Кукла для колдуньи, глава 2

 Много лет спустя.


 У подножия каменной бабы, на осколке гранита примостился парень, обнимая сидевшую на его коленях подругу. Смешные веснушки на тонком носу, тугие медные косы, ярко-алые губы — личико девушки не поражало красотой, оно дышало свежестью и юностью. Зелёная шапочка расшитая серебряной нитью покрыта красным платком, поверх рубашки надета черная душегрейка, юбка из пёстрого набивного ситца — так ярко и в то же время скромно одевались яш хатын — женщины первого года замужества. Это потом она сменит эти одежды на знаки материнства, а пока смотрите, люди, радуйтесь счастью молодых!

 — Ой, гляди! Радуга! Две радуги!

 — Вижу, такие яркие!

 — А правду говорят, что там, где рождается радуга, растёт цветок, исполняющий желания?

 — Не знаю, Дина, я никогда не видел.

 — А ты хотел бы найти такой цветок?

 — Зачем?

 — Разве у тебя нет никаких желаний?

 — Нет, у меня есть ты, зорюшка. Есть дом, мать и отец. Есть надежда. Что ещё нужно? Я богач, у меня всё есть.

 — И у меня.

 Девушка прижалась к груди парня, вздохнула, впитывая тепло и заботу сильных рук, обнимающих её бережно и нежно.

 — Пойдём домой, зорюшка? Завтра вставать рано.

 За рощей слышались весёлые крики — селяне праздновали янгыр телэу, вызывание дождя. Жрец уже перерезал горло жертвенному барану, собрал кровь в чашу, окропил ею степь. А тушу зажарили на огне, разделили между всеми — каждому нужно отдать дань уважения духам, а что лучше совместной трапезы? Первые, самые нежные куски доставались старейшинам, вместе со жрецом возносили они молитвы. Затем одарили матерей, потом воинов. А самые нежирные кусочки отдали детям, что крутились здесь же на площади, прыгали, подражая старшим через костёр. Конечно, у них он был поменьше, чем у взрослых. Подбадривали звонкими криками состязания стрелков. Весёлый праздник янгыр телэу, нужно же показать небесному духу, что с радостью встретят его люди, накормят, напоят и развлекут на славу. Жертвоприношение оказалось угодно небесному духу, и он щедро отблагодарил степняков, послав им грозу и ливень. Напитал дождь землю, поднялись вялые посевы, а значит, будет урожай, не сгорит на корню.
 — Пойдём, Ильяс… уже вечереет. И в самом деле, покос начинается.

 Неторопливо шла молодая пара — куда спешить? И не замечали в своём счастье, как следят за ними жгучие глаза, с ненавистью смотрят они на молодую женщину, шепчут губы слова досады, сердится девушка, что не её Ильяс, что другую он взял в жёны.

 — Ничего, ты ещё придёшь ко мне, ты ещё станешь моим, — шептала девушка, провожая взглядом счастливых молодожёнов.

 Стелилась под ноги тропинка, затихал позади шум веселого праздника, а девушка всё ускоряла шаг, торопясь прийти домой. Задумала она недоброе, захотела разлучить влюблённых.

 Избушка жрицы Памяти стояла на отшибе, у самой кромки березняка. Небольшая роща, куда остальным односельчанам не было хода, радовала хозяйку крепкими боровиками, крупной земляникой и целебными травами. Окружал жилище жрицы высокий забор, сложенный из крепких, заострённых кверху брёвен. Сидели на них, нахохлившись, чёрные огромные вороны. Молчали зловеще, сложили жёсткие крылья. Мрачные птицы сторожили запретный лес, выгоняя при необходимости чужаков, чтобы ни одна травинка из нужных жрице, не попала в чужие руки. Кое-что росло на небольшом огороде, и местные коты обязательно навещали делянку пахучей кошачьей мяты и валерьяны. Жрица ругалась, гоняла пьяных от ароматов кошаков, но те всё равно возвращались, и взмякивая и взмуркивая, катались среди травы. Поднимались вверх бархатистые листья девятисила, разворачивали скромные цветы ромашка и колокольчики, набирали тугие бутоны маки. Хороший огород у жрицы, не только репа да морковь там растёт, но и пряные травы, способные превратить даже простую бобовую похлебку в княжеское кушанье. Но мало кто знал, что росли там специальные травы, те, что необходимы жрице не только в её нелегком труде сохранения памяти народа, но и помогающие Алиме в тайных ритуалах. Среди ровных грядок можно было встретить болиголов и красный паслён, дурман и белену, морозник и бадьян. Эти травы использовались для вызова видений, астральных полётов, усиления способностей и ясновидения.

 Из леса доносилось пощелкивание соловья, уже не такие рулады он выводил, как бывало весной, но всё же приятно было его слушать. Назойливо зудели комары, выискивая, где бы поужинать, но тут им не повезло: Алима пользовалась отваром, отпугивающим кровопийц. В пруду за лугом квакали лягушки, и жрица вспомнила, что у неё почти закончились сушеные лягушачьи лапки. Надо будет отправить деревенских мальчишек наловить пару десятков. Девушка быстрым шагом миновала чисто выметенный двор, поднялась на крыльцо и скрылась за дверью, провожаемая внимательным взглядом подозрительно крупного пса. Опрятную горницу портил беспорядок на столе — миска с остатками утренней каши, потёки от пролитой в спешке простокваши, обкусанный пирог. Алима так торопилась догнать парочку, что бросила ужин. Она давно присматривалась к Ильясу, выбирая себе нового преданного и послушного мужа, и его свадебный наряд оказался неприятным сюрпризом. Жрица жалела, что не сообщила о своём намерении взять мужем именно этого парня, в таком случае никто бы не позволил ему жениться на другой. И не потому, что не успела, жрица хотела выбрать лучшего и колебалась между Ильясом и сыном кузнеца. Сейчас Ахмет был забыт, девушка сосредоточилась на том, чтобы получить другого, то, что он уже женат, не имело значения. Алима смела в сторону остатки ужина, поставила на стол жаровню и котелок. Рядом легли любисток и лаванда, борец и цветы мать-и-мачехи, тимьян и полынь. Жрица налила в котелок воды и поставила на огонь, перебрала травы и стала бросать по щепотке нужные, нашёптывая наговор на отстуду. Зелье медленно прогревалось, травы плавали, закручиваясь спиралью посолонь, пахло пряно и остро. Пламя жаровни отбрасывало на стены странные тени, способные напугать любого, однако привыкшая к такому Алима не обращала внимания, готовое зелье жрица перелила в бутыль и тщательно промыв котелок, принялась за другое. В этот раз она готовила приворот для Ильяса — мало разлучить влюблённых, нужно получить желаемое. В окна заглядывала луна, и жрица порадовалась, что свадьба пришлась именно на это время, еще немного и наступить полнолуние, а чтобы зелье подействовало как можно сильнее, лучше всего успеть до этого времени. Да и для плана жрицы это самые благоприятные дни — еще три дня и можно будет вызвать Лунника — полупрозрачного духа, способного стать видимым только в определённое время и после специального ритуала. Для девушек он был особенно опасен, так как мог вызывать влюблённость, а приворожив её, пользоваться силой любви, буквально вытягивая жизнь по капле. До смерти не доходило, но девушка потом сильно болела и часто так и не выходила замуж, сравнивая мужчин с призрачным возлюбленным. Жрица потянулась, доставая с полки небольшой круглый камушек с дырочкой посредине, как раз подойдёт, чтобы зачаровать его, покрутила в руках и, с довольной улыбкой положила на стол. Ну что ж… пора приступать.


 ***

 С тихим шелестом ложилась под острым лезвием трава, мощные взмахи косой оставляли позади себя ровную дорожку скошенного разнотравья, темнела вдоль спины и по бокам рубашка… Алима любовалась на своего избранника, вдыхая терпкий запах пота, смешанного с ароматом летнего луга и свежестью утра.

 — Ильяс… — тихонько позвала жрица. — Ты устал, подойди ко мне, испей воды из моих рук.

 Алима внимательно смотрела, как идёт к ней парень, принимает в ладони запотевший кувшинчик и делает первый, самый важный глоток.

 — Водица-водица, помоги любви прекратиться. Чувства к Дине забери, в холод их ледяной обрати, — шептала жрица, считая каждый выпитый глоток.

 Ну, вот, начало положено. Отворот подействует не сразу, нужно, чтобы увидел Ильяс свою жену с другим, тогда вскипит кровь, поднимется злоба и ревность, не захочет больше видеть Дину. А дальше останется дело за малым — приворожить его к себе.

 ***

 — Доброго дня тебе жрица, — приветливо кивнула Дина.

 Тяжёлые вёдра покачивались на коромысле, заставляя откинуться чуть назад. Ещё не жаркое утреннее солнце слепило глаза, и Дина щурилась, видя только силуэт девушки.

 — Позволишь напиться? — зачем жрице спрашивать, вон ведь кружка стоит, бери и пей.

 — Конечно, кто откажет Хранительнице Памяти?

 «Твой муж, например!»

 Жрица зачерпнула воды из ведра, пригубила ледяную, до ломоты в зубах, колодезную воду, отпила глоток.

 — Спасибо, да будет долгой твоя жизнь! Прими от меня подарок к свадьбе, — жрица протянула Дине серый камушек на тонком кожаном шнурке. Неприметный, на первый взгляд, он завораживал серебряными искорками, вспыхивающими в глубине.

 Молодица не отводя глаз, протянула руку и взяла подарок. Скользнул камешек по груди, коснулся тёплой кожи, и будто острая игла вонзилась в сердце, кольнула, поворочалась, да там и осталась.

 — Следуй за Зовом, иди за ним. Пусть он приведёт тебя во тьму, в пустоту, в одиночество… — шептали губы жрицы. — Ступай… ступай… ступай…

 Затихал голос Алимы, опускался до выдоха, до шелеста, а молодица, повинуясь приказу медленно шла, глядя в никуда.

 ***

 Круглый лик луны заглядывал в узкое, открытое на ночь оконце, контрастом разделяя свет и тени. Низкое ложе, застланное толстыми одеялами в три слоя, пара узких валиков с кистями на концах, свернутое покрывало, прикрывающее ноги спящих. Впрочем, спал только мужчина, молодица смотрела на лунный свет, льющийся из окна, вот она спихнула с себя руку мужа и поднялась. Прошла по утоптанному земляному полу к двери, потянула её на себя, и, ступая по влажной от вечерней росы траве, направилась со двора — куда манил её Зов, где танцевал по сияющей дорожке Сын Полной Луны.

 — Как ты красив! — восхищённо говорила Дина, подставляясь под ласки призрачных рук. — Твой лик светел, так бы и смотрела вечно. Ну что ты молчишь? Ответь мне хоть слово!

 Но ничего не говорил Лунник, только вился вокруг неё, целовал ледяными губами, касался тонкими пальцами, оставляя после себя синие следы кровоподтёков.

 — Дина? Дина! — даже горе и ужас в голосе Ильяса не смогли разорвать тесное кольцо рук. Так и ластилась молодица, так и вилась возле Лунника. — Дина…

 Замер Ильяс и смотрел, смотрел, смотрел, как обнимает его любимая жена чужого мужчину. А в сердце стыл, замерзал тугой комочек, будто льдинка холодная и колючая, росла, увеличивалась с каждым вдохом, пока не заледенело всё внутри, не смёрзлось. Бежал Ильяс по лесу, не разбирая дороги, бежал, куда глаза глядят, а они никуда не глядели — стояла перед ними картина, как танцует любимая жена с другим, ластится к нему довольной кошкой. И сквозь тихие колокольчики смеха Дины не могли побиться слова другой женщины.

 — Ты со мной и я — с тобой! Как воде не разлиться, так и нам с тобой соединиться…
 Стояла перед Ильясом жрица, смотрела, как гаснет любовь в глазах её избранника, как подёргивается взгляд серым пеплом равнодушия. Пусть так, пусть не будет он любить Алиму, но будет верно служить, пока она не отпустит его.

 — Иди со мной…

 Ильяс поднялся, пошёл за жрицей, куда — не знал, да и всё равно было, прежнее умерло… или… заснуло. А новое? А нового обманом не получить. Хотела жрица добиться любви избранника, а получила только тихую покорность.