Расставание

   
   Унылый пейзаж. Поезд движется вдоль полей, глубокая осень. Я лежу на верхней полке и стараюсь уснуть, но память бередит, растревоживает душу. Может быть, потому, что всё случилось недавно? Сколько прошло? Всего год. Тогда тоже была тихая осень…
 
    – Унылая пора, очей очарованье, – прозвучал милый голос, и девушка, задев меня чемоданом, протиснулась в купе.
   Я стоял у окна, прижавшись к стеклу головой, и следил за тем, как по небольшой платформе снуют одетые в плащи пассажиры. Обернулся: волосы до плеч, светло-русые: тот цвет, что я любил.
   – А дальше? Как дальше, помните? – спросил, улыбаясь.
   Она пожала плечами:
   – Нет, конечно. Что-то про поля…
   – Унылая пора! Очей очарованье!
  Приятна мне твоя прощальная краса –
  Люблю я пышное природы увяданье,
  В багрец и в золото одетые леса,
  В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
  И мглой волнистою покрыты небеса,
  И редкий солнца луч, и первые морозы,
  И отдалённые седой зимы угрозы, – неторопливо продекламировал я.
  Она прервала меня ласковым смехом:
   – Ладно, сдаюсь. Пушкина вы помните лучше, чем я. Или это Лермонтов?
   Мне стало плохо от такого  невежества. Но, кажется, она шутила. Или хотела познакомиться. Впрочем, знакомиться всё равно бы пришлось, потому что в купе, кроме нас двоих, была лишь бабулька, что ехала к сыну. Но не разговаривать же всю дорогу с бабулей?
    Мы познакомились: Ася. Странное имя, но доброе, тёплое, как и она сама. «До Воронежа – двое суток пути», – думал я в предвкушении приятного общения. Но разве мог знать, что лишь в первые сутки будет легко, а потом всё изменится, потому что каждый стук многотонных колёс начнёт приближать меня к расставанию. С ней, единственной девушкой, которая стала нужна мне как воздух, как жизнь.
    Её дыхание, тепло её присутствия, этот чудесный поворот головы, когда все черты смягчаются светом неярких ламп. Этот голос, который шепчет:
   – Серёжа, бабуля уснула, пойдём в коридор.
   И мы стоим в коридоре, близко-близко, и мне хочется лишь одного: прижать её к себе и не отпускать никогда. Но поезд летит в ночи, стремясь к той точке, за которой – расставание.
   – Я не знаю тебя, – шепчет она.
   – И я  не знаю.
   – А кажется, что знаю давно.
   Молчу. Что тут сказать? Вам знакомо это чувство – человек близок, хотя видишь его впервые? И всё в нём – дорогое, понятное, и ты знаешь наверняка, что он хочет сделать или сказать…
   – Серёжа, – звучит её голос.
   – Да?
   – Ничего… Просто – Серёжа…
   Она повторяет мое имя, и я знаю, что нужно сделать: поцеловать. Но я боюсь спугнуть её, как хрупкую птицу, замершую в ночи.  Боюсь испугать своей дерзостью, пылом.
    Потом мы лежали на полках, разделённые узким пространством, но руки соприкоснулись и крепко держали одна другую, пока мы не уснули.
    Наутро Ася была грустна. Она понимала, что впереди – расставание, потому что я – до Воронежа, а она – дальше. И весь этот день оказался окрашен в печаль этого слова: расставание.
    Нет, мы не сдавались: шутили, смеялись, прятали грусть далеко-далеко, но уже ближе к вечеру сбежали в холодный тамбур и целовались до посинения, а колеса всё мчали и мчали…
   Потом она отодвинулась:
   – Не хочу с тобой расставаться.
   Я не знал, что сказать.
   – И я не хочу.
   – Сережа, что нам делать?
   – Напиши мне.
   – Это не то…
   Я и сам понимал, что это не то. Она опять придвинулась. Я обнимал её крепко, так крепко, как только мог. Но уже текла ночь, приближая расставание. Мы не спали. Вернее, не спал я: держал её, сидя на нижней полке.  А она положила голову на мои руки и так и уснула.
   Утро – безжалостно, как поток; голос проводника: «через двадцать минут Воронеж!» Все суетятся, топчутся в коридоре. Ася грустно смотрела – ещё не чужая, но уже далёкая. Я попрощался и вышел…
    Унылая пора! Сегодня – почти год. Или уже год? Не помню. То было в октябре, а сейчас – ноябрь. Но я помню её лицо, и эти светло-русые волосы. И то, как мы держались за руки, пока не уснули.
   – Куда едешь? – спросил сосед, крепкий мужчина, которому явно нужен был компаньон, и он приглядывался ко мне, прежде чем предложить выпить и закусить.
   – В Воронеж, к отцу.
   Сосед помолчал, задумчиво посмотрел в окно. Поля проплывали, начался дождь, ничто не радовало глаз.
   – А я – к сыну, в Воронеже живет. Жениться собрался, хочет с невестой познакомить.
   – С невестой – это хорошо.
   – Ну, пойдём, у меня коньячок есть. Хлопнем по маленькой. А то ты всё в окно да в окно.
   Мы пили весь вечер, не так, чтобы много, но грусть притупилась, и образ Аси, навеваемый перестуком вагонных колёс, словно уплыл. Я уснул. Михаил ещё долго сидел, прихлебывая чай и разговаривая сам с собой.
   Наутро он честно сказал:
   – Мой Сашка её недостоин. Он – парень что надо, но она вся такая… Хрупкая, утончённая. Асей зовут.
   Я чуть было не вздрогнул. Совпадение. Моя Ася в Воронеже не живёт.
   Михаил долго рассказывал, почему Сашка полюбил эту Асю, но я уже отключился, думал о своем. И лишь когда он достал свой мобильник, чтобы показать мне фото, свесил голову с полки.
   – Это они, месяц назад.
   Я взглянул – и горячо задышал. Милая! Ася! Ты не изменилась! Тот же взгляд, то же мягкое, нежное лицо. Улыбаешься, но что-то в глазах чужое. Конечно: уже не моя. Да и не была ты моею. Лишь один день…
   – Красивая, – вымолвил я.
   – Да, хороша, – он задумался. – Только не знаю, любит ли его.
   – Раз согласилась, значит, любит.
   Михаил пожевал.
   – Не согласилась ещё. Сказала – подумает.
   У меня внутри потеплело.
   – Подумает, а потом согласится, – негромко ответил я.
   Ночью думал о ней, о себе, о том, как всё непросто в жизни. Или мы усложняем? Или должны, если любим, идти напролом? Кто его знает, что правильно… С тем и уснул.
   – Серёга, вставай, – разбудил голос соседа. – Уже подъезжаем.
   Я наспех умылся, хлебнул остывшего чаю и, упаковывая сумку, вдруг сообразил:
   – Тебя сын не встречает?
   – Да нет, вроде не собирался.
   Я облегченно вздохнул.
   Люди сгрудились у выхода, Михаил напряжённо всматривался в толпу. И вдруг закричал:
   – Саня!
   Я поднял голову. Он был не один: рядом белело лицо в обрамлении светлых волос.
   Отвернулся, буркнул:
   – Давай, Михаил.
   Но тот схватил меня под локоть и потащил к сыну. Я попытался вывернуться:
   – Миша, мне пора. Спешу.
   Куда там! Цепкая хватка медведя. Минута – и я стоял перед ней. Смотрел не в лицо, а в сторону, кивнул неуклюже:
   – Сергей, очень приятно.
   Она вначале не поняла, растерянно переводила взгляд с отца жениха – на меня, а потом улыбнулась:
   – И мне очень приятно.
   Я начал прощаться.
   – Нет, – твердил сын, – мы вас довезём.
   Но я чувствовал, что он хочет похвастаться: вот, мол, моя невеста!
   Проклиная всё на свете, я дал себя увести. В машине, на заднем сиденье, оказался рядом с ней, на расстоянии вытянутой руки. Она молчала, смотрела в окно. Я – тоже. Потом она повернула ласковое лицо:
   – Я с начала весны живу в Воронеже.
   – А я приехал к отцу, как и в прошлый раз.
   Помолчала.
   – Ты обо мне вспоминал? – спросила одними губами.
   – Я думал о тебе всю дорогу.
   – А до этого – вспоминал?
   Я посмотрел с укоризной: конечно, вспоминал!
   – Ты не поняла? Я же влюбился.
   Она опять помолчала. А потом попросила:
   – Саша, останови.
   – Что, здесь? – спросил Александр.
   – Да. Останови.
   Машина подъехала к тротуару. Он вышел, она – за ним. Что-то начала объяснять. Они смотрели в мою сторону, и я понял, что разговор обо мне. Взял свою сумку и тоже вышел.
   – Ты понимаешь, он не виноват. Но это из-за него я не сказала «да».
   Парень смотрел растерянно, не зная, как реагировать.
   – Так, ребята, – твёрдо начал я. – Мешать не хочу.
   – Ты не мешаешь, – вдруг ответила она. – Но я думала, что никогда тебя не встречу…
   – Ася, – пытался я её образумить, – он тебя любит.
   – А ты?
   «Больше жизни», – мысленно ответил я. Она поняла, потому что смотрела прямо в глаза. Она меня знала…
   А потом случилось то, чего я не ожидал, но на что надеялся весь этот год, пока тосковал и мечтал о чуде: о случайной встрече с ней.
   Она повернулась к Саше, прикоснулась ладонью к его плечу и очень мягко сказала:
   – Прости. Но иначе – никак, ты понимаешь?
   Тот не понимал, просто смотрел на нас обоих: как такое может быть?! Может! Потому что я для неё тоже оказался тем самым, единственным. И кто знает, сколько усилий предприняла жизнь, чтобы свести нас на этом вокзале, словно дать ещё один шанс…
   Она улыбнулась ему – виновато, а затем, взяв меня за руку, пошла по улице. Я распрямился: она выбрала меня, и уж теперь-то я её не отпущу! Крепче сжал узкую ладонь и, не оборачиваясь, пошёл рядом.
   Мы сделали несколько шагов, и я был готов к чему угодно. Но сзади хлопнула дверца, и раздался шум отъезжающего автомобиля. Стало тихо…
   Мы шли и шли, пока не свернули на спокойную улицу; я бросил сумку на землю и развернулся к ней.
   – Хватит с нас расставаний, – пробормотал.
   И, забыв обо всем на свете, начал её целовать.