Пустынные забавы

(Главы из Летописи Легко и Просто 3)

Пески, пески, пески. Уже около пары часов одни пески.
Мы брели по пустыне Хадар, пересекая ее самую узкую часть, отделяющую Аренгар от Гаджилабада получасовым переходом на бесОдах (неприхотливых и выносливых животных, не уступающих в нетребовательности и двужильности земным верблюдам, но без уродливых горбов). Две столицы дружественных государств Хадария и Хадарстан как раз этим песочным перешеечком и разделялись.
Проще было возникнуть в Аренгаре, не выходя за пределы Гаджилабада. Но Алану приспичило прогуляться.
Вот мы и шествуем неспешно под палящими лучами Хадарского солнца. Горн, легко ступая. Я принципиально не оставляя следов. А Гонзик, нарочно и демонстративно глубокую буравя колею.

Алан же ступает, необъяснимым образом, умудряясь взмётывать радужные фонтанчики песчинок, пляшущих в игре теней и света. Это он по-детски забавляется так. Притом, что может ступать по воздуху, как и я, и не отбрасывать тени (опять же, как и я).

Подозреваю, что ожидавшее нас впереди не было случайностью. Хотя это было слишком для любого самого злого рока. Не в нашем отношении, конечно же (мы в подобное соплежуйство – как фатум, судьба и рок – не играем), а для лежащего ничком. Всё-таки пустыня в менее чем в трехчасовой переход – смешная забава для любого путника. Но этот лежал в изнеможении и, похоже, уже готовился явить себя в один из потусторонних миров, в кои так охотно верят коренные жители.
Мы наткнулись на аборигена (его внешность и покрой одежды не оставляли никаких сомнений на счет того, что он – местный) за каких-то пять минут до конца пути.

Алан наклонился и вылил из фляги, поданной Гонзиком, воды на лицо незнакомца. Тот облизал губы и тут же получил еще воды. Сделал жадно несколько глотков и что-то забормотал.

- Что он говорит? – вслушивался в хрипение Алан. – Язык какой-то непонятный.
- Это он сам – непонятный, - усмехнулся Гонзик и пнул лежащего ногой. – Вставай, герой непонятый, но не последний! Ах, если бы наоборот.

Это даже для меня, Властительницы По Крови, показалось чересчур.

- Это портной из Аренгара, - на мой немой вопрос ответил Гонзик. – Известный всем придурок малохольный. Когда его из одного города вышвыривают, то он идет в другой. Когда всех там достанет, его взашей оттуда отправляют. И каждый раз он гибнет в переходе, но так никак не пропадёт. Ведь всякий раз его кто-то спасает.
Его и принимают в городах (где от него немного уже отдохнули) из-за того, что ставят на его погибель. И чтобы ставка подтвердилась – необходимо чтобы жители его увидели – живьем.

- Каким же надо быть остолопом, чтобы прилечь подыхать именно тут, не дойдя каких-то сотен метров!!! – я покачала головой.
- Таким, как он, - ответил безучастно Горн. – Идёмте, нам осталось около минуты до ворот столицы.

- Мы его не бросим, - ответил Алан.
- Нет!!! – простонали в один голос Горн с Гонзиком.

- Да, - ответил Алан. – Мы его возьмем с собой.

Мы перестали спорить. Тут спорь, не спорь – всё бесполезно.  Мистик сказал своё слово. И значит, будет так.

- И что ты делаешь? – спросила я у Гонзика, когда он принялся демонстративно запасаться провиантом и дровами из других миров.
- Как что? – ответил за него воин. – Мы только что открыли запросто Сундук Пандоры. Теперь только держись!!! И друг бесценный мой – мудрейший из мудрил припасы делает, чтоб нам не голодать. Ещё нам не хватало этого ко всем грядущим злоключеньям!

- Ко всем грядущим приключеньям, Горн, - поправил Алан.

А Гонзик просиял от похвалы.

- Ну, наконец-то я признания дождался, Горни!!! Какой ты молодец, что оценил!!!
- Не привыкай, - отрезал воин. – И сопли не особо распускай. У нас теперь в попутчиках – свой собственный соплезаводик. И ко всему неясность перспективы. Он – тикающая бомба, этот наш … питомец.
Что мы аукнули себе?

Портной пришел в себя немного и с нами двинулся к столичному порогу.
И ничего в дороге с нами не случилось. Те пять минут пути (а не минута) спокойными и будничными были. Не стало явью, не свершилось светопреставленье, обещанное Гонзиком и Горном.

Попутчик наш молчал и неприятностей собой не источал.
Когда мы были в городе, толпа нас разделила.
И мы забыли о портном.



Визит вежливости


У Алана, по его словам, визит вежливости к кому-то. А мы по рынку прошвырнёмся. Тут чудный рынок. Известный повсеместно, не только в тех краях.



Брогг кропотливо выискивал в древней книге необходимое ему заклинание. Пыхтел от усердия, высунув язык. Сопел от пыли древности старинных переплётов. В толстенном томе из кожи человеческой в четыре яруса – четыре переплёта. И все пропахли плесенью и пыль насобирали.
Брогг пробовал не раз почистить чернокнижку. Только умаялся.
Но плесень так и липнет к фолианту вместе с пылью. И мухи дохнут меж страниц, исчерченных кровавой прописью.

Брогг не был новичком в ворожьем деле. Заматерел давно колдун. Но было ему нужно заклинание такое, чтобы его не вычислили по нему.
Уж слишком у Службы Безопасности Конгломерата длинные и хладнокровные ручонки. Вмиг растерзают. Показательно.

- Вот! Это именно оно! – колдун воскликнул.

И вдруг внезапно вылетел из кресла, завыл от боли в шее.
Какой нешуточный удар!!! Какая сила!!!
Колдун слюною подавился и захрипел-завыл-заныл.

- Что это?!! – орал он, получив ещё один удар. На этот раз в загривок. – Что это?!!
- Это Алан Лига Легко и Просто, - меланхолично объяснил слуга, на крик придя. – Ему сказал я, что не желаете вы его видеть. А он, сказал, что вы его и не увидите, и стал невидимым для вас.

- Идиот!!! – заверещал Брогг. – Как  я … что я … теперь….

Брогг получал и получал затрещины и оплеухи.

- Он слева-слева!!! – подсказывал слуга.

Но Брогг и сам об этом догадался, приняв с той стороны удар по челюсти.

- Хозяин, вот теперь он сзади!!!

Брог выхватил пинок под зад.

- Насколько у тебя весело в гостях!!! – звенел задорный голос.

И на лице у колдуна пощечины звенели.

- Ну что, ты уже хочешь меня видеть?
- Да, да!!! Хочу! Хочу!
Сейчас же прекрати!!!

- Ну, если ты мне рад.

Маг обозначился на стуле у камина, а Брогг, пошатываясь, рухнул в кресло.

- Уйди, - сказал слуге.

Слуга исчез. А Брогг лицом пылал и неудобно ёрзал в кресле ушибленною частью тела.

А Алан безошибочно нащупал в груде книжной тот самый том, что выскочил из брожьих рук с его ударом и в куче книг, упавших на пол, постарался затеряться.
Через плечо небрежно кинул книгу. Пока она летела, в камине вмиг огонь возник.
Брогг глазом не повёл. Он знал: та книга – вечная. Вовек та книга не утонет, не истлеет, не потеряется и не …

- Сгорит. И не такое у меня горело, - задорно Мистик усмехнулся. – Вот посмотри: горит.

И Брогг метнул свой взгляд, глазам не веря. Пылала книга, не горела!!!
Искрилась, исчезая.

Пока колдун глаза таращил, Маг новую забаву обнаружил – Словарь Толковый ДревнеМудрых Слов.

- О, тут словарик у тебя толковый (с такими книгами, что ж ты такой-то бестолковый?!!). Как КСТАТИ, этот пухлый том!
Тебе завесу будущего приоткрою (хоть и не принято: всё это раскрывать (но также, и не принято скрывать)), - тут Алан рассмеялся хохме, потом обещанный сюрприз явил. – Однажды Гонзик скажет Детворе:
- «Простите, не захватил с собою словаря.
Я обожаю их. Они – толковые ребята!!! Вмиг бестолковость выбивают пылью из голов.
Их толщина-увесистость меня пленяет!!!

Брошюрка тонкая, ну, что с нее возьмешь? Какой сюжет ей разыграешь? Ну, разве что по рылу хлестанешь.
А тут формат!!! Весомость!!! Сила!!!
Приложишь, и не будет мало!!!».

И Маг тот фолиант с размаху приложил.
Да так, что морда красная, мелькнув пунцовым разукрасом, отправилась под стол хрипеть. И пока звон стоял (и в комнате, и в голове у Брогга), огладил книгу Маг, как будто перед книгой извиняясь, что выпачкал её.

- И дам совет тебе, - благожелательно Алан вещал. – Ты ДревнеМудрый не по книжкам изучай, а Всем Собою ощущай. Тогда язык твой будет ДревнеМудрый.
При этом ВечноСвежий.
Молодой и Юный …

Впрочем, тебе не понять.

Сипение жалкое – ответом было.

- Приятно что-то делать для людей приятных. И неприятно – неприятным.
Приятно, честно говоря – с тобой быть неприятным, Брогг, - мальчишка Лёгкий и Простой ещё раз рассмеялся звонко, потом добавил холодно, не громко. – Брогг, я тебе услугу оказал. Конгломерат пожёстче бы с тобою обошёлся.
Завязывай ты с колдовскою долей, Брогг! Считай визит мой – распоследним ласковым предупрежденьем.
Завязывай.

Маг мягко вышел, прикрыв двери так, как будто в комнате лежал покойник.



Брогг в слабости потёк-расползся киселём по креслу, лишь дверь за Аланом тихонько притворилась. И заскулил от боли.

- Вам нужна помощь, господин? – слуга вокруг него засуетился, причитая. – Ах, этот Алан Лига! Его приход – сплошной кошмар для этих мест. Портного малохольного спас и в город к нам доставил, вас поколотил …
- Портного спас?!! – воскликнул Брогг, забыв о боли. – Так вот мой выход, мой победный ход конём!!!

Его глаза сверкали злостью внутренней и от задумки злой.

- Теперь устрою так, чтоб ты отправился в пустыню. В тёплой компании спасённого тобой чудака. Беги быстрее к городской главе, - велел слуге. – Скажи: есть способ нам избавиться от неудачливого визитёра. Его на этот раз спасителем не кто-то, а Алан Лига! Пускай теперь несёт ответственности сам. Легко и Просто.
Портного отовсюду гнать. Гнать за ворота города несчастного. Спеши скорей!

Слуга ушёл, колдун письмо короткое нанёс на тонкий и короткий листик. Свернул, как трубочку.  Из ящика достал змею, к ней прикрепил депешу. Прочёл вслух заклинанье вывода из сна и заклинание доставки груза. К окошку подойдя кряхтя, разжал ладони. Змея с ладоней соскользнула в сад и уползла.

- Ну, что ж, и в городе соседнем готовы будут стражники к портняжному приходу. Его не пустят, а Алану придётся с ним возиться. Не бросит он его, ручаюсь. А и захочет, хода нет из тех песков, раз будет моя воля.
Я же проверну пару делишек. Для этого понадобится мне парочка детишек … и парочка специальных книжек. Детишек посопливей я конфетой подманю. А книги можно выпросить в библиотеке колдовской у Тёмных.
За весть мою, что Алана упёк я, они не только книги ссудят мне, обогатят и возвеличат!!!

Колдун ощерился зубною ломотою.

- Конец настанет Алану Легко и Просто. Но не легко и просто. Мучительно и тяжело. Мучительно и поучительно. Для всех, для Магов…, - Брогг пропел, кривляясь, сбился с рифмы и снова озверел. – Я не позволю никому: себя бить, не позволю книги мои жечь.
В пустыню ты отправишься, в пустыне и останешься.
Я – господин хадаровских песков. Тут Я – король. Тут Я – всесильный.
Тут Я – непререкаемый навечный бог.



Опять пески


Мы позабыли о портном.
Как оказалось, не так крепко.
Портного выпроводили и на этот раз. Когда мы возвращались, на него наткнулись.
Лежит, красавчик, за минуту до ворот другой столицы.
И мы опять же в роли спасателей всех малохольных.

На этот раз на входе нас приветствовала стража.

- Входите сами. Без него. Его не пустим в город.
- Но почему не пустите? – поинтересовался Алан.

- А тошно от него. Мы не могли закрыть ему ворота обоих сразу городов. Он тогда б точно помер. Но вы его подняли и за него в ответе. Теперь с ним сами нянчитесь. Или позвольте умереть. Теперь в руках всё ваших, а не наших. Решайте сами, а нашему долготерпению конец.

- Закрыты двери для него. Он всех уже достал. И им не интересно больше делать ставки, - дословно разъяснил практичный Горн. – Но как-то очень уж оперативно, - качает головою он. – Мы быстро шли и два часа всего протопали. Плюс пару часиков в столице. А они, гляди, уже ворота на засов.
Что будем делать с этим? Горемыкой.
- Мы его выходим, - сказал нам Алан. – В каждом смысле. И из меланхолии выведем и выходим в ходьбе. Будем ходить мы по пустыне, пока он ни придет к Себе.

- Такой задачи, а точнее – незадачи, нам не выходить, - опять качает головою Горн.
- А, легкотА, - ответил Алан. – Пару кружков нарежем по пустыне и на ночлег. И будет нам порядок. И будет Счастье нам.
- Мы здесь застряли на века!!! – вонзил две длани в небо Гонзик.

- Если портной ныть перестанет и приятным станет – пустите его? – спросил у стражи Алан.

В ответ раздался дружный хохот. Начальник стражи, отсмеявшись, подтвердил: - Сам лично отопру ворота и провожу под рученьки к царю. Торжественно клянусь!!!

И снова дикий хохот.

- Нам окончательный конец, - тихонько вздохнул Гонзик.

Но эти вздохи только лишь для нас. Ну, а для стражи плут напыжился, расхорохорился и важничает.

- Будет вам мудрец на две столицы. Еще будете драться за возможность его принимать!!! – горланил, раззадориваясь, Гонзик и тихо сам себе под нос шептал. – Что я несу?!! Какой мудрец?!! Нам тут конец. Будем бродить, пока ни надоест.
А нам не надоест!!! – воскликнул он. – Я-то нас знаю!!!
И знаю слишком хорошо.
Я говорю вам точно: да будет вам мудрец! Для вас ПремУдрейший Отец!!!
Советник ПремудрЕйший.

Ему в ответ смеялись с крепостных стен, крутили пальцем у виска.

И вот опять пески. Может, уже достаточно, Алан, песка?



- И что с тобой не так? – у горюна спросила я.

И «Брови домиком», взглянув на нас открытым преданным собачьим взглядом, доверчиво и доверительно сказал:
- Всё было ТАК, пока ни встретил колдуна я. Тот и заклял меня на вечное несчастье.

- Что ж за колдун такой могучий?!! А может, ты придумал колдуна?
- Ах, если бы придумал, - «Сеньор Печальный взгляд» добавил томности и без того меланхолическому взору. – На самом деле был колдун. Он мне сказал: будь неприкаянным в своём несчастье, будь для всех обузой. Пока везения тебе хватает: быть. Потом закончится оно, и ты умрёшь.
Знать, не закончилось оно. Пока не умер.
А лучше б уже сдох!

И «Грусть-тоска меня снедает*» разрыдался.

- Вот помню: случай был. Пришёл искатель Истины, загруженным уймой вопросов. Взглянул на Алана, блаженно улыбнулся, ушёл, не проронив ни слова.
Вот это понимаю я: готовность расцвести, преобразиться, реализоваться!!!
Бывали те, кого пинками к реализации случалось торопить.
Но те хоть – пусть и не горели – тлели, но всё жили, жить хотели.
А этот, - Гонзик посмотрел с досадой на унылого меланхоличного портного. – Портняжка.

В устах плута то слово прозвучало, как «дворняжка».

- И на хрена мы его подобрали?

Горн молчаливо подтвердил согласие мощным кивком.

- До колдуна я был, как все. Портняжил понемногу. Но тот упырь мне жизнь и отравил. Я отказался ему сделать скидку – вот он меня и «наградил», - горюн, не унимаясь, всё бубнил, бубнил.

А Гонзик прерывал его рассказы своими комментариями.

- Казалось бы, что проще: парня в чувство привести, не то, что к просветлению. Но этого на сантиметр не приподнять с земли, не выковырять из могилы, не достать из самой незначительной канавы, - речитативил плут.

- Есть, что поесть? – я отвлекла плута от его громогласных завываний.

Гонзик раскрыл заплечный сидор свой, извлёк из него восхитительного аромата груши.
Без всякого раздумья одарил нас по одной.
Себе взял.
Дал, вздохнув, портному.
И мы с восторгом впились в мякоть сочную.

Алан же свою грушу надкусил слегка, потёр ею руку от локтя до плеча.
Он, что, фруктовым увлажненьем кожи занялся?
Ах, вот в чём дело! Событий разворот такой жужжащей мухе явно понравился.

- Что это на плече, любимый? – спросила Алана (слово последнее тихонько про себя произнесла, я не сильна в признаниях). – Муха?
- Да, - он смеётся. – Присела в Аренгаре и едет тихо. Наверно, ей в Гаджилабад. А может, интересно с нами.

Мух Алан любит. Их трансцендентными плутишками зовёт.
«Им», - говорит, - «всё нипочём, всё для них – домом».

- Да. Алан выловил её в сточной канаве, обдул, на кактусе оставил. Она почистилась и тут же на плечо, - добавил Горн, он наблюдательный изрядно.
- Так это ты? – обрадовался Маг. – Тогда с тобою всё понятно. Но и не менее приятно.
Приятного тебе пути!
И нам пути приятного, раз нам с тобою по пути!

*Строчка из стихотворения А. С. Пушкина «Сказка о царе Салтане»



- Если ты не возьмешься за ум – я тебя убью, - спокойно, но довольно внушительно убеждал горюна Горн. – Я обещаю.
- Убивай, - покорно соглашался тот. – Все равно ничего не получится.

- Да подожди, - морщился Гонзик воину  и соблазнял нытика сверкающими перспективами. – Если получится, если возьмешься за ум или что там у тебя вместо него – я тебя озолочу. Будешь богатейшим из богатейших. Получишь столько, сколько пожелаешь. Ну, хотя бы притворись нормальным, чтобы нам выиграть спор.

Нытик обреченно вздыхал.

Мотивации не работали. Ни корысть, ни запугивания не вдохновляли горюна на сотрудничество.

Видя, что Алан и не думает приступать к трансформации НудОтика, эта парочка оторв приступила к ускорению процесса.

Они психологически воздействовали на горемана. Я же просто посмеивалась.

Вообще-то я очень нетерпеливая и пылкая натура, и давно бы уже махнула на какого-то придурка рукой, но забавно было наблюдать, как Гонзик и Горн суетятся вокруг этого депрессивного хмыря. Да и интересно было: как завершится это дельце.
Я знаю Алана: он не отступит, а значит, горюна ждет нечто.



Вечерело. Костер весело потрескивал горящими сучьями, так демонстративно запасёнными Гонзиком (конечно же,  из другого измерения, откуда дрова в пустыне).
Алану захотелось костра, да и холодно пустынными ночами. Вот Гонзик и расстарался. С охапкой дров и тихим стоном.

- Не стони, - смеется Алан. – Не уподобляйся горюну.

Гонзик отсел от бедолаги подальше.

- Заразная кручина, - объяснил.

Вы знаете: как унитаз работает? Надавишь рычажок, ну или кнопочку какую тиснешь; быть может, за шнурочек дёрнешь, и открывается вода. С обильным плеском вымывает содержимое она.
Теперь представьте: унитаз наоборот. Вы за шнурочек дёрнули, а может, надавили рычажок, нажали кнопочку и та вода не вниз дерьмо уносит, а плеском шумным и зловонным выбрасывает вам в лицо гомно.
Вот так примерно и сработал Алана вопрос, к беседе задушевной маленький шажок (шнурочек, кнопочка, ну, а быть может, рычажок).
 
- Ну, что молчишь? Поведай нам и расскажи свою кручину.

И зазвучал рассказ тоскливый и печальный. О том, как претоскливо-препечально – пребывать в печали и тоске. И как тоскливо быть тоскливому – тоскливым, печально – быть печальному печальным.

И всё это
Нам в лицо.



Давненько я так не веселилась. Это притом, что я не сторонюсь забав.
Но мы так ржали трое, выслушивая скорбный трёп, что было слышно нас у стен обоих городов. Гонзик на реплики смешные не скупился. И Горн в ударе был.
И после каждой реплики еще раз смеха взрыв грохочет. Каждый из нас вовсю хохочет.

Лишь только Алан слушал, слушал, слушал. И внимал.
А горюну наш смех помехой не был. Он торопился высказаться.

Потом мы реже стали вздрагивать от смеха. Потом нам начало надоедать. Унылая и монотонная история о чьих-то бедах. Потом чуть ни стошнило нас.
В итоге мы заткнули уши, чтобы не слышать этого нытья.

А Алан слушал, слушал, слушал ...
Все его россказни. Ни слова не произнеся.

Когда же кто-то сдастся? И не похоже, что горюн. Уж очень оживленно он волну мутняги гонит!
 
Я же на Алана смотрела и будто бы его впервые видела. Как будто узнавала заново.
Пока горюн нес бред свой траурный, а мы ладошками отгородились, мой парень и не думал уставать, расстраиваться или горевать.

Даже, если моё солнышко вдруг сдастся, я не уйму восторга своего его долготерпением.
Вот это выдержка и цельность!!! Вот это сила и иммунитет!!!

И тут не выдержал горюн. Его рассказ прервался, он зевнул. И спать засобирался.

- И что ты делать подсобрался? – осведомился Маг. – Не прерывай рассказ.
- Я завтра доскажу, - пообещал горюн.

Но Алан спать ему не дал.

- Не будет никакого завтра, пока не воцарится Свет Сегодня для тебя. Какое завтра, если для тебя сегодня до сих пор не наступило?!! И ты всё время пребываешь в прошлом, обиды вспоминая. Ты подзастрял в своем вчера. Готовясь перескочить в несуществующее завтра.
Нет, «завтров» никаких не будет для тебя, пока ты не исчерпаешь все свои «вчера».

- Я всё равно продолжить не смогу, пока не высплюсь, - открыл рот для зевка горюн, но тот зевок не состоялся. – Мне надобно поспать.
- Посмотрим, как у тебя это получится, - многообещающе ответил Маг.

Горюн помаялся и покрутился (но сон его бежал и сторонился), потом с бессонницей смирился и продолжал.



Теперь показываться стали паузы в его соплях, и делались они длиннее и длиннее (не сопли, паузы в соплях). И всякий раз, когда молчание затягивалось, Маг уточнял: - Ну, что? Ты исчерпал свои былые беды?

И Горюну сложнее и сложнее воспоминания давались и, наконец, (о, Небеса Всемилостивые!!!) нытик сдался.
Признал, что прошлое он исчерпал.

- Вот и твоё сегодня, - улыбнулся Алан.

Уже никем нежданное сегодня настало с наступлением утра.



- Он более-менее созрел, - качает изумлённо головою воин. – И не похож на сток химических отходов. Осталось Радостью его наполнить. Ему о Ней напомнить.

Алан кивнул и обратился к горюну:
- Однажды я сказал себе: - Пора
С Восторгом принимать всё.
И непрестанно радоваться. РАДОВАТЬСЯ.
Радовать себя.

Что-то случилось-получилось – радуйся. Не получилось - не случилось (удалось иначе) – радуйся.
Ты Всему Радуйся
Радуйся ВСЕМУ

Теперь вот Восторгаюсь, Радуюсь
Бесперерывно
Беспрестанно

С ВОСТОРГОМ РАДУЮСЬ ВСЕМУ

- Понятно, - «Мистер Вселенская Скорбь» не спорит с Магом.
- Да что тебе понятно, олух?!! Радуйся!!! – прикрикнул плут.

- А радоваться-то чему? – вздохнуло недоразумение.
- Да, радоваться тут нечему. Тут ты прав, - с глубокой жалостью взглянул на него воин. – Ну, вот, к примеру, ликованье прояви по поводу отсрочки твоей безвременной кончины. Ты сколько уже раз «не умер». И это-то с «везением» твоим!
Вот, чудо чудное где!!! Куда тем чудесам всем остальным на свете.

- На свете и во тьме, - поддакнул Гонзик и прошипел с угрозой. – Улыбайся, гад! Не то …
- Тут всё понятно, - усмехнулся Алан. – Нам без воды не обойтись. Тут без водички, ВСЁ – нелепо будет. Как мёртвому припарка. Ох, люди, люди …
Придётся воду пригласить в пустыню. Без этого никак … Опа … Вот это да!!!

- Что происходит? – отозвалась я.
- Мы заперты в пустыне, - буднично ответил Маг. – Ладно, пускай. Отложим чудодейственную воду до выясненья этого события.

- Вот заморОка! – нахмурился он.

Дело плохо?

- Что серьёзно? – уточнила я.
- Серьёзно – не то слово! – усмехнулся Алан.

Мы все переглянулись (конечно же, без горюна) и дружно рассмеялись:
- Развеселим. Фигня!

- Фигню и горюна, - прибавил Гонзик и вздохнул, на него глядя. – Вот где: фигня!



Не злоключения, а приключения живые у Живых


Мы по пустыне ходим, а великомученик наш Гореван надсадно мается.
Бредёт, плетётся, тащится и тянется. Ползёт, волочится и заготовками песок своими месит, но Алан путешествие не прекращает. Идёт, идёт, идёт, идёт ...
Не останавливается.
Ему не цель конечная, а сам поход необходим.
Он хочет страстотерпца «выходить». 

По мне, так это гиблая затея. Но Алану виднее.



Сказал портной, на вроде в нас избитой фразой плюнул: - Я сожалею, что во всё это всех вас втянул. Меня, скажу как на духу, на вашем месте вам помогать не заманили никаким бы калачом.

- Кому ты со-жалеешь? Мне? Но я-то не жалею! – ответил Маг. – Я не жалею ни о чём.
- Опять я облажался! Вот вечно так: потерян, неуместен и несвоевременен.
Ну, вот опять я начал горевать!

- Ты не корми меня своим несчастьем, - ответил тихо Алан (но видела я: он так хотел на горе горькое прикрикнуть). – Я знаю: тебе к этому не привыкать.
Но лучше бы скорей отвыкнуть.



Мы не успели оглянуться, как снова наступила ночь.

Горн огляделся и пожал плечами.

- Да, день коротковат в этой пустыне. Я подежурю. Давайте на ночлег. 

Мы дружно все последовали хорошему совету, и спать отправились.



- Подъём, - нам шепчет воин. – Подъём. Сейчас нас примутся атаковать.
Я слышу песка шорох об подошвы. И тех подошв – не меряно.

Мы тут же поднялись неспешно. И, кто зевая сладко (Алан), а кто отборно матерясь (я сон чудесный капельку не досмотрела), кто песенку весёлую бубня (плут собственное сочинение который день оттачивает пеньем), к хорошей драке приготовились.



Мы не у дел в этой пустыне. Вся наша сила вяжется сыпучестью-зыбучестью песков. Будто во сне бежишь изо всех сил, а всё на месте.
И вроде все способности при нас, а Магию Свою не можем применить во всю её недюжинную силу.

А Алан даже не пытается! Уже вовсю с досадой этою играется.

- Так хорошо, что коннице тут нету разворота!!! – смеётся Алан. – Куда ей по песку! А с пехотинцами мы справимся на раз!!!

Я и не знала, что он так умеет драться! Он словно с тренажёрами игрался. Бил, словно груши кожаные, нападающих своих.
А меч у Гонзика, секира Горна в ночи сверкали, врагов на части рассекали. Пока мой парень их руками и ногами колошматил, а я своих напополам рвала.

У Повелительницы Крови есть и такая сила.



Под занавес баталии я раскачала Свою Силу и в небо поднялась. Пустыню облететь – не облетела, но сделала малюсеньких кружочков пять. Но этого вполне хватило, чтобы рассыпать супостатов в прах и их оружие расплавить между делом (особенность такая Моего Полёта Смерти).

В общем и целом, Мой Полёт Уничтоженья Воинского удалсЯ.



Когда-то и враги заканчиваются. И нет тогда проходу от друзей.

- Ты как? – обняла я Алана, когда всё закончилось нашей победой.
- Чудесно!!! – заблестел глазами Маг. – Почаще б веселиться так!!!

- Горн, обними меня! – плут приоткрыл объятья воину.

Тот отвернулся, чтобы вытереть топор о рядышком лежащий труп.

- Вот, гады!!! Теперь привал менять придётся, - ворчливо пробасил. – А мне тут нравилось.
- Ну же, Горн, мы – лучшие напарники!!! – увещевает Гонзик. – Я блистаю, ты гордишься мною.

- Подсунем горюна следующему противнику, - предложил Горн просящим тоном.
- Отличная идея!!! – обрадовался Гонзик, Горна обнимая. – Вот это так диверсия, дружбан!!!

- Навряд ли. Те с ним разбираться не будут, - отмахнулась я. – Прибьют.
- Нет, не прибьют, - нас уговаривает плут. – Ну, может быть, немножко.

- Где, кстати, этот бедуин? – гигант, не справившись с тем, чтобы обнималу отцепить, по кругу обернулся вместе с Гонзиком. – Где это бедствие на наши головы? Где эта горесть и напасть?!!! Нам еще не хватало его потерять!!!
Да отцепись ты!!!
- Вот именно, - кивает Гонзик, Горна отпуская и говоря с нажимом. – По - те - рять. Какое слово сладкое!!! И радостное, и …

- Идём его искать, - распорядился Маг. – Вообще-то бедуинами* – зовутся «обитатели пустыни», - усмехнулся, поясняя, Алан.

- А я о чем! Где этот внеоазисный пустынный житель, где этот странник, бредящий-бредущий мертвыми песками?
- Я здесь, - откликнулся портной.

О, меланхолия явилась-объявилась! Наш Николай Великомученик.

- Ты, соплежуй, где прятался, пока в войнуху мы играли?
- Ой, Гонзик, было страшно мне!!! Хоть жизнь мне и не мила, а погибать мне страшно, - наш скорбный, горемычный и несчастный попробовал обнять насмешника.

- Вот кандидат достойный для твоих объятий! – довольно рассмеялся Горн.
- Отстань!!! – отталкивал страдальца Гонзик. – Ты что, решил всплакнуть, бедняга, на моей груди?

Портной обиженно присел, размазывая по лицу песок и слёзы. Печаль Вселенская и Скорбь Галактик.

- Эй, горемыка! Хватит горе мыкать. Оставь, - прикрикнул Гонзик на депрессняка. – Страдательный ты наш и унылый!!!
Ты, граф де Соплендро, прекращай свои капризы и тоскливости в пустыню изливать.
- Что ж тошно так? – скривился Горн. – Как будто мы обидели больного.
Больного надо поднимать пинками с койки, чтоб неповадно ему было заболевание разлёживать. И всё равно паскудно чувствуешь себя в присутствии больного.

- А он и есть больной, - отметил Алан. – А ну-ка, повторяй: «Как только перестал болеть я – так сразу начал выздоравливать». Я перестал болеть и начал выздоравливать.

- Как сказано красиво и по-детски живо, - мгновенно восхитился-оживился озорник, отвлёкшись от «Кручины». – Скажи ещё что-нибудь, мой самый лучший друг! Горн, не завидуй. Ты сегодня выпросил мои объятья.

Алан охотно рассказал ещё одну Своёвочку:
- Когда скользят-струятся во Мне мысли
И зачастую те же, хоть и бывает: разные (порой уродливые и безобразные)
Я лишь киваю.
Внимания не обращаю.
Не обращаю в это я свое внимание

НЕ ПРО МЕНЯ, НЕ ДЛЯ МЕНЯ
НЕ ПРО МЕНЯ, НЕ ДЛЯ МЕНЯ
Такой напевчик я освоил для себя.
Так я решил себе однажды:
Всё то, что мне подходит – пусть подходит.
А то, что не подходит – пускай вообще не приближается

- Прохладой-свежестью дыханью моему – подобные слова!!! – смеётся шкодник, восторгается.

И я вздохнула облегчённо, и воин что-то радостно забормотал.
И даже Рыцарь Образа Печального уже не выглядел сопливо.

- Да, Гонзик прав: нам срочно воздухом необходимо живое и ребяческое слово. Мы все молчим, - скомандовала я. – А говорит один лишь Алан.
Пусть только Алан говорит.

* Термином «бедуин» принято обозначать всех жителей арабского мира, которые ведут кочевой образ жизни, независимо от их национальности или религиозной принадлежности



Нить траурная
Сколь этой ниточке не виться, а есть и ей конец


Так здорово послушать Волшебные Напевы Алана!!!
Тут даже Плакса наш притих, блаженно смежил веки. А о нас что говорить, мы в полноте всех ощущений. Мы напрямую чувствуем его (конечно же, не нюню нашего тоскливого, а Алана). Как Маг живёт Свои Напевы.
И Живость Свежестью нас орошает, веселит. Бодрит и умиротворяет.

Тут рёву нашего, как будто подменили. Наш томный дядя, мямля и Меланхоличный Крендель вдруг разразился горестью рыданий. И ну, нас поливать страдальческой тоской! Как будто бы блевотной массой начал нас окатывать волною за волной, раз за разом.
Вот, зараза!!!

Нас начало крутить от тошноты и смрада. Как будто на изнанку выворачивать. Будто позыв присутствует к началу рвоты, а рвоты самой нет. Лишь хрип и резь в желудке, слабость в теле.

Маг рассмотрел внимательнее МямлюнА и нить занудную, ведущую к нему, внезапно обнаружил. За нить ту аккуратно взял, её смотал и выволок тушу наружу. Той тушей оказался наш знакомец неприятный.

- О, Таллентар! – воскликнул Алан радостно. – Милости прошу, к нашему костру.
Да, сколько ниточке ни виться и ни запутывать собою всё, а всё же и её конец настанет.
Горн, мордою его в песок! И выпускать не поторапливайся. Пока я рассмотрю его все ниточки-клубочки.
- И заточки, - добавил Гонзик, извлекая из кармана колдуна старинный ритуальный нож.

Мой милый заглянул во «внутренности» Таллентара, в его заветные углы, его обвалы и завалы. Похоже, Алан тоже раскачался.
Мы уже можем многое, но вот пустыню покидать пока не в силах. Не отпускает нас она. Вот окаянная!!!

- Всё. Можно отпустить его, - кивнул Маг воину. – Я разглядел всё.
- К чему нить траурная? Чтоб истощить нас через горюна? – Маг ту ниточку в руках держал, потом в костёр небрежно кинул. – А что же на убийство не толкнул его?

- Он хил для этого и жалок, - песком плюясь, ответил Таллентар. – Хотел, но передумал. Гораздо действенней его нытьё.   

- А ты отважный, раз с Аланом в войну вступить решился, когда он вроде бы как ослабел, - насмешливо прищурилась я.
- Другие и на это не сподвиглись, - мой милый до нелепости во всём и всех готов увидеть несуществующие отродясь достоинства и честь. – Других не видно.

- Их не будет, - вздохнул тихонько Таллентар. – Вполне достаточно того им, что Алан накрепко засел в пустыне. Они не склонны рисковать. Обещано торжественно и окончательно нам, что он не выйдет никогда.
- А кем обещано? – невинно поинтересовалась я.

Колдун сжал губы, не желая отвечать.

- Без разницы, - какой добросердечный мой чудесный парень к своим врагам!

- Ты в обещанье это не поверил? – Горн усмехнул себя.
- Поверил, - мотнул косматой гривой пленник. – Но захотел всё сделать сам. Меня к вам и впустили. Заказан строго вход в пустыню. А ещё строже – выход.

- И ты решил сопливости у Горестного приумножить? – плут головою покачал. – Наш «Капитан Уныние» тебе не показался болезнетворным массовым бичом.
Горюн наш подкачал.
- Не подкачал, - колдун ответил. – Но рядом с вами он милее стал. Не безнадёжно конченным и тошнотворным. 



- Вопрос последний. На засыпку, - Маг улыбнулся. – Ты сам бы не решился. Кто тебя послал?
- Не делай драматичных пауз, Таллентар, - толкнул Горн визитёра в спину.

Тот гривою снова помотал. Заказчика колдун не выдаст. 

Маг потянулся и неожиданно сказал, как будто ни к кому не обращаясь:
- Пора прощаться и прощать. Настало время упрощаться-упрощать. Ты знаешь: что это?

Волшебник знал.
Метнул, как нож, взгляд свой. И острота та взрезала воздушное пространство между нами.
Но взгляда сталь перехватил Маг. И звякнул взор волшебника нелепою жестянкою в пустыне.
А сам он снова мордою в песок.

- Вам всё равно конец!!! – воскликнул Таллентар.
- Там, где конец – там Новое Начало, - ответил Маг. – Пора, колдун, прощаться и прощать, а значит, упрощаться-упрощать. Пора и перестать: быть траурною нитью.

Тот знал, что это, но сопротивления не прекращал. И Маг его мгновенно развенчал. На пыль космическую, и та в мгновенье ока в Безначалие ушла.
И растворилась.



В чём Наша Сила


В чём Наша Сила, Детворы?
В Восторге Детском, Смехе Детском
В Болтливости, в Молчании

И в Нашей Силе Детской
Безудержной, непререкаемой, отчаянной


- Милый, будь солнышком, возобнови Свои Напевы. Свои Своёвочки, - я потянулась сладко. Так славно было до тех самых пор, пока к портному нитка чёрная не прилепилась.   
- А почему бы нам не насладиться весёлыми повествованиями от Мастера в рассказах Гонзика? – нам Алан предложил.
 
И Гонзик принялся смешить нас развесёлыми рассказами своими.
Мы так смеялись-хохотали, что наваждения от нас все отлетали. Ошмётками и дранью кусковой. Нам не до них было. Мы после обнаружили разорванные клочья.

И малохольный тоже слушал. Смеяться – не смеялся. Но яд и желчь собой не источал.



Когда нахохотались мы, Маг нас спросил:
- А почему бы нам не помолчать в Молчаньи Горна?

И мы охотно замолчали.
Так славно и легко молчалось нам. Блаженностью – всё становилось горькое, а путанное, сложное – красивой и понятной простотою.
Так славно и легко молчалось нам.



Потом мне улыбнулся Алан и хитро произнёс:
- И почему бы Силу нам не ощутить Недостижимую-Непостижимую в сияньи Силы Той у Недостижимой и Непостижимой?

Все дружно повернули взоры, и я раскрылась Мощью Той.
Недостижимой и Непостижимой.

И Сила вся вернулась к нам, как путешественник домой.
«Я здесь, я дома» – Сила возвестила.
Но только нас пустыня никуда не отпустила.



Зато опять же наступила темнота. И с ней пришла тревога и растерянность.

- Тьма, будто по заказу специальному, сгустилась, - зевнула я. – Что будешь делать, Алан?
- Да, ничего особенного, - мне улыбнулась ласковость моя . – Хочу узнать: насколько она может загуститься. Я загущу её. Тогда и поглядим.

И вспыхнула, воспламенилась, запылала Темнота. И ярким Светом стала.
Им, оказалась, и была.



И в яркости блаженной тут как тут растаяли и растворились все кошмары. Былые и грядущие. Осталась только Тишина.

И Пустота уютная
Исполненная вся блаженства



О чем ты шепчешься с песками, Алан?


Голос пустыни Алан различает ясно. Восторг Живому ближе близкого.

- О, мушка!!! Настоящая!!! Живая!!! Ты для  меня – отдохновением, родная. Во мне давно как жизни нет.
Не зря твердят: «нет мертвенней пустыни – бесчувственных хадаровских песков».
В моих краях живого не отыщешь. Всё вывел, всё извёл безжалостный хозяин. Себе лишь усыпил-оставил для колдовских посланий пару змей.
Они ему, как людям голуби, депеши доставляют. Тут есть ещё один колдун. В соседнем городе, в другой столице ...
А ну их, этих колдунов!

О, мушка озорная!!! Наверно, ты её привёл с собою, Маг. Сама б она, не то чтоб залетела, а к краю моему не подошла, не соблазнилась, не посмела.
Пустыня – она и есть пустыня.
Пустынна и безжизненна …



- О чем ты шепчешься с песками, Алан? – смеюсь любимому.
- Это так забавно, - в ответ смеётся он. – Песок мечтает об ином предназначеньи. Мечтает чем-то иным стать и быть пустыней перестать.

- Песок не может: быть не песком. Пустыне надлежит быть тем, кто она есть – пустыней.
- А вот и нет, - хохочет Маг. – Себя песком пустыня знает и не стремится измениться.
Песочек не желает засушливым и обжигающим быть покойником. И убийцей.
А хочет озорства и счастья. До нас об этом он не знал. Теперь, когда мы его этим соблазнили, он потерял покой. Он счастлив нами, но несчастлив нашею необходимостью: его покинуть.

- И как нам быть? Не можем мы быть отданы ему. Не можем, потому что не желаем!
- Он это понимает. Но для того, чтоб быть счастливым и не нужен кто-то. Другой для этого не важен. И можно быть таким, кто счастье дарит. Песочницею детской или пляжем.
Он так обрадовался, что стал просить меня: всё это для него устроить.

- Ты согласился?
- Посмотрим-поглядим..Как оказалось, у пустыни, есть хозяин. «Есть у меня хозяин», - сообщил мне только что песочек. – «Непререкаемый, навечный и всесильный бог».

Тут мушка ему что-то в ушко зажужжала.
Мушка прожужжала что-то Магу в ушко.
Я рассмеялась рифме.

А Алан просиял. – Отличная идея!!! Веди меня, Песок, к нему. Я пламенно богов люблю!!! Вот прямо дня без них в разлуке провести не в силе. Ну, а они меня как любят!!! Что ты!

Я знаю: отпустить ты нас не смеешь. А ты не отпускай, а вместе с нами и ступай. Веди же нас к владыке и властителю, надсмотрщику твоему, блюстителю.
Мы с ним и потолкуем о твоём предназначеньи.

Как поворот такой тебе у наших приключений?



Песочные забавы


Брогг был в приподнятом расположении. И даже напевал, фальшивя.
Он только что в плоть обратил наигнилейший свой и самый желчный яд.
Отменная субстанция материализовалась, когда колдун в подвал слугу втолкнул.
Детишками он не разжился, слуга же жутко надоел ему.
И ко всему болтлив чрезмерно.
Был.

Недолго вопли сотрясали погреб. Брогг в кабинет вернулся свой. И снова принялся листать странницы, подаренной ему книжки колдовской.

И вдруг раздался грохот в холле, и чернокнижник, было уж, собрался кликнуть домашнего слугу былого. Но вспомнил вовремя о том, где завершил свой путь его подручный.
Поднялся, дабы посмотреть, в чём дело … и уселся на пол.

В дверях стоял, жестоко улыбаясь, Алан.
Колдун вмиг побледнел.
Заледенел.
Окоченел.



- Так это ж тот колдун!!! – портной воскликнул. – Он самый!!!

Но чернокнижнику не до портного. Его пугает Алана улыбка.
А ещё то, что его, походя, могущества лишили. Достаточно моему парню было улыбнуться и колдуна беспомощным увидеть.
 
- Как … как ты сумел … уйти … как выбрался ты из пустыни?!! – от страха лязгает зубами Брогг. – Её покинуть невозможно – раз приказал пустыне: стражем быть!!!
- А мы её не покидали, - хохочет Алан. – Она нас привела к тебе. Смотри.

Брогг глянул: его пол в песке. К нему пришла пустыня.

- А что ж ты сам не заявился? – усмехнулся воин. – Прислал к нам Таллентара (должника), орду убийц, кошмарные фантомы. А самому – слабО?
Сыкун ты, Брогг, первостатейный.
- Вот кто, на самом деле, несчастливый, унылый, горестный и жалкий, - портной вздохнул сочувственно. – Мучительный ты наш!
Ответь, раз отвечать время настало. За всё ответь!

Но Брогг не отвечает. Зубами лязгает.  Отчаян.

- На самом деле и на самОм теле, - плут хохотнул. – Мы всё внимательно в тебе, Брогг, рассмотрели. Ты – чмо обыкновенное. И чернокнижное в придачу. Вот от кого по-настоящему от жалости заплачешь.

И Гонзик взялся в книгах шорох наводить. Выискивать, что взять трофеем, а что отправить прямиком в камин. Пускай в огне там аккуратненько лежит. И комнату собою греет. Тепло каминное всяк любит. Вот пусть огонь и будет.

Мы помолчали под аккомпанемент зубной. Что говорить? Всё ясно.
Ход Алана. Что он для Брогга приберёг?
Какой сюрприз он приготовил?

Я улыбнулась Алану. Он улыбнулся мне.
И повернулся к Броггу.

- Ты был хозяином пустыни. Так вот она, - в ладони Алана жменька песка. – Не обессудь, её – чуть-чуть. Песочниц много детских, и океану в Хасе пляж необходим.

Ладошку Алана малюсенькою жменькой грела пустыня. Забавно уместилась в ней. И на пригорочке песка в ладошке вдруг аккуратно уместился Брогг. Чуть видной крошкой.

Песочек тот Маг всыпал точно в колбу песочных маленьких часов.
И усмехнулся озорно, впечатывая слово, закрывающее колбу, и произнес:
- Ты говорил, Брогг, что – хозяин и король пустыни. Так вот она. Вот и хозяйствуй, королевствуй в ней.
Ты – богом для пустыни, вот в ней и «божествУй».
И, сколько влезет, злобствуй.

Брогг что-то закричал, но Алан колбу опрокинул, и колдуна поволокло из верхнего отдела колбы вниз и там засыпало.

- Ему конец? – спросил портной.
- Конечно, нет. Он же хозяин и король пустыни! Причём навечный. Но до тех пор, пока заклятие не снимет он с пустыни (с той части, что ему осталась). Тогда, возможно, выпущу его.

- В Обитель «Упрощения-Прощения», - поддакнул Гонзик. – Окончательную.
- Только туда. И дело тут не в том, что сделал я ему уже последнее предупреждение.

- В Конгломерате, - догадалась я. –  В нём?

И Маг ответил: - Да.

Оно и так понятно, что с ним сделают «охотники на заклинателей и заклинаний». Порвут на части показательно. Прилюдно.
Возможно, и буквально, а не фигурально выражаясь.

- Подаришь мне часы? – по-детски умоляюще взглянул на Мага Гонзик. – Шикарная забава!!! В неё играть не скоро я устану. Ну, Алан, задари!

Ответил Маг ему:
- Бери.
И будь при этом Счастлив.

- О, это сколечки угодно, - довольно в руки взял подарок Гонзик.



Ты Радость не откладывай
Свою Безмерность Радости


- И что ты уже спёр? – спросила я плута.
- Не спёр, а спас всё ценное из колдовских ручонок загребущих, - надулся Гонзик. – Тут вам не интересно будет, Повелительница.

- А ну-ка, дай, - я руку протянула и бровь приподняла, когда чуть озорник помедлил.
- Да тут словарик, - баламут достал из-под рубахи томик. – ДревнеМудрых Слов.

- Что за дела? Она пустая, эта книга! – удивилась я. 
- Словарик ДревнеМудрых Слов? – смеётся Алан, в моих руках заметив ему знакомый переплёт.

- А леди Тейлин в толк и не возьмёт, - хохочет Гонзик. – В чём ту дело. 

И воин улыбается. Он тоже в теме. 

- Вот я за шиворот возьму сейчас кого-то!!! – по-детски пригрозила я. – Чтобы не насмехались.

Вот плут! Развёл меня. Но хоть я Повелительница Крови, но всё же и Дитя. И понимаю дружеские шутки. А Гонзик с Горном – мне друзья.
А Алан. Алан – мне дыханьем.

- Повсюду чистые страницы. Что за фигня?
- Нет, не фигня, - ответил Маг мне. – У всех Живых – слова Исконные и Мудрые. Живые у Живых слова. И нечего словарику втолковывать тебе. Он в Радости притих от Твоей Детскости. Он от тебя питает мудрость.
Все буквы и слова для тех, кто не приемлет Языка.
Восторга Детской Радости



- Там, кстати, хрень одна была в подвале. Жестокая и кровожадная, - заметил, подбоченясь, Гонзик. – И я её победил. Не нужно восторгаться сильно шумно.
Всегда я к подвигам готов. То, что зовётся героическим – мне будни.
Привычности и повседневности.
Я эту тварь после победы (в сражении неравном-беспощадном) развоплотил.
- Её достаточно было не покормить немного, - заметил Алан. – Но победить чудовище – конечно, это круто.



- Что делать с горюном? – напомнил Горн, пока его напарник потехой новой забавлялся – часы песочные туда-сюда крутил.
- А отведите его к первому попавшемуся эскулапу. Пускай ему промывку сделает мозгов, посредством промыванья внутренностей, - ответил Мистик воину. – Пускай ему кишки промоет любой из местных лекарей и знахарей

- Потом к тебе? – отвлёкся от игрушки Гонзик.
- Потом ко мне. Куда ж без вас я? 

И Алан к мухе обратился, расположившейся на левом плече:
- Ну, что плутишка, поразмахиваем снова книжкой? Как обнаружилось, в соседнем городишке колдунчик есть ёще один.



Толковость словарей и бестолковость колдовская.
Теперь в столицах не осталось колдунов.
А между городами-побратимами отсутствует пустыня. Отныне там разросся лес густой.
И мухам лес куда приятней, чем пустыня.
Там наша спутница и поселилась.

После того, как с Аланом простилась-упростилась.
Конечно же, не окончательно.



Горн с Гонзиком явились. С ними портной. Не горестный, а даже озорной.
Слегка задорный. Не Лёгкий и Простой. Но и не мутный и зловонный.

- Теперь он – не портняжка, а портняга!!! – шкодник смеётся и, почесав затылок, признаётся. – Звучит как-то не очень.
- Как дворняга, - хохочет Горн.

И, надо же, горюн хихикает!!! Вот это чудеса!!!

Маг тоже оценил восторгом новость:
- Смотрю: повеселел! Ну, как оно: Быть Налегке? Не отвечай, я знаю – это здорово. И вижу по тебе. Теперь намного легче веселиться?
Опять не отвечай. К чему слова? Ты просто РАДУЙСЯ.
Ты просто РАДУЙСЯ
- Мне начинать? – портной в своём репертуаре.

- Вот олух!!! – с досадой на него махнул рукою Горн. – Конечно!!!
- А я не знаю как?

- Ох!!!

Тяжкий вздох два дружбана произвели синхронно. Я и не знала, что они умеют так вздыхать.
Но Алан их настрой не поддержал. Портному, будто солнцу, улыбался. И тот повеселее стал, ответною улыбкою заулыбался. .

И Маг ему сказал: - Укореняйся. В то самое, что чувствуешь сейчас. В ту Лёгкость, Простоту и Радость Бытия, что ощущаешь.
В Блаженство и Покой.
И снова в Радость.
Всё глубже, глубже запускай в Них свои корни. И Их в Свое Нутро впускай.
Пусть всё сольётся воедино.
Смешно смешается пускай.
Не пробегай привычно мимо.
Возможность эту ты, дружок, не упускай.

И надо же, портной не осрамился. Глаза прикрыл и Упоеньем залучился.
Не зря ему Маг улыбался, словно солнцу. Сияет парень. Вот так да!!!

Я слышу скрежет? Что за дела?!! Кто тут зубами так скрипит надсадно?!!
А, это Брогг из колбы! Тогда ладно. Пускай себе скрипит.
Ему плут показал портного, вот колдунец песочный злобствует.
Зубами лязгал поначалу, теперь скрипит. Пусть разрабатывает зубы!

Понаслаждались мы сиянием портного, под мелодичный скрип зубовный. Аккомпанемент. Потом собрались в путь-дорогу.
Чего нам на Счастливого глазеть?

А скрежет быстро прекратился, как только колбу опрокинул плут.

Я, глядя на песок, струящийся и увлекающий собою колдуна, вздохнула: - Да, этой горсточке не повезло, в соотнесении со всем песком. Песчинки остальные блаженны Детской Радостью Игры, а этой отдувайся.
Не надоест в часах песку: собою колдуна удерживать?
- О, песочек в колбе, будь спокойна, не скучает, - утешил меня Алан. – И Детской Радостью никак не обделён. Песчинок детских благодарность получает, и радостью перекликается и ощущает всё происходящее со всем песком.
Плюс ко всему – ему забава с колдуном.
И честь почётная – всего песка покой хранить, не дать ту радость детскую песочную похоронить.
Не надоест ему Брогга удерживать, его игра такая веселит.



- А ты куда? – спросила я плута, когда он начал уже исчезать.
- Мне кой с кого охота кое-что спросить, - ответил плут. – Насчёт обидных слов о моём якобы бахвальстве.

- И я с тобою, - Горн засобирался следом. – А то опять тебя побьют.
- Ни разу не было такого!!! – опротестовывает жарко Гонзик. – Не наговаривай на друга, Горни! От этого на языке прыщи.

Они между собою препирались, испаряясь. А Алан приобнял портного.

- Дружище, с Радостью Живою тебе всё по плечу. Тут воля – вольному. Тут делай – всё, что захочу. Не делай то, что не хочу.

Когда Хотение Твоё – Безмерность Радости


Алан Лига Легко и Просто
http://legkoiprosto.ucoz.ru/


Рецензии