Цифровой ветер

Троллейбус кряхтел. Ему не долго осталось, похоже.
Вовне - холод, темнота, красные фары, стоячая дорога. Деревья окаменели без листьев и  тянутся рядом бетонных статуй.
В троллейбусе плотно и потно. Мужчины в одинаковых черных куртках, женщины в одинаковых черных куртках, длинных, гусеницах. Сохлые желтые лица - славянские, азиатские, разные  - без выражений, одинаковые.

Женщина с мальчиком лет пяти. Стоят у пустого сиденья. Она рукой пытается его усадить, он уворачивается. 
Ее асимметричное лицо вытянуто по диагонали, к глазу, бровь над ним выгнута. Кажется, половина лица удивлена. Кожа  пористая, как поролон. Ноги как обрубленные, в черных подвернутых брюках-джинсах, мятых, почти картонных. Ростом она едва выше полутора метров.
Мальчик-таки сел. Осел. Застыл. Уставился на маму стеклянным взглядом. Он тощ и скукожен, как поддавленный на дороге червячок.

Шум голосов в голове троллейбуса. Контролеры. Двое в черных куртках. Один спрятан за  очками, другой - за слоем съеденных когда-то припасов. Первый  - строгий, с острым носом. Коленка в брюках ритмично дергается, подгоняет рабочий день. Второй - толстый, огромный, под потолок. Куртка, как лопнувшая кожура, выставляет на показ бегемотье пузо в оранжевой майке.  Сначала оно - потом он.  Голова, отдельная от тела, слегка наклонена вперед, радаром крутится на шее, выискивает.

- У вас, - обратился первый к женщине, бликуя  очками. Толстый пока проверял свою половину.
Та протянула  карту. Писк прибора.
- Недействительно, - сказал он почти с улыбкой.
Толстый взял курс на женщину.
Та искала что-то на ржавых стенах троллейбуса своими кожистыми глазами.
- Я заряжала...
Мальчик не смотрел на дядь. Как будто их нет.  Он следил  только за  мамой и сжимал своей ладошкой ее четыре пальца.
- И чо? - подоспел толстый и напер пузом. Он смотрел в упор на женщину развязными разъехавшимися глазами, но лицо его то и дело хотело отвернуться и поэтому голова ворочалась на шее, как бы приноравливаясь.
Женщина молчала.
- Нам только до Кирпичной, - вдруг умоляюще посмотрела она на очкастого и тут же, получив в ответ синюю вспышку, опустила голову и стала всматриваться в ребристый пол троллейбуса.
- Я вообще обычно всегда покупаю билет, - промямлила она и с надеждой вскинула голову на толстого, но он в этот момент затяжно моргнул.
Молчание. Она порылась в сумке и достала кошелек. Он был пуст. Ее пальцы нервно перебирали перегородки.
- Просто зарплату сегодня опять не дали, - виновато сказала она себе под нос. - Вот есть карточка еще...  - голос ее дрогнул.
Контролеры передавали  друг другу банковскую карту, как высушенную бабочку на иголке. Люди вокруг ходили, садились, вставали, посматривали с любопытством, но мельком.
- На ней как раз тысяча осталась... - добавила женщина как будто рассеянно и тут же  испугалась своих слов. А потом стала смотреть куда-то за окно, неподвижно, бессмысленно. Больше ее взгляд не бегал.
За окном проплывал торговый центр с роскошным супермаркетом на первом этаже и вывеской "Станем друзьями!"
- Значит, выйдете с нами, пойдем до банкомата, оплатите штраф - и свободны, - заключил очкастый.
- Это лучше, чем в отделение, - присовокупил толстый.
Женщина чуть заметно кивнула, но от окна не оторвалась. Ее брови и губы невольно шевелись. Мальчик сжимал ее ладонь  обеими руками и ерзал, пытаясь заглянуть в лицо отвернувшейся матери.
Контролеры, порешив дело, застыли. Лица выключились. Они стояли по обе руки от маленькой кривой женщины с настороженным мальчиком-эмбрионом, огромные, мощные, как самцы гориллы. Огромный кулак с вспученными от жира фалангами держал поручень рядом с головой мальчика и был такого же размера. Очкастый чему-то внутренне улыбался, и лицо его светилось, как у святого.
На задней площадке громко гоготали, щипали друг друга, топтались плоскими кедами похожие на гусей подростки. 
Прошло несколько минут.
Толстяк вдруг отопрел и постучал пальцем себе по груди.
- Видите? - голос его был спокойным, и только в сорвавшейся на фальцет “и” проскочила истерическая нотка.
- Нет, - она встрепенулась. 
- А вы приглядитесь. Это что?
Из его нагрудного кармана торчал глазок камеры.
- Я не могу вас отпустить, - и тише, сглотнув: - уволят.
На секунду его толстые губы сжались в брезгивые ниточки, и сразу обвисли щеки, сделав из молодого лица старческое.
Она посмотрела прямо в объектив бессмысленным взглядом, кивнула и опять отвернулась к окну.
- Новые технологии! - с гордостью добавил очкастый.
Троллейбус остановился. Двери со скрежетом открылись. Все четверо вышли. Контролеры - браво, легко спрыгивая по ступенькам, заняв черными комками курток весь дверной просвет, женщина - следом, таща за руку мальчика, не глядя на него, слишком ровным, как у пьяного, ватным  шагом.

На этой же остановке в переднюю дверь взошел молодой человек в золотисто-оранжевой куртке. Он бросался в глаза.  К уху двумя пальцами приложен серебристый телефон, настолько крупный, что закрывает лицо. Вместо лица - алюминиевый прямоугольник. Молодой человек что-то весело лопочет,  прижался к водительскому стеклу, пропуская толпу, и сунул в окошко пятитысячную купюру. Водитель развел руками. Молодой человек расхохотался в трубку:
- Жди, кому говорят! Через полчаса буду. Тачку бросил.
Он продолжал давать ценные указания собеседнику, пока не остался на передней площадке один. Троллейбус уже ехал. Он мельком глянул по сторонам и, не прерывая беседы, ловко проскользнул под турникетом. Виновато улыбнулся (никто на него не посмотрел) и сел на место, только что освобожденное женщиной с мальчиком.
Он повернулся к окну. Там проплывал все тот же торговый центр, только с другой стороны. На его стене светилась огромная надпись “Цифровой ветер”. Молодой человек мечтательно улыбнулся.