Глава 23. Паника

      Обнаружив в комнате Маурисио, Эстелла захотела его стукнуть. Нет ей покоя! У неё горе, ей надо искать Данте, а этот тип никак не отвяжется. Какого дьявола он явился в чумной город? И как узнал, что она здесь? Он же был в Риме!

      Пока эти мысли метались в её голове, раздался грозный рык. Маурисио, вскочив с кресла, рванул в угол. Эстелла охнула. Мио, её маленький лисёнок, как тигр бросился на маркиза.

      — Уйди, животное! Иди к чёрту! — Маурисио махал ногой, но зверёк намертво вгрызся в его щиколотку, прикрытую белоснежным чулком.

      — Мио! Ты что делаешь? Прекрати! — овладев собой, Эстелла схватила лиса в охапку.

      Он разжал зубки, позволив взять себя на руки. Мордочка у него была в крови. Эстелла на секунду подумала, что он загрызёт и её, но зверёк лишь тявкнул, щуря хрустально-синие глазки. Девушка вытерла ему морду салфеткой, уложила его на подушку и взялась за рану Маурисио.

      Тот, чертыхаясь, снял окровавленный чулок и развалился в кресле, злобно косясь на Мио. Но лисёнок не осмеливался больше подходить. Эстелла, обработав рану, замотала Маурисио ногу хлопковым бинтом.

      — Это что за гадость вы сюда притащили? — указал на зверька Маурисио.

      — Это не гадость, это лис, мой питомец — объяснила Эстелла терпеливо.

      — Он меня покусал! А вдруг у него чума?

      — У него нет чумы!

      — Откуда вы знаете? А даже если нет, это дикое животное и ему не место в доме, — Маурисио потрогал бинт пальцем. — Если назавтра я не смогу ходить, я сдеру с него шкуру!

      — Ну попробуйте! — с вызовом бросила Эстелла. Мельком заглянув в зеркало, она поправила выбившуюся из причёски прядь. — Когда ваша сестрица завела в доме гиену и леопарда, вы не возмущались. А это тоже дикие животные, да ещё и опасные!

      — Вы нарываетесь на неприятности! — вскинулся Маурисио. — Так я вам их устрою, это не сложно. Вы — грязная прелюбодейка, сломавшая мне жизнь! Вы — пустоцвет, неспособный даже родить наследника! Вам место в богадельне, и вы обязаны мне в ноги кланяться за то, что я вас терплю и содержу, хотя вы и подошвы моего сапога не достойны!

      Хлоп! Эстелла размахнулась и звонко ударила Маурисио по щеке.

      — Вон! Вон отсюда! — выкрикнула она. — Ваши оскорбления уже сидят у меня в кишках! Я порядочная женщина, и, в отличие от вас, у меня есть достоинство и принципы. Убирайтесь! — Эстелла подтолкнула его к двери, словно он был тумбой.

      — Я вам это припомню, — Маурисио дохромал до выхода. — Дрянь бесстыжая! — он стукнул дверью.

      Упав в постель, Эстелла зарыдала, колошматя кулаками по подушке. И тут же ощутила под боком нечто мягенькое. Это Мио запрыгнул на кровать. Всхлипывая, Эстелла гладила его по шёрстке. Он, закатывая глазки, блаженно урчал.

      Она не вышла к ужину, пребывая в мрачной меланхолии. Тёпленький лисёнок лежал на её животе, тихо фыркая.

      — Ты такой красивый, и только ты меня понимаешь, — сказала Эстелла зверьку. — Я чувствую себя одинокой, никому я не нужна, все меня обижают. Я так устала…

      Мио слушал, уложив мордочку на Эстеллу и изредка пробуя на зубок шнурок её корсажа.

      Стемнело. Безлунное небо укрыли рассеянные тучи, похожие на куски обгоревшего пергамента. Когда в замке погасли огни, дверь в комнату Эстеллы распахнулась с такой силой, что едва не улетела в окно. На пороге возник Маурисио. В пижаме, с тростью в руке и с колпаком на голове, он был в стельку пьян и шатался. В развалку подойдя к постели, он схватил Мио за шкирку и выбросил его в коридор, грубо и жёстко швырнул зверька прямо об пол, как пачку старых газет.

      — Вы что делаете?! — вскрикнула Эстелла. — Не трогайте Мио, это живое существо и ему больно!

      — А-ха-ха-ха-ха! — разразился дьявольским смехом Маурисио. Он запер дверь на ключ и навис над Эстеллой.

      Девушка вжалась в стену, но это её не спасло. Угрожая остриём трости, вид которой вызывал у Эстеллы воспоминания о пытках Данте, Маурисио выудил из пижамного кармана стилет и разрезал на ней платье так, что оно развалилось на две части. Эстелла осталась в корсете и панталонах.

      — Вы обязаны исполнить супружеский долг сию секунду! — объявил маркиз.

      — Ни за что!

      — Или вы будете мне подчиняться, или я из вас сделаю фарш! — холодные глаза Маурисио зловеще сверкнули в темноте.

      — Я не буду с вами спать! Не буду! — Эстелла вскочила на ноги, но убежать не сумела — отбросив трость и стилет, Маурисио вытащил плётку.

      — Дрянь бесплодная, я тебя уничтожу! Ты будешь в ногах у меня валяться! — заорал он, размахивая плёткой. На обнажённых руках девушки появились багровые отметины. — Но-о! Пошла, кобыла! — вопил невменяемый Маурисио. — Раздевайся и живо на колени! Будешь вымаливать у меня прощение за свои грехи!

      — Иди к чёрту, идиот! — не сдавалась Эстелла.

      Не собирается она это терпеть, всё, хватит! В конце концов, она аристократка, благородная дама, а не какая-нибудь простолюдинка, чтобы позволять так с собой обращаться. Она плюнула Маурисио в лицо. Попала в глаз. Пока он, беснуясь, утирался, Эстелла ударила его коленкой в пах. Он, воя, упал на кровать, а Эстелла метнулась в ванную. Защёлкнула задвижку. Но толком и дух перевести не успела, как Маурисио начал ломиться в дверь.

      — Ну-ка откройте! Я ваш муж, а, значит, и хозяин! Вы должны мне подчиняться! Я приказываю вам открыть дверь!

      — Пошёл вон!

      — Я знаю, зачем вы сюда приехали — искать своего пастуха, с которым вы мне рога наставили. Разве вы не знаете, что этот идиот в Жёлтом доме? Я всё про него выяснил, — плевался желчью Маурисио. — И я вобью в вашу пустую голову, как следует обращаться с собственным мужем! Вы пожалеете, что смеялись надо мной! Я сделаю из вас кусок кровавого мяса, поглядим, какому любовничку вы тогда будете нужны!

      БАМ! Маурисио ударил в дверь чем-то увесистым, но она выдержала. В панике Эстелла металась по ванной. Сейчас это пьяное животное её убьёт или искалечит. А выхода отсюда нет — она сама загнала себя в угол. Надо было бежать на балкон.

      И тут Эстелла вспомнила: в стене есть тайник. В нём она раньше хранила снадобья. Теперь тайник был пуст, но его закрывал камень. Довольно тяжёлый.

      Эстелла схватила с полки гребень с острой плоской ручкой. Найдя шатающийся камень, подцепила его. Он выпал из стены. Это крайняя мера, но другого выхода нет.

      БАБАХ! Дверь сорвалась с петель. Маурисио снёс её здоровенной статуей Святого Мигеля, что стояла в углу комнаты. Он бросился на Эстеллу, размахивая тростью с острым наконечником и набалдашником в виде головы единорога.

      Собрав волю в кулак, Эстелла оттолкнула его. Отбежав в угол, швырнула камень. Не попала — камень пролетел мимо, немного царапнув маркизу висок. Выкатив глаза и брызгая слюной, Маурисио пошёл на Эстеллу, грозясь нанизать её на трость, как охотники нанизывают тушку убиенного зверя на вертел. Эстелла схватилась за трость и потянула её на себя. Ещё миг, и Маурисио, вскрикнув, трость отпустил — она обожгла ему ладони. И Эстелла, оставшись с тростью в руке, недолго думая, всадила острый наконечник маркизу прямо в шею. Он пошатнулся и рухнул на пол.

      Онемев, Эстелла тупо смотрела на Маурисио. Тот не шевелился, из раны на шее текла кровь. В ужасе Эстелла рванула на выход. Вывалилась в коридор, чуть не наступив на лисёнка, что лежал на пороге.

      — Я его убила! Убила! — обезумев, девушка ринулась вниз по лестнице. Она хотела найти Чолу, чтобы та помогла ей убрать труп — попадать в башню Эстелле ни капли не улыбалось.

      С грохотом и некоторыми сложностями (от шока она заблудилась в замке) Эстелла ворвалась в комнату Чолы. Та явно уже видела десятый сон, но Эстелла безжалостно её растолкала.

      — Чола, вставай! Вставай сейчас же! Мне нужна твоя помощь!

      Чола не отреагировала на крики, и тогда Эстелла начала грубо её тормошить за плечи:

      — Вставай! Вставай!

      — Чего такое, сеньора? — недовольно пробурчала служанка. — У нас пожар?

      — Нет, хуже… Я его убила…

      — Чего?

      — Убила… убила… я его убила, — бормотала Эстелла срывающимся голосом. — Маурисио… он умер… Я просто защищалась… Он лежит у меня в комнате! Давай, Чола пошли!

      Чола протёрла глаза.

      — Куда идти-то?

      — В мою спальню. Надо убрать труп, пока никто не узнал, — растрёпанная, с окровавленными ссадинами на руках, Эстелла сейчас напоминала умалишённую.

      — Убрать труп? — Чола набросила на плечи вязанную шаль.

      — Да-да, — закивала Эстелла. — Я не хочу в башню, поэтому давай зароем его в саду. А может лучше его сварить? — размышляла Эстелла вслух. — Распилим и сварим в котле, а потом скормим собакам. И тогда никто вообще не узнает, что он сдох. Ведь для всех Маурисио в Риме…

      — Да вы бредите! — вздохнула Чола, нащупывая в потёмках свои башмаки с деревянными подошвами, которые стучали при ходьбе так, что содрогались окна. — Вам это всё приснилось, сеньора.

      — Ничего мне не приснилось! — возмутилась Эстелла. — Наверху лежит труп Маурисио.

      — А я говорю, что вам приснилось, — зевнув, Чола вышла из спальни первая. Эстелла последовала за ней.

      Они поднялись на второй этаж. Дверь в комнату была распахнута. Внутри горела свеча. Разве она зажигала свечу? Эстелла чуть в обморок не упала, увидев, что Маурисио с забинтованной шеей сидит в кресле и как-то странно покачивается из стороны в сторону. Но на труп он непохож.

      — Ну, и чего я говорила? — набычилась Чола. — Вам всё приснилось!

      Эстелла не знала что ответить. Какой же этот Маурисио гад! Лучше бы она и вправду его убила. Зарыла бы трупик в саду, а потом разыграла бы несчастную вдову. Эстеллу не ужасали мысли такого рода — Маурисио её достал, искалечил им с Данте всю жизнь. Она смерила его зверским взглядом — маркиз сидел, понурив голову.

      — Сеньор Маурисио, а чего с вами такое? Почему у вас шея в бинтах? — спросила Чола.

      — Это я его ранила, — ответила Эстелла. — Я же тебе сказала, Чола.

      — Ой, знаете чего, разбирайтесь-ка вы сами, а я пойду спать, — и Чола закрыла дверь снаружи.

      — Ваше счастье, что я слабая и беззащитная, — заглянув в ванную, Эстелла изумилась — там отсутствовали следы борьбы: ни крови, ни камня, которым она запустила в маркизов лоб, ни трости. — Была бы я посильнее, вы бы сейчас тут не сидели. Но вы меня расстроили. Я так обрадовалась! Думала сварить ваш трупик в котле, скормить его собакам, а потом надеть чёрное платье и изобразить безутешную вдовушку, — Эстелла говорила жёстко, будто рубила слова. И подумала, что сейчас она очень напоминает Роксану. Вероятно, мать не от счастливой жизни превратилась в мегеру. — Ещё раз вы тронете меня, и я возьму уже не трость, а томагавк, — закончила Эстелла тоном победительницы.

      Маурисио поднял голову, и взгляд его Эстеллу поразил. Обычно пустые глаза сейчас были живыми. Он смотрел на неё с… обожанием? Уж не мерещится ли ей? Эстелла хмыкнула. Он что влюбился в неё после того, как она нанизала его на трость, словно рождественского поросёнка на вертел?

      — Я думаю, лучшее, что сейчас можно сделать, — пойти спать, — Маурисио встал с кресла. — Ложись и отдыхай, отважная и безбашенная дамочка, которая кружит головы всем, не щадя ничьих чувств.

      И он ушёл, даже не хромая, хотя нога его была покусана лисом. Кстати, а где же Мио? Эстелла огляделась, но зверька нигде не обнаружила. Ладно, сейчас темно. Завтра утром она его найдёт за какой-нибудь портьерой. Он, пожалуй, испугался, ведь Маурисио швырнул его на пол, как мешок с опилками.

      Загасив свечу, Эстелла легла в постель. Но сон никак не приставал. Девушка впала в дремоту, взбудораженная до нельзя. Потом услышала тихое шуршание. Прыг! Мягкий комочек прижался к ней — Мио был тут как тут.

      Поутру, однако, он исчез. Эстелла решила, что лисёнок боится попасть Маурисио под горячую руку.

      Приняв ванну, Эстелла нарядилась в травяного цвета платье, украшенное изящной вышивкой. Открыв дверь, она обнаружила у порога огромную корзину цветов. Здесь были розы, каллы, орхидеи, мутисии, солео и даже крошечные веточки вербены — не менее сотни ярких и красивых растений. Все они в общей массе походили на стайку разноцветных бабочек.

      Перешагнув через корзину, Эстелла спустилась в столовую. Чола накрыла завтрак на двоих, но Маурисио, который всегда был точен как часы, опоздал на пятнадцать минут. Явился он хмурый и странно одетый в бриджи для верховой езды, сапоги и муслиновую бальную сорочку с рюшами.

      — Доброе утро, — выдавил Маурисио, плюхаясь на стул.

      — Да вы, маркиз, сама галантность! И это после ваших выкрутасов накануне! — не сдержалась Эстелла. Он удостоил её молчаливым взглядом исподлобья.

      Еду полагалось начинать с салата, но Маурисио пренебрёг этим и первым делом навернул бараньи ножки под острым соусом. Эстелла сморщилась — так недолго и до несварения.

      — Эээ… — произнёс Маурисио немного погодя. — Тебе… понравились цветы? — спросил он как-то робко.

      — Тебе? Тебе?! Вы ещё смеете мне тыкать? — разозлилась Эстелла. — Да я вас видеть не могу после вчерашнего! Вы мне омерзительны! Сами чванитесь, что вы аристократ, а с собственной женой обращаться не умеете.

      — Но разве ты… вы не любите меня? — наморщил лоб Маурисио. И Эстелла захотела пырнуть его тростью ещё раз. — Я думал, вы страдаете от того, что думаете, будто я не люблю вас. Но это не так. Я вас люблю и дорожу вами. С этого дня я постараюсь относиться к вам ласково, как вы того заслуживаете.

      Грудь Эстеллы гневно вздымалась. Какой же лицемерный человек! Любит он её, как же! Вот Данте её любит, ради неё даже в тюрьму отправился, а этот… Он только причиняет страдания, бьет, унижает, насилует. И ещё смеет говорить о какой-то любви!

      — Так вам понравились цветы?

      — Засуньте их себе в… — Эстелла вылезла из-за стола, — в уши.

      Она убежала прочь и, дрожа от гнева, вмазалась-таки в корзину с цветами. Пнула её что есть мочи. Цветы разлетелись по коридору. Выяснилось, что они не срезаны, а вырыты с корнями — на дне корзины была земля.

      — Идиот! — выпалила Эстелла, собирая цветы в корзину. Чуть поостыв, она вышла в сад и высадила их обратно в клумбу.

      Время до полудня Эстелла извела на поиски Мио. Обходя замок, она заглядывала в углы, под шкафы, за портьеры и тумбы, но зверёк как в воду канул. Эстелла была сильно огорчена этим фактом и заподозрила, что Маурисио тайком Мио выбросил.

      После обеда Маурисио объявил, что уходит по делам и вернётся лишь к вечеру. Эстелле было плевать, куда он идёт, но слово «дела» её насмешило. Какие могут быть дела в городе, где свирепствует чума? Но Маурисио ушёл, и её это обрадовало. Она отыскала в библиотеке книгу — приключенческий роман о контрабандистах и пиратах, и, возвратившись в комнату, чтобы погрузиться в чтение, ахнула: Мио преспокойно лежал на своей шёлковой подушке.

      Когда Эстелла переступила порог, лисёнок бросился к ней и по-кошачьи потёрся бочком о её юбку. Взяв Мио на руки, Эстелла устроилась в кресле. Так они и провели остаток дня. Эстелла читала, а Мио, уложив мордочку к девушке на ключицу, нежно урчал ей в ухо.

      Но Маурисио домой не вернулся ни к вечеру, ни к утру. После завтрака Эстелла решила прогуляться — надо же выяснить, что происходит в городе. Она нарядилась в синее платье из пан-бархата с золотым поясом; свои миниатюрные ножки, которые так любил ласкать Данте, облачила в золотые же туфельки. Голову прикрыла синей шляпкой, затолкав под неё локоны.

      В таком очаровательном виде молодая маркиза вышла из замка. Мио она с собой не взяла в страхе, что он подхватит чуму. За себя Эстелла не боялась. Жизнь не мила ей без Данте. Ну заболеет, ну умрёт, подумаешь. Зато муки её окончатся.

      Попав на улицу Святой Мерседес, Эстелла изумилась. Накануне город казался вымершим, сегодня же и шагу негде было ступить. Повозки, телеги, кареты, экипажи заполонили собой всё пространство. Взволнованные кучера гневно орали на лошадей и прохожих. Люди, бранясь, запихивали в повозки свой многочисленный багаж: картонки, сундуки, баулы, мешки, даже мебель, упакованную в домотканые чехлы. Два кучера ругались между собой, не слезая с козел: они преградили друг другу путь и никто не желал уступать.

      Эстелла замешкалась. Разинув рот и глядя на небывалую толкотню, она чуть не угодила под экипаж. Кучер его с силой бил лошадей хлыстом, и они, обезумев, неслись по мостовой, едва не переворачивая повозку.

      — Брысь с дороги, дамочка! — выкрикнул он, и Эстелла еле успела отбежать. Экипаж пронёсся мимо, обдав её вихрем пыли, и она, кашляя, упала на клумбу с маргаритками. Господи, что происходит?

      Отряхнув платье и поправив шляпку, Эстелла окликнула немолодого господина, что, стоя на тротуаре, ждал, когда слуга запихнёт в экипаж небывалых размеров сундук.

      — Сеньор, простите, — робко промямлила Эстелла. — А что случилось? Почему столько шума?

      Мужчина смерил её удивлённо-возмущённым взглядом.

      — Как, вы разве не знаете, сеньора? Алькальд Его Сиятельство граф Алехандро Фрейтас открыл на сутки городские ворота, чтобы все, кто ещё не болен, могли уехать из Ферре де Кастильо. Вот мы и спешим, ибо как минуют сутки, ни из города, ни в город больше никого не выпустят и не впустят.

      — Спасибо, сеньор!

      Отойдя подальше, Эстелла свернула на Янтарную улицу, но крики, толкотня, тучи людей, экипажей, сундуков и баулов, выставленных прямо на тротуар, были и здесь.

      — Ой! — кто-то резко дёрнул её за рукав.

      — Сеньора Эстелла!

      То оказалась Либертад. В запылённом ситцевом платье и сером чепце она выглядела как-то жалко.

      — О, Боги, чего это вы тут делаете, сеньора Эстелла? Зачем вы сюда приехали, тут ведь ад прямо на нас свалился! — всплеснула Либертад руками.

      — Это долгая история, — отмахнулась Эстелла. — Хорошо, что я тебя встретила, Либертад. Расскажи мне, что у вас происходит, я ведь совсем ничего не знаю.

      Они пошли по запруженной дороге, протискиваясь сквозь толчею.

      — Все собираются уезжать, — заговорила Либертад, когда они выбрались на зелёную аллею, где не было коней, людей и их багажа, — мадам Берта и сеньор Альдо, и сеньора Джованна с её семьей. Уезжают и забирают с собой детей сеньоры Мисолины. А сама сеньора Мисолина так и не нашлась. Они все уплывают сегодня в эту… Бр. Бор… Бырселуну, во!

      — В Барселону? — порыв ветра налетел на Эстеллу, чуть не сбив с неё шляпку. Она удержала её двумя руками.

      — Ага, туда, — подтвердила Либертад. — Новый алькальд велел открыть городские ворота, чтобы люди, которые ещё не подхватили эту заразу, могли уехать отсюда.

      — А в нашем доме как? — с трепетом спросила Эстелла, боясь услышать страшное. — Мама… она не больна?

      — Нет, эта не больна, — презрительно хмыкнула Либертад. — Зараза к заразе не пристаёт. Сеньора Роксана уехала в Корриентес, давно уж, как только стало известно про чуму. Она забрала с собой Альфредо, Урсулу и Дуду, сына Лупиты. А сама Лупита осталась с нами.

      — Почему?

      — Ну я ж одна-то не могу следить за домом, готовить еду, ухаживать за больными. У меня нет столько рук! — с раздражением выпалила Либертад.

      — За больными? Так в доме кто-то болен?

      Либертад шмыгнула носом.

      — Угу, сеньор Арсиеро, он… он помер… три дня назад, — ответила она после паузы.

      У Эстеллы вырвался протяжный вздох.

      — А ты почему не уехала, Либертад?

      — Да не могу я уехать! Чего ж я брошу Эстебана что ли? — Либертад сверкнула глазами, и в их отражении Эстелла увидела себя прежнюю, ту отчаянную девочку, которая шесть лет назад на центральной площади кричала о любви к Данте.

      — А… дядя Эстебан… что с ним?

      — Он… он тоже болен, — Либертад всхлипнула, подтирая нос рукавом. — Этот бестолковый доктор Дельгадо ни черта не понимает в болезнях. Пустоголовый осёл, уверял, будто у Эстебана простуда. А когда сеньор Арсиеро помер, к нам пришёл чумной доктор и сказал, что у Эстебана тоже чума. Сеньора Роксана вовремя дёрнула, а мы с Эстебаном не поспели за нею. А теперь я не могу уйти, хотя очень боюсь, — и Либертад расплакалась. Эстелла попыталась её обнять, но та отстранилась. — О, Боги, не трогайте меня, сеньора! Я ж ухаживала за чумными, я тоже могу быть больна.

      Крупные слёзы потекли по лицу Эстеллы. Да, ей было жаль дядю Эстебана и Арсиеро, и бедную Либертад, но больше всех — себя. Либертад хотя бы рядом с любимым, а она, Эстелла, не знает, где искать Данте и что с ним. Вдруг он тоже болен? У девушки аж в глазах потемнело от этой мысли.

      — Так зачем же вы сюда приехали, сеньора? — спросила Либертад, поправляя съехавший чепец. — Разве мадам Берта не предупредила вас? Тут ведь самый настоящий ад. Чума никого не щадит. Это проклятие какое-то и никто не знает, когда оно кончится!

      — Я… мне надо… у меня тут дела, Либертад. Я должна найти кое-кого, — прошептала Эстелла.

      — Ну нет! Неужто его, того длинноволосого? — нахмурилась Либертад. Эстелла кивнула. — Да вы спятили! Пять лет уж прошло, а вы всё никак не уймётесь! Вы ж говорили, будто бы любите сеньора Маурисио.

      — Маурисио? Маурисио?! Да я его ненавижу! Чтоб он сдох! Почему он не заболел чумой? Почему умирают хорошие люди, а твари живут?! — Эстеллу прорвало. Она закричала и затопала ногами, спугнув птиц с хлебного дерева, что раскорячилось неподалёку.

      — Успокойтесь, сеньора! — Либертад оглянулась по сторонам. — Вы ведёте себя как безумная. Пойдёмте со мной.

      — Куда?

      — Я шла в дом вашей бабушки. Мадам Берта ведь уезжает сегодня, я хотела с ней попрощаться.

      — А она знает, что дядя Эстебан болен?

      Либертад отрицательно мотнула головой.

      — Нет. И не должна знать! Не проболтайтесь ей, сеньора, иначе она не уедет! Останется и тоже заболеет. Нет-нет, этого нельзя допустить! Все, кто здоров, должен уехать, спасти свою жизнь. И вам, сеньора, тоже надо уезжать обратно. Бегите отсюда, пока это возможно.

      — Я буду искать Данте! Я должна узнать что с ним, — Эстелла разглядывала эстрелью — куст розово-красных цветов, которые формой напоминали звёздочки. Данте когда-то говорил, что она похожа на звёздочку, а эти цветы — её тёзки. — Если он тоже болен, я останусь умирать с ним. Ты же не бросишь дядю Эстебана, Либертад, вот и я не брошу Данте.

      На смуглом лице Либертад проступило отчаяние. И Эстелла подумала: Либертад испытывает те же чувства, что и она — тревогу и боль. Но у Эстеллы ещё есть надежда, а у Либертад — нет.

      Эстелла хотела повидаться с бабушкой перед её отъездом, но, когда они с Либертад подошли к маленькому домику, вокруг которого раскинулся цветник, тот уже был заперт. Бедно одетый мужчина заколачивал окна досками.

      — А где хозяева? — спросила у него Либертад.

      — Да уехали они, уж с полчаса как.

      — Жа-аль! — протянула Эстелла.

      Они с Либертад ушли ни с чем и на углу Бульвара Конституции попрощались. Эстелла, конечно, хотела навестить дядю, но Либертад ей категорически запретила.

      — Нет-нет-нет, сеньора! Вы ж фульдшер, а несёте ерунду. Даже я, глупая служанка, знаю, чума — не игрушки. Не вздумайте соваться в дом, а то ещё подцепите заразу.

      На обратном пути Эстелла шла по аллее, не глядя вперёд. Она думала о Данте. Видела его как наяву, но разным: и с сияющими глазами, когда он признавался ей в любви; и коварным и обольстительным, как в подземелье; и обезумевшим, как в Книге Прошлого. Мысли её блуждали и путались, и Эстелла не разбирала дороги. И вдруг ощутила толчок — на кого-то налетела.

      — Ой, извините, — Эстелла очнулась от грёз, увидев перед собой девушку в простонародном чепце и коричневом платье в цветочек.

      Та, побледнев, таращилась на неё в упор. Эстелла присмотрелась и охнула — это была Мисолина.