Ловушка для мотылька. Часть первая

                Тот ад, в котором ты будешь, — мой рай.


I
Как прекрасен свет, льющийся сквозь черноту тьмы. Маленький огонек, дающий тепло в этой холодной бездне. Пытаясь вырваться из объятий ночи, мотылек изо всех сил летит к этой яркой вспышке, надеясь найти там спасение, но, увы, не находит ничего, кроме смерти.
Это история произошла очень давно, и уже не осталось тех, кто бы помнил о ней. В одном маленьком городке, название которого не имеет никакого значения, на окраине, в отдаление от других таких же небольших и похожих друг на друга жилищ, стоял дом. Позади него раскинулась гладь озера, которая переливалась и сверкала под лучами солнца. Однако из-за ив лучи не могли добраться до дома, который находился в постоянной тени их ветвей. Кроны высоких деревьев нависали над ним, словно купол, скрывая маленькое строение от чужих глаз. Когда на мир опускалась тьма, домик растворялся в ней, словно его и нет вовсе, и только маленький, но яркий огонек масляной лампы, подвешенный над крыльцом, указывал на его присутствие. Именно с него и начинается наша история.
Это был обычный день, в ряду таких же обычных дней этого лета. Время, когда мягкий и теплый ветер, вбирая в себя запахи травы и знойного августовского воздуха, нежно касался кожи и наполнял легкие незримой теплотой последнего месяца летней поры. Гуляя по улочкам маленького городка, он ребячески трепал листву, которая уже начинала опадать, покрывая землю легким ковром. Тишина, нарушаемая лишь звуками природы, вторила ему идиллией. И ничто не могло разрушить эту прекрасную картину, которая «висела» здесь, наверное, на всем протяжение существования этого города.
Люди, жившие здесь, были погружены в бытовые проблемы, являясь слишком беспечными, чтобы отвлекаться на что-то извне. Окутанные собственной ленью и безразличием, они готовились к будущему урожаю, собирали уже «созревшие» сплетни и проклинали погоду, за нестерпимую жару, высказывая надежды на скорую зиму. Когда становилось холодно, они вновь бранили природу за лютый мороз, лелея надежду на теплое лето. Замкнувшись в собственном круге надежд и недовольства, они перестали замечать того, что находится рядом, того, как прекрасны звезды на небе или как свеж сегодняшний ветер. Но оставим их, ведь речь пойдет далеко не об этом.
Именно в этот прекрасный и одновременно обыденный день, картина пошатнулась, и тишину нарушил абсолютно посторонний и громкий звук. Пыль, которая лежала на этой дороге ровным слоем, словно на старом платяном шкафу, внезапно резко взметнулась вверх, заслонив собой яркий диск полуденного солнца. Когда она рассеялась, лучи с любопытством заскользили по предмету столь громкого звука, который не переставал вторгаться в тишину. Машина была выкрашена в цвет меди, неся в наш маленький городок четырех пассажиров. На вид люди были абсолютно разные. В разной одежде, разных возрастов и полов, но если присмотреться повнимательней, можно с уверенностью сказать, что они далеко не чужие друг другу.
– Надо обязательно заехать в сувенирную лавку и послать что-нибудь Гарвисам.
– Давай в следующий раз, мы же не отдыхать сюда приехали, а жить. Успеешь еще.
– С этим переездом я могу все забыть. Вот положила я свою кофеварку или нет? Если я ее забыла, надо обязательно вернуться, не хочу оставлять ее этим проходимцам. Они мне совершенно не понравились, Джон! Ты видел, как была одета его жена? Это уже лет сто, как никто не носит.
– Возвращаться плохая примета, я куплю тебе новую кофеварку…
– Мне не нужна новая, ее мне подарила мама. Ты опять меня не слушаешь!
Джон Ревис глубоко вздохнул, сильнее сжимая руль. Человек он был не вспыльчивый, быстро отходчивый, особенно, когда дело касалось его жены. Бетани Ревис, сидевшая подле свое мужа, продолжала говорить. Умом, мягко сказать, она не отличалась, что не скажешь о ее внешности. Несмотря на годы, морщины до сих пор не тронули ни ее лица, ни шеи и даже рук. Джон еще раз набрал воздуха в свои легкие, отмечая легкий зуд от желания закурить. Так происходило каждый раз, когда он нервничал. Ладони рук тут же становились мокрыми, а по вискам начинал бить пульс, лишая возможности здраво мыслить. И все фокусировалось только на одном желании – желании вдохнуть в себя едкий серо-пепельный дым. Несмотря на это Джон имел в жизни все, что мечтает иметь, пожалуй, каждый человек. Работу, пусть и достаточно скучную, семью, красавицу жену и двух прекрасных детей. Что же еще нужно для счастья? Однако человек по природе своей очень привередлив, и даже несметные богатства в его руках будут казаться ему не такими уж и несметными, а даже скудными.  Вот и Джону казалось, что жизнь его идет как-то не так, что все в ней неправильно, обыденно и перспектива на лучшие времена давно обошла его стороной. Очень давно, в юности, он мечтал объехать весь мир, увидеть экзотические страны, проплыть на пароходе по Атлантическому океану, но его постоянно что-то удерживало. То отсутствие денег, то учеба в колледже, женитьба, рождение сына. Проблемы и житейские заботы наслаивались друг на друга, и мечта постепенно растворилась в них, исчезнув без следа под их тяжестью. Но горесть по ушедшим, так бесцельно прожитым, годам, посещала Джона не так часто и, как правило, быстро покидала его, давно не оставляя в его душе и тени разочарования, скорее легкий отголосок раздражения. Вот и сейчас, быстро сбросив наваждение, мужчина прибавил газу и через несколько минут остановил машину у небольшого дома с белой оградой.
– Ну что ж, вот мы и прибыли,– выйдя из машины, произнес он.
– Неплохо, я думала будет хуже,– покинула и свое место миссис Ревис,– дети выходим. Дорогой, вытащи их из твоей колымаги, а я пойду осмотрю дом.
Джон глубоко вздохнул, отмечая, что день сегодня весьма жаркий, такой же раскаленный, как и его отношения с Мерил и Ричардом. Надо сказать, что женился он по расчету, и ни о какой любви не могло идти и речи. «Да кто в наше время жениться по любви?» Этот вопрос так же редко приходил на ум мужчине, и всегда на него находился ответ. «Любовь – это то, что придумали в своем больном воображении писатели и поэты, от произведений которых нет никакой пользы. Все эти якобы деятели искусства сделали бы большое одолжение миру, если бы занялись настоящей работой». На этом вопрос о светлом чувстве в душе Джона тут же закрывался под тяжестью железных, по его мнению, доводов.
Подойдя к машине, он распахнул дверцу со стороны девушки. Мерил Ревис листала журнал, то и дело, двигая плечами в такт звучавшей в ее наушниках музыке. С дочерью у него были прохладные отношения, но это куда лучше, чем напряженное, доходящее порой до ненависти неприязненное отношение, которое испытывал к нему его собственный сын. День, когда родился Ричард, был пасмурный. Дождь лил, словно из ведра, обрушивая всю свою мощь на карнизы родильного отделения. Однако душа Джона в тот момент была залита солнцем и словно пела, готовая вот-вот вспорхнуть ввысь. В первые годы он только и делал, что проводил время с ребенком. Сын казался ему воплощением той мечты, которой он сам так и не смог достичь. Однако через два года Бетани родила девочку, а Ричард стал отдаляться от Джона, как бы тот не старался удержать сына подле себя. И мечта окончательно прекратило свое существование, больше ни разу не мелькнув в его жизни.
– Мерил,– мужчина потряс дочь за плечо,– мы приехали. Вытащи наушники и выбрось эту поганую жвачку, ты испортишь себе желудок.
Подросток бросил недовольный взгляд и выплюнул белый комок на дорогу. Как только она вышла на свет, лучи тут же отразились от волос цвета спелой ржи. Мать и дочь были точными копиями друг друга. Джон не раз дивился тому, что Мерил абсолютно ничего не досталось от него. В свои шестнадцать лет ребенок поражал своей красотой. Словно кукла, окружающие с самого детства не могли налюбоваться ею. Но этот на вид ангел имел дьявольский характер и капризный нрав, о чем Джон знал очень хорошо. Дочь, поправив локоны волос, направилась к дому.
–Ричард…
Но дверь автомобиля уже резко захлопнулась. Ревис старший вновь глубоко вздохнул, смотря вслед своему сыну. Отца не могло не радовать, что восемнадцатилетний юноша очень походил на него. Высокий, статный молодой человек с первого взгляда сразу же располагал к себе, в особенности женщин, поскольку красота матери не обошла и его стороной. Ведь Джон был далеко не красавец, что заставляла мужчину еще больше гордиться и, между тем, завидовать своему отпрыску. Он знал, что парень большего всего на свете не хотел ехать сюда и перед отъездом даже умолял отца остаться дома, но он настоял на своем, зная, что этим еще больше отдалит его от себя. И давно смирившись с таким ходом событий, Джон Ревис, закрыв машину, направился вслед за своей семьей в новый дом, чтобы навсегда изменить свою жизнь.