Юрий Ковтун

Тишина. Соловьи. Год на линейке прочих лет. Дятел на автостоянке, тщащийся произвести сверление. Удары бокалов о бокал. Черно-белый телевизор в каморке сторожей. Редкий глухой хохоток. Шум, порождаемый чесом собаки между машин. Фонарь – филиал луны. Далекие моторы, редкий стук рельс, искра, пантограф. Едут последние люди. Последние пассажиры вечерней земли.
В тот вечер был футбол. Я помню – не было в природе более сплющенных впечатлений. Я приготовил жетон, чтобы выйти к таксофону, что был прикреплен к сетке автостоянки. Я хотел, чтобы ночное футбольное слово отправилось по электронному маршруту.
Это было года за два до «Часа Быка». И то также был жуткий стоячий матч, страшные проходы кривых ног и невозможность. И все запомнили. Потому что в народе футболист Бесчастных именовался как Бык, ибо был парнем здоровым. Он вымучил. В том трамватичном для головы и глаз матче Югославия ушла, навсегда.
Но ведь это линейка. И я вспомнил лишь то, что будет. Что-то вроде воспоминания о будущем. Музыка Питера Томаса, в ролях – Юрий Ковтун.
Нет, конечно, Юрий и потом забивал в свои ворота. Хотя был, помню, и матч с «Черноморцем», когда весь стадион кричал Романцеву: «Э, не кури», а он в конце уже повернулся и показал всем собравшимся болельщикам неприличный жест. Да, тогда Юра отличился.
Но помним мы, ясное ж дело, международные встречи. А кто теперь восстановит в памяти далекий год? А какой – я не помню.
Шли мучения. Было страшно. Казалось, сердце остановится от большого и повсеместного медляка. Все засыпало. Мир индевел. Никто не играл. Все стояли и мучились. Должно быть, исландцы должны были зафиксировать первую эпохальную ничью с сильным соперником. Хотя и стоял он, соперник, увязая в собственных ногах. Хотя и был он как вата, соперник.
Но тут.
О, какая была ночь. Мне показалось, фонари должны упасть, но сила тотального охлаждения мироздания именно такова.
Юрий Ковтун!
-О! – закричал я, проснувшись. – Юрий Ковтун!
Больше не было других передач. Не было переключений на автомате. Я вышел на улицу, с последним жетоном, с мучительной мыслью об освобождении. Жетон мог быть съеден – таковы они, таксофоны прошлых лет. Но прокатило.
-Привет, - сказал я, - не спишь.
-Нет.
-Видел?
-Да.
-Юрий Ковтун.
-Да.
Теперь я уже не помнил, кому звонил. Дятел продолжал бить в фонарный обод.
-Юрий Ковтун, - прибежал из автостоянки голос одного из сторожей.
Да, конечно, они продолжали потребление народных напитков, и черно-белый телевизор был им в помощь. Я и сам в сторожах работал. Попробуй, вспомни теперь. Но водку – водку помню. Только и делали, что ночью с черно-белым ящиком дружили, пили, говорили о жизни, о рыбалке, о футболе.
Вообще, футбол – игра сторожей. Любой работник алкогольных ночей знает этот вид спорта на отлично, не хуже комментаторов.
Настоящий футбол – русская народная вещь.
Да, Юрия Ковтуна помнили. И в новый год, на дежурстве, я лежал в вагончике, подложив под голову шестизарядный дробовик, направив взгляд в двухцветный аппарат «Рассвет-307». Говорили, как и положено, о Динамо (Киев) -86, о кривоногом спартачье, о, ясное дело, немцах. Ибо все сторожа – болельщики Баварии. Наступал 2000-й год. На работе на халяву раздавали шампанское. Все верили в светлое завтра. Наступал Путин. Уж и не вспомнить теперь ту жизнь – без постоянного роста цен, без жуткой накрутки коммуналки и бесконечного олимпийского счастья.
-Помните, Юрий Ковтун? – спросил я.
-Ясен фиг,- ответил Толян.
Потом они сели играть в шахматы. Толян играл хорошо, Петя Кривой еще лучше – он вообще сутками играл, да и жил он на складе, ибо там попивать было сподручнее, чем дома. А может, там никто и не ждал его. Пришел Адидас.
-Привет, Адидас, - сказал я.
-Привет. Есть водка?
-Есть. И пиво есть.
-А где взял?
-На заправке.
Близился новый год. Удары в ворота.
-Открывай! Я – подстава!
-Э, ты кто, мужик? – крикнул я.
-Открывай, я – подстава!
-Иди ты лесом, подстава.
Но, оказалось, то был мужик по фамилии Подстава. Подставу впустили. Сел играл в шахматы с Петей Кривым. Собаки на постах выли от жутких шахматных мыслей и окрестного новогоднего фейверка. Вдалеке, на конечной, желтым светом мигнул опоздавший трамвай – должно быть, летучий голландец, не иначе. Навряд ли кто-то бы вздумал ездить в эту пору.
-Давайте, мужики, - сказал Подстава.
Выпили. Снова играли. Устав от шахмат, перешли на козла. На пару с Толяном, сыграли 5-4, дважды – с хвостом, один раз – с яйцами.
Время меняется, а футбол остается. Тем более, немец. Тот как играл, как играл. Хотя, и здесь, хозяйствует головой, головами, начинкой голов – телевизор, и даже нет никакой гарантии, что там, в госдуме, есть живые люди. Был же фильм, где все кругом было подставой. Город летел в космосе, и один раз в сутки пространство прошивал сигнал, люди теряли черты личности, но отсутствующие части дополнялись тем, чего не было – из чего складывались ложные воспоминания.
Никто и не докажет, что это не так. Был еще фильм про очки. Должно быть, его изъяли. Чтобы никому не пришло в голову их изобрести и проверить – являются ли людьми органы власти? А может быть это – Они? И они нами заведуют. Разве не так? Так ли просто оспорить эту вещь, хотя и больше – поэтическую, нежели логическую.
В общем, скоро – ЧМ, еще один телевизионный театр, призванный отвлечь человека от его бесполезности в рамках личностного роста и личностной целостности. Нет, ничего подобного. А вот Юрий Ковтун – что он сейчас делает? Может, тренирует. Жив же, я думаю. Вот Толян, помню, помер. Лучший был картежник.