Эльза Чугункина

   Эльза Чугункина принадлежала к преследовавшимся, всячески ущемлявшимся по всему Cоюзу «бывшим людям»: дочь крупного торговца каслинским литьём. В её родном роскошном особняке на Литейном проспекте в Петербурге всё было отлито из чугуна, даже колыбель, тарелки и пальмы в зимнем саду. Такая обстановка сформировала характер изысканный и твёрдый, впрочем с некоторым избытком. Эльза от души увлекалась музыкой и металлургией. Как и многие в ту пору, Чугункина грезила о железном человеке, творящем медную мелодию бытия. Поэтому когда Эльзе исполнилось 16, она уже блистала в богемной среде. Её ремесленно-артистические салоны собирали по субботам цвет экзальтированной столицы.
  Там танцевали танго, точили на фрезерных станках шестерни, боролись по-французски, слегка вдыхали кокаин и сочиняли стихи, под настроение звали медведей, Распутина и путиловских рабочих, поили их допьяна и плясали с ними «камаринского».

  Немолодой и женатый, но знаменитый поэт Андрей Белый особенно увлёкся самобытной, норовистой и бойкой девой. Надо ли говорить, что вдобавок к внутренним достоинствам Эльза была несказанно хороша внешне и неприлично богата. Её стать русской боярышни, васильковые очи, белая кожа, золотая коса и коралловые уста, словно предание Руси изначальной, яхонтовой и смарагдовой, дорогого стоили. Не из-за такой ли лермонтовский купец Калашников выходил на бой жестокий, кулачный с лютым опричником? Вот и Белый подвергся испытанию.

  Как-то Эльза благосклонно приняла воздыхателя в любимой кованой беседке с великолепной керамической плавильней в центре. На его глазах мастерица отлила из кипящего чугуна изумительный цветок и, не остудив, с пылу с жару, держа щипцами, протянула поэту полюбоваться. Насквозь прококаиненный, обуреваемый возвышенными чувствами Андрюша, не раздумывая, выхватил голыми руками раскалённый шедевр. Белый старательно изображал лицом восторг вопреки тому, что опалённые ладони причиняли адскую боль, и в угоду барышне любовался пышущим произведением искусства. Эльза же, звонко лязгая специальными звучащими решётками, затворами и калитками, изобретательно устроенными ею в ограде, исполнила кавалеру свою романтическую фантазию «Облаянной индустриальной юности». Вконец осатаневший ницшеанец смахнул c мраморного столика на каменные плиты пола бутылку французского шампанского и сунул в освободившееся ведёрко со льдом cожжённые длани, едва не грохнувшись в обморок от перепада ощущений. Ноги любезников очаровательно покрыла розовая пена, а грудь поэта исторгла выстраданный экспромт:

 

Цветок чугунный, Благая Дочь Плавильни!       

Когда Державный Питер по-павлиньи

Свой хвост дворцов и звёзд

Распустит юбкой на качелях

Горбов Урала чёрных,

С которых ты низверглась,

Рассвета розовый металл

Пролей оплавленной рекой

Мне на тело,

И бей по мне, как по железу,

Корёжь мне шкуру, душу,

Чтоб искры разлетелись

Шмелями боли.

Изжаленной любви награда -

Кровавые мозоли,

Предвестники невиданной судьбы,

С губами спутать можно.

Но ты – целуй!

Хоть до смерти меня,

Я испустить готов

Весь дух

Свой Белый,

В Поля Прекрасной Девы,

Пусть жизни будет стоить

Твоё искусство -

Не убоюсь!

 

  Белого Андрея после катаклизма в беседке лечили долго и усердно, вплоть до того, что перекрестили в Чёрного Сашу. Но Чугункина так и не удостоила его взаимности, сочтя недостаточно упорным на пути к цели. И так бы ей и ходить в непорочных девах, если бы не революция. Разбушевавшиеся балтийские матросики быстро и многократно исправили поэтическое упущение во время разудалой экспроприации 1918 года. Правда пару кронштадтских шей Эльза всё же успела свернуть, но вычурная, хоть и чугунная жизнь Эльзы была превращена в бесполезный железный хлам. Родителей утопили в ковше со свежей плавкой, золото, бриллианты и валюту разграбили, а саму благовоспитанную чаровницу вышвырнули из шикарного дома на улицу. В возрасте 18 лет началась её «гражданская война».

  Эльза пробралась на Дон, вступила в Добровольческую армию. Чудом уцелела в ледяном походе генерала Корнилова и победоносно вернулась с разросшимися полками.

  Под высоким донским солнцем носилась по бескрайней степи на вороном коне, лихо рубая врагов в сумасшедших кавалерийских атаках. И бежала ночью от лавин огня, пущенного по сухой траве красногвардейскими бандитами Сиверса.

  Распускала на ремни дублёные большевистские шкуры в контрразведке у Деникина. Замерзала в глухих чащобах Урала, отбиваясь от пугачёвствующего сброда всех мастей. Гранёным штыком пригвождала по двое враз к стенам сибирских изб китайских наёмников-изуверов. Отлавливала обозы продразвёрстки и конопатила глотки «уполномоченных» урок пшеницей из мешков. Погибала от жажды в прикаспийских солончаках. Громила и вешала комиссаров в Украине. Оказалась в плену у батьки Махно и в философском диспуте заслужила свободу. Металась в бреду в тифозном вагоне на станции Хацапетовка. Под стрёкот цикад и ласковый плеск прибоя расстреливала на жёлтом песочке портовых подпольщиков в Крыму. Чугункина изводила красную чуму изо всех сил. Но тщетно.

  Закончилась война для Эльзы в Коктебеле. Максимилиан Волошин напрасно уговаривал лихую амазонку остаться в его усадьбе. Чугункина не соблазнилась ролью тайной музы одарённого, сластолюбивого толстяка. Ей хотелось опроститься, стать частью серого стада. Она сдалась в плен и покаялась. Розалия Землячка-Залкинд не угробила её на барже в Чёрном море вместе с другими белыми офицерами только потому, что прадедушка Чугункиной по материнской линии был немецким евреем и поэтому она хорошо рассказала несколько одесских анекдотов. Розалия сочла, что есть надежда сделать из неё лояльную гражданку совдепии и выправила в канцелярии ЧК новые документы на мещанку Эльзу c трудно произносимой фамилией. Матёрая каторжанка пожелала ей впредь никогда не попадаться в карающие лапы органов, жить незаметно и тихо, затерявшись в каком-нибудь большом городе, но только не в родном  Питере, и прогнала с миром. Эльза направилась в златоглавую Москву, где ещё позвякивали колокола, но грозное и ненавистное звание чекиста гремело куда как громче. Там Чугункина и поступила в трудовое рабство на фабрику музыкальных инструментов им. тов. Сталина. Во всё это время она никого не любила. Сердце её пустовало и мёрзло.