Письма о Серафиме

У корреспондентов нашей областной газеты каждый второй четверг был в конце 80-х годов днем «русского письменного». Этот день  мы обязаны посвятить письмам трудящихся. Писем этих за две недели накапливалось порою довольно много, всё-таки время активное, перестроечное, идет 1989 год, а потому просто валом валят «мнения с мест». Письма люди пишут и о том, как обустроить страну и как всех сделать равными и ещё ровнее, и душевные истории, и гневные обличения. Письма со стихами и рассказами тоже приходят.

И все-таки не часто приходят корреспонденции по двенадцать-четырнадцать страниц исписанных ровным почерком, посвященные одному и тому же человеку. Начинаешь замечать трудолюбие народного корреспондента, когда третий, четвертый, седьмой раз читаешь: «А что Серафим Попов? Выскочка... Просидел в теплом месте сорок лет, все власти воспевал, все Сталиным, а потом Брежневым восхищался...».
Поясняю для широкого российского читателя: есть у нас на Севере, в Республике Коми, поэзия Серафима Попова. Я специально написал так - «есть поэзия». Потому что не хочу писать слова «был поэт Серафим Попов». Что значит «был»? Он есть. В известном смысле он классик — его творчество вписано в живую литературу, в эпоху. Тогда, в 1989 году, он и сам ещё был жив. Так вот «письма трудящегося», того самого, который исписывал по 12-14 страниц ровным почерком, в самом письме всегда несколько раз вставлял фразы «вот мы с женой думаем», «мы с друзьями давно поняли его натуру...», всегда заканчивались подписями, которые невозможно разобрать. Но всегда будто бы двумя или тремя и с вполне читаемым адресом. Будто бы...

Я старательно пытался разобраться с его письмами, просто понять, а в чем собственно претензия к поэту Серафиму Попову? Воспевал руководителей государства и партию коммунистов? Ну, поэт может воспевать. Поэты всегда воспевают — то царей, то вождей, то любимых женщин, то дождик и корову на лугу. Кто-то может сказать, что воспевал неискренне? Никто. В чужую душу не заглянешь, а эмоции поэта — это вообще такая особая субстанция, вот они есть и в стихи легли, а вот к вечеру уже их нет, а стихи ушли по почте жить своей жизнью навсегда...

Неизвестный внимательный критик Серафима Попова упрекал его за то, что тот просидел в теплом кабинете. Ну, это ведь кто на кого учился. И на что здоровье позволило. Серафим Алексеевич Попов был очень близорук. После ранения на войне. Очки его были такими толстыми и так сильно увеличивали глаза, что я всегда, разговаривая с ним, начинал стесняться — на меня смотрел его Мозг и моя Совесть — так сильно просверливали нервную систему молодого корреспондента  глаза поэта-фронтовика Серафима. Упрекать близорукого талантливого человека в том, что он нашел применение своему таланту в условиях серьезного нездоровья? И так в четырнадцатистраничных текстах все остальное... Поэт Серафим Попов там-то не поздоровался с земляками, там -то сидел в президиуме и ни слова не сказал, а вот в 194... каком-то году даже занял место в машине, хотя больной женщине надо было в райцентр... была ли там больная женщина? Была ли вообще машина и знал ли о первой и второй сам Серафим Попов — все это неважно. Письма писались с удивительным постоянством для того, чтобы...А для чего? Предположим писал сумасшедший и крайне завистливый человек. На сумасшедшего не похож, а вот на крайне завистливого — да. Только, похоже, что и это не все.
Не случайно же встречались эти фразы «вот мы с женой думаем...» или «мы с друзьями давно поняли...». Завистник жил с какой-то застарелой травмой. Может быть, с несколькими травмами. Вполне возможно, что он в молодости считал себя талантливее Серафима и даже получал большое внимание от учителей и взрослых, а тут вдруг в подростковом возрасте Серафимушка взял да и рванул — первый сборник вышел у Серафима Попова в 1929 году, когда ему было всего шестнадцать лет!

А , может быть, жена того завистника, та самая, с которой он «думает», периодически напоминает своему престарелому мужичку, что когда-то сам Серафим Попов написал ей восемь строк стихотворения и проводил  после комсомольского собрания. Завистник же тот безымянный, даже сделав чиновничью карьерку, так и не смог найти своих восемь строк, которые легли бы в сердце женщины на всю её унылую жизнь в лесном поселке. Возможно, она, конечно, манипулирует выдуманным чувством, но он -то покупается на эти чисто женские манипуляции. И манипуляции ли они? Возможно, старушка сама  через образ Серафима задается вопросом о смыслах и выборе в своей жизни. Встречая теперь Серафима на экране телевизора или в газетах и журналах, они способны лишь пригласить друг друга для обсуждения «непорядочного Серафима, не уступившего больной женщине места в машине в 194... каком-то году»... И чтоб жена обязательно подтвердила согласие с его мнением, а не с восемью строчками стихов, он требует, чтоб ставила она подпись вместе с ним. Под каждым письмом. Пусть неразборчиво, но все-таки вместе — вместе подтверждаем «правильный выбор в ЗАГСе в 194... каком-то году».

В современном мире интернета, когда на форумах анонимно полощут любого мало мальски известного человека, иногда все-таки можно заметить ровно такие же страсти, как в тех письмах против народного поэта Коми Серафима Попова. Обязательно в своей зацикленности на примитивной зависти человек будет повторяться. Он напишет свои несколько страниц про «незаслуженный успех», про «не уступил место», про «больную женщину», про «не поздоровался с земляками»...Да какая разница про что — на самом деле мучимый вопросом своего неуспеха, своей жизни, не обретшей смысла и роста, человек выбирает жанр письма самому себе. Но автор этого жанра известен с библейских времен. И он неутомим.