Тропой лесной на зорьке ранней - глава первая

Памяти прадеда, Волкова Дмитрия, посвящается.

Дмитрий, дождавшись когда заснёт многочисленное семейство, тихо натянул сапоги на босы ноги и крадучись вышел на крыльцо. Дверь не скрипнула, не выдала родимая. Проулком побежал к реке, к своей любимой ивушке плакучей. Там ждала его зазнобушка Ульяна, самая желанная на свете. Встречались втайне ото всех более полугода, ещё с Рождества Христова. Для неё, Ульянушки, подснежники собирал на лесных полянах. Времечко летело быстро. С родителями пока не говорил, но думал сватать Ульяну в сентябре, после сбора урожая, а на Покрова свадебку сыграть.

Ноги быстро несли к реке любимой. Река, она кормилицей была, водицей вкусною поила. Малая, да сердцу милая. С детских лет Дмитрий любил смотреть на воды тихие, бегущие к большой реке. Сюда и привёл Ульяну, от глаз людских спрятав любовь свою. Под ивушкой плакучей голосок её слушал, нарадоваться не мог, любуясь красотой девушки. Стройна, под стать ему, с косою светлою ниже пояса, с глазами зелёными, с личиком беленьким без единого изъяна, с губами яркими, что вишня спелая. Ластится, в глаза заглядывает вопросительно, будто спрашивает - не обидишь ли, не обманешь ли. Может ивушка ту печаль в сердце привносила, а может речка журчанием своим. Только вкрадывался страх в сердца без видимой причины.

До зорьки ранней порой досиживали, а потом бегом, каждый к своему дому. Пару часов сна и вместе со всеми за работу. Пора страдная, работы той невпроворот.  Строги были родители у обоих, гневить не следовало до сватовства. Не помешало бы что мечте сбыться.

Тихон, брат старший Дмитрия, злоблив, ни одна девица ему не нравилась в деревеньке, что недалече была, а вернее, девчата обходили стороной вечно хмурого, рыжеволосого Тихона. Это могло стать препоной на пути к браку. Так заведено было, женятся вначале старшие. Лень ему было пару вёрст вышагивать на посиделки. Родители журили старшего сына за это, боясь, что останется бобылём. Уже и младшие на девок заглядываться стали. Дочери заневестились одна за другой, тоже скоро женихи в дверь постучат. Пора бы и Тихону определиться.

На Дмитрия многие заглядывались. Косая сажень в плечах, волосы русые вились кольцами, глаза синевы небесной. А уж каким голосищем Бог наградил! В мать пошёл своей красотой, сходство их было огромным. Но некоторые намекали и на то, что понесла его Устинья, так звали их матушку, от барина. Не зря же после отмены крепостного права первыми Пахомовы получили и вольную, и надел земельный в хорошем месте, подальше от поместья. В тот год и родился Дмитрий. Правда, никто не видел особого отношения от барина к Устинье. Но нет дыма без огня.  Шестерых ещё нарожала Устинья после Дмитрия. Все рыжеволосые и конопатые, что парни, что девки, на отца своего, Григория, похожие. А было их в аккурат поровну: четыре парня и четыре девки.

Григорию даже намекнуть боялись. Коренаст, силища немереная, пришибёт или в речке, как щенят, утопит. Ещё за его отцом такая слава шла. На жену свою  голоса не повышал, жили душа в душу. Получив надел, сразу съехали с барского двора.
Пару узлов и двое детей. Землянку построили, печку сладили. Первый год распахали землицу своими руками. Барин Григория всем в пример ставил. За зерно с первого урожая первотёлку выделил и старую лошадку. Телегу Григорий сам сладил. А через пару лет Пахомовы в своём рубленном доме жили. Положенный оброк по договору за землю платили без задержки. Понятно, что долго предстояло выплачивать рассрочку, чуть меньше полувека, но зато сами себе хозяева. Река рядом, рыбкой баловала, живностью разной обзавелись. Живи не тужи.

С утра за дела принимались, попив чайку с блинами. Тяжёлая работа в хозяйстве крестьянском. К вечеру все с ног валились, да только не Дмитрий. Устинья давно примечала странности за ним. Тело в чистоте особой содержать стал. Щетину с лица начисто убирал, не то что Тихон, которого неделями обмыться не заставишь, или рот ополоснуть травяным настоем, а уж о лице и говорить нечего, заросло волоснёй рыжей, старше отца смотрится. Другие два сына, Пётр и Павел, глядя на Дмитрия, блюли себя в чистоте. Портки и рубахи сами отстирывали, не дожидаясь, когда сёстры сподобятся. Вихры свои рыжие стригли часто. Улыбчивые и развесёлые, голосами тоже Бог не обделил. Девки деревенские засматривались и родители их держали парней на примете. Породниться с семьёй Пахомовых считалось честью. Твёрдо на ноги семейство встало. Дружно живут, трудятся, не покладая рук. Полный двор скотинки ухоженной.

За девками Пахомовскими парни в очередь вставали. Старшие, Степанида и Дарья, уже подросли до лет замужества. Знали деревенские - будет у них приданное не малое.

Быстро пробежало лето с сенокосами, сбором ягоды дикой. Сентябрь пришёл. Собрали весь урожай. Зерно обмолотили, часть продали, а часть на пропитание и семена оставили. Кладовая наполнилась рыбкой сушёной, ягодой мочёной. Грибы, рыжики в бочке здоровенной присоленные, глаз радовали.

Неожиданно для всех Тихон объявил о своём желании жениться. Родители и рады были. Наметили день, когда сватать пойдут. До Покрова ещё далеко, всё к свадьбе успеть можно. Припасы есть и медовуха дозревает. Тут и Дмитрий не растерялся:

- Матушка, тятенька, хочу чтобы и мне вы невесту сосватали. С самого Рождества  встречаемся. Ульяной Карповой кличут. И сговор меж нами есть, ждали осени, чтоб в ноги поклониться вам и её родителям. Вам легче будет две свадьбы враз сыграть.

Тихон, сидевший у стола, хлопнул кулаком по столешнице. Прозвучало, словно выстрел из ружья. Сидит, глаза кровью налились, трясёт своей бородой рыжей:

- Нет, брательник, не ты Ульяну сватать будешь! Я старший, мне и выбирать девку первому. Отступись, ежели жить хочешь! Ты думал, что никто про твои ночные гулянья не знает. Ан нет! Я проследил за тобой в одну из ночей, послушал ваше щебетанье, позабавился глупости вашей и решил, что девка хороша, сойдёт мне в жёны. Даже если и обрюхатил ты её, то ничего, семя наше, Пахомовское. Хотя я в больших сомнениях, что ты от отцовского семя рождён, не зря народ говорит, что ты барских кровей будешь. Ну, ежели первенец на тебя будет похож, так скажу на матушку нашу. Так два греха и закроем...

Жаром полыхнуло лицо Дмитрия. Подскочил к брату, схватил его за грудки:

- Не смей так про Ульяну, пришибу и не гляну, что братом приходишься! Моя Ульяна, никому не позволю её у меня отнять! И про матушку не позволю дурные слова говорить...

Устинья сидела у печи бледнёхонькая. Смотрела пред собой глазами застывшими, а потом и рухнула на пол, словно подкошенная. Тут уж всем не до Тихона было. Меньшим братьям тоже хотелось морду ему расквасить.

Не стало Устиньи и дом осиротел. После её похорон Дмитрий словно сиротой остался. Отец молчал, Тихон хозяином по дому ходил, сёстры по углам притихли. Братья меньшие подались на заработки, сказав на прощание Дмитрию:

- Уходим, братка, навсегда. Нет желания с Тихоном рядом жить. И тебе надо уходить. Слышали мы тут его разговор с отцом, недоброе они задумали. Тихон от сватовства к Ульяне отказываться не собирается, а отец его в этом поддерживает.
Ежели ты не согласишься, то сдадут тебя в рекруты. Вроде как уже получен на тебя отдельный документ, где ты старше Тихона обозначен, а значит и служить тебе первому. Вот ты им и воспользуйся. Из соседней деревни многие молодые пожелали податься в края степные за Урал-горой. Землица там не хуже нашей, рек и озёр полно. Леса, говорят, берёзовые и осиновые. Купцы проезжие сказывали, что живёт там народ другой. Земля им не нужна. Они скотоводством живут, кочуя от пастбища к пастбищу. У них и домов постоянных нет, в шалашах живут. Чудно. Мы, может, и сами туда потом переберёмся. Прощай, братка! Даст Бог, свидемся, а нет, то не поминай лихом.

Дмитрий с Ульяной встретились и решили бежать, пока холода не наступили, поняв, что не будет им защиты от злобы людской. Взяв немного хлеба на дорогу, ушли лесными тропами на зорьке ранней. Решили пробираться в Сибирь-матушку, подальше от родной сторонки. Взошло солнце, дорогу освещая, путь на восток указывая.
Лес багряным листом покрывался. Трава свой цвет теряла, природа к зиме готовилась. Спешили Дмитрий с Ульяной уйти подальше от мест родных. Свернули с дороги накатанной на тропу лесную, чтобы укрыться было где в случае погони.

Через много вёрст от дома обвенчал их священник в маленькой церкви. Он же помог им и в обоз пристроиться, который уходил за Уральские горы. Шёл 1882 год...

Продолжение следует:

http://www.proza.ru/2015/11/10/884