Оля, Гл. 54

Гл. 54
Артем касается ее, приподнимает, тормошит за плечи. И исчезает, растворяется. Она хочет, чтобы он вернулся, и вот лицо неясным пятном опять вырастает в неясном свете единственной лампочки, даже голос она слышит. Сорок два, сорок два… Почему у Артема такой странный голос? Что он имеет в виду? И мать что-то говорит – очень быстро, взволнованно.

Оля с силой закрыла и снова открыла глаза, вглядываясь в лицо Артема – и не узнала его. Она не успела удивиться или расстроиться, так как в сознании опять все поплыло.
 
Это лицо – молодое и некрасивое, с очень крупным носом (и как она могла принять его за Артема) еще несколько раз появлялась перед мутнеющем Олиным взглядом, но она не могла ничего понять. Зачем здесь этот мужчина? В их маленькой комнате? И почему у комнаты вдруг такой высокий потолок и такие белые стены.

Она очнулась на следующий день. Увидела спину в белом халате и – наконец-то вернулась способность аналитически мыслить – сообразила, что находится в больнице. Хотела спросить спину, что с ней приключилось, но голоса не было.

Медсестра сама объяснила, что у нее тяжелая форма гнойной ангины. Была температура 42 и 2, с трудом сбили. Теперь впереди лечение антибиотиками.

- Матери твоей сказали, чтобы детское питание тебе принесла, а то ты все равно больше ничего пока есть не сможешь, - объяснила напоследок медсестра.  Вскоре у Оли на тумбочке выросла батарея яблочного пюре со сливками: постарались Валерия Викторовна, Скорики, Галя... Артем.
После разговора с Наиной Оле не надеялась уже его увидеть. Считала, что та и на сына бросится с таким же напором, применив весь свой дар убеждения. И эти несколько упаковок детского питания, переданные им через медперсонал, так как в инфекционку никого не пускали, а вставать Оля пока не могла, очень подняли ей настроение. Правда, ненадолго. К вечеру тревога вернулась - что если это просто христианский жест?
Ни о ком, кроме Артема, она не могла думать. Знала, что мать переживает, места себе не находит, но волноваться за нее почему-то не получалось. Занимали ее только отношения с Артемом, вернее - страх его потерять. Вспоминая разговор с Наиной, Оля понимала, что та права, обвиняя ее в двуличии. Так нельзя - и вашим и нашим. Надо выбрать. И единственный выход, если Артем решит остаться с ней – уйти из церкви. Конечно, отношения с Наиной после этого не улучшатся, а значит… Оля чувствовала, что раз все против,  долго с Артемом они встречаться не смогут, но готова была бороться за каждый день. «Вот уж точно – вцепилась», - горько усмехалась про себя девушка. На фоне принятого решения совершенно нелогичными выглядели ее молитвы к Богу - не забирать Артема. Но выходило это само собой. Оля уже привыкла молиться по вечерам перед сном - неслышно, "про себя". А как было не вспомнить Артема, если он один занимал все ее существо? И сразу следом за молитвой. вытесняя благообразные фразы из ее засыпающего мозга, туда прокрадывались воспоминания - поцелуи Артема. его прикосновения, рука, властно расстегивающая молнию ее платья.

Оля знала - он периодически заезжает, справляется о ее здоровье, и эти визиты наполняли надеждой.
Наконец врач – неулыбчивый, ворчливый, пытающийся казаться солидным не смотря на молодой возраст, разрешил выйти к Артему. Она так просила - одними глазами, что доктор буркнул "Иди. Но не долго! И - не целуйся там, не распространяй заразу".

Артем смотрел виновато и вопросительно. Но как только Оля сделал шаг к нему, прижал к груди, провел ладонью по волосам, качаясь из стороны в сторону, словно баюкая. Они вышли во двор, где было жарко, не смотря на вечерний час. Артем усадил Олю на скамейку, сам опустился рядом на корточки, коснулся лбом коленей. Теперь уже она гладила его по голове, слушая его тихий голос:

- Оля, я так соскучился… Мне хорошо с тобой, Оля. И плохо – без тебя… Мне так одиноко, Оля…
- Мне тоже с тобой хорошо, - прошептала она, просто громче говорить пока не получалось.
- Ты не бросишь меня?
Она энергично замотала головой – очень убедительно, внутренне ликуя. Она боялась услышать от него, что их отношениям пришел конец. Но, оказывается, он тоже боится. Что Оля его бросит? Это же невозможно" - она улыбалась своим мыслям.

- Оль, – он взял ее руку в свои, - прости меня за то, что там было… я знаю, я обещал – но не сдержался. Я не буду больше.
Оля молчала. Она не сразу поняла, что он просит прощение за то, что было на стройке, а не за поведение матери. Ей совсем не хотелось, чтобы он извинялся. И – тем более – чтобы выполнял свои обещания. Но сознавать, что он боится ее потерять, было очень приятно. И Оля опять погладила его по волосам – удивительно мягким, приятно-прохладным.

- Я поговорил с матерью. Я поеду с тобой на собрание. Как только ты поправишься.
- Правда? – эта новость удивила ее – и поставила новые вопросы. Оля ведь уже приняла решение, но... такой поворот, пожалуй, даже лучше. Может быть, это ответ на ее молитвы?
"Теперь все успокоятся," – с облегчением подумала Оля.
Артем еще много говорил, о то, что приезжали Скорики и Зоряновы, беседовали с ним, и он, в принципе, готов был согласиться с их доводами.
А Оля рисовала себе идиллические картины совместного посещения собраний.

Она была счастлива тайным неслышным счастьем, от которого улыбаются только глаза. И совсем не обращала внимания на причитания матери, которая сетовала на то, что Оля первой вышла к Артему, а не к ней. "Эти Гуровы тебя чуть не угробили, а ты бежишь к ним, как только поманят!"

Он, действительно, заехал за Олей в первое же воскресение после выписки. И они вместе поехали на служение - на машине, то обгоняя, то пропуская вперед автобус, который вел остальных верующих из их станицы. В том числе и Наину. Она с сыном не поехала.

На служении Артем вел себя корректно – не шутил, не издевался над происходящим, вопросы старался задавать очень тактично. Они сидели в последних рядах и время от времени он сжимал Олину ладошку в своей руке, на большую ласку не решался, и Оля была ему благодарна за это. После служения к ним подошли Наина и несколько «братьев». Мужчины сразу начали знакомиться с Артемом, здороваться за руку, обнимать. Оля видела, что он немного смущается, но отрицательных эмоций в нем такое обращение не вызывает.

Наина взяла Олю под руку, перехватив предупреждающий взгляд Артема улыбнулась. Прощебетала: «Все хорошо, обещаю» и увлекла девушку в сторону.
- Оль, пусть поговорят.

Оля смотрела на нее с недоверием, но сейчас в Наине ничто не напоминало ту жесткую, холодную женщину, которая несколько недель назад распекала ее на кухне собственной квартиры.

С Артемом долго разговаривали, хлопали по плечу. В какой-то момент Оля заметила, что он начинает раздражаться. Вежливая улыбка сменилась натянутой. Наина тоже поняла, что пора забирать сына. Она подошла к компании, извинилась:

- Нам пора, а то Оля после больницы еще лишком слабенькая…
Стоявшая неподалеку Нина Яценко смерила Олю взглядом, в котором было что угодно, но только не христианская любовь. Оля глаз не опустила, даже улыбнулась Нине, чувствуя, что улыбка тоже получается отнюдь не «сестринской».

http://www.proza.ru/2015/11/07/332