Фонвизин до Недоросля. Корион и Бригадир

Д. Павельев

Очерки о русской драматургии № 1

ДЕНИС  ФОНВИЗИН ДО "НЕДОРОСЛЯ". КОМЕДИИ "КОРИОН" И "БРИГАДИР"

Великого русского писателя Дениса Ивановича Фонвизина считают одним из первых русских литераторов, и уж точно первым русским драматургом. Его бессмертная комедия "Недоросль" - единственное произведение XVIII века, которое, в отличие от пьес современников Фонвизина, прошло проверку временем и поныне не сходит со сцен лучших российских и мировых театров. Несмотря на критику проблем и предрассудков своего времени (крепостнический произвол, браки по расчёту) "Недоросль" актуален и злободневен и ныне, ибо проблемы и предрассудки Екатерининской эпохи пусть и приняли в наше время иные формы, но сохранили суть неизменной, а проблемы этики, занимавшие умы современников автора, занимают и наши умы сейчас.

Величие "Недоросля", его новаторство и влияние на развитие всей русской культуры затмевает другие произведения Фонвизина, а именно комедии, предшествующие magnum opus. Можно подумать, что они интересны лишь тем, что позволяют проследить творческое становление писателя, понаблюдать, как его перо оттачивалось до совершенного мастерства. Это так, но не совсем.

Прочитав и проанализировав эти пьесы в порядке написания ("Корион" - "Бригадир" - "Недоросль") мы получим не только картину индивидуального развития писателя, но и картину становления всего русского театра. В этом, наверно, и вся уникальность Фонвизина, будто бы зеркало отразившего в себе целую эпоху, при чём эпоху, завершившуюся уже гораздо позже его смерти. Между "Недорослем" и первой пьесой, достигшей его уровня - "Горем от ума" Грибоедова аж целых 40 лет.

Чтобы понять причины такого невероятного скачка обратимся к первой пьесе Фонвизина "Кориону". Когда мы только приступаем к чтению пьесы (посмотреть её на сцене в наше время, увы, наверно не получится), в её названии мы уже слышим что-то интригующее. Корион - так зовут заглавного героя. Имя редкое, необыкновенное и романтическое, наверно, и человек Корион будет необыкновенный. Мы предполагаем, что Корион иностранец (среди наших знакомых ведь нет ни одного Кориона, да и с XVIII века история не сохранила ни одного прославленного Кориона). Зная о тогдашней моде на всё парижское, увлечении Вольтером и французскими романами, предположим, что Корион француз. Читаем список действующих лиц и видим, что наша проницательность нас подвела - Корион русский. Действие разворачивается в русской деревне, в глуши. У него есть слуга Андрей - этакий русский Фигаро (а может, сравнить его с Дживсом?). Но кроме него, правда, есть друг Кориона Менандр и ещё одна героиня - красавица Зеновия.

Казалось бы, всё это не позволяет причислить "Кориона" к литературе реализма. Но здесь стоит вспомнить, что такое вообще "Корион", а "Корион" ни что иное, как... перевод французской комедии "Сидней" на русский язык! Нельзя забывать, что русских пьес в то время просто не было. Русский театр не сформировался, не выкристаллизовался, вот на сцене и шли сплошь зарубежные пьесы. Разумеется, их главными героями были заморские аристократы. Сюжеты строились на их повседневных проблемах, их заботах и исканиях.

Но ведь у нас были свои заботы: и крепостничество, и самодурство помещиков, и чинопоклонство, и в конце концов, повышенное внимание к французским заботам в ущерб вниманию к своим. Русским писателям было о чём писать, было что критиковать, на что обращать внимание русской общественности. И что же делать? Как выйти из этого положения при полном отсутствии своей, отечественной литературы и своего театра?

И Фонвизин находит выход. Он решает "русифицировать" французскую пьесу, наполнить её актульной для русского зрителя проблематикой, заместить абстрактные и далёкие от нас заморские заботы близким и понятным содержанием. Оставить заморские имена пришлось в угоду публики. Кто пойдёт на пьесу, где заглавного героя зовут "Архип" или "Иван"? Вот и пришлось довольствоваться одним Андреем. Всё-таки он слуга, а к слугам у публики внимания поменьше.

Вот и получилась пьеса про русского полковника, который впадает в хандру из-за разрыва с любимой и скрывается от мира в глухой деревне. Он даже подумывает о суициде, но верный слуга и лучший друг спасают его от такого опрометчивого шага и даже помогают наладить-таки личную жизнь, устранив все недоразумения между Корионом и Зеновией. Всё заканчивается, как и положено, свадьбой.

Можно ли считать "Корион" пьесой с глубоким смыслом, острой нравственно-этической проблематикой и анализом актуальных общественных проблем? Скорее нет, чем да. Фонвизин не вносил никаких изменений во французский сюжет, а французскую комедию, как известно, отличает повышенное внимание к сердечным делам, в расчёте привлечь женскую часть аудитории, слащавая сентиментальность (это для юношей и барышень), общая карнавальность и свобода от какого-либо напрягающего зрителя "негатива", за который считали и всё то, ради чего Фонвизин и писал пьесу.

Революционность "Кориона" в другом. Суть её в самом языке - хорошем и понятном русском, изящном (комедия в стихах), но разговорном. Зритель мог сказать - да, я каждый день говорю на этом языке, мои слуги говорят так, мои соседи говорят точно так. Сейчас трудно поверить в то, что в то время обычная разговорная речь на сцене считалась чем-то неприличным, едва ли не матерным. Часть зрителей в возмущении покидала спектакль, если не слышала привычных витиеватых фраз, к которым его приучили переводчики с французского и авторы пышных од и элегий Ломоносов с Державиным.

Именно эту революционность "Кориона" Фонвизин пронесёт сквозь три своих великих пьесы вплоть до "Недоросля" (хоть и немного изменит ей в поздних комедиях, явно неудачных и потому даже не оконченных). Эту фонвизинскую революционность подхватит самый достойный его продолжатель Иван Андреевич Крылов, а уж Гоголь доведёт до абсолюта и навсегда закрепит в русской драматургии.

Но поистине реформаторской оказалась следующая комедия Фонвизина "Бригадир". Очевидно, что сути её реформаторства не понял никто из современников, а, возможно, и сам автор. "Бригадир" сделал огромный шаг вперёд, и каким бы совершенным творением ни считался бы "Недоросль", в определённом смысле он был шагом назад (хоть, конечно, и не до уровня "Кориона").

Во-первых, "Бригадир" - это первая чисто русская пьеса. Одного из главных героев зовут Иван, а не Менандр или Сидней, героиню - София, а не Земфира или Зеновия. Действие происходит в русской глубинке, и все герои - помещики, каких тысячи в любой российской губернии. Автор изображает их со всеми манерами и заботами, присущими этому кругу. О языке говорить уже не стоит, это разумеется само собой. Да и наконец - "Бригадир" написан прозой. В жизни ведь мы стихами не говорим, а значит "Бригадир" претендует на самый настоящий реализм.

Во-вторых, в "Бригадире" уже есть сатира. Высмеивается то самое повальное увлечение всем французским, которое мешало Фонвизину свободно выражать свои мысли в "Корионе". Главный герой Иван - человек, явно не блистающий интеллектом, открыто пренебрегающий учением и саморазвитием, но зато "просвещённый" сентиментальной литературой и смотрящий на жизнь исключительно сквозь её призму. В нём автор высмеивает пошлость, лень, самодовольство и оторванность от интересов своего народа воспитанного на популярных французских романах барина. По мнению Фонвизина, человек, которому французские слова ближе чем родные, не может быть полезен Родине и обществу.

Помимо Ивана для осмеяния на сцену выводятся его отец, мать и их гости. Его отец - это он и есть Бригадир - олицетворение "солдафона", грубого и неотёсанного офицера, для которого табель о рангах сродни жизненной философии. Он груб с женой, он её даже не любит. Свойства человека для Бригадира определяются лишь его чином. Потому он сам Бригадир. Именно так его называет автор, и лишь потом мы узнаем его имя. Собственно, Бригадир - это больше, чем имя.

Чин заменяет имя и другому герою - Советнику. Это взяточник, бюрократ и ханжа, жалкий человек, постоянно занимающийся самообманом и постоянными молитвами надеющийся, что Бог простит ему воровство. Жёны Бригадира и Советника также не называются автором иначе, как Бригадирша и Советница. Их определяет статус их мужей, без которого они, собственно, и никто.

И вот в этом начинает проглядываться черта истинного новаторства пьесы. Никто, даже Гоголь не повторит такого приёма - называть главных героев не по имени, а по должности или социальному статусу. Даже у гоголевских городничего и других героев "Ревизора", "Женитьбы" и "Игроков" есть имена, хоть их должности гораздо существеннее. Конечно, "Бригадиру" далеко до немецкого экспрессионизма и авангарда ХХ века, где герои вообще не называются по именам, а лишь по статусу (например Отец, Сын, Старик ). И всё-таки об их именах мы узнаём лишь потому, что к ним нужно как-то обращаться. В целом мы ничего не теряем, если так никогда и не узнаем фамилию Бригадира и его жены. Он Бригадир, и этим всё сказано.

Почему Фонвизин использует такой приём? Да потому, что в пьесе нет ничего лишнего.

Конечно, что считать лишним в пьесе, а что не считать, вопрос спорный. Но не вызывает сомнения факт, что для концентрации внимания зрителя на смысле пьесы необходим минимум не относящихся к нему деталей, и в том числе необходимый минимум персонажей. В "Бригадире" нет лишних персонажей. Нет всех этих шекспировских гонцов, лакеев без слов и вообще каких-либо персон, не имеющих непосредственного отношения к развитию сюжета.

Кроме того, в "Бригадире" вообще нет слуг. Даже таких, как Андрей в "Корионе" или Тришка в "Недоросле". А представить пьесу без слуг до и даже сто лет после "Бригадира" невозможно вообще. Вторую крупную пьесу без прислуги напишет Максим Горький. 

Конечно, слуги выводились на сцену не случайно. Во-первых потому, что какой дворянский дом без слуг? А писали ведь исключительно о дворянах. Когда Островский начнёт писать о купцах и мещанах, одного-двух слуг он по старой памяти всё-таки оставит (и ещё чтобы вывести на сцену побольше "простого" народа, который может разговаривать, а театр Островского - это прежде всего речевой театр, в котором русский язык - это полноправное действующее лицо). Во-вторых, драматурги испытывали значительные трудности, когда требовалось дать характеристику того или иного главного героя. Это в прозе можно расписать характер героя без всяких проблем, а в пьесе надо вложить характеристику в уста другого героя. Слуги подходили для этой цели идеально, ещё бы, кто знает лучше своего хозяина!

Особенно это бросается в глаза в пьесах Крылова и современника Фонвизина Сумарокова. Фонвизин впервые заставляет своих героев характеризовать самих себя в полном соответствии с заветом Камю: не надо знать секретов, вполне достаточно откровений.

Фонвизин исключает всё то лишнее, что обычно облегчало жизнь драматургу и загромождало пьесу. Он остался первым минималистом русского театра, а минимализм быстрее достигает ума и сердца зрителя, помогает быстрее постичь смысл пьесы. И уже в следующей пьесе - в "Недоросле" - Фонвизин от минимализма отойдёт, выпустит на сцену сонмище лакеев и прочих второ- и третьестепенных персонажей. У него были на то основания (как и у Островского), и считать это плюсом или миносом - вопрос относительности, потому оставим его просто фактом.

Гораздо важнее, что Фонвизин безжалостно ломал клише и шаблоны, по которым строились пьесы как из конструктора. Классицизм - господствующее тогда направление в искусстве - предпочитал содержанию форму, что значительно тормозило развитие русской литературы - литературы острой, проблемной, актуальной и глубокой.

Возможно, смысловая нагрузка "Бригадира" не покажется нам глубокой (как,впрочем, и весьма примитивная мораль Стародума в "Недоросле"), но его форма, а точнее, отказ от традиционной концентрации на форме, сыграли свою революционную роль в становлении русского театра. Фонвизин совершил прорыв, и последующие за ним авторы скорее отступили, чем закрепили позиции, продолжив переводить пьесы с французского с той или иной степени "русификации". Но опыт предшественника не забыли. Писать понятным зрителю разговорным языком продолжило небольшое число драматургов вроде Крылова, которые отступили в разрушении шаблонов и театральных условностей. Скоро появятся новые революционеры - Грибоедов, Катенин и другие, но их революция будет иной. Русский театр и русская литература стали развиваться по другому пути, не желая избрать предложенный Фонвизиным короткий путь.

Нам стоит помнить о его опыте и сейчас, не отвергать и отрицать его радикально, как это мы сейчас делаем, но развивать всё лучшее и прогрессивное.