О превозмогании

Это будет очень противный рассказ, мне заранее стыдно. И нет, даже не про медицину. А про героизм, проявленный перед лицом страшной погибели.
Дней пять назад один такой муж пожарил котлеты, а потом свалил в командировку. Я, если честно, от такого поворота событий офигеваю всегда, но на этот раз ничто беды не предвещало, командировка свалилась на нас, как гром средь ясного неба, так что я выпала в осадок еще сильнее, чем обычно. Пребывая в этом осадке и тоске, я на кухню просто перестала заходить. Хрена ль я там не видела, покупала готовое, воровала с работы, кормилась в забегаловках, ресторанчиках и у мамы, питалась где угодно, но только не из своего холодильника, игнорировала наличие плиты, с которой, как известно близким друзьям, все равно ни черта не умею делать.
А надо сказать, у нас в кухонных шкафчиках всякой хрени навалено немерянно, включая две фондюшницы, которые совершенно нам не пришей ****е рукав, но девать их некуда. Парочка тостеров, в которых мы никогда не делаем тосты. Супница, как символ семейного очага, чтоб разьебать ее в случае скандала. Огромная и белая, очень много места занимает. Пару ящиков еще занимают страшные непонятные штуковины от бывших жильцов, которые мы запихнули и забыли, ибо не наше и не нам выкидывать, но не пользоваться же этим, в самом деле. В общем, места у нас мало, поэтому одна кастрюля и две сковородки живут у нас прямо на плите, мы их никуда не убираем. Не знаю, что сказали бы на это почтенные классные дамы Института Благородных Девиц, да и пофигу, в общем.
Так вот, пожарил муж котлеты. Выросли котлеты большие-преболь... стоп, это не та сказка. Котлеты я уж не помню куда делись, может, я их и сьела в припадке маразма. А сковородку муж забыл поставить в раковину. Ну бывает, ну что уж скажешь, только я не обращаю внимания на то, что в раковине не лежит, а стоит на плите. То есть, там бай дифолт все чистое. А у нас технический балкон с кухни идет. Открытый такой, застекленный, и солнышко сквозь окна светит. Красиво и светло, только очень жарко. Я еще и поэтому кухню не слишком люблю. И падают игривые лучи солнышка большее количество времени именно на нашу плиту. Представили? Ну и зря.
А сегодня, пять дней спустя, ко мне должны заглянуть знакомые. И решила я, что на кухню таки придется заглянуть, хоть выяснить, насколько хорошо там можно шары катать. Тут начинается триллер, ужос, мрак и мерзость. Вхожу на кухню, вроде все тихо-мирно, кидаю взгляд на сковородку. Аккуратно, прошу заметить, прикрытую плотно прилегающей крышкой сковородку, идеально освещенную лучами солнца сквозь окна технического балкона. И зубы у меня начинают стучать. Впрочем, недолго, потому что через секунду я уже сбежала на другой конец квартиры в паническом ужасе.
Я не знаю, не знаю, что там вывелось в прогорклом масле и остатках фарша, какие кошмарные омерзительные твари из глубин подсознания навестили мою сковородку, но оно было маленькое. Оно было белое. Его было много, как крошечных зернышек риса. И оно шевелилось.
Как я не пала трупом на месте - загадка. И ведь никакого запаха! Плотно закрытая крышка сковородки, чтоб ей провалиться, не пропускала запахи, не выпускала чудовищную колонию ТВАРЕЙ из сковородки, но явно позволила им процветать, размножаться и - кто знает! - возможно строить планы по захвату мирового господства и зохавывания всего живого... начиная, конечно, с меня.
Стою я в самом удаленном от кухни месте нашей квартиры - в ванной - и понимаю, что мало просто осознать весь кошмар проиcходящего. Надо еще и что-то делать. И не потому, что знакомые не оценят вид моего невольного биологического эксперимента, но потому что находиться в мире, где существует подобная мерзость, я просто не могу. Мне уже казалось, что тошнотворная волна маленьких белых монстров приподнимает крышку сковородки и начинает оттуда понемножку... по одной рисинке... ВЫПОЛЗАТЬ и расползаться в разные стороны... к ванной... к салону... к моей кровати, где я совсем одна, без мужа, и меня сьедят, по клеточке сожрут, но задолго до этого, когда первая же рисинка коснется моей кожи, я умру от отвращения и ужаса.
Но что делать?! Что? Как я могу зайти на кухню, где поселилось ЭТО?! Дотронуться до сковородки? Абсурд! Там монстры. Но и оставить их там нельзя. Холодное понимание, что если я не сделаю что-нибудь прямо сейчас, они захватят мир, снизошло на меня. Никогда бы не подумала, что я на это способна. О, если бы мой муж был хотя бы... не знаю... в Днепропетровске, или на худой конец, в Димоне, я бы вытащила его оттуда и потребовала, чтоб он занялся исконным мужским делом - спас жену от мучительной и мерзкой смерти ценой собственной жизни. Но муж находится в стране, чье название мне даже выговорить тяжело, а пока он вернется, я буду мертва. Поэтому мне придется расчитывать только на себя.
Какое счастье, что я работаю в больнице и пру оттуда все, что плохо лежит! Иначе откуда бы у меня была пачка плотных резиновых перчаток? Я напялила четыре пары, просто для начала, и повязала морду красной банданой в цветочек. Видимо, потому что грабители на Диком Западе никогда ничего не боялись, кроме инфляции, а в сковородке явно не инфляция поселилась, и это должно меня подбодрить. Потоптавшись перед входом на кухню всего минуты три, я кинулась в бой.
На самом деле, они не сопротивлялись. Не ползли на меня и не пытались укусить, пока я смывала их в унитаз, мыла сковородку, молясь, чтоб перчатки выдержали, и снова сливала в унитаз. Видимо, их путь слишком медлителен, они не набрасываются на врага, а наползают на него и медленно пережевывают. Икая от страха и жмурясь, чтобы хуже видеть, я снимала мелких чудовищ с одной перчатки и смывала их с другой. Не знаю, сколько времени продолжалась эта битва, наверное, недолго, но мне казалось - вечность. А потом я мыла раковину, унитаз, плиту и все, что могло хоть как-то соприкоснуться с этим кошмаром. И все равно, странно, что я печатаю сейчас уже без перчаток...
Пусть эта правдивая история послужит примером того, как перед лицом страшной опасности и жгучей необходимости даже маленький и трусливый человек может мобилизоваться, вступить в борьбу с силами тьмы и победить, потому что больше ему, прямо скажем, ничего не остается.
Но что теперь делать с тем, что я стала бояться собственного унитаза - не знаю.