Камень преткновения

С декабря 2012 года почтовый ящик семьи Мякишевых вспучило от подметных листовок, прокламаций и бесплатных экземпляров газет.
Петр Иванович Мякишев сознательно и целеустремленно опорожнял содержимое ящика без прочитывания прямиком в мусоропровод.

На Новый год выдалось праздничное затишье и скукотища. Повсеместно праздновали кому не лень: и новые демократы, и государственники, и православная конфессия, и даже правоверные коммунисты подсуетились.
Вот это, видимо, и возмутило несистемную коммунистическую оппозицию.

Сарафанное радио и сообщество блогеров российского сегмента Интернета бурлило и кипело: левые силы России надумали объединиться и дать бой коммунистической фракции в Государственной Думе 6-го набора.
Набрали зюгановцы, надо сказать отпетых и пригретых, поскольку голосование в последний раз проходило по партийным спискам без одномандатников и самовыдвиженцев.

Большевистскую партию жуликов и воров такая ситуация устраивала – у них у самих рыло щетиной покрыто, но рядовые коммунисты Москвы возроптали целыми отрядами.

На 13 января 2013 года в воскресенье был назначен митинг у памятника Карлу Марксу с объединительной повесткой политических партий «Коммунисты России», «Российский объединенный трудовой фронт», РКП-КПСС и «Российская рабочая партия» по проблеме создания Объединенной Коммунистической партии России.

В кои веки Петр Иванович Мякишев, а ему уже стукнуло 56 лет, решил проявить свою гражданскую активность и, будучи беспартийным, поддержать манифестацию «рассерженных» горожан от имени и по поручению внепартийной рабочей ячейки коммунистов Пролетарской управы Измайловского округа.

Развал КПСС двадцать лет назад его оскорбил страшной силой. Ведь он, будучи рабочим, так и не успел попасть в струю безраздельно правящей партии и попользоваться жизненными благами диктатуры пролетариата, провозглашенной корифеями марксизма и в части деспотии осуществленной Сталиным.

В учебный институт Мякишев в свое время не поступил, отучился в ПТУ, отслужил в армии, потом 10 лет проработал слесарем-лекальщиком на заводе «Серп и молот», пока его не закрыли с переходом на рельсы рыночной экономики. Петр Иванович женат, имеет на иждивении дочь и внука двух лет. Дочь и внук живут с ним и его женой в одной трехкомнатной квартире «хрущебы».

В настоящее время они с женой работают в трамвайном депо у метро «Партизанская»: она водителем на линии по Первомайской улице, он ремонтирует трамваи. Работа близко от дома, потому и заработки невысокие.

Зять не так давно завербовался механиком на угольные шахты Кузбасса.
Деньги он регулярно присылает, но жену с сыном туда не зовет: мол, жить пока семьей негде.
Зять в политике ничего не понимает, потому и зарабатывает более, чем скромно, не участвуя в руководяще-разводящей деятельности.

Тесть надеялся своим примеров вдохновить зятя на освоение азов политической грамоты.
Зять посмеивается, да Петр Иванович не теряет надежду объединиться с классово близкими людьми и в совокупности одолеть невзгоды современного бытия в условиях недоразвитого отечественного капитализма.
Одно смущает третье десятилетие – куда податься, с кем выбрать путь?

Идея социал-демократической партии М.С.Горбачева зачахла, не успев родиться. О политических жонглерах ЛДПР и говорить не приходится.
Партия сотоварищей Полозкова и Тюлькина выглядела потешной и жалкой. Членские взносы - и то не могла толком собрать.

Очевидно, высшее руководство вино-водочной сверхдержавы оказалось в период развала СССР в полной растерянности.
Кто не знает, вся мощь Советского Союза работала на благополучие членов КПСС. И члены свое отрабатывали чехом и чесом каждый народ в отдельности и по совокупности.

А тут в условиях откола самых жирных и сытных территориальных кусков республиканских компартий, чего стоят Украина, Казахстан и Узбекистан с Азербайджаном, предлагалось содержать пятимиллионную партию захребетников на членские взносы обездоленного российского пролетариата.

Это при том, что строительство коммунизма провозглашалось бандой безнравственных прокламаторов только на бумаге, а последнее время лишь на радио «Маяк» и в газете «Правда».

Впрочем, в такой полуазиатской стране, где, по мнению классиков марксизма-ленинизма, современная крупная промышленность привита к первобытной крестьянской общине и где одновременно представлены все промежуточные марксовы стадии цивилизации, в стране, к тому же окруженной более или менее прочной интеллектуальной китайской стеной, возведенной деспотизмом, не приходится удивляться возникновению самых невероятных и причудливых сочетаний идей.

Карл Маркс напутствовал Царскую Россию на цивилизационный путь развития: «Постепенно, с ростом городов, изолированность талантливых людей исчезнет, а с нею исчезнут и дикие идейные блуждания, вызванные одиночеством, бессистемностью случайных знаний этих чудаков-мыслителей и отчаянием при виде крушения их надежд».

- Возьмите хотя бы беднягу Флеровского, - писал другой классик, - который воображает, что столы и кровати мыслят, но не имеют памяти (Из письма Ф. Энгельса Г. В. Плеханову 26 февраля 1895 г.).

И вот, на бескрайних просторах лесотундры, люди, одетые зимой в звериные шкуры, защищающие их от лютых морозов, помнят о сказочных благах обещанного коммунизма, а мысли приходят в головы самые, что ни на есть дурацкие: объединиться, вновь отобрать и снова поделить. А еще, в день оппозиционного митинга-протеста доморощенной демократически-либеральной общественности, провести свой показательно-зажигательный сбор у памятника Карлу Марксу в Москве на бывшая площади Я.М.Свердлова.

Спозаранку гражданин Петр Иванович Мякишев, одетый в куртку «на рыбьем меху», аккуратно выдвинулся из пределов спального района Измайловский парк, быстро добежал по холодку до станции метро «Партизанская» и доехал комфортно под землей аж до станции метро «Площадь Революции».

Далее его движения были более осмотрительными. Кругом него и особенно впереди кучковалась полиция, до чертиков похожая на милицию.

Но если милиционер ненавидел классовых врагов революции, и покровительствовал классово близкому пролетарию, то здесь, что называется ситуация «перекувырнулась». Полицейский представлялся Петру Ивановичу –классово бесконечно далеким. По крайней мере, завести с блюстителем порядка какой-нибудь приличествующий моменту разговор об охране революционных ценностей на станции «Площадь Революции» в виде скульптур представителей боевого пролетариата, кохозно-совхозного крестьянства и трудовой интеллигенции ему не представлялось возможным.

Того гляди, какой-нибудь полицейский чин обнаружит замасленную куртку, расшнурованные ботинки или сивушный перегар - и айда аж на 15 суток общественных работ по уборке Болотной площади и прилегающей территории окрестностей Московского Кремля после очередного митинга оппозиции, – пропади она пропадом.

Прошлый раз на 6 мая так и получилось – хорошо при нем был мобильный телефон, и он смог предупредить домочадцев о происшествии. Стоило ему выйти к Болотной набережной, когда с нее практически все господа-белоленточники были разогнаны, так его схватили по причине нарушения регламента проведения мероприятия и… впаяли 5 суток общественных работ, которые он провел на Болотной площади, очищая ее от мусора, разгребая фекалии вокруг памятника Ильи Репина, и смывая керосином ржавчину с замков на деревьях полюбовного счастья.

Таких бедолаг-товарищей набралось пять человека: как раз по одному представителю от всех оппозиционных на тот момент Единой России партий, включая КПРФ, Справедливую Россию, Родину, Яблоко и Правую силу.
Но что было, то быльем поросло.

А здесь на площади Революции в канун манифестации гражданских сторонников и коммунистических противников КПРФ Карл Маркс стойко держался за гранитную кафедру в ограждении приспешников от послушников.

Увы, среди праздношатающихся у выхода из метро старорежимных российских коммунистов с булыжниками за пазухой Петр Иванович в массе своей не обнаружил.

Прямо напротив выхода из метро на краю площади была воздвигнута лубочная сцена, с которой неслась музыка и двусмысленные песни о пришествии коммунизма на Святую Русь в исполнении Снегурочки и Деда Мороза.
На подмостки им в компанию рвались кому не лень: патриоты и нацисты, молодогвадейцы и нашисты, нацболы и православные, - черт шею сломит!

Какой-то псих с явно отмороженным носом проповедовал, что даже столбы и камни имеют память, - а русские пролетарии в беспамятстве о своих былых заслугах так и не научились мыслить.

И то правда, невозможно полемизировать с поколением русских, слепо  верящих в коммунистическую миссию, якобы отличающую Россию, истинную Святую Русь, от других неверных народов.
- Да, ты шиз покалеченный недолеченный, - возмущались гости с окраин Российской Федерации, завсегда ошивающиеся около Музея В.И.Ленина в надежде выгодно обменять свиное сало и сливочное масло на русскую валюту, то есть водку.

- Врагов народа в застенки! К стенке! - хором разогревались редкие прохожие, разбавленные сексотами в штатском, скопившиеся у потешной сцены под Старый Новый Год.
- Долой камень преткновения, - хрипло верещала подвыпившая по морозной погоде женщина, перепутавшая сказку с былью о бабах.

Появились ряженые казаки в украинских шаровары из Малого купеческого театра и одетые по зимнему в русские байковые панталоны всамделишные путаны из Большого театра напротив.

Святочный народ, изображавший кремлевскую массовку, слегка стушевался в толпе либеральной демократии, устремившейся от станции метро в обход памятника Марксу прямиком к Соловецкому камню.

Какой-то отчаянный пролетарий коммунистического ушиба попытался развернуть транспарант с надписью «Россия без буржуев». К нему тут же набежала свора спецсексотов в штатском. У коммуняки вырвали транспарант, а самого без шума и пыли затолкали в автозак, припаркованный в сквере площади Революции.

Пораженный наяву происходящим до недавнего времени сочувствующий большевикам гражданин Мякишев, надумал, не сходя с места, сориентироваться сейчас и на будущее.
Поскольку каменный Маркс на морозе застыл в недоумении от увиденного и не имел возможности непосредственно направить нашего бедолагу, а спрашивать у полицейских - это все равно, что дразнить гусей, то он попробовал выяснить у случайных прохожих, как выйти к печально-знаменитому памятному камню, который научит мыслить,  проще говоря, может послать, куда надо.

А про себя решил:
-  Не возвращаться же воскресным днем так рано домой. Опять подумают домашние: облажался, испугался и никуда не пошел, а пил пиво с мигрантами из Украины и Молдовы в новорусском трактире Измайловского парка.

Впрочем, откровенно говоря, он плохо помнил русскую сказку-былину с участием камня, исчерченного путеводными нитями и исписанного витиевитыми фразами.
Внутри гражданина-несостоявшегося господина боролись противоречивые чувства. Уж, не податься ли в священнослужители: кадилом махать, не рельсы молотом околачивать.

Как известно, за время своего правления русские коммунисты во главе с Неистовым Иосифом постарались вытравить из сознания обывателей Российской Империи два направления движения: направо пойдешь… и налево пойдешь…

Тем, кто ослушался, и думал уклониться, свернули шею. Идти же прямо большого ума В.И.Ленина оказалось не нужно; сюда и ломанулись безмозглые послушники.

Сталин это предвидел, и все его сотоварищи-прихлебатели, за редким исключением, прямиком оказались в огромном ГУЛАГе, где по сей день безгрешные так и сгинули.

Осознав содеянное, тиран в конце жизни к церкви обратился, чтобы та грехи ему простила и добела изверга отмыла.
- Попробовала бы не простить взбесившегося параноика? – знает теперь каждый, чем это священнослужителям грозило.

Вышло, как и было задумано: советская церковь, как-то само собой, смилостивилась.

А теперь никак отмыться не может в своем святотатстве: ирода простила, а кости детей иродовых так не прощенные и валяются по сибирским трактам да вдоль железнодорожных откосов по всей советской стороне белеют.

В период с 1945 года по 1953 год Сталина в церквах – этого пестуна во Христе - поминали подобострастно: «О богопоставленном вожде нашем Иосифе Виссарионовиче». Сразу после смерти Сталина церковные иерархи поминали уклончиво: «О новопреставленном генералиссимусе Иосифе».

С другой стороны, выжили и, пожалуй, славно пожили те партийцы-кровопийцы, кто руководствовался не церковными сказками, русскими былинами и коммунистическими манифестами, а четко следовал за изгибами линии партии, которая, судя по последствиям,  с бешеной скоростью деградировала качественно, но возрастала количественно.

Отвернувшись от гранитной глыбы Маркса – явно не путеводный камень -  беспартийный Мякишев отступил несколько назад вправо к тому месту, где еще недавно в сквере Роз у Китайгородской стены красовался памятник Якову Свердлову – Первому Председатель ВЦИК  Советской России, а сейчас в центре клумбы красовался обычный булыжник.

Может вернуться к истокам марксистской идеологии в России?
Какой-то шутник, надо полагать, изображавший одиночный пикет, держал плакат, на котором красовалось фото: монументальная мужественная фигура Якова Свердлова с канцелярского вида портфелем, хранившем изначальные декреты Советской власти: «Долой войну!», «Землю крестьянам!», «Власть народу!».

Петр Иванович представился молодому человеку, явно не господину в этой крамольной действительности, пролетарием железнодорожного труда.

Пикетист оценил юмор и произнес:
- Комсоцист Олег Славелокович!
И пояснил разинувшему было рот неприкаянному горожанину:
- Коммунист социалистического вероисповедания…
- Это как? – напрягся Мякишев. – Звучит по-умному.
- Народ побаивается революционных переворотов, - пояснил коммунистический отщепенец, - так что наши приверженцы ратуют за эволюционный путь в коммунистическое общество.

И добавил: тише едешь, дальше будешь.
- Вы русский? - заподозрив разумное, уточнил Мякишев.
- И не сомневайтесь. Я знаю, что в КПРФ чураются нерусских. Они, мол, ненадежные попутчики в предстоящей схватке за власть и дележа портфелей.

В нашей партии есть несколько умных нерусских сочувствующих.
- Отчество смущает, - поморщился Петр Иванович.
- А отчество у меня по имени отца, дед, которого Иван, был помешан на Великой октябрьской революции. Вот и назвал сокращением от Слава Великому Октябрю.

Деду, правда, такое усердие не помогло утвердить лояльность к власти совкомбедов – репрессировали его в 37-м году, но мы пойдем к тем же целям путем Якова Михайловича Свердлова – истинного правителя Советской России.

У Мякишева аж зубы свело.
Для него в коммунизме было только место Сталину. Ленин и то был какой-то несерьезный: интеллигенцию называл на букву г., русских на ш.
Сталин - тут все ясно: мерзавец, но наш мерзавец.

Свердлов – наверное большой умник, но русским коммунистам с такими не по пути. Русские, ведь, патриоты своей страны, и коммунизм непременно должен быть русской покраски: с попами, хоругвями и крестами.

Однако, комсоцист-неомарксист Славелокович не унимался.
Замешкавшемуся на пути к заповедному камню Мякишеву молодой парень пояснил, что монумент был установлен на этом месте не случайно. Недалеко стоит гостиница "Метрополь": здесь в первые годы Советской власти размещался 2-й Дом Советов, где о марта 1918 года по март 1919-го находился кабинет Председателя ВЦИК Совета рабочих, крестьянских, казацких и красноармейских депутатов.

Богата история Октябрьского переворота.
В это трудно сейчас поверить, но никто из жителей стольного града не заметил, как с появлением Российской Федерации исчез памятник Свердлову, а с ним и чудная Советская власть.

Молодой парень тайком, чтобы не видели полицейские, оцепившие Маркса, но оставившие без внимания пустой постамент Свердлова, передал Мякишеву листы газеты «Рабочая Правда» №3 (147) за 2012 год.
Автор Залешин писал: «уже сегодня нужно не только участвовать в оппозиционных манифестациях, нужно бороться за то, чтобы получить на них право голоса, право на выступление с трибуны, нужно создавать на местах оппозиционные группы рабочих и других трудящихся, которые в перспективе могли бы вырасти в новые профсоюзы и забастовочные комитеты. Хватит рабочим таскать каштаны из огня для чужого дяди, пора разворачивать этого дядю к интересам рабочего   класса,  без  которого   никакие реальные перемены в России попросту невозможны».
- Залешин – это я, пояснил неомарксист.

Мимо продефилировала маленькая группа иностранцев из двух человек.
- Присоединяйтесь к движению за возвращение на свое прежнее место  постамента из красного гранита памятника Якову Михайловичу Свердлову, - бросившись к иностранцам, взывал Славелокович.

И он показал на место от камня в центре сквера Роз у Китайгородской стены: своего рода, дырку от бублика.

Лучше бы комсоцист этого не делал.

Как потом оказалось какие-либо митинги, шествия и собрания столичной право-коммуно-либеральной Думой в этот воскресный день были запрещены.
Разрешались только святочные мероприятия с плясками и хороводами с поцелуями через марлевые повязки на двадцатиградусном морозе; не возбранялось распитие медовухи из специальных армейских термосов, освященных иерархами Санэпидемконтроля Департамента санитарии и отправления религиозных культов г.Москвы, установленных у церковных приходов.

В который раз Мякишев осознал, что знание - достаток, а незнание – сплошные убытки.

Петр Иванович медленно было стал разворачиваться туловищем в направлении руки комсоциста, когда получил сильнейший удар под зад.
- Это что еще за недозволенное собрание на тротуаре в пешеходной зоне?

Солнечный свет для любопытствующего горожанина поблек, лицо опалил сухой колючий снег, посыпавшийся с ближайшего дерева, к которому невольно приложился Мякишев.

Огретый демократизатором и подбодренный электрошокером Петр Иванович резво отступил к станции метро площадь Революции, намереваясь обойти ее со стороны порушенной гостиницы «Москва».

Комсоцист по-молодости рванул сквозь кусты и сугробы через ограду в сторону глыбы Карла Маркса.
Полицейским ничего не оставалось делать, как энергично сдвигать секции металлической ограды, сжимая периметр вокруг Маркса и взобравшегося на гранитный монумент неомарксиста.

Петр Иванович юркнул между заснеженными деревьями и кустами в освободившееся пространство сквера,  между полицейскими теплушками и автосраками.
От правохоронителей у сквера Роз Мякишев оторвался, но тут, появился казачий патруль, который засек зеваку еще у святорусов, отплясывавших гопака на январском морозе.

Казачий патруль из трех набранцев фатально приближался спереди, со стороны Соловецкого камня, позади оставалась «Москва», точнее то, что осталось от некогда элитной по коммунистическим понятиям сталинской гостиницы.

Петр Иванович переместился на площадку автобусной остановки, как раз носом в скрещенные ноги красотки в короткой не по сезону юбке, демонстрирующей колготки Mango по цене 1299 руб. на рекламном щите.
Качество фото и живость позы блондинки могли свести с ума. Но только не Петра Ивановича. Такого добра и по более низким ценам он у себя дома насмотрелся.

К остановке городского транспорта перед памятником Карлу Марксу вальяжно подкатило лондонское чудо в виде двухэтажного автобуса.
Маркс пытался каменными руками протереть свои гранитные глаза: откуда, мол, такое явление, и не почудилась ли ему тектоническая подвижка в сознании людей этой загадочной страны, которую они с Энгельсом так и не смогли причислить к разряду цивилизованных, не то что промышленно развитых.

Выждав, когда ряженые казаки осклабились в сторону инородца на гранитном постаменте, гражданин великой страны прошмыгнул в открывшиеся створки дверей автобуса и, крадучись, поднялся по внутренней лестничке на второй этаж.

Боже, праведный, какой великолепный вид открывался с левой стороны на Большой театр.
Газеты и прочие СМИ не раз пытались оценить средства, которые были вбуханы на реконструкцию этого чуда Русского Света.
Но поскольку больше 10 тыс. руб. Петр Иванович одноразово в руках не держал (две красненькие купюры по пять тысяч рублей), то он считал просто: уйма денег угрохана Кремлем на реставрацию помпезного заведения для господ-хозяев этой жизни.

Кстати, СМИ смаковали и другие суммы: пассия министра обороны помогла Оборонсервису разбазарить миллиарды то ли долларов США, то ли рублей ЦБ РФ; а лидер оппозиции, который должен был по замыслу возглавить сегодняшнее мероприятие, по сообщению Шкваркина, умыкнул то ли миллион рублей, то ли меньше, но СК РФ обещает, что изобличит наглеца, даже если он ничего сам не украл, но обнаружил кражу в рядах думских единопартийцев и кремлевских единоверцев.

За сим наваждением Петр Иванович и не заметил, как двухэтажное чудо тронулось в направлении площади Ф.Э.Дзержинского.

Мякишев не мог не порадоваться за себя.
Во-первых, ему удалось уйти от красных неомарксистов, во-вторых, он вознамерился приблизится к «Несгибаемому Феликсу», статно укрепившемуся на цокольном постаменте из цельного камня: его наверняка можно обойти по кругу, не споткнувшись о нелепые выступы, показывающие невесть куда. Разве что, скульптором было задумано водить за нос коммунистически незрелых товарищей и безответственных граждан по репрессивным кругам ада советской власти?
Взволнованный горожанин перебегал по верхней площадки автобуса с одной стороны на другую, пока не догадался занять место у лобового окна.

Вот, это была позиция!
Вот, откуда надо было в октябре 1917 г. руководить захватом большевиками купеческой Москвы.

Однако, политически дремучий гражданин в упор не видел ни Ф.Э.Дзержинского, ни каменной глыбы под ним.
Что за каверза? Сперли? Умыкнули, чтобы люди перестали ходить по кругу на пути к сталинскому коммунизму?

Место без памятника напоминало лицо прежнего мэра Москвы, с которого исчез нос.
Парадокс! Здание есть, орган есть, а символа революционного порядка нет.
Никак уже революция кончилась, или порядок наведен?
Странно все это.

А может быть «Железный Феликс» на реконструкции, как В.И.Ленин в Мавзолее, и не сегодня завтра большевики водворят его на прежнее место?
А как же миллионы погибших, про которых не устают трендеть демократы и либералы, окопавшиеся в маргинальных СМИ?

И тут Петр Иванович, можно сказать, с высоты птичьего полета стерха, увидел чрезвычайное скопление полицейских, охранявших валун солидных размеров.
- Ну, наконец-то, - подумал Мякишев, - а то ведь по общему бардаку, царящему в стране, и умыкнуть могут, как Михаила Свердлова, Железного Феликса и бесчисленных каменных изваяний Ленина и Сталина.

Беспокойство, не характерное для воскресного дня, окончательно завладело Мякишевым:
- Кому изволите молиться, а, главное, у кого себе жизнь вымаливать? – вспомнив о внуке спрашивал он себя.
- А может быть теперешние власти задумали приладить для памятника Соловецкий камень, и какой-нибудь февральской ночью взгромоздить на него Железного Феликса? – молнией мелькнуло в голове не определившегося сторонника новой партии. – От этой безыдейной власти всего можно ожидать.

Этакий «ченж»! Шило на мыло, убивца на убиенных, баш на шабаш в духе полусумасшедшего Франсиско Гойи…

Впрочем, если чекисты и сталинисты так уж хотят вернуть человека в шинели сюда, то, видимо, следует поставить здесь Феликса, чтобы он мог всем своим врагам смотреть в глаза, а Соловецкий валун перевезти в Бутово, - пусть протестанты и родственники замученных помучаются добираться до расстрельных оврагов Бутово по ранней весне и поздней осени!

У Памятника героям Плевны в районе Старой площади Мякишев покинул двухэтажный автобус, намереваясь дворами и сквозными подворотнями пробиться к Соловецкому камню.

Народу, вроде как, было немного. То есть вдвое меньше, чем полицейских.
Он где-то читал про ихнюю бухгалтерию: если полицейских тысяча, то протестантов – полтысячи, если считать, что премиальные по случаю дежурства полицейских в выходной день выдали двум тысячам полицейских, то значит протестантов была тысяча.

С большим трудом Мякишев близко подступился к Соловецкому камню.
У собравшихся не было ни тычинки, ни дрючка, а против них стояли до зубов экипированные опричники кремлевских агентов.

Над местом столпотворения у солидных размеров валуна, застигнутого потеплением международных отношений с исчезновением мерзлотного занавеса, на территории Соловецкого лагеря особого назначения (изобретение коммунистического режима: лагеря особые, терпежные, обсрачные) и доставленного водным путем в Москву (все-таки, как ни как – порт пяти морей) звучало многоголосое «Не забудем, не простим!».

По мощности гула можно было предположить, что полицейские из дальней линии оцепления в такт нестройному добавляли в нужные моменты строевые: «забудем» и «простим». 

Какой-то странный тип держал в руках журнал «Новое время» с текстом на обложке «Козлы они». Мякишев решил было полюбопытствовать, к кому относятся сии слова, поскольку начал уже понимать, что козлами, видимо, выставят таких лохов, как он и ему подобных правдоискателей.

И то правда, сходить бы ему в тайне от жены и дочери в винный отдел магазина возле станции метро «Пролетарская» или срубить бабла на той же халтуре по разгрузке фуры с туалетной бумагой из Италии в магазине торговой сети «Пятерочка» по случаю приближения праздника Новый год по старому стилю. А что он?

Разглядывая камень, охраняемый тремя шеренгами полицейских, Петр Иванович думал:
- Скольких сограждан Отец Народов упек на Соловки, а видеть ему - Мякишеву - до сих пор Соловецкий камень не привелось.

И что? Да ничего! Совсем даже не страшно: ни часовни, ни колючей проволоки, никаких побуждений к раскаянию у одних и пробуждению совести у других.

Какая-то сердобольная старушка, решив, что мужчине требуется сочувствие, протянула ему цветы для возложения, расщепив надвое свой букет красных гвоздик.
Мякишев машинально поблагодарил гражданку и осознанно возложил цветы в память о невинно репрессированных и умышленно убиенных.

Сколько раз Мякишев осознавал, что при всей тщедушности своей крупной фигуры, он каждый раз находит приключения на свою задницу.

Ну что, спрашивается, он поперся к валуну, развалившемуся под окнами государственных органов на Лубянке. А ведь с цветами у камня его могли сфотографировать с крыши официального учреждения, а то и взять на мушку как экстремиста и пацифиста..

В какой-то момент мужчине стало не по себе: «экстремист», «пацифист», «коммунист». Мякишев осознал, что его «котелок» занят своим изначальным назначением: голова начала варить, а мозги думать.

Если раньше на всякого рода маевках и партсобраниях он включал дурочку, то сейчас у него включились мозги.
Это была совершенно необычная для рабочего человека работа.
Захваченный мыслительным процессом, Петр Иванович в сущности не заметил, как стал несколько удаляться от Соловецкого камня.

И тут он-таки получил сильнейший удар в морду.
Это было второе потрясение в один день: реальная власть решила объявить ему реальную войну.

Интрига заключалась в том, что самодержавному правителю во все времена нужен внутренний враг, и зачисляют туда в нашей многострадальной стране с момента выборов 4 марта 2012 года после привода в местный околоток или в городской СИЗО. Там кандидатов приходуют, размалевывают и демонстрируют в анатомических сценах по Центральному телевидению Российской Федерации. На самом деле все ограничивается Москвой, поскольку в других округах и субъектах федерации народ уже давно не верит телевидению, руководство которым захватила партия жуликов и воров, но Петр Иванович Мякишев тогда еще этого не знал.

Кому из политтехнологов могло прийти в голову объявить Соловецкий камень путеводным: мол, направо пойдешь к справедливороссам попадешь, прямо пойдешь в едро вляпаешься, налево пойдешь в православного коммуниста превратишься.
Русские коммунисты, отцепившиеся от Маркса и слипшиеся с православной церковью во главе с КПРФ сегодня в открытую братаются с антикоммунистами в поповских рясах и с хоругвями в руках.

Есть, конечно, совсем дурной сказочный вариант – это сквозь землю провалиться в мрачную Преисподнюю на месте бывшего каменного постамента Железного Феликса к русским фашистам и националистам, но там гнусно, жарко и сильно воняет мертвечиной.

Вот уж поистине, хотели как лучше, а получили камень преткновения (лат. petra scandali) – некое зримое препятствие на пути к достижению заветной цели построения гражданского общества посредством уничтожения дремучих зарослей тоталитаризма, охраняемых опричниками криминальной власти.

Между тем, чего греха таить, удар в морду отрезвил Мякишева.
Он решил отступить.
Обычно, когда такое происходит по пьянке, он лезет в драку.

Однако исход драки, если друг и враг неразличимы, трудно предсказуем.
Это понимают даже в Кремле, форсируя события по созданию прокремлевского Народного фронта.
Но эти стратеги так ведут дело, что здравомыслящему мужику скоро придется объявить сексотов своими друзьями, а жену и детей – врагами.

На путингах водку не запрещают, а дома его ограничивают, на путингах можно хаять пиндосов, а на приличных митингах и дома – не поощряют.
У кремлевских все схвачено, ни один сворованный рубль мимо них не прошмыгнет. Следственный комитет, Прокуратура, полиция, внутренние войска зорко следят за несогласными с повальным воровством в крупных размерах.

Спрашивается, какого лешего такую свору кремлевских агентов нагнали к Соловецкому камню?
Что-то здесь не так! Быть врагом этой власти – себе дороже.
Как бы не опростоволоситься и не споткнуться об этот камень?

Мякишев давно уже уразумел, что со всякого рода умниками и лохами стратегия кремлевских силовиков по борьбе с внутренним врагом апробирована со времен функционирования царской жандармерии: рассечение толпы, отсечение лидеров, изолирование граждан массовки из групп поддержки.
Тактика еще проще: рядовых штрафовать реально и компостировать виртуально, а лидеров компрометировать.

Начавший, наконец, мыслить Мякишев решил обмануть прессингующих полицейских, чтобы за кружкой пива у себя в Измайлово в узком кругу единоверцев идейно перегруппироваться и вместе перейти линию фронта, на ту его сторону, где больше обещают и дают меньшие сроки за участие в пьяных дебошах.

Самопроходимец-непреднамеренный протестант намеренно отдал себя в руки одному из блюдителей репрессивного порядка, причем самому щуплому, и когда они пробивались к автозаку около дырки в земле от пьедестала Железному Феликсу через колготную толпу у метро «Лубянка», Петр Иванович позволил полицейскому сделать полшага вперед, а сам сделал полшага назад – этого было достаточно, чтобы маленького роста страж порядка потерял из вида Мякишева, снявшего махом с головы шапку и спешно ретировавшегося на карачках в сторону подворотни музея В.В.Маяковского, как если бы на нем была сказочная шапка-невидимка.

Мякишев быстро стал удаляться от места ушествия, теперь надвинув на глаза зимнюю шапку ушанку, предусмотрительно ловко вывернутую наизнанку. Наверное, именно так уходил в подполье Ульянов-Ленин от царских жандармов и питерских сыщиков.

Столь несерьезная маскировка не позволяла «рассерженному горожанину»  расслабиться – почти каждый полицейский на его пути пытался его разглядеть попристальнее.

Видимо, по всему району мест просачивания протестантов полицейским были переданы приметы Петра Ивановича, снятые с его фотки на камерах сексотного наблюдения в момент возложения им уполовиненного букета гвоздик, так коварно подсунутый ему старой большевичкой.

Конечно, проще всего было бы нырнуть ему в устье Мясницкой улицы, а там, пробравшись к Мясницким воротам, вдоль Проспекта Сахарова проскользнуть на площадь Трех вокзалов, и затеряться в толпах беспечно-обалделых пассажиров и ошалелых приезжих.

Можно было наспех снять вокзальную биксу и уединиться с ней в платном биотуалете. Но с некоторых пор на привокзальной площади и ее окрестностях законодательно в режиме «взбесившегося принтера» городские думцы ввели прогрессивную шкалу оплаты, учитывающую длительность пребывания дееспособных граждан в кайфовом состоянии.

В какой-то момент Мякишев поймал себя на мысли, что, если его все-таки схватят, чтобы препроводить в СИЗО, то у него нет с собой ни банного баула, ни вещмешка. Наиболее ушлые протестанты, как он слышал у пивной барной стойки от заядлых алкашей, брали с собой на протестные мероприятия зубные щетки и сухофрукты, на случай ареста более 5 суток.

Конечно, можно было бы вывернуть наизнанку не только головной убор, но и верхнюю одежду, обернувшись бомжем, но на это Петр Иванович не мог пойти: отказаться от себя, от малой родины в большой Москве, от общества узкоколобых коммунистов Пролетарской управы Измайловского округа рабочий человек пролетарской наружности пока еще не мог себе позволить.

В конце концов высшее руководство вино-водочной сверхдержавы не должно его, беспартийного коммуниста по форме и сочувствующего демократа внутри, закатать в хлебный шарик и сожрать, не поперхнувшись, в столь сложное время империалистического противостояния некоммунистических стран против своих народов, сочувствующих последним коммунистическим государствам.

Сам себе господин Мякишев понял: все эти откровения, направления, поползновения и преткновения - не для него. Ему и ему подобным не стоит высовываться из первичных ячеек старорежимной жизни, - лучше не будет.