Вовкины истории. Про еду. Вовка, я плАчу!

   Середина 70-х. 20-й век. На кухне хрущёвской квартиры восьмидесятилетняя Ольга Степановна и пятилетний правнучек. Ольга Степановна что-то стряпает.

- Да разве это голод, Вовка! Колбасы в магазине нет!… Э-эх! – Ольга Степановна тяжело вздыхает. – Голода они не видели! Если хлеба - до сыта, какой же это голод?!

- А какой он - голод? А, баба-Оля?

   Ольга Степановна садится на табурет, снова вздыхает.

- Голод-то? Вот, сказать, после Гражданской. Что тут было – в Поволжье! Трупы на улицах лежали. А мальчишки - беспризорники - их ели.

   Ольга Степановна смахивает навернувшуюся слезу.

- Маленькие мальчишки – лет 12-13… А лица,как у стариков… И с бородами… Вот с эдакими.

   Ольга Степановна проводит ладонью по шее.

- А почему с бородами-то? – спрашивает Вовка.

- Говорили, от голода что-то внутри начинается… Бороды даже у детей растут.

   Ольга Степановна тяжело встаёт. Благодаря минимальному пространству хрущёвской кухни, до плиты даже двух шагов делать не надо. Для Ольги Степановны это большой плюс. Она открывает крышку большой кастрюли, помешивает содержимое, снимает пробу.

- Расскажи, расскажи, баба-Оля ещё! – просит правнук.

   Прабабушка, подсолив стряпню, снова пробует. Опять садится на табурет и продолжает рассказ.

- Сергей, прадед, значит, твой, наберёт железок: листы какие-то, обручи – ну, всякий хлам. Этого «добра» много валялось. Наделает вёдер, леек. В мастерской у него приятель работал – руки тоже золотые… Лопаты, значит, сделают, мотыги какие-то. Ну и поедем в деревню – менять. В деревнях, кое-где, провизия ещё была. Картошку не берём – не провезти. Крупу с мукой вымениваем. Серёжка подвяжет мне мешочек под кофту – вроде я беременна. Сверху – пальто…

- А зачем подвяжет-то? – не унимается правнучек.

- Э, зачем?! На станции уж солдаты стоят – проверяют, чтобы ничего в город не ввозили – ничего нельзя. Найдут – арестуют, а то и расстрелять могут… Ну, я на Сергея облокочусь – будто плохо мне. Он меня поддерживает. А солдатам скажет: «Ребята, у меня жена вот-вот родит! Пропустите, пожалуйста». Ну, те и пропустят. Так и идём…

   Ольга Степановна отворачивается к окну. Через некоторое время добавляет:

- Я плачу, Вовка!

***

   90-й год. От обилия продуктовых талонов в глазах рябит. В магазинах – шаром покати. Валентина Сергеевна перебирает карточки, пытаясь отыскать нужные.

- Вовка, зайди после института, сахар отоварь. Водку только не бери, - отдаёт приказания бабушка, вручая внучку талоны.

- Баба-Валя, да у нас сегодня зачёт. Я не знаю когда приду.

- Ладно, я сама чуть погодя схожу… Одни бумажки – ни дна им ни покрышки! – нервничает бабушка, снова запутавшись в талонах. – Вон ещё с того месяца два остались… Наверное, их уж не отоварят…

- Наверно, - отвечает внук, доливая в большой бокал чай. – Ничего, скоро американцы гуманитарную помощь начнут присылать…

   Вовка отхлёбывает чай, смеётся.

- Американцы-то? Они начнут! – бабушка сгребает со стола разноцветные клочки бумаги с печатями, убирает в старый кошелёчек. – Они уж присылали, было дело. Тебе баба-Оля разве не рассказывала?

- Не-а. – отвечает внук.

   Валентина Сергеевна усаживается напротив - на тот же табурет, сидя на котором Ольга Степановна рассказывала правнуку про голод. Видно, что за пятнадцать лет на их маленькой кухне почти ничего не изменилось. Только Ольги Степановны уже нет…

 - Мне лет семь было. Голод здесь опять был. Лильке – сестре - врач справку выписал – по ней можно было талоны вроде этих получить. На Венце американская кухня стояла – гуманитарная помощь. Вот с этими талонами туда нужно идти. Лилька совсем слабенькая была.

   Валентина Сергеевна наливает чай, вздыхает.

- А мне не дал. «Крепкая, -  говорит, - девочка! И так выживет». А меня от недоедания уж качало.

- Ну и как же вы?

- Ну как? Можно было придти к этой кухне безо всякой справки. Они детей и так кормили… За золото... У кого оно есть. Мама тогда папины часы золотые взяла, брошь, перстень. Так вот там у них специальная палатка – вроде «торгсина». Камень из перстня выковырили – в сторону! Из брошки – тоже. Механизм из часов… Назад не отдают – взвешивают только чистое золото. А камни-то тогда – настоящие ведь были! Ну а нам – куда же деваться? Взвесили. Меня ещё раз американский доктор, или фельдшер посмотрел…  Рожа – хоть прикуривай. Дали талоны! Недели две мы на них туда ходили. Дадут по две чашечки, мне и Лильке. В одной пшёнка, в другой какао. Я маме хочу хоть глоточек оставить, а она не берёт, отворачивается… Вот такая помощь была… Вовка, я плачу!

***

То ли конец 20-го века, то ли – начало 21-го. Вроде бы 2000-й. Северный Кавказ. Старшина роты по кличке Козырь размазывает ножом тушёнку на хлеб, передаёт товарищу:

- Ну, вздрогнули!

Они опрокидывают по сто граммов палёной чеченской водки, выменянной у местных, закусывают.

- Тушёнка всё-таки не та стала, - говорит приятель, передавая Козырю освободившуюся пластиковую тару. – Даже армейская…

- Да это ладно, хоть такая, отвечает тот. – Ты знаешь, Володя, когда я последний раз настоящую тушёнку видел?

- Когда?

- Наверное, в 90-м… Мы тогда в оцеплении под Москвой стояли. Туда машины со всей России пёрли: колбаса, сыр, сгущёнка, тушёнка – у нас у самих этого отродясь в продаже не было. А тут – колонны! Так их в Москву не пускали. Люди в штатском у МКАДа разворачивали и – в котлован! А мы в оцеплении, значит, чтоб никто не знал, не видел…  Вываливают и… под бульдозер… Подойти, чего-то взять, откопать даже – не моги! Под суд пойдёшь…

  Козырь отворачивается.

- Вовка, я плачу!

***

   Наши дни. Идём по супермаркету с приятелем. Иногда останавливаемся у прилавков, перебирая одинаково невкусную еду в ярких упаковках. Товарищ вертит в руках очередной товар, что-то читает, опять бросает продукт в гору таких же кусков и коробок.

- А ты когда-нибудь задумывался, что останется, если убрать с наших прилавков все несъедобные и условно съедобные продукты? Весь фальсификат, ГМО, псевдоеду, в которой ничего натурального – одна химия…

- Всю просрочку…

- Просрочку, на которую бирки два три раза переклеили. Да ничего же не останется! Ну, по крайней мере, будет меньше, чем в советских магазинах! Голод же будет! Что мы едим?... И почему так живём? Вовка, я плачу…

2015