Враньё как феномен культуры

Западная и Восточная культуры имеют ряд принципиальный различий. Но главное из них — отношение к вранью.
Для ближневосточного человека вранье — это норма жизни. Боле того, вранье даже помогает достичь новых высот в постели. Да, кукла Лена, услада моего сердца и еще одного органа, это именно так.
Отсюда постоянное навязчивое вранье по любому поводу. Причем часто совершенно бессмысленное, исключительно для поддержания спортивной формы. Именно поэтому человек Востока врет бесцельно, из вежливости и по потребности души:
«Стыдно должно быть не тому, кто врет, а тому, кто во вранье поверил. Ты поверил в мое вранье — значит ты дурак, а я умный. Это ты должен стыдиться того, что я тебя обманул, а не я.
А вот в том, что я был пойман на вранье — ничего постыдного нет. Для меня то — это как раз предмет гордости. Если я тебя обманул — значит я умный. Но иногда и на ухоженную старуху бывает проруха. Спасибо, что поймал меня на вранье. В следующий раз буду врать тоньше».
Человек, живущий в мире вранья и категориями вранья, от реальности отрывается настолько, что может уговорить себя в чем угодно. Потому что реальности для него нет как таковой. То, что я сказал, это и есть реальность. Такая же точно по значимости, как та реальность, которая на самом деле.
«Два умножить на два, если мы продаем, равняется пяти. А если мы покупаем — равняется трем. Просто нужно убедить собеседника в том, что нужный нам результат верен. И тогда он будет действительно верен. Если я не уговорил — значит, я плохо уговаривал».
Это ключевой момент, ради которого человек Востока врет непрерывно и якобы бессмысленно. Поэтому для него «История — это неточная наука. Наше прошлое предсказать невозможно. Кто пишет историю — тот и определяет прошлое».
В европейской культуре в отличие от восточной вранье вообще считается чем-то предосудительным и даже постыдным. Потому что в культуре Запада, в отличие от Востока, разница между враньем и реальностью прочерчена четко. Два умножить на два равно четыре. И все, нет тут предмета для дискуссий.
Есть объективная реальность, которая не дана нам в ощущениях, как считает человек Востока, а объективно существует вне зависимости от того, как мы ее ощущаем или не ощущаем вообще. Другое дело, что мы можем не знать, как было дело в реальности.
Как-то Иван Грозный, после измены Курбского, соврал. Потому что вопросы истории — это не вопросы прошлого, но, прежде всего, вопросы настоящего и будущего. В результате этого вранья дядя изменника, взявший Сибирь при Иване Ш, канул в небытие.
А на роль покорителя Сибири был назначен простой казакский парень Ермак. Но, при этом, покорение Ермаком Сибири было признано медицинским фактом, который воспринимается по-европейски как однозначная реальность. А не по-восточному, как повод для дискуссий: «И не Ермак взял Сибирь, и вообще, Сибирь взяла Русь» и т. д., и т. п.
Но «Ex oriente lux» — «Свет идет с Востока». Это цитата из Евангелия от Матфея, где рассказывается, как с Востока, следуя за светом звезды, явились мудрецы-волхвы, благословившие новорожденного младенца Иисуса.
 Это я к тому, что восточный подход не однозначно непродуктивен. Именно такой подход позволяет анализировать. В западном мироощущении стимула для анализа нет — как сказал кто-то, бог, к примеру, или там Аристотель — так и есть. Какая, к черту, Земля круглая!? Даже слушать не буду.
Информировать можно только того, кто хочет воспринимать информацию. То есть человека Востока: «Ну-ка, ну-ка, батенька, да что Вы говорите!? Неужели круглая? То-то я обратил внимание, что…».
— Именно, кукла Лена. Русские — это, конечно же, европейцы. К примеру, слово «конец» в русском языке имеет вполне однозначный, конкретный, ясный и четкий смысл. Причем не один.
— Не трогай меня, русофоб!
— Кукла Лена, ты русская, — а я тебя люблю. Значит — я русофил. Иногда я впадаю в это русофильство до такой степени, что меня даже трясти начинает. Сама же говорила. Если исходить из того, что ты русская — я очень даже русофил. «Воинственный», можно сказать.
— Русофоб ты, русофоб. Вот, к примеру, почему ты, когда уходишь на работу, заставляешь меня становиться на стул, после чего целуешь меня в пупок? А вот русский человек поцеловал бы меня в губы, как все люди. Жену перед уходом целую в губы, а не в пупок.
Хотя мы с тобой и не расписаны. Но, при этом, я при тебе веду образ жизни обременённой тяжёлым трудом женщины-пуританки. Ты же меня ни на один день от себя не отпускаешь. Почему на выходные меня с мамой к нам домой под Рузу не отпустил?
— Не отпустил, потому что в моем возрасте спать в одиночестве вредно для здоровья. А теперь на счет женщины-пуританки. Твоя мама говорила, что к ним в секс-шоп завезли новое нижнее белье…
Ты, сионист, надо мной, русской женщиной, продолжаешь издеваться. Значит ты русофоб, изверг, иезуит и космополит. Подверженный пьянству и приступам ярости. При том не соблюдающий диету и упорно отказывающийся признавать печальный факт облысения похотливый диабетик. Не зря мама про тебя так говорит.
Вот ты зачем у соседки потребовал признаться, на кого она работает? Незаслуженно обидел пожилую коммунистку. Она же сама у тебя давно это хотела спросить, масон! И над академическими храмами культуры ты потешаешься. Кто писать ходил за памятник Ленину, жидовсвующий? И еще говоришь, что пугают не сами временные сложности, а ощущение, что они очень надолго. А так поступают только русофобы. Такие как ты, даже богадельню готовы ограбить. Так моя мама говорит.
— Желаю прояснить свои намерения, кукла Лена. Да, я и не утверждаю, что как каждый неравнодушный россиянин, готов бесплатно сдать сваю почку за Башара  Асада. Но, с другой стороны, мне что, кроме богаделен уже и грабить нечего? И потом, диабетикам свойственно часто и помногу писать.
Ну приспичило, а тут памятник. Больше не за что было прятаться, тут никакой политики. Но даже это не дает тебе право говорить, что суббота для человека, а не человек для субботы. Причем тут «русофоб»?
Еврею в принципе нет дела до всего остального мира. Этого требуют наши высокие гуманные принципы. Для еврея это все декорации, на фоне которых разворачивается бесконечной анекдот о Саре и Абраме.
А то, что второстепенно, нельзя ни любить, ни ненавидеть.