О справедливом государстве и меритократии

Человечество веками лелеяло мечту о справедливом обществе. Даже несмотря на то, что идеи о всеобщем безусловном равенстве и получении благ по потребностям как вершинах понимания справедливости начала прошлого века, исторический опыт ХХ века уже почти похоронил, само стремление к справедливости в общественном устройстве, конечно, не умерло и снова становится востребованным в эпоху разворачивающегося мирового системного кризиса.
У большинства никуда не делись затаенные мечты о равенстве перед законом, значительном уровне социальной защищенности, достойной зарплате, свободном доступе к образованию, здравоохранению, культуре и спорту. Да и необходимость обеспечения доступности рабочих мест и управленческих должностей на основе равенства возможностей, как необходимом условии построения такого общества снова выходит на повестку дня.

Первым широко известным западным мыслителем древности, писавшем о справедливости в государственном устройстве, был Платон. Он выделил шесть существующих типов государств: монархия (справедливая власть одного человека), тирания (несправедливая власть одного человека), аристократия (справедливая власть меньшинства), олигархия (несправедливая власть меньшинства), демократия (справедливая власть большинства) и тимократия (несправедливая власть большинства и армии). Уже тогда он определил, что поскольку власть большинства – демократия редко бывает справедливой, и, как правило, вырождается в тиранию, а три формы из перечисленных шести по определению не справедливы, то оставшимися стабильными и справедливыми формами могут быть только аристократия и монархия.

Их идеальному воплощению в шестидесятых годах ХХ века даже присвоили термин «меритократия» - «заслуженная власть» от латинского «заслужить» и древнегреческого «власть». Хотя на самом деле эта концепция, согласно которой власть должна осуществляться людьми не по принципу социального происхождения или статуса, а отличающимися своими способностями, достижениями и профессиональной компетентностью была известна еще в конфуцианской философии. А во времена династии Сун, по мнению ряда исследователей, Китай был даже близок к достижению меритократической системы – для отбора на роль правителей масштабно применялась трехступенчатая система экзаменов, выявляющая уровень знаний в искусстве, философии и администрировании. Часто ставят пример из послевоенной Англии, когда  множество граждан из нижних слоев общества с помощью массовой сдачи экзаменов на юристов и врачей смогли прорваться в средний класс. А в США так вообще распространено мнение, что меритократия там уже реализована, и что только от жизненных установок, способностей и трудолюбия зависят их личные достижения. С этим, конечно можно поспорить, указывая на важную роль в целом ряде важнейших направлений общественной жизни родственных и дружеских связей, финансового состояния и качественного, доступного не для всех образования, дающего обязательную стартовую «путевку в жизнь». К тому же историческая практика показала, что, к сожалению, меритократические принципы в управлении, в лучшем случае сохраняются максимум еще одно поколение после поколения основоположников революционных реформ. Это объясняется влиянием сложной внешней и внутренней обстановки, как правило, сопутствующей любым революционным ситуациям (крупномасштабная замена правящей элиты - почти всегда революционная ситуация), что неизбежно приводит к банальной нехватке у новой элиты времени и сил на построение чрезвычайно сложной новой рутины (терминология О. Григорьева) – в данном случае хорошо работающей, самовоспроизводящей себя, автоматической системы отбора и подготовки кадров.

А ведь, по мнению ряда западных философов второй половины ХХ века, со вступлением передовых обществ в постиндустриализм в них должна была бы восторжествовать идея равенства. Открыться блестящие перспективы перед теми слоями населения, которые должны были быть ориентированы на получение и использование прорывных знаний и технологий и постоянное совершенствование себя в течение всей своей жизни. Именно они, а не владельцы крупных состояний и связей, должны были бы стать самой могущественной производительной силой, обеспечивающей производство уникальных благ и, соответственно, залогом процветания всего общества, и составить грядущую социальную элиту, воплощая в жизнь концепцию меритократизма. Предполагалось, что сам постиндустриальный мир, основанный на революционных социогуманитарных технологиях, априори приведет к тому, что старые элиты неизбежно уступят место высокообразованным профессионалам, которые и поведут его к «светлому будущему». Однако уже сейчас абсолютно ясно, что в странах почти победившего постиндустриализма этого достичь пока не удалось и вряд ли удастся. И равенства не получится. Во-первых, потому что, как и в случае с мифом о настраивающей экономический механизм капиталистических стран гениальной скрытой «руке рынка», за которой в случае успешности в реальности обязательно кто-то стоит, построение меритократии не может совершиться само собой. Чтобы ее построить необходимо сложное социальное конструирование и субъект способный преодолеть сословные, имущественные и социокультурные ограничения. Во-вторых, даже если произойдет выделение наиболее способных и активных в новый правящий слой, сама способность генерировать новые знания без управляющего воздействия сверху, скорее всего, приведет к дифференциации общества значительно более устойчивому, чем к тому же приводит их уровень материального благополучия. Связано это с природой связки человек-знания не позволяющей быстрое, в отличие от материальных ресурсов, генерирование, приобретение или утрату знаний. В-третьих, далеко не всегда носитель максимального IQ, знаний и опыта является лучшим в простонародном понимании этого слова. Необходимо, чтобы он еще был и носителем соответствующих нравственных качеств. Однако, с другой стороны, только высокая нравственность совершенно не гарантирует опытности и искусности в делах. Соответственно, должен быть судья строго и справедливо оценивающий и то, и другое. Должен быть как эталон лучшего, так и субъект, проводящий эту оценку. В идеальном случае расставляющий всех граждан, а не только управленцев, по сферам деятельности наиболее подходящих для них. За исключением, конечно, асоциальных элементов. Их то, как раз, нужно стараться переориентировать на другую деятельность, пусть и с утратой определенной доли их врожденной или приобретенной своеобразной эффективности.

Современное развитие электронных технологий и сетей делает вероятность достижения этой весьма амбициозной цели в виде построения меритократического общества при определенных условиях (малореальных в обычное время и вполне реальных в мировой точке бифуркации) вполне достижимой. Но для этого будущим реформаторам нужно сначала объединиться пусть и в небольшие группы, которым потом, в случае глобального форс-мажора, будет уже значительно легче консолидироваться, чем просто отдельным физическим лицам. Причем, это нужно делать уже сейчас (и призывы звучат – например, со стороны НОД, КОБ и Центра Сулакшина).

Ожидать появления прорывной единой, хорошо проработанной и поддерживаемой большинством населения идеологической базы для консолидации не стоит. Даже если она появится без административного ресурса и крупномасштабных, а значит хорошо оплачиваемых PR акций, большинство ее, скорее всего, либо просто не заметит, либо не примет по внутренним соображениям. Объединение думающих людей на основе единой жесткой новой идеологии, а не административного и финансового  ресурса, в большие партии, которые были одним из признаков прошедшей эпохи индустриальных гигантов и крупных, хорошо распиаренных на известные деньги, идеологий, на настоящий момент мало реально. Постмодернизм с его на двух человек тремя различными мнениями по одному и тому же вопросу, обеспечиваемый информационной «поддержкой» Интернета с его широчайшим спектром различных воззрений на истину, эту возможность свел к минимуму.

Нужно торопиться – эти же информационные технологии привели и к реальной возможности установления тотального контроля над гражданами (контроль переписки, переговоров, перемещения, предпочтений, заработков, движения финансовых средств) со всеми вытекающими отсюда последствиями. К счастью, не все влиятельные мировые силы согласны на тотальный монополизм, на вершине которого места не будет уже и для них. Соответственно, прилагают или готовы прилагать максимум усилий по недопущению подобного развития событий. Главный вопрос – удастся ли не дать воспользоваться этой возможностью в полной мере находящимся на вершине мировой властной и финансовой пирамиды сторонникам сокращения человеческой популяции, дальнейшей расовой и финансовой сегрегации. Если не удастся – нас ждет «конец истории» - общество сверэлитаризма с претензией на вечность и неубиваемость.