков в Самаре с 12 января 1869года действовал Алексиевский детский приют. Свое название он получил в честь митрополита Алексия, небесного покровителя города.( Самарец. Справочник и Календарь на 1889год. Самара, 1888г.,с.330). К моменту открытия на его счету находилось 15100 рублей добровольных пожертвований граждан. Поначалу приют располагался то в одном, то в другом временных помещениях, выделявшихся городскими меценатами.
В 1871 году городская Управа приобрела земельный участок с садом на Николаевской под строительство непосредственно Алексеевского детского приюта. Дом получил адрес – Николаевская, 210. Собственный дом на 60 мальчиков стал реальностью благодаря пожертвованию купца Плешанова Ивана Михайловича огромной суммы в 18 тысяч рублей. Этот факт благотворительности стал известен при Дворе и вызвал восхищение самого Императора Александра II. При Алексеевском детском приюте было открыто самарское ремесленное училище имени Александра Благословенного, которое обеспечивало мальчиков высокой рабочей квалификацией. Выпускников приюта с удовольствием брали на самарские заводы. Бывших подкидышей можно было встретить и в механических мастерских Бенке, и на мельнице Соколова, и на фабрике Кеницера. Получая зарплату в 30-40 рублей в месяц, они могли снять квартиру, обзавестись семьей и стать полноценными гражданами губернского города. Таким образом, земством и думой выполнялась задача по социализации брошенных детей.
Иногда сиротами дети становились в связи с различными жизненными обстоятельствами. В 1892году после вспышки холеры управе пришлось открыть приют-училище для детей, чьи родители оказались жертвами эпидемии. В 1895году по распоряжению тюремного ведомства при губернском остроге , угол Алексеевской и Ильинской площади начал действовать приют для детей от 6 лет до 12 , родители которых отбывали срок..( ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1409,с.12).
С 1878 года в доме почетного гражданина Петра Ковригина на Саратовской или Николаевской, 164 открылся Мариинский приют для детей-сирот воинов, отдавших жизнь за Отечество.( Адрес-календарь и памятная книжка Самарской губернии на 1879г. Самара, 1878, с.135). Этот дом находился под особым попечительством городских и губернских властей, а также царского Двора. Россия при Александре II вела много кровопролитных войн, поэтому правительство создало специальное ведомство по защите детей, потерявших кормильцев, погибших при исполнении служебного долга. Институт Мариинских приютов создавался по всей державе и находился под управлением Императрицы Марии Федоровны. Предпринимателей, оказывавших благотворительную помощь Мариинским учреждениям, царский Двор награждал почетными грамотами, а также орденами и знаками отличия. Так, коллежский секретарь Михаил Дмитриевич Мордвинов по распоряжению Государыни Императрицы Марии Федоровны 30 января 1897 года получил право ношения золоченого знака, учрежденного для служащих по ведомству детских приютов. Подобный же знак и диплом получил самарский бакалейщик Алексей Ильич Егоров за гуманитарную помощь сиротам героев-воинов. Представители царской фамилии, прибыв в Самару, считали своим долгом посетить дом на Николаевской. Воспитанники приюта по окончании заведения пользовались государственной поддержкой и могли продолжить образование в средних и высших учебных заведениях Империи. Из них формировался привилегированный слой чиновников, офицеров и инженеров. 15 ноября 1898 года на средства Надежды Илларионовны Шахларевой при Мариинском приюте была построена церковь во имя св. Николая и св. мучениц Софии, Веры, Надежды и Любови. Храм стал символом Самары. Вера, Надежда, Любовь - вот те напутственные слова, которые говорил город своим детям с трудной судьбой.

Женские лики Самары

Прогуливаясь по улочкам старой Самары, по-домашнему тихим и уютным то тут, то там встречаем таинственных незнакомок. Вот на фасаде кирпичного особняка мелькнуло милое личико, а вот силуэт, застывший в камне. Кто он, эти дамы из прошлого – нимфы, музы, а может простые самарчанки, что они несут в себе? Какие тайны, страстные желания, искорки любви хранят в себе их застывшие уста?
Самарские женщины вдохновляли своих возлюбленных на большие дела. Купцы бросали им под ноги не только цветы или бобровые шубы, но и целые состояния. Возможно благодаря именно женскому обаянию старая Самара достигла в конце XIX века небывалого расцвета различных архитектурных стилей, и в первую очередь модерна, которым восхищаются и поныне.
Осенью 1905 года с Жигулевских гор дунул холодный ветер, срывая последнюю листву с вековых осокорей. В Струковском саду случайная публика пряталась от мелкого моросящего дождя под яркими китайскими зонтиками. Но та осень подарила художнику и предпринимателю Константину Головкину настоящую любовь, которую он пронес до конца своей жизни. Именно в Струкачах, так называли этот сад горожане, он познакомился с молоденькой гимназисткой, которая стала его судьбой. Екатерина только что окончила I Самарскую женскую гимназию с золотой медалью. Чтобы покорить сердце девушки, изысканный щеголь Константин Павлович заказал в Париже первый для Самары автомобиль. Именно в нем он носился с Катей по городским улицам, пугая извозчиков, разгоняя кур и другую домашнюю живность. За подобные лихачества городовые иногда составляли протоколы, и художнику приходилось оплачивать штрафы – за испуганную лошадь, за сбитую мускусную утку, за забрызганный грязью мундир чиновника.( Самарский краеведческий музей. Архив К.П. Головкина)
В 1906 году состоялась шумная и веселая свадьба. К. П. Головкин подарил молодой жене, а разница у них была в 17 лет, прекрасный загородный особняк в стиле модерн, построенный по его личному проекту из полого кирпича, собственной разработки. Семейное счастье на берегу Волги в Студеном буераке, у пятой просеки охраняли два огромных слона, вылепленные из гипса в собственной мастерской художника.
Другой крупный самарский предприниматель и общественный деятель Александр Георгиевич Курлин построил в 1903 году для своей молодой жены, самарской красавицы Александры Павловны прекрасный особняк в стиле модерн. Заказ выполнял мастер нестандартных проектов - архитектор А. У. Зеленко. Семейное счастье длилось не долго, мужа разбил паралич, и Александре пришлось взять все коммерческие дела семьи в свои руки. Курлиным принадлежали в Самарской губернии сельскохозяйственные угодья, где выращивалась пшеница твердых сортов, экспортировавшаяся в Европу. В ее распоряжении находились также салганы и салотопенные заводы, продукция которых отправлялась в северную столицу. Молодая женщина, хрупкая и обаятельная, наизусть игравшая на рояле Моцарта, Бетховена, Шопена и Листа, проявила талант предпринимателя. Это не случайно, ведь она была дочерью Павла Михайловича Журавлева, владельца крупнейшего механического завода, располагавшегося на спуске Алексеевской улицы. (Самарский краеведческий музей. Архив Курлиных).
Самарский купец I гильдии Павел Иванович Шихобалов также нашел свою музу среди самарчанок. Ею стала дочь миллионера зерноторговца Лаврентия Семеновича Аржанова – Вера Лаврентьевна. П. И. Шихобалов построил для своей суженной особняк на Заводской. Уважая увлечение жены античным искусством, он украсил семейный дом фигурами атлантов. Титаны должны были поддерживать благополучие и укреплять бизнес. Сама Вера Лаврентьевна почиталась как одна из образованнейших женщин города. Она самостоятельно выучила английский и французский языки, много путешествовала по Европе и Азии. На Западе она вместе с мужем покупала картины европейских художников, а потом коллекцию подарила городу.(Самарский художественный музей. Воспоминания В.Л. Шихобаловой о путешествиях.)
Читатель может подумать, что образованность являлась привилегией аристократок. Это не так. Реформы Александра II в сфере образования дали свои всходы. Классическое гимназическое образование получали многие самарчанки. Политика правительства была направлена на установление равноправия полов. А полноценный гражданин общества – это грамотный, высококультурный человек. Гимназии не только давали знания, но и прививали интеллигентность. Под интеллигентностью понималась работа души, умение мыслить. Лозунг преподавателей был – «живи и думай».
Самарские девушки учились не только физике и математике, они глубоко изучали российскую историю по работам Карамзина, Соловьева, Ключевского. Они учились этикету, получали искусствоведческие навыки и основы педагогики. Для успешного осуществления общеобразовательной программы государство опиралось на самих женщин. При каждой гимназии существовал попечительский совет, в который входили жены дворян, купцов и чиновников. Во главе попечительского совета 1-ой самарской женской гимназии находились Ее Превосходительство Варвара Федоровна Якунина, жена губернатора, Надежда Васильевна Батюшкова потомственная дворянка. Вот их отчет за 1910 год: «В I полугодии 52 ученицы освобождены от уплаты за обучение. Выделена сумма 892 руб. 52 коп. Во II полугодии обучение оплачено 40 ученицам. Размер помощи 730 руб. 12 ученицам выделена ткань на форму, трем закуплена обувь, 13 учениц получали горячие завтраки, выделено два денежных пособия…»
Во главе общества вспомоществования нуждающимся 2-ой Самарской женской гимназии была Аделаида Адольфовна Фолькман. Общество обеспечивало учащихся книгами, учебными пособиями, приютом для неимущих, снабжение медицинским пособием и лекарствами открывало для бедных учениц столовые, предоставляло дешевые квартиры… Подобную работу в частной женской гимназии Н. А. Хардиной возглавляла жена статского советника Аделаида Владимировна Тейс. Наиболее богатые самарчанки открывали именные стипендии в учебных заведениях. Читаем архив: «Супруга покойного графа Н. А. Толстого Вера Львовна согласна на предоставление дворянской стипендии в среднем сельскохозяйственном училище Самарского земства Александру Кикину до окончания полного курса. Последний вступительный экзамен сдан». Самарские дамы сто лет назад гордились количеством своих именных стипендий в учебных заведениях.(ГАСО,Ф. 465,оп.1,д.2294)
Огромную работу по просвещению самарских девушек проводила княгиня А. С. Хованская, имевшая гимназию на углу Заводской и Николаевской. Она, истинная аристократка, считала, что умная и образованная женщина – основа стабильного общества, защита от всяких псевдореволюционных потрясений. Вот с таким аттестатом самарская девушка шла в жизнь: «Представительница сего, ученица YII класса Самарской 3-ей женской гимназии Серафима Колчина дочь доктора, православного исповедания, имеющая от роду шестнадцать лет… вела себя отлично. Закон Божий – 5, русский язык с церковнославянским и словесностью – 5, математика – 5, география всеобщая и русская – 5, естественная история – 5, история всеобщая и русская –5, физика и математическая и физическая география – 4, чистописание и рукоделие – 5. Обучалась необязательным предметам гимназии: педагогике и французскому языку – 4, немецкому языку и гигиене – 5. На основании установленных правил Серафима Колчина удостоена звания ученицы и награждена серебряной медалью. Ей предоставлено право занимать должность домашней наставницы или учительницы.(Личный архив авторов).
Иногда образованность женщин создавала семейные конфликты, так как самарские нравы отличались архаичностью и консервативностью. Некоторые купцы хотели видеть в своих женах простых домохозяек и детопроизводительниц. Почти домостроевской считалась семья Антона Николаевича Шихобалова. Он женился на образованной купеческой дочери Елизавете Матвеевне Рахмановой. Та устроила настоящую революцию в быту, отказавшись выполнять черную работу по дому, в том числе полоскать белье на реке. Купец-миллионер смирился, и жена наградила его девятью сыновьями и пятью дочерьми.
Широкая образованность самарских дам позволяла им не только укрепить свой статус в семейных отношениях, но и помогала в бизнесе. Дело они брали в свои руки чаще всего в связи с необходимостью, по воле судьбы. Уронить престиж Торгового дома считалось несмываемым позором для семьи. Так вдова Василия Федоровича Жукова, даже расширила чайное дело, купив еще один дом-магазин на углу Заводской и Николаевской.
Подобная судьба ждала и купчиху Марию Кондратьевну Санину. Ее муж считался крупнейшим бакалейщиком в городе. Иван Львович закупал диковинные деликатесы в столице и за границей. Покупать у И. Л. Санина считалось престижным. По вероисповеданию купец был старообрядец белокриницкого толка. Несколько раз он пытался получить разрешение на строительство староверческого храма. Умирая, он завещал своей жене укрепить торговлю и воздвигнуть церковь. В 1912 году вдова Мария Кондратьевна получила разрешение на строительство старообрядческой церкви белокриницкого толка на своем дворовом месте в количестве 1046 квадратных саженей на улице Л. Толстого. Городские власти пошли навстречу вдове раскольника лишь после того, как она подарила Самаре два участка земли на Воскресенской площади под общественные столовые для бедных стоимостью в 170 тысяч рублей.( ГАСО, Ф.465,оп.2,д.130)
Другая самарская дама, вдова коллежского ассесора Надежда Илларионовна Шахларева выделила значительные средства и свою частную землю на улице Николаевской для строительства церкви во имя св. Николая и св. мучениц Софии, Веры, Надежды и Любви. Строительство храма началось в 1896 году, а спустя два года 15 ноября 1898 года его освятили. Церковь построена в русском стиле из красного кирпича, основным производителем которого считался Летягинский завод.
В конце XIX века имя купца Ивана Петровича Летягина гремело по всей Самарской губернии. С ним заключали договоры на строительство Жигулевского завода А. Ф. фон Вакано. Только с ним стремился иметь дело Торговый дом Дмитрия Ермиловича Челышева. Однако производство семейство Летягиных вело по старинке, качественно, но дорогостояще. А кирпича в то время требовалось с каждым годом все больше и больше. Стали внедряться новые технологические процессы, использовались Гофманские печи, пробивал себе дорогу дешевый белый силикатный кирпич. Иван Петрович переживал очень остро медленную гибель своей кирпичной империи. После очередной неудачи с ним случился удар. Дело пришлось принять вдове Марии Ильиничне Летягиной. Вместе с заводом к ней пришли, к сожалению, и мужнины долги. Кредиторы требовали немедленно выплатить 18 тысяч рублей. Мария Ильинична обратилась за помощью к старосте купеческого собрания и в городскую Думу. Под поручительство купеческого собрания платежи отсрочили. Вдова попыталась переориентировать свой бизнес и открыла на углу Заводской и Саратовской гостиницу «Северная». Реклама гласила – лучшие блюда, по вечерам играет струнный оркестр, поют цыгане. Как утопающий хватается за соломинку, так Мария Ильинична выискивала все новые способы зарабатывания денег. Так при гостинице открылся синематограф, и самарская публика визжала от восторга, когда на нее с экрана летели паровозы, махали крыльями аэропланы. Под бряцанье тапера можно было приобщиться к жизни высшего света в Царском селе. Однако налог за гостиницу составлял в год 1700 рублей, и дела не поправлялись. М. И. Летягина открывает лесопилку на Лесной, ныне район улицы Осипенко, отправляет сыновей Василия и Николая обучаться в юнкерском училище. В 1908 году за вдову заступился городской Голова Дмитрий Кузьмич Мясников, который сказал, что Летягины представляют свет самарского купечества, что они многие десятилетия являлись исправными налогоплательщиками и приносили весомый доход городской казне, город не имеет права их пустить по миру. Такой поступок будет считаться не христианским. Однако деньги диктуют свои законы, зачастую далекие от нравственности и человечности. С молотка ушли заводы, дом, лесопилка. Вдова Ивана Петровича была допущена жить в каморке при бывшей собственной лесопилке.(ГАСО,Ф.352,оп.1,д.27,с.48,154). Прогуливаясь по старому городу, вы наверняка увидите клеймо «Заводы И. П. Летягина» и тогда вспомните эту грустную история.
Гостиничный бизнес порой приводил милых дам к коммерческому успеху. Так вдова Шадрина успешно развивала дело своего умершего супруга. День и ночь работала ее лесопилка, все на той же Лесной улице. По договору с верховьев Волги к ней шли огромные плоты, которые потом превращались в доски, фанеру, сырье для спичечной фабрики Зелихмана «Волга». Большой барыш давала знамения гостиница на Соборной, рядом с Новотроицким торговым комплексом. Само расположение с местом, куда съезжались купцы со всего Поволжского региона, не могло не привести к успеху. После удачных сделок купцы отрывались в Шадринском ресторане от души. Тут же крутились девицы легкого поведения, которые норовили стянуть кошелек у подгулявшего миллионщика. Богачи проматывали по несколько «катенек» за ночь. Ретивые официанты сбивались с ног, принося из огромных подвалов гостиницы то «Сан-Рафаэль», то «Бургундское», «Смирновку» или «Рижский бальзам». Отметим, что Шадриной приходилось делить прибыли с Каргиной, вдовой бывшего совладельца кондитерской фабрики Савинова-Каргина. Этот удачно расположенный дом, построенный в русском стиле, являлся собственностью Матрены Викторовны Каргиной. Проектировал это украшение Соборной улицы в 90-е годы XIX века архитектор А. А. Щербачев.
Успешный ресторанно-гостиничный бизнес вела и владелица мадам Ильина. Ее гостиница на Панской, 2 располагалась весьма удачно. Рядом Набережная, много пристаней. Туристы сходили с палубы парохода и за 50 копеек в сутки могли снять номер. В холле – телефон, свежие газеты. Правда молва гласила, что проституток здесь больше, чем тараканов. Но реклама Ильиной в газете это опровергла такими словами: «На вымыслы извозчиков просим внимания не обращать».
Трудно наверное приходилось слабой женщине. Под окнами ее двухэтажного кирпичного дома бушевал Бурлацкий рынок, порядок на котором поддерживал единственный полицейский, да и тол хромой и всегда навеселе. Постоянно здесь вспыхивали драки, стычки, а порой и кровавая поножовщина. Если покупатель возвращался домой с тухлой рыбой, то он говорил жене: «Слава Богу, живой остался». Так вот мадам Ильина начала торговать здесь впервые в Самаре беляшами. Раньше город знал лишь пирожки. Возвращавшиеся из турецкого плена солдаты рассказали, как можно делать мясное кушанье по новой технологии. Производство беляшей легче поставить на поток, проще контролировать, чтобы мясо внутри прожарилось, ведь оно часто открыто. Однако консервативные самарцы поначалу кушанье приняли в штыки, мол открытая начинка – приманка для мух, да к тому же все турецкое считалось бусурманским, а значит вредоносным. Недаром в подворьях распевалась частушка: «Ах, вы турки-азиаты, из-за вас пошли в солдаты». Беляши прозвали «блевашами». Ильиной пришлось проводить целую кампанию по пропаганде нового блюда. Дармовые беляши сломали все предрассудки и весьма пришлись по вкусу городской голытьбе и хулиганам-горчишникам. Позже они вошли в меню чайных и закусочных Самары. ( Личный архив авторов).
По-разному входили самарские женщины в бизнес. Некоторым молодым девушкам дело переходило просто по наследству от умерших родственников. Так Анне Самсоновне Фильчугиной на 1900 год перешла собственность в виде дома по улице Панской, 68 стоимостью 4 тысячи золотых рублей. Кроме того, она стала владелицей фруктового сада в 1576 кв. саженей, расположенного между артиллерийскими казармами и Постниковым оврагом. За всю эту недвижимость А. С. Фильчугина обязалась переводить ежеквартально налоги на сумму 300 рублей. Все это требовало коммерческой деятельности. В таких условиях на печи не отсидишься. Молодая женщина открыла на первом этаже чайно-хозяйственный магазин оптово-розничной продажи, а часть помещений сдала в аренду земским врачам.
Сводить дебет с кредитом ей помогал бухгалтер А. П. Пантеровский, за которого она в последствии вышла замуж. Магазин процветал. За маслом, посудой, самоварами, керосином сюда приезжали крестьяне со всей губернии. Торговля не прекращалась ни на минуту. Оптовики обслуживались как ночью, так и в воскресенье, и праздничные дни. Использовать наемный труд в ненормированное время запрещалось законами Российской империи, а потому на Пасху и Рождество за кассу садилась сама Анна Самсоновна, а посетителей обслуживали ее дети.(Личный архив Ю.С. Саганбекова).
О том, как жилось наемным труженицам в самарских торговых фирмах мы можем узнать из воспоминаний Варвары Гордеевны Акининой 1891 года рождения: «Хотела поступить в фельдшерское училище, но моя подруга, которая училась в гимназии княгини Хованской, посоветовала: «Варя, ты поступай на курсы машинописи. Проработаешь немного, а получать будешь столько, сколько фельдшер». Курсы машинописи закончила, а на бирже труда мне места машинистки не нашлось, зато требовался кассир в столовую Мулина. Пришла к хозяину. Он спрашивает: «А работать на кассе сумеете? Я отвечала: «Зверей учат, а я человек». Получалось. Работала с 12 часов дня и до 12 часов ночи. Пускали в столовую только интеллигенцию, у входа стоял швейцар. Трудно приходилось, не высыпалась. Снимала комнату в доме на Панской, где теперь поликлиника. Как-то туда заехал муж моей крестной, купец села Августовки. Рассказал он мне следующее – приехал по торговым делам в Самару, встретил приятеля, хозяина крупного магазина. Тот пожаловался, мол, нужен честный кассир, только таких не найдешь. Крестный и предложил меня. Скоро ко мне зашел молодой человек, отрекомендовавшийся племянником Николая Ивановича Попова, владельца фирменного магазина на Соборной.
Я пошла к Николаю Ивановичу. Оказалось, мы знаем друг друга. Еще девченкой я у него покупала товар для лавки отца… Работа в фирменном магазине мне понравилась. Я модно одевалась, сделала парик из бабушкиной косы. Жена губернатора и вице-губернатора подходили ко мне, раскланивались. Я их на склад провожала за товарами. Случай помню. Воры из Варшавы хотели обокрасть магазин. Они дали задаток 500 рублей, якобы за аренду помещения. Вечером взломали кассу, а выручку я успела уже сдать. Так их 500 рублей и лежали. Грабеж не состоялся…
В дальнейшем перешла в фирму Кудряшова-Чеснокова, поскольку они своих служащих кормили бесплатными завтраками и обедами. А Николай Иванович, когда уходила, аттестат выдал: «Настоящий аттестат выдан крестьянке Самарской губернии Николаевского уезда села Морши, Варваре Гордеевне Филякиной, в удостоверении того, что она проработала в моем деле в качестве кассирши с 9 декабря 1913 года по 25 августа 1915 года. К возложенным на нее обязанностям относилась аккуратно, с полным знанием своего дела. Ни в чем предосудительном замечена не была и службу оставила по своему личному желанию». У новых хозяев обед готовила кухарка, нанятая для служащих. Она спрашивала всех: «Как кормить?» Мы заказывали. На завтрак ели блины, блинчики, жареный картофель, на обед – щи, суп, кашу молочную пышную. Ужинала дома одна – молоко с хлебом, яйцо варила… На работе слыла модницей. Любила блузки разные. Нравился особенно серый цвет, черный с белым, розовый. Когда шила, фасоны сама придумывала. Носили тогда в стиле «тюник», рукав длинный с большим манжетом, гипюровыми вставками, украшали разными воротниками. Одевала я пиджаки, юбки клеш то с оборкой, то плиссированные или в складку кругом. В моем гардеробе было много платьев, юбки и пиджаки одного тона подбирала. Я курс танцев окончила. Танцевали польку, мазурку, под-испань, под-играз… Однажды пришла на танцы. На мне была блузка, отделанная мехом. Увидела инженера красивого и подумала: «Вот бы с ним познакомиться». Мой будущий муж говорил потом: «Я как вошел и подумал – вот бы с этой барышней познакомиться».(Личный архив Натальи Обориной).
Дамы из бомонда жили иначе. Интереснейший срез из прошлого в зарисовках оставил нам вице-губернатор Иван Францевич Кошко. 1906 год: «…По словам местного общества, госпожа Наумова была добрейшей, деликатнейшей женщиной, которую все любили. Она в это лето жила с детьми где-то во Франции, кажется, в Аркашене…
У мадам Якуниной гостила мадам Гирс, жена ревельского вице-губернатора А. Ф. Гирс. Она любила играть в карты.
Графиня Е. А. Толстая (дочь пензенского помещика) была настоящей русской красавицей. Взглянув на это лицо, так и представляешь себе, как бы ей шел костюм русской боярыни. Она была очень приветлива, и все у них в доме отлично себя чувствовали».
Конечно дамы из высшего света не только играли в карты и пили шампанское. Многие из них занимались воспитанием нравственности через проведение праздничных благотворительных вечеров для самарской молодежи. Читаем «Самарскую газету»: «В субботу 4 января 1903 г. в зале Коммерческого собрания состоится устраиваемый Марией Сергеевной Позерн в пользу студентов-специалистов концерт. По окончании танцы». 6 января того же года Надежда Васильевна Батюшкова проводит музыкальный вечер в пользу студентов университетов. Нина Тимофеевна Крицкая жена полицмейстера организовала регулярные благотворительные вечера для бедных гимназистов в гостинице братьев Ивановых на Дворянской, 103 с танцами и бесплатными ужинами.
Губернские власти всячески поощряли благотворительность самарских горожанок. Их награждали специальными правительственными медалями, почетными титулами, а также приглашали на балы. Так 16 мая 1901 года губернское правление провело помпезный банкет, посвященный 50-летию Самарской губернии, на который пригласило самарских меценаток в лице Веры Нестеровны Осоргиной, Анны Федоровны Головиной, Марии Федоровны и Елизаветы Дионисовны Алашеевых, Анастасии Христофоровны Наумовой, Софьи Борисовны Брянчаниновой, Александры Павловны, Варвары Александровны и Екатерины Александровны Чемодуровых, Ларисы Аристарховны Реутовской, Надежды Александровны Путиловой, Анны Борисовны Шелашниковой, Ольги Борисовны Обуховой…(ГАСО,Ф.663,оп.1,д.37,с.41).
К сожалению, современному самарцу эти фамилии ничего не говорят. Но отметим, что род Алашеевых начинается с первых государственных людей, построивших в 1856 году Самарскую крепость. Шелашниковы в своем имении производили «Шелашниковское» масло, не менее популярное, чем «Вологодское».
Богатые купчихи ничем не уступали в благотворительности аристократии. Так владелица хлебных амбаров Елизавета Ивановна Субботина выделила деньги на строительство нового здания Реального училища на Казанской. Почетная гражданка Е. И. Субботина обратилась с письмом к городскому Голове: «Имею честь покорнейше просить вас доложить Думе следующее заявление: Самарское реальное училище, дав закончить среднее образование моим сыновьям, получившим право поступления в высшее специальное учебное заведение, сделало меня нравственно-обязанной по отношению указанного училища … я остановилась на мысли выстроить за свой счет новое здание на месте двух неприспособленных». К осени 1909 года прошло освещение здания и церкви. В благодарность городская Управа предложила поставить в актовом зале портреты жертвователей, учредить на счет города в Горном институте две стипендии имени Елизаветы Ивановны и ее супруга Андрея Андреевича Субботиных для бедных студентов, закончивших самарское реальное училище.
Массовый подъем благотворительности проявили самарские дамы в трудную годину для страны. Так во время русско-японской войны самарчанки проводили сбор средств и вещей в помощь русским воинам. Читаем архив: «Надежда Михайловна Воронцова передала 12 мужских сорочек. Надежда Петровна Куроедова предоставила 8 пар носков и две мужских сорочки, Благодатова выделила 27 рубашек для воинов и 4 пары носков».(ГАСО,Ф.663,оп.1,д.41,с.49).
Еще больший подъем благотворительности вызвала Первая мировая война. Присяжный поверенный А. Г. Елшин писал в дневниках, что самарчанки из всех сословий сутками дежурили в госпиталях, развернутых по городу. Меня потрясало, говорил он, как молодые столбовые дворянки, не боясь крови и инфекций, оказывали медицинскую помощь искалеченным солдатам. Кстати будучи гуманистками, они не делали исключения и турецким раненым военнопленным, приносили им домашнюю еду, теплые вещи. Самарчанки не боялись даже входить в тифозные и холерные бараки.
Чтобы лучше понять женский лик Самары, опишем судьбу одной из простых горожанок, ведь мир внутри каждого человека бесценен и по нему легче увидеть мир внешний. Дольновы, владельцы мясной лавки, выдали свою дочь в 1913 году за машиниста депо «Самары» Александра Антоновича Авдонина, родственника дворян Елшиных. Анне исполнилось только 15 лет, пришлось бросить самарскую гимназию №2, ведь семья – дело святое. Мужу было уже под тридцать. Он твердо стоял на ногах, имел собственный на Соловьиной, 31. Подружки-гимназистки завидовали: «Такой жених на дороге не валяется».
Анна Осиповна в новом статусе замужней дамы сидела целыми днями дома: занималась рукоделием, шила на зингеровской машинке. Любила она коллекционировать русские кружева, пуговицы, посуду, этикетки от чая, почтовые открытки с видами Самары, Волги, поздравительные к Христианским праздникам. Иногда вечерами самарская семья выезжала на театр или посещала выставки.
На восьмой просеке у Дольновых располагалась дача, где сами хозяева выращивали вишни, яблоки, груши, сливы, малину, крыжовник. Анна со своей матерью запасалась на целый год вареньем, которое делали по старинным самарским рецептам. Сладкий пахучий продукт с различными добавками разливался по банкам, запечатывался бумагой, на которой ставился номер. Зимой каждому виду варенья приходил свой черед: одно ели на Рождество, другое в Крещенские морозы, третье берегли на Масленицу к блинам. В особо торжественных случаях хозяйка дома потчевала гостей крыжовенным королевским вареньем с орехами. Особенностью любого такого самарского дома среднего достатка назовем добротность и какое-то тихое благополучие.
А. А. Авдонин считался крупным специалистом, пользовался уважением коллег. Да в принципе профессионализмом в работе никого тогда удивить нельзя было. Так называемое мещанство лишь процветание городу несло. Люди отдавали себя работе, а уж дома отдыхали, как считали нужным, по-английски: «Мой дом – моя крепость».
Самарские старики рассказывали: «Когда большевики пришли, по-другому стало. Домашний уют злом объявили. Поначалу даже женщин экспроприировать хотели, но сифилис помешал. Комиссары ходили и, если где тюлевые занавески висели, камнями по окнам. Хозяин заругается, с наганами входили – и конец мещанскому миру. Кто знает, сколько горожан расстреляли за украшение новогодней елки.
Отец Анночки Осип Матвеевич Дольнов с горя помер. Дом его на углу Садовой и Полевой отобрали, а вдов вдове разрешили остаться, глумливо написав в ордере «с правом проживать в прихожей». На сундуке она и померла. Анну Осиповну с мужем не тронули. Машинисты советской власти понадобились. Несмотря на беспощадную борьбу с мещанским бытом, Авдониным удалось сохранить кусочек старой Самары в своей квартире: старинный буфет, комод, журнальный столик, кровать с царскими орлами на спинках, чернильница с собачкой, абажур, самовар, граммофон… Жили они в своем доме на Соловьиной, а повсюду советская власть маршировала: ходили пионеры с плакатами, трубачи «Интернационал» выдували. Комсомольцы старинные кладбища громили, чекисты кого-то в «воронках» увозили.
Вдруг Авдониным письмо из той жизни пришло, дореволюционной. Да нет, его не почта задержала на 10 лет. Дальние родственники, предприниматели из Австралии, написали: «Все, мол, у нас как и раньше. Молоко приносят к крыльцу, от товаров полки магазинов ломятся, только говорят чудно, по-английски». Из Австралии они фотографию прислали. Семейная чета бывших самарцев на фоне пальмы. Родственники к себе звали, мол хватит судьбу испытывать. Хорошие машинисты и за океаном нужны. Что-то патриотическое в Авдониных заиграло, и остались они в Самаре. А если прошлое вспоминалось, доставали бабушкину лаковую шкатулку, подаренную женихом в день венчания. Любовались искусственными цветами, примеряли фату, рассматривали украшения. Часами хозяева глядели на фотографии из семейных альбомов.(Личный архив Н.Р. Статишиной). Наступали сумерки. Зажигали свечи. Воск таял и, стекая, как бы плакал о невозвратном.
 
Нынче мороз-художник,
Стекла – его холсты,
Нежно и осторожно
К нам наведет мосты.
Княжеский герб спесивый
 
Или печаль купца…
Из ледяных архивов
Нежный овал лица.
 
Тает рисунок тонкий,
Пусто мое окно.
Образом незнакомки
Солнце увлечено…


Утопив обыденность в каскадах серпантина

Православие близко русскому человеку, так как в нем всегда после поста приходит праздник, да еще какой праздник, тот самый настоящий, когда забываются все невзгоды и души людей сливаются в одном радостном счастливом порыве. Это как песня, которая сама собой прорывается помимо воли, помимо рассудка. Это как танец, когда ноги сами бросаются в пляс безудержно, неукротимо.
Главным российским праздником считалось Рождество с последующей Святочной неделей и встречей Нового года. Нигде праздник не являлся столь естественным и природным, как в деревенской глуши. Вот как его описывает Н.Г. Гарин-Михайловский в самарской глубинке: «Задолго до Рождества в школе начинались оживленные толки о предстоящей елке. Этою елкою бредили все без исключения дети деревни. Быть на елке – это было такое их право, против которого не смели протестовать самые грубые, поглощенные прозой жизни родители. Как бы ни был беден, а в чем-нибудь да принесет заплаканного пузана в новой ситцевой рубашонке, торчащей во все стороны. Станет на пол такой пузан, воткнет палец в нос и смотрит на громадную, всю залитую огнями елку… Но вот начинается с таким нетерпением ожидаемая раздача подарков и лакомств. Ученикам – бумага, карандаши, дешевые книжки и шапка орехов с пряниками, другим – ситца на рубаху, кушак и тоже пряников с орехами. С елки каждому по выбору срывается что-нибудь по желанию. И, боже мой, сколько волнения, сколько страху, не промахнуться и выбрать что-нибудь получше! Но самое главное происходило на третий день, когда елка отдавалась ребятишкам на разграбление. Детей выстраивали в две шеренги, и - по команде - между ними падала елка. Каждый спешил сорвать, что мог. Нередко радость кончалась горькими слезами трехлетнего неудачника, не успевшего ничего взять. Но горе такого скоро проходило, так как из кладовых ему с избытком наверстывали упущенное».
Николай Георгиевич на протяжении трех лет, с 1883 по 1885 год пытался вести хозяйство по-новому в собственном имении Гундоровка. Здесь он хотел слиться с народной жизнью, вывести крестьян из нищеты, дать им свет знаний. Во многом благотворительность связывалась со Святочной неделей: «На первый день праздника, после церкви, мы с женой отправлялись на деревню и развозили скромные подарки: кому – чай и сахар, кому – ярлык на муку, кому - на дрова, кому – крупы, кому – говядины. Вечером елку посещали ряженые парни, молодые бабы, девушки – все, нарядившись, как могли, являлись погрызть орехов, поплясать и попеть. Костюмы незамысловатые: девушки в одежде братьев, братья в сестриных сарафанах, неизбежный медведь, мочальная борода, комедия волжских разбойников. На другой день обед бабам и обед на Новый год мужикам. Бабам со сладостями, мужикам с водкой…»
Темными длинными вечерами в Святочную неделю молодежь собиралась в избах и при свете лучины пугала друг друга ужасными рождественскими историями. Мистика, страх всегда сопутствовали этому празднику. Леденящие душу повествования записал в конце XIX века крестьянин Самарской губернии историк Федор Яковлев: «Не особенно далеко от нас находится гора Сваха. Это название она получила так: однажды была свадьба, и было уже совсем поздно, когда гости придумали новое развлечение: они решили с горы прокатиться. Это происходило зимой. Когда, накатавшись вдоволь, поехали обратно, но так разогнали лошадей под гору, что одна сваха вылетела из саней. В общей свалке этого не заметили, и сваха замерзла. С тех пор гора и получила это название. Иногда сельчане нет-нет да и слышат там женский голос: «Помогите, холодно, замерзаю…»
Народ ежится, садится теснее друг к другу и под завывания холодного северо-западного ветра за окошком слушает уже другую историю: «Ехал однажды барин вечером через рощу и видит, что невдалеке от дороги стоят две свечи. Барин говорит: «Что это такое? Сходи-ка, посмотри!» Но ямщик знал, что это такое, а именно: место нечисто, и говорит: «Нет, барин, не могу. Это место нечисто, а если подойти к нему, то провалишься сквозь землю». Тогда барин предложил сто рублей. Но ямщик не пошел. Барин рассердился и говорит: «Ну, как знаешь, я сам пойду». Слез и пошел, и что же? Как он только подошел, так и провалился сквозь землю. А свечи с тех пор там больше не горят».
Особо щекотал нервы рассказ «Гордеев дол»: «Этот дол находится версты за две от нашего села, и о нем сохранилось предание. Он весь окружен горами, покрытыми лесами, и раньше здесь проходила дорога в наш уездный город Б. Давным-давно в этих лесах жили разбойники, они грабили всех проезжих, никого не щадили. Однажды они напали на богатого купца Гордея и избили его. Жена его похоронила и в честь мужа поставила большой железный крест на самой верхушке, так что он виден отовсюду. Много лет спустя один мужик пошел в дол и там его по какой-то причине задержали. Чтобы скорее попасть домой, он пошел не дорогой, а горами, как раз через Гордеев дол. К нему он подошел часов в двенадцать, и вокруг он слышит, что кто-то стонет, плачет, зовет на помощь. Мужик бросился на крики. Идет, идет, а никого, и все поднимается вверх на гору. Вдруг уже совсем близко от него возник крест, а около него видны какие-то белые существа. Тогда сообразил, что это стоны и крики умерших и что это они и сидят. Мужик бросился бежать без оглядки и вдруг слышит, что вслед кричат: «Ага, догадался! А то бы не быть тебе в живых». (ГАСО,Ф.558,оп.1,д.248,с.1). Мужик без памяти прибежал домой и, прохворав некоторое время, умер». Слушатели молча расходились за полночь. Идя домой, они боялись каждого куста, любого шороха. Зима вьюжила, заметая дороги, засыпая снегом дома. В такие минуты человек ощущал свою слабость перед всесилием природы, в нем просыпались древние языческие глубинные корни.
Язычество стучалось также и в каждую дверь городских квартир губернской Самары, где целую рождественскую неделю царили восхитительные таинственные традиции. Горожане на время забывали о трудностях повседневной жизни и становились наивными веселыми детьми. К празднованию Рождества и Нового года готовились заранее, каждый по-своему, проявляя находчивость, остроумие, фантазию. Торжество объединяло всех: и губернатора, и приказчика, и полицейского, и торговца с Троицкого рынка.
Декабрь считался удачной порой для предпринимателей. Газеты пестрили рекламой: «Лучшие подарки к Новому году!», «Все для новогоднего стола!», «Рождество без шампанского от Воронцова-Дашкова просто невозможно!». Новогодние подарки продавались во всех магазинах, да и сами магазины превращались в чудесные Дворцы, украшенные гирляндами разноцветных лампочек, флажками, искусственными цветами, в витринах стояли новогодние елки и большие, почти в человеческий рост, веселые Деды Морозы, сделанные из папье-маше или фарфора. Елочные украшения в огромном количестве производились на местных заводах, но наиболее искушенные горожане покупали столичные «штучки». Санкт-Петербургские наборы стоили от 5 до 100 рублей и включали в себя свечи, флаги, обезьянок, фейерверк, бусы, хлопушки, бразильских птичек, бабочек, дождь, блестящие шары.
Особенно тщательно самарцы выбирали рождественские и новогодние подарки для своих близких. Владельцы ювелирных магазинов ликовали: ведь за месяц они продавали золотых колец, различных бус, заколок, запонок, фермуаров, портсигаров, инкрустированных драгоценными камнями, больше чем за весь год. Дворянские оружейные коллекции пополнялись под Новый год ружьями льежской мануфактуры «Зауэр и сын». Торговал оружием А. Гинц на Панской. Его приказчики бегали по всему городу с предложением новых образцов охотничьих ружей и револьверов. Купец Шанин все на той же Панской удачливо торговал фотоаппаратами, граммофонами, волшебными фонарями-биоскопами. Любили самарцы дарить друг другу под Новый год гарцких и тирольских канареек, говорящих серых и зеленых попугаев, золотых рыбок. Все эти живые диковинки проворотливые предприниматели везли из-за границы специально к Рождеству.
Предновогодние дни считались золотой порой также для самарских портных и модельеров. Каждая горожанка стремилась заказать к Рождеству новое платье или костюм, чтобы удивить своим нарядом знакомых. Модными бальными платьями из шифона и газа торговала фирма «Братья Пиннекер». Дорогие меха к рождественским морозам покупали в «Торговом доме П.В. Щетинкина» на углу Соборной и Предтеченской. Праздничные наряды для детей, костюмы сказочных героев, маски приобретали в магазине «Детское приданое», что находился на углу Дворянской и Алексеевской площади.
Городские власти выделяли средства из бюджета для праздничного украшения города. На центральных площадях и улицах ставились общественные елки, заливались дорожки Струковского сада, Лишина сквера для массового катания на коньках. Рядом с домом Журавлева на Дворянской улице, близ Алексеевской, возводился специальный павильон, реклама которого гласила: «Катание происходит по образцу столичных скетинг-ринг и под руководством приглашенного из Лондона всемирного чемпиона, профессора по катанию на роликовых коньках А. Диксон. С 7 вечера до 12 ночи. Вход для взрослых 30 копеек, для детей и учащихся 20 коп. Во время катания играет оркестр Измаильского полка».
К Рождеству в каждом самарском доме стояла нарядная зеленая елка, украшенная зачастую конфетами и заморскими фруктами, в печи запекался гусь с яблоками, в погребах дожидалось своего часа шампанское. На праздничный стол не скупился никто: покупали специальные астраханские балыки, багряную икру, тамбовские окорока. Для того чтобы никто не оказался обделенным во время праздника, все наемные работники получали специальную рождественскую премию от своих хозяев. В газете «Волжское слово» от 15 декабря 1911 г. читаем: «Чиновники и канцелярские служащие получили вчера праздничную награду – месячный оклад жалованья. Служащим в губернском акцизном управлении назначена рождественская награда в полуторамесячный оклад». А вот о том, как проходили подобные награждения, писала «Самарская газета» 25 декабря 1902 г.: «Мы ждали наградных… В жизни маленького конторского человека – это огромное событие. У каждого из нас были недочеты в жизни, вечно неудовлетворенная цепкая нужда, которая, как острые иглы, залезала во все швы нашего существования… И ныне мы ждали награды. Их начали раздавать накануне самого праздника. Наш старый бухгалтер любил эти торжественные моменты, когда людям, как на паперти, раздавались нищенские куски…
Гаврилов! Вам ныне выписано пятнадцать. Конечно, вам можно было бы выписать больше, но управляющий не совсем доволен вашим поведением…
А я чего сделал? – бурчит Гаврилов.
Чего? Да вы два дня пьянствовали недавно…»
Во время праздника важнейшим ритуалом считались поздравления. Так в газете «Волжское слово» от 31 декабря 1911 г. напечатано следующее объявление: «Самарский губернатор Тайный Советник Николай Васильевич Протасьев извещает, что поздравления с Новым годом он примет по окончании молебна в Кафедральном соборе. Желающие принести взаимные поздравления, по примеру прошлых лет, приглашаются в зал Коммерческого собрания 1 января в 13.00». Все старались принести друг другу поздравления. Общества, созданные по профессиональному признаку, специально арендовывали помещения для встречи и обмена подарками. Так, правление Общества взаимного вспоможения приказчиков в Самаре извещало через «Самарскую газету» от 25 декабря 1902 г., что для взаимного поздравления с праздником Рождества Христова и Новым годом, по примеру прежних лет, назначен съезд в помещении правления на Дворянской улице в доме Панькина. Начало в 12 часов дня.
Если бы в те времена любого самарца спросили: – а с каких времен начинается в городе традиция пышного празднования Рождества Христова и Нового года, - в ответ вряд ли бы мы услышали о специальных указах Петра I. Каждый вспомнил бы судьбоносную дату 1851 год, с приходом которого уездный город, как Золушка, нашедшая хрустальный башмачок, превратился в столицу губернии. Празднование по этому поводу были действительно грандиозным – с фейерверками, банкетами, с разбрасыванием серебряных монет для нищих, с приездом петербургских именитых гостей.
О том, как Самара встречала 1851 год, рассказывает Л.П. Шелгунова: «Открытие губернии (в доме И.И. Макке на Казанской) осталось у меня в памяти связанным с сенатором Переверзевым, который после обеда в Дворянском собрании спустился с крыльца и, сев в снег, крикнул: «Пошел!». Никакая умная речь на торжественном обеде, никакие гениальные мысли не доставили бы ему такой популярности, как это последнее обстоятельство. Он сразу стал своим,близким человеком всем уездным чиновникам. К открытию губернии приехал губернатор Волховский с добродушнейшей в мире женщиной – женой и с молоденькой дочкой. Конечно, лесной ревизор, штабс-капитан, живущий только на свое скромное жалованье, и жена его остались бы совсем незамеченными, но восемнадцатилетняя живая дама, которая могла выйти на эстраду и сыграть концерт Мендельсона, и лесной ревизор, который тоже мог выйти на эстраду и сыграть концерт на кларнете, не могли остаться незамеченными, и потому местная аристократия искала их знакомства».
Что же в те времена представлял из себя бомонд Самары? Дадим слово А.П. Беляеву: «Что касается общества, или так называемой интеллигенции, то я должен сказать, что Самара того времени могла гордиться им, так много было в нем прекрасного. Тут не было ни сплетен, столь обыкновенных в уездных городах, ни враждебных отношений, ни зависти, ни пересудов; все жили мирно, веселились в простоте сердца, не пытались представлять из себя дурных копий с губернских или столичных, а на самом же деле все же французских оригиналов, но жили самостоятельной жизнью истинно образованных людей».
Для того чтобы праздник состоялся и из простой официальной даты в календаре превратился в настоящее жизнеутверждающее торжество, он должен произрастать среди людей, готовых вырваться из обыденности и хоть на минуту разорвать замкнутый круг серых будней. Самарцы с удовольствием восприняли традицию отмечать Рождество по-столичному. С традиционным губернаторским балом соперничал торжественный ужин у предводителя дворянства, что традиционно проходил в здании Дворянского собрания на Казанской. Старался не отставать здесь и Городской голова, и Председатель губернской земской управы. Популярностью пользовалась Новогодняя ассамблея у судебного следователя Я.Л. Тейтеля, продолжавшая в 80-90-е годы славные старые традиции. Сам хозяин, остроумный и проницательный человек, оставил яркие зарисовки самарских типажей, многие из которых являлись его гостями и приятелями: «Помню, как один раз судился бродяга, бежавший из Сибири. Владимир Иванович (Анненков в течение 18 лет Председатель Самарского окружного суда), забывая, что он председательствует, будучи большим знатоком Сибири, вступил с подсудимым в пререкания, доказывая последнему, что если бы он бежал по другой дороге, ему удобнее было бы выбраться из Сибири… Подсудимый сказал: «Ваше превосходительство, мне еще много придется бегать в жизни, я воспользуюсь вашими указаниями… Объединяющим центром на этих вечерах был сначала В.И. Анненков, а затем, гораздо позднее, Николай Георгиевич Гарин-Михайловский … Все в нем было обаятельно: внешняя красота гармонировала с внутренней… Во всем у него был широкий размах и как метеор пролетел он над землей… Засеяв 40 десятин маком, любовался, как он цветет, но собрать не умел… В конце концов имение его было продано с молотка».
На рождественских балах любили пошутить и рассказать какую-нибудь любопытную историю из реальной жизни. На острый язычок попадал и врач Португалов, ходивший по улицам с хирургической повязкой на лице для защиты от микробов, миллионер А.Н. Шихобалов – мол, прекрасно обставил в своем особняке на Панской 20 огромных комнат, никого из домашних туда не пускает и сам живет в темной каморке с видом во двор. Журналист А. Пешков женился на гимназистке Кате Волжиной, и ее родители в возмущении: зачем им такой родственник «Хламида» (Иегудиил Хламида – псевдоним А.М. Горького в Самаре).
Весело отмечая Рождество, городская элита не забывала и о страждущих, превращая Святки в неделю благотворительности. На все общественные празднования и рождественские концерты заранее продавались билеты. Вырученные средства шли в фонд неимущих. Приведем лишь несколько примеров за 1911 год. 30 декабря распорядительная комиссия по устройству вечеров в пользу недостаточных студентов университета и слушательниц высших учебных заведений просит всех студентов и курсисток принять посильное участие в устройстве вечеров вообще и распродаже билетов. 26 декабря председательница Общества попечения о бедных и Мариинского приюта детей воинов, погибших за Россию (созданного с благословения Императрицы Марии Федоровны), Анна Васильевна Протасьева, жена губернатора, проводила в пользу детей-сирот танцевальный вечер-бал с беспроигрышной лотереей в гостинице братьев Ивановых. 30 декабря правление Самарского отдела «Общества повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям» объявило о благотворительном вечере с танцами и различными играми, включая «удочку» и «жетэ» в помещении Самарского гарнизонного собрания на Дворянской, 112. 27 декабря совет старшин Самарского Коммерческого собрания организовал елку для детей с подарками. Вход – 1 рубль. 31 декабря это же общество провело Новый год с ужином. Билет стоил 2 рубля. Все вырученные средства шли в помощь бедным. Газеты с удовольствием публиковали объявления о частных пожертвованиях. Читаем «Волжское слово» от 17 декабря все того же 1911 года: «Попечитель 5-6 смешанного приходского училища С.И. Костерин пожертвовал на елку для учеников этого училища 150 рублей. Купец Л.С. Аржанов пожертвовал в пользу неимущих Самары 1000 рублей. А.Ф. фон Вакано в своем доме на Набережной против пристани «Самолет» на каждое Рождество собирал бедных детей и дарил им на новое платье и обувь. Обычно готовилось до тысячи комплектов на разный возраст.
27 декабря в яхт-клубе прошел благотворительный костюмированный «ситцевый бал» с призами за оригинальные костюмы. Первый приз получила госпожа Шумова за костюм маркизы, второе место заняла госпожа Лебер за костюм куколки. А вот в зале Коммерческого собрания на маскараде первую премию составила бриллиантовая брошь с рубинами, вторую – золотые часы с эмалью. Мужчин ждал серебряный сервиз для ликера и портсигар. На протяжении многих лет проводила благотворительный базар потомственная дворянка Надежда Васильевна Батюшкова. Она отличалась большой выдумкой, и неслучайно однажды во время беспроигрышной лотереи главными призами оказались лошадь и ослик. Вот уж удивились победители.
В каждой гимназии, училищах, церковноприходских школах проходили свои елки. «Самарская газета» в 1902 году писала: «К предстоящей рождественской елке в Федоровской церковно-приходской школе на средства одного прихожанина куплены и розданы беднейшим ученикам: пальто, кожаные сапоги и рубашки». 26 декабря 1911 года состоялась елка в приходском училище № 17 в Новом Оренбурге. Присутствовало 150 человек. Председатель городской училищной комиссии А.А. Смирнов привез детям граммофон и волшебный фонарь, сладости. Раздавались куски материи на рубашки».
Самарские гимназисты задолго готовились к торжественному балу, разучивали номера для участия в концертах. Бал проводился обычно объединенно с женской гимназией, и мальчики ощущали себя галантными кавалерами. Юные красавицы пленяли их сердца. Старожилы вспоминают, что особым спросом пользовались красавчики. Остальные менее удачливые гимназисты для устранения конкурентов придумывали хохмочки: добавляли пурген в чай, а то заранее заваривали винные пробки, и этот «чаек» подмешивали конкуренту в напиток. От этого жертва не умирала, но неожиданно во время танцев несчастный хватался за живот и вылетал из зала.
Во время рождественских каникул молодежь собиралась группами и ходила к домам самарских богачей, где исполняла жалостливые рождественские песни. В награду певцы получали тульские пряники, сушки, антоновские яблоки, кулебяку, иногда им подносили штоф. Обойдя несколько домов, гимназисты еле передвигались и пели все жалостливее и жалостливее. Вот типичная самарская рождественская песня:
С песней и плачем гуляет метель,
Мягкую путникам стелет постель…
Есть разгуляться где матушке ей,
В диком просторе привольных степей!
Носятся грозные вихри, поют, -
Снега сугробы, как горы растут.
Вправо и влево – не видно ни зги:
Чу! Из хаоса звучит: «Помоги!» -
Крики о помощи, полные слез…
Это в степи заблудился обоз…
Лошади стали, не в силах идти,
Дрогнут и падают, сбившись с пути…
 
Далее очень долго и натуралистично идет описание человеческих страданий, замерзающих ямщиков, но песня-то праздничная, и в конце концов ожидает счастливый исход:
Сон или явь! По равнине к обозу
В светлой одежде, с младенцем в руках
Краше созданья кудесницы-грезы, -
С ясной улыбкой любви на устах
Тихо идет Богоматерь, кругом
Степь заливая небесным огнем…
«Радуйтесь! Радуйтесь!» – степь оглашалась
Криком волшебным, - «Родился Христос!».
Стихла метель, и спасен был обоз.
 
Надо отметить, что в рождественскую неделю священники читали лекции по христианству. Авторитетным проповедником считался И.Г. Пиксанов, который выступал от братства Святого Алексия. Как когда-то предки плясали у ракитового куста, взявшись за руки, так самарцы устремлялись к главной новогодней елке, что стояла на Соборной площади. Начинались неистовые танцы, стреляли друг в друга из хлопушек, кидались бенгальскими огнями, подчас от этого загорались шапки, шубы, катались на площади с искусственных горок, причем ухари делали это стоя, успевая во время скатывания выпить целую бутылку водки прямо из горлышка. Поклонание Бахусу шло повсеместно. Хулиганы-горчишники чутко прислушивались, где идет гулянка, и, как говорится падали «на хвост». К елке сбегались тысячи нищих и просили на бутылку, пьяные бабы скакали по сугробам и отчаянно орали песни. Тут же завязывались драки. Богатые купцы иногда бросали в толпу деньги, сладости и хихикали, наблюдая, как полупьяные люди рвут друг у друга добычу. На городскую елку привешивали к верхним веткам колбасу, горячительные напитки, тропические фрукты. Самарцы прыгали, пытаясь достать «Божий дар», некоторые ломали себе руки, ноги, но веселья от этого только прибавлялось. Приходили ловкие горчишники, делали пирамиду и снимали дары. Самый верхний старался все распихать по карманам и убежать, дабы не делиться с остальными. За ним неслась вся площадь. Беглеца ловили и кормили снегом. Так Самара встречала каждый Новый год, который кому-то нес процветание, а кому-то разорение.
1 января горожане приходили в себя от ночного буйства, опохмелялись и кряхтя бормотали хмурую мудрость: «Чем лучше было вчера, тем хуже будет сегодня». Эту же мысль выразил журналист Н. Северский в газете «Волжское слово»: «Как парафиновая свеча не есть солнце правды, как сусальное золото не есть подлинное золото, так точно блестящие одежды, в которые нарядилась сегодня обыденная жизнь, являются только красивыми формами, скрывающими за собой притаившуюся на несколько мгновений нищету… Елка! Куда девалась блестящая, горевшая радостным огнем елка? Ее убрали, как ненужную вещь».
Как видим, самарская журналистика умела положить ложку дегтя в бочку с медом. А мы же, в свою очередь, хотим отметить – насколько же была отлажена та самарская жизнь, продумана и выстроена, насколько целесообразно проводились даже праздники. При этом не забывали о бизнесе, помогали бедным и, как говорится, «отрывались от души». Интересно также сочетание Рождества и Нового года. Если торжество оказывалось духовным, общественным и в широком смысле православным, то второе пропитано язычеством и откровенной светскостью. Напомним уважаемому читателю, что украшение елки – это языческая традиция жертвоприношения, слегка видоизмененная цивилизацией, и тем не менее, украшая зеленое дерево конфетами и шарами, мы приносим дар языческим Богам. А новогодние балы-маскарады, когда маска позволяет разорвать путы светского этикета и привносит в жизнь таинственность и мистику… А новогодние гадания на кофейной гуще, на картах, на свече, а вызывание духов при помощи всевозможных ухищрений. Самарские девушки в новогоднюю ночь привораживали женихов таким образом. Из спичек строился колодец, который клался под подушку. Девица перед сном произносила такие слова: «Суженый-ряженый, приходи в мой колодец воды напиться». Ночью должен присниться жених. Говорят, одной приснился весь Измаильский полк, квартировавший в Самаре.
1 января 1917 года после бурной ночи проснулся самарский поэт П.В. Меркулов и написал в газете «Волжское слово» такие строки:
В плаще из пламени рыданий
В кровавом отблеске забот,
Тревог, волнений и страданий
Встает суровый Новый год.
 
Кто после этого скажет, что в нашей Самаре не было пророков.