Алхимия мыслеречия XI - под куполом цирка...

" Человек... О, эта быль, поросшая сединой. Когда-то такое имя носили двуногие. Но времени лабиринт без устали вёл его по своим перепутьям. Сквозь рождения и смерть: идей, вождей, учений и людей. Сколько летописей хранят подлинную историю человечества? Сейчас, никто уже и не вспоминает безпощадную силу знаний, некогда изречённую Иосифом Виссарионовичем, на вопрос, - сколько языков он знает, он изрёк: "...немного языков, но зато я знаю историю(подлинную) человечества". Чело, вече, век, вечность - космическая мудрость и глубинная сила крылись в этом наречении. Слова, о-о-о... а кто нынче из двуногих знает силу Слова? Кто ведает их исток, удельный вес и образ? Пустые, как высосанные пауком куколки своих жертв, слова насыщают этот, такой-же пустеющий Мир. Умолкали камни, стихал ветер, меркли звёзды. Неужто всё так безвозвратно и конечно? Ведь жили, любили, мечтали, - "...мы рождены, что б сказку сделать былью!" А где та быль и как быть, ежели её украли? Вопросы, числа которым нет, но более того,- нету ответов. Ответы, которые вопрошаемыми преданы забвению. Забвению, которое так истово и яростно хранимо.
 Парадокс, - гений, парадоксов друг. Быть может,- потому двуногие ещё не утратили право на Жизнь на голубой планете? Быть может, эта драма тысячелетия имеет под собой куда более значимые и сокрытые основания, таинства - что они продолжают терпеть поражение, но жить-выживать и врагов изживать. Неясно. Но...
  ...Жар и холод, как такт работы сердца, сливались в жизни человека и порождали великие и малые чудеса. Из века в век кочевали древние ремесленники, оборачиваясь и сменяя имя на новый лад. Алхимики и жрецы, охотники и воины, чародеи и строители - как корни Древа, раскинули они свои ветви на весь Мир. Тайны неба и земли, чтенье звёзд и праха. Устои хрупкого балланса почти всегда колебались на искорёженной чаше весов. В последний век два исполина сошлись в смертельной схватке. Один был богатырски силён, но наивен, другой был коварен, но тщеславен. В жутких объятиях, сквозь лесть и смесь отравы медных труб - год от года, эпизод за эпизодом,- богатырю вонзал он в сердце острие кинжала. Ритуал убийства воплотился в явь, жало пронзило сердце и трепыхаясь, в искорёженной гримасе боли и отчаянности богатырь издал предсмертный крик. Враг ликовал, он вкушал мощь поверженного, упиваясь щедрыми лаврами. По грани лезвия стекала кровь: капля, ещё и ещё, - кровь заструилась. Глаза богатыря заледенели, уста сомкнулись и руки медленно застыли: протянутые в удивлении. Триумф! Овации, победа! Беспечной радостью сраженный, враг кинулся ликовать. Не видя, как павшая кровь возжигается в пламя и как пылающая масса подымается вспять. Плотно всаженное острие клинка по самую рукоять закаменело в плоти, а жар, несущийся к истоку, плавил рукоять. В очах поверженного исполина колыхнулась бездна, как вместилище чего-то куда более грозного и могучего, тело на мгновенье содрогнулось, изо рта вырвался одинокий кашель и скрип сжатых зубов. По спине врага пронеслась рябь, будто сама смерть гладила вмиг вспотевшую спину своей костлявой рукой. С ужасом, обернувшись, можно было лицезреть перерождение. Не такой богатырской стати, не с таким человеческим ликом безмерной доброты. Ощетинившееся существо, которого смертельно ранили. Руки врага судорожно схватили рукоять и надавили, обожглись, выпустили рукоять, но в порыве яростного безумия и пересиливая боль, впились пальцы в луч недавней надежды. Как корень векового дуба, вросло орудие убийства и стало частью тела, тела - которое пожирало эту ритуальную сталь. Вороненая смерть впитывалась плотью, как яд, дабы победив его, выработать иммунитет. Чугунные обьятия стиснули дюжие плечи врага и каменные длани намертво впечатались пальцами в плоть. Слёзы текли - у миг тому назад богатыря - стальным ливнем, качнувшаяся бездна медленно приходила в движение, на месте сердца пылала звезда, вместо красной - горело злато. Вместо крови, поглотив кинжал, по жилам струился булат. Лицо выпрямилось и грудь сделала полный, ровный, сильный вдох.
  - Зря, - изрёк перерождённый и титаническая сила рывком оттолкнула врага, тот покатился кубарем.
 Оглядевшись и засучив рукава, Он начал наводить порядок своей безпощадной рукой,- того, кто вкусил смерть, яд самодурственного предательства и кто презрел поражение во имя Жизни. Лабиринт распрямил свои пути, ибо зеницы его пылали холодным взором далёкого света чёрной вышины, а в груди пылал жар Звезды-по-имени-Солнце.
 Все, от мала до велика, от соратников до недругов - признали его силу, а старый враг крысиной украдкой собирал легионы приспешников в скорый поход.
 Летописец вспарил звёздной птицей и полетел к краю света: зачерпнуть чернила из края бездны, - такие страницы истории следовало писать сообразно особому укладу, чтить час, судьбоносный для Земли и читать: затмения, знамения, парады. "
  Улыбка на устах рассказчика играла лёгким летним зайчиком. Довольный своими словесными этюдами и с чашкой ароматного, но крепкого восточного кофе, он сидел в удобном кресле и поигрывал кофейной ложечкой.
  - Ну, так-с, - как Вам, сударь?
 Сударь ходил по канату, на небольшой высоте, с шестом, тренируясь.
  - Недурно. Недурно, но, что бы Вы сказали,- если:
 "Человек... В экстазе бьются люди, насыщая свои хрупкие тела дурманом, под ветром музыки они раскачиваются, как трава в поле; трепыхается замордованное сердце женщин, агонизирует измочаленный разум мужчин. Царство лжи, где Храм для оной - сама жизнь. Архитекторы царящего порядка шли к этому долго, так долго, что в какой-то момент забыли и цель, и подлинную причину этого эксперимента. И тогда воды времени поглотили их, толща истории понесла их бурным потоком в русле нескончаемых войн и революций, катастроф и трагедий. Редкие перепоны иногда заставляли поток огибать их, но все они предчувствовали, что грядет нечто незримое, но неминуемое. Культы разврата для всех и эскадроны смерти для неугодных, рабство исключительности и трансгуманизм. Армии нового порядка били на поражение и на опережение: в сердца, в души, в умы, - зачастую не убивая, но навсегда уродуя оные. Как дурной сон, как утопия - это сладострастное самоубийство, казалось, не имеет начала и не будет иметь конца. Но,- всему своё время. Бремя вечности и лавры смерти, крылья жизни и свет истины - холодные объятия разума держали Мир на той последней грани. Стражи последнего рубежа пробуждались. Как исполины, титаны, драконы - оживали сказки и легенды, мифы и предания; тени исчезали в полдень и кристаллы новоявленного вещества - иной, неведомой этому часв субстанцией - творили преобразования. Изгои и странники, аскеты и путники, алхимики и волхвы. Будто живой, покров вселенской тишины на миг был наброшен на Землю. Священное безмолвие сломало печать бездуховности, и, Земля впервые за тысячи лет начала дышать и мыслить. Небо молвило быль давно умолкнувшей речью, горные пики звенели струнами, натянутыми на их вершинах. Мгла приходила в движение и Куб Пандоры покинул последний из зол. В горниле Войны вновь ковалася сталь, из недр вырывался грозный рокот грядущего побоища. В одночасье все и каждый узрели Открытые Врата вырывающейся бури. Грозовые раскаты вереницей всполохов ознаменовали бег небесной колесницы. Зашептал, запел, закричал ветер, - Кракатау издал свой громогласный клич - который обошел Землю не один раз. Под боевой стяг Эпохи становились полки. Из толщи гниющей массы умов прорезались столпы разума, пронзая тьму, они сшивали миру новую одежду. Упала первая капля животворящей влаги и проклюнулся первый дар Жизни. Час, предначертанный судьбой,- отворил засов Времени. На горизонте почернело Солнце, умолк океан и горнист запел в свой Рог."
  Шест уложился на опоры, бабочкой канатоходец порхнул на твёрдую почву и взял свой подостывший кофе.
  - Ну, милостивый государь. Вердикт.
 Синхронно вкушалось кофе, братья-близнецы,- такие похожие внешне, но разные внутри, задумались.
  - Честно говоря, всё, что я могу сказать,- это можно только показать, - руки, покрытые белыми алебастровыми перчатками, сплелись в замок.
 Брат коротко кивнул в знак согласия и они оба крепко задумались над будущим. Цирк, пожалуй, - то место, где в последнюю очередь будут искать тех, кто может называть себя человеком.