Ещё раз о любви

Мы познакомились в небольшом скверике, где она выгуливала щенка Кузю. Кузя был рыжий и гиперактивный, он рвался с поводка, тащил Фаину за собой, а когда его спускали побегать - носился, гонял голубей и тявкал на свое отражение в лужах. Ему было тогда месяцев пять.
Я часто проходил через скверик и любил посидеть там, бездумно любуясь деревьями, тропинками и кустами. Ноги и спина ныли после работы, и усталость будто уходила в землю через подошвы ботинок. Не раз я думал о том, чтобы бросить работу. Но... ведь нравится! Да, тяжело - но нравится, и ничего с этим не сделаешь...
Первое, что я заметил в Фаине (после солнечного окраса ее гиперактивного Кузи) были прекрасные пышные волосы, которые она заплетала в косу. Она присела на соседней скамейке передохнуть, глядя, как Кузя нарезает круги вокруг розового куста. На ней были светлые джинсы и кроссовки. Я смотрел украдкой на ее косу и думал о том, что она не красит волосы, и этот серебристый оттенок - один из самых красивых, что я когда-либо видел. И тут поймал себя на мысли, что хотел бы увидеть ее волосы распущеными по плечам.
Мне стало стыдно, но перестать думать об этом я не мог. На следующий день я подошел к ней, сидящей на той же скамеечке и спросил, нельзя ли присесть рядом.
Она посмотрела на меня лукаво, как уже много лет не смотрела ни одна женщина. Впрочем, я не слишком обращал внимание на женские взгляды.
 - Место свободно. - улыбнулась она. Я сел рядом и спросил, как зовут щенка.
Мы общались день за днем, она выгуливала Кузю, я возвращался с работы, мы сидели и беседовали часами. Кузя был счастлив, я тоже. Я не верил сам себе, но не мог припомнить, чтоб у меня так перехватывало дыхание от того, что женщина сидит рядом со мной на скамейке, что она дотрагивается до рукава моей куртки, подчеркивая важность какой-то фразы. Я любовался ее волосами и темными, да, темными глазами, чистыми и особенно красивыми на фоне ее бледной кожи. Сам я всегда был загорелым.
- Вы замужем? - осмелился я как-то спросить. Разумеется, невпопад. Мне кажется, с ней я говорил невпопад абсолютно все, да и бывало ли, чтоб влюбленный мужчина говорил что-нибудь вовремя?
 - Была. - ответила она, отводя взгляд от моего лица. - А вы?
 - Был. - мне сдавило горло. О жене я думать не хотел. Мне было стыдно. Я-то думал, что любил ее, а за эти странные три недели, подобных которым не было в моей жизни, понял, что на самом деле не имел о любви ни малейшего понятия. Мы больше не говорили о тех, кто был. По молчаливому соглашению. Я догадывался, что произошло с ее мужем, она догадывалась, что произошло с моей женой. И говорить о них мы не хотели, не желая предавать ни их, ни друг друга.
В скверике появлялись дети, играли с Кузей, поднимали невыносимый шум. В один из таких моментов я набрался смелости пригласить Фаину к себе. Смешно, конечно, что мне потребовалось набираться смелости, но я робел, робел, как мальчишка, как подросток, нет - хуже! И когда она согласилась и поднялась со скамейки, я предложил ей руку, и ее прикосновение отозвалось во мне электрическим разрядом по всему телу, так что я пошатнулся. Да, какой уж там подросток. Просто идиот! Мы пили чай (от кофе она решительно отказалась, и я даже устыдился своего предложения), болтали, она изучала мои книги, с девичьим восторгом бренчала на старой пыльной гитаре, и я не мог поверить своим ощущениям. Она была так красива, без вычурных крупных украшений, в сером свитере и неизменных джинсах, распущенные волосы зачесаны за уши, на носу очки - только для чтения! Я поцеловал ее, обмирая от собственной наглости, и мы пропали окончательно.
Через неделю она заболела, простудившись во время одной из наших прогулок. Кузя сидел на голодном пайке, выгуливаемый у самого дома на пять минут, и мы оба (нет! все трое!) скучали по родным лужам, кустам и скамейкам. Фаина резко отказалась от моего предложения выгуливать Кузю за нее, и тогда, скучая по ней, я открыл для нее Интернет.
В это трудно поверить, но она почти не пользовалась Интернетом, как она смущенно призналась, просто не было надобности. Мы часами говорили по Скайпу, я писал ей забавные глупости на ее новую страничку в фейсбуке, и она радовалась каждому знакомому, которого обнаруживала там - на расстоянии протянутой над клавиатурой руки.
Кузя все так же радостно носился вокруг скамеек, но в скверике похолодало. Мы сидели, тесно прижавшись друг к дружке, и я решился на полное безумие.
 - Выходи за меня, - сказал я, и испуганно замолчал. Каких-то три месяца знакомства, для нас это же особенно безумно! Но на самом деле, именно поэтому я торопился. Она должна была меня понять. И она поняла.
 - В болезни и в здравии... - в ее голосе слышались слезы. - Леня, я боюсь...
 - Я тоже, - ответил я. - Но скажи мне, чего мы боимся? Чем мы можем повредить себе? Или друг другу? Чем?
 - У меня двое детей, знаешь ли, - сказала она.
 - Ну и что? Сомневаюсь, что это нам помешает. У меня тоже... - она поцеловала меня в щеку.
 - Мы слишком многого не знаем друг о друге. Я кокетничала... полагаю, ты тоже... на свой лад. Мы о многом догадываемся, но ведь не знаем точно, и может, недостаточно осознаем...
 - Господи, ну так узнаем и осознаем! Мне жалко времени, понимаешь? Вот ты болела...
 - Да понимаю, понимаю. Хорошо. Только не становись на одно колено в такую погоду. Застудишь.
Я вскочил со скамейки, забыв от восторга обо всем на свете. В голове пронеслась совсем уже дикая мысль подхватить ее на руки.
 - Но только один вопрос. Он мучает меня со дня нашего знакомства. И хотя мне дико страшно, без этого я за тебя точно не пойду. Лень... сколько тебе лет?
 - А тебе? - попытался выкрутиться я, понимая, что веду себя, как скотина. Она покраснела. Я заставил любимую женщину краснеть! Черт, я чувствовал себя лет на 17, не больше...
 - Мне уже все равно. Я скажу. И даже правду. Подожди, это же трудно... - Я понимающе молчал. Этот вопрос напрягал и меня. Наконец с видимым усилием она произнесла - Восемьдесят один.
Я подпрыгнул на скамейке от радости.
- Восемьдесят два! Честное слово! 
Мы поженились через неделю и даже детей и внуков на свадьбу не пригласили. Так романтичнее. На мой взгляд.