Овчарка

«ОВЧАРКА»

Была уже поздняя осень. Унылая пора – небо, затянутое низкими серыми тучами, моросящий мелкий дождик…
Я не спеша разогрел обед, но есть что-то не хотелось. Наспех проглотил оставшуюся еще от завтрака папину котлетку и пошел в свою комнату клеить самолет. Выписывал я тогда очень интересный польский журнал «Малый моделяж», где были напечатаны на картоне выкройки для склеивания моделей всевозможной военной техники. Только я разложил на столе все нужные причиндалы, как кто-то забарабанил в оконное стекло. Оказалось, что это мой друг Вован.
– Серж, одевайся и пошли, дело есть на сто рублей! – как всегда бесцеремонно, почти скороговоркой проговорил он, забыв даже со мной поздороваться.
Я накинул на плечи куртку и вышел с ним на улицу. Там нас ожидал мой сосед и однокашник из параллельного класса по кличке Еж. Он держал на веревке какую-то большую рыжую собаку. Я сразу догадался, о чем пойдет речь и не ошибся.
– Серж, смотри – какая собака! Она такая умная! Все-все делать умеет, ученая! – нахваливал псину Вован. – Еж из-за нее мать из дома выгнала, потому что собака порвала соседке юбку! Мне тоже ее не разрешили взять, так мы к тебе притащили. Пусть она побудет у тебя, ладно?
– Это овчарка! – гордо дополнил Еж и погладил собаку по спине.
Вован, конечно, врал, его родители были на работе. Никакого разрешения по поводу собаки он ни у кого и не спрашивал. Сама собака мне с первого взгляда не понравилась, но я не хотел обижать друзей и сказал им:
– Слушайте, только не нужно врать! Где вы видели рыжую овчарку, да еще с красным носом? Ладно, заводите свою Жучку или как там ее?
– Пальма! – радостно ответил Еж.
Мы привязали собаку к яблоне и соорудили ей конуру из ящиков. Сказав, что скоро придут, ребята куда-то ушли.
Я сходил в дом и принес Пальме оставшуюся часть своего обеда. Собака ела очень жадно и быстро. Она в миг проглотила все, что я ей дал. Чувство неприязни к этому бедному животному сменилось на жалость.
Запуганная всеми псина постепенно осмелела, вопрошающе смотрела на меня голодными глазами и виляла хвостом.
Скрипнула калитка, во двор зашел мой брат Вова.
– Сергей! – улыбаясь, обратился он ко мне. – Где ты выкопал этого барбоса?
– Вован с Ежом притащили! – ответил я и поведал брату собачью историю.
– Надо ее отпустить. Мне кажется, что эта псина наших соседей. Пусть их там целая псарня, но будет лучше, если мы ее выпустим на улицу. Старый Халимон ведь дурной. Хотя эта собака и даром никому не нужна, он может поднять скандал и обвинить нас в краже.
– Пусть побудет у нас, пока не придут ребята.
– Ладно, – согласился Вова. – Но с «овчаркой» они естественно загнули! – брат засмеялся и пошел в дом.
Вскоре пришли мои друзья. Они уже успели подраться с какими-то пацанами из 148-го дома, о чем свидетельствовали огромный фиолетовый синяк под глазом у Ежа и припухший нос Вована.
– Это все ерунда! Вот мы им дали, так дали! Одному длинному гусаку порвали даже штаны! – хорохорился Вован, рассказывая о драке.
– Слушай, – обратился я к Ежу, – это собака Халимона, что живет с нами по соседству, зачем ты ее спер? Они, правда, от этого не обеднеют: было двадцать пять собак – стало двадцать четыре! «Отряд не заметил потери бойца…», – с подколкой пропел я строку из песни «Гренада».
– Дурак ты! Она же ученая! – обиделся Еж и стал отвязывать поводок. – Твой Халимон разве может ее чему-нибудь научить? Он же сам ничего кроме водки и чернила не знает!
– Пойдемте на поле и пусть Еж нам продемонстрирует все, что Пальма умеет, – предложил Вован, тоже засомневавшийся в способностях собаки.
Мы вышли со двора на улицу и направились на пустырь к водокачке.
– Слушай, Еж, – продолжал язвить я. – О том, что собаку зовут Пальмой ты придумал или она сама тебе рассказала?
Еж еще больше злился, но молчал...

Поле во многих местах было еще залито водой от талого снега. Старые люди говорят, что снег на не замерзшей и не напоенной земле лежать не будет. Так оно и есть. Белое покрывало уже ложиться на землю второй раз и снова тает. Однако мы с Вованом успели уже на лыжах покататься и даже слепить на огороде крепость. На этот пустырь мы с ним тоже часто ходим, здесь есть много чего интересного. Летом ловим сеткой-таптухой карасей и длинных, похожих на змей, писклявых вьюнов. Осенью – таскаем яблоки и тыквы с чужих огородов. Зимой – катаемся по первому тонкому льду на «подушке» или коньках. Весной – стреляем из самопалов и других видов стрелкового оружия, взрываем самодельные бомбы. Горки, поросшие высокой травой, низины, овраги, извилистый ручей Бычок с густыми зарослями кустарника и деревьев по берегам давали нашей бурной фантазии пищу для все новых и новых игр да забав. В этих местах нам никогда не бывает скучно. Когда кто-либо говорил: «Пойдем на поле», – то мы знали именно о каком поле идет речь.
Во время последней войны этот пустырь был частью, вернее окраиной еврейского гетто. В 1942 году немецкие фашисты расстреляли там несколько тысяч человек. Засыпали во рву живых и мертвых. Очевидцы говорили, что после этого земля долгое время шевелилась, будто дышала, а из-под нее доносились стоны умирающих людей. На месте этой трагедии установлен обелиск. Один парень из нашей школы, вдохновившись «расправой» над слепленной им снежной бабой, порубал памятник топором. Большой был скандал. Пацана чуть из школы не выгнали. Восстанавливал чудак памятник со всей своей честной компанией.
Есть на поле еще одна достопримечательность – городская водонапорная башня. Нас, собственно, привлекала не она сама, а фруктовый сад, где росли вкусные груши и яблоки. Зимой там было здорово кататься на лыжах и санках с высокой насыпной горки. Словом, прекрасные места. Теперь от былой природной красоты почти ничего не осталось – поле постепенно застроилось коттеджами.
Я, Вован и Еж со своей Пальмой шли по пустынному полю, стараясь выбирая место посуше. Пройдя мимо обелиска, мы по крутой тропинке спустились к ручью. Когда-то полноводный Бычок снова наполнился талой водой и весело бурлил, словно хвастался своей вновь обретенной силой. Вдруг Пальма, завидев кота, с лаем рванула веревочный поводок, конец которого Еж намотал на руку. Со стороны было смешно видеть, как наш горе-кинолог, растопырив в стороны руки, пытается удержаться на ногах. Потеряв равновесие, он, словно подбитая птица, рухнул в глубокую лужу. Движимая охотничьим порывом, псина протащила по грязи своего новоиспеченного хозяина. Мы с Вованом задыхались от смеха, глядя на барахтающегося в луже Ежа. Тот, освободившись от поводка, разразился нецензурной бранью. Когда наш приятель поднялся из лужи, вид у него был не из лучших. Ну, что можно сказать о человеке, которого только что вываляли в грязной луже? Еж волком посмотрел на виновато виляющую хвостом Пальму и с нескрываемой злостью сказал ей:
– Еще с-с-сука одна такая выходка и я тебе больше не хозяин! Поняла, дура?!
Собака испуганно поджала уши и хвост. Еж деловито подошел к ней и отвязал с собачьей шеи веревку. Пальма, получив свободу, как дурная начала «нарезать» вокруг нас круги. С видом великого дрессировщика Еж бросил в сторону ручья какую-то палку и крикнул:
– Взять! «Аборт»! «Аборт»!
Однако собака, испугавшись палки, рванула в противоположную сторону.
Сколько «кинолог» не бросал палку и ни подавал ей команды, брызжа от злости слюной, все было безрезультатно. Не реагировала собака и на другие команды Ежа.
– Какой еще тебе на хрен аборт? «Апорт», придурок! Когда откусит она тебе яйца, тогда точно будет полный аборт! – Вован уже не таясь, открыто смеялся над нашим приятелем. Только нашему Ежу не было понятно, что эта «овчарка» ничего не умеет.
Вован нашел выброшенный кем-то небольшой кусок мяса и положил его рядом с собакой. Та не реагировала. Только когда он сунул мясо в самый нос Пальмы, она его съела.
– Еж! Да у нее даже абсолютно нет нюха! А ты говорил, что она ищейка из погранотряда, – продолжал издеваться Вован.
– Неужели тебе не видно, что это глупая Халимоновская дворняга! – ответил я ему за молчавшего Ежа. – А нюх потеряла, когда на самолете сюда добиралась с китайской границы!
Ваван громко расхохотался.
– Да пошли вы в баню! – крикнул нам уже совсем раздосадованный Еж. – Она ученая! Раньше все команды выполняла, а теперь, видимо, заболела. Вы потрогайте ее нос и все поймете!
– По-моему у собаки больной хозяин! Только лечить ему нужно не нос, а голову! – засмеялся я.
Мой обед и съеденное мясо пошли на пользу Пальме – она присела невдалеке от хозяина и стала оправляться. Облегчившись, собака несколько раз с силой гребанула задними лапами свои испражнения. Грязь, трава и собачий кал полетели прямо в лицо Ежу, стоявшему позади собаки. Кое-что попало ему даже в открытый рот. Отплевавшись, он не хуже собаки завыл от злости. Пальма, словно чувствуя его недобрые намерения, как-то бочком отбежала от «хозяина» на безопасное расстояние. Мы с Вованом, глядя на все происходящее, смеялись от души. Разозленный Еж поднял с земли обломок кирпича и с силой запустил его в собаку. Кирпич не долетел до псины и упал в лужу. Собака испуганно шарахнулась в сторону. Оглядываясь, она побежала прочь. Еж схватил какую-то палку и погнался за ней…
Мы с Вованом не стали дожидаться возвращения приятеля. Развернувшись, мы пошли домой, со смехом обсуждая происшедшее…
Еж после этого случая с нами почти не общался. Наверное, обиделся, а может ему было просто стыдно за свое вранье.

1990 год, г. Минск.