Клалафуда клалафу

               
     Экзистенциально-мистические звуки моего аккордеона, немецкого, с перламутровыми клавишами, малахитовыми кнопочками и яркими, глянцевыми Микки Маусами, небрежно наклеенными с тыльной стороны, заворожили странную девчонку с капризно надутыми губами, думаю, именно из-за этих вот губ я и начал нарезать круги вокруг нее, они словно говорили : идите на х..й, все. Столь радикальное решение весьма импонировало мне, я обнажил торс, на время разлюбив тетю Юлю Тимошенко и отложив в недолгий ящик, почти сосновый, дядю Сережу Пархоменко, взял в руки аккордеон и, печально наклонив голову, заиграл " Маленькую страну" Наташи Королевой, клевой соски с лохматой мандой, отвисшими сиськами и пошлым акцентом Анастасии Заворотнюк, тоже голой, как ни странно. Из телевизора, включившегося сам-по-себе, вылез облупошенный Глеб Самойлов, послушал немного и улез обратно, поняв, что ему лично здесь ничего не светит, не катит, не булькает и не кубатурится, даже не забивается, а раз так, то на хрена, спрашивается, подобный скучный разврат, унылый и безжалостный своей непреклонностью в выносе мозга ? На хер, мы пойдем другим путем.
     - Ты, наверное, мазохистка, - оборвав ноту, выразил я свое суждение и начал читать стихи Дмитрия Быкова, вслух, в нужных местах подвывая и закатывая зенки, так, что зрачки испуганными жуками уползали куда-то в сторону ушей, болтались там какое-то время, а потом возвращались и жестко гипнотизировали мою гостью, начавшую дрожать мелкой дрожью, видимо, она впервые в своей тусклой жизни повстречала истинного гения, положившего с прибором на саму идею творчества.
     - Почему ? - Осмелилась задать вопрос, надо же, я уж думал, никогда не осмелится, так и проживет, не поняв ни хрена. - Слишком много херов и хренов.
     - Слушай, - я уставился на нее, почесывая пузо, - ты за хренами или ответами на незаданные вопросы, а может, - тут я сверкнул глазами, - ты чаю хочешь ?
     - Хочу.
     - Щас.
     Я прищелкнул языком и материализовавшийся шайтан из запрещенного в России батальона " Азов", обросший, как манда Наташи Королевой, забацал нам лезгинку. Я снова щелкнул и он исчез.
     - Ну как ?
     Она недоуменно посмотрела на журнальный столик, испещренный стародавними ожогами от бычков, ложек и медных пробок Тупака Шакура, мертвого негра, ныне находящийся в запустении на отшибе сознания, между шкафом, за коим некогда валялись фольгушки от чеков, полдоз и весов, и эмалированным ковшиком, до сих пор, как мне кажется, воняющим ангидридом.
     - А где чай ?
     Я изумленно глянул на нее.
     - Щас.
     Я щелкнул пальцами и по периферии пространства, бодро топоча, промчались дагестанские бараны.
     - Ну как ?
     Девчонка подбежала к окоему периферии, заглянула в адские глубины, с дымящейся головой вернулась обратно и пожала мне руку. Я заулыбался. Гордый. Ловкий. Достойный. Как Михаил Боярский образца шестьдесят девятого года.
     - Так почему ты кладешь на саму идею ? - Она улеглась рядом, я немного отодвинулся, быстренько глянул, нет ли явных порезов и подобных неприятных подробностей моего эпидермиса, вроде, нет, облегченно вздохнул и осторожно подложил руку ей под голову, имитируя велюровый подголовник той самой " Бэхи".
     - Да просто все, - начал я гнать сиюминутные ощущения, торопясь высказаться здесь и сейчас, ведь вполне возможно, завтра я буду думать иначе, - это на хрен никому не нужно, - она щелкнула меня по носу за лишний и ненужный " хрен", непонятки какие-то сегодня, сплошь щелкунчики, впрочем, хер на них, снова щелчок, ай, - вот я недавно на " Свободе", что ли, прочел статистику, там, короче, народ за Алексиевич пробивали, типа, кто такой, так, прикинь, большинство не знают, кто такой, и знать не хочут.
     - Да положила я на большинство, - промурлыкала она и полезла за сигаретой, по пути немного придавив моей начавший шевелиться хер. Еще щелчок.
     - Слышь, ты харэ щелкать, привыкла, по-ходу, с пидорами общаться, а я своих эмоций не скрываю.
     Она покосилась вниз, горестно вздохнула : " Боже, как я  завидую Марусе", закурила и отвернулась, неторопливо затягиваясь и выпуская дым из ноздрей, как сам Невзоров в лучшие моменты своей жизни. Я аккуратно перелез через нее и сел в отдалении на корточках, сгорбившись и тоже куря.
     - Ты, может, чаю хочешь ?
     - Хочу.
     - Щас.
     Я хлопнул в ладоши, хватит на сегодня щелкунчиков, а то точно один из Михалковых приснится, ладно бы Надя, голая, с сиськами, а ну как батя ее, с усами и национальной идеей, той самой, нашей, исконной, " чюки-чюк", по субботам и на конюшне. Такой мазохизм нам не нужен. Пусть в седло себе забьет подобные идеи, а не хочет, что ж, Юровский и Войков напомнят, а не напомнят, что ж, значит, все повторится, снова и заново. Эх, дожить бы. К любой банде мародеров присоединиться и погулять напоследок, валя и правых и виноватых, и наших и ваших, всех. Вот оно, " Любить по-русски", без мудацких Джигурд и прочих Бамбарбиев, народных и заслуженных, хотя, там, вроде, мелькала Удовиченко, голая, с сиськами. Пусть лучше она приснится, а Михалковы вместе с Никки Минаж - тому самому гаишнику, у которого брат - азербайджанец.
     Еще раз хлопнул в ладоши, встал, открыл бутылку молока и разлил по стаканам.
     - Это же молоко, - ухмыльнулась она, беря холодный стакан.
     - Сам знаю. А ты, что, ждала чего-то другого, как один из Самойловых ?
     - Неааа, - протянула она, отрываясь от стакана и вытирая белые усы. - Я давно о тебе знала, поэтому не ждала ничего другого.
     Я не удивился. Знала, так знала.
     - Ты к спорту как ? - Я осторожно начал издалека, но она, засмеявшись, приподняла подол черного платья, обнажая клевые ноги, у меня сразу встал, не скрою.
     - Никак. Есть занятия получше.
     Прости, Маша. Вот такой я у тебя, единственный и неповторимый. Как Бонч-Бруевич.