Они ковали победу на трудовом фронте

День Победы. Мы вспоминаем о ветеранах ВОВ и тружениках тыла лишь накануне праздника или юбилея победы. А стоит помнить всегда, собирать по крупицам рассказы тех, кто еще жив – ветеранов той войны, тружеников, что ковали победу в тылу, кто был в оккупации, в  плену и д.т.
В школьные годы, когда ко Дню Победы нужно было писать сочинения на тему о ВО войне (а упор делался на рассказы о тех, кто воевал). Одноклассники подсмеивались: «О ком будешь писать, у вас никто не воевал?»
Тема о войне в нашей семье звучала постоянно, и я знала, как тяжело досталась победа всем моим родным, но детская нерешительность не позволяла достойно отстоять свою точку зрения – мне не стыдно за своих родных: они ковали победу на трудовом фронте!
У двух моих кровных родовых линий – маминой и папиной историческая родина Прибалтика. Но мои прадеды родились уже в Сибири в Омской области. Деды переехали в Тюменскую область  Абатского района, где и поныне проживает моя родня.
Мой дедушка Груббе Иван Яковлевич (по папиной линии) был потомственным кузнецом. На начало войны ему было 53 года. Дяде Ване (старшему сыну деда) 29 лет, он был молотобойцем у отца. В 42-ом им дали бронь. И они в прямом смысле ковали победу в тылу день и ночь. Кроме хозяйственно-бытовых нужд (плуга, лемеха, косы, топоры и др.с/х утварь), подковывали лошадей, которых табунами гнали из Казахстана, а затем, уже подкованных, составами отправляли на фронт. От тяжелого физического труда, недоедания, недосыпания люди валились с ног. Однажды им дали пол суток отдыха. Дед Иван лег на горячую русскую печь и от усталости не почувствовал, как до пузырей обжог локти и запястья рук.
Дядю Ваню в 43-ем отправили в г.Омск на танковый завод. Он с болью в сердце вспоминал, как на том заводе надрывались женщины и дети от непосильного труда, как детям под ноги подставляли ящики из-под снарядов, потому что они не доставали до станков, как падали они в обморок от голода и переутомления, как засыпали прямо на этих станках.
В семье деда Ивана было еще три сына – это Федор, Александр, Андрей и 5 дочерей. Дядя Федор еще до войны был комиссован из армии в связи со 100%-ной потерей зрения правого глаза. Но и он работал в тылу до изнеможения там, где требовался физический труд. Умер в 38-летнем возрасте после войны от застуженных почек и легких.
Дядя Саша, единственный из сыновей, кто воевал с 1942-1945г.г. Освобождал историческую родину – Латвию. Остался там после войны, женился на коренной латышке. Работал в органах милиции, уничтожал послед-ние, засевшие в лесах банды. Теперь историю перекраивают кто во что горазд. Бойцы, освободившие Латвию, объявлены  оккупантами. Вот она победа для д.Саши! Одно время боялся о себе заявлять, просил не писать ему на его адрес. Похоронил жену, спрашивал у моего папы, нельзя ли вернуться в Сибирь? Папа ответил: «Пожалуйста, приезжай, брат, найдем, где жить, что есть, но ты же не сможешь здесь теперь, считай целая жизнь прошла»…
Дядя Саша тихо скончался в конце 2009г. на 84-ом году жизни. Но  до конца  рвался душой в Сибирь.
Младший сын деда Ивана – Андрей – это мой папа. В 41-ом ему было 12 лет, тоже «воевал» на трудовом фронте. Работал молотобойцем в кузне у отца. Вдумайтесь, современные мальчики, с 12-ти лет долбить тяжелым молотом по наковальне?!
И пахал и сеял, и голодал вместе со всеми. Ели лебеду, крапиву, медуницу, саранки, пухли от корня солодки. Весной выкапывали мороженую картошку на лепешки. Когда по деревне на телегах везли корм для скотины, было за счастье добыть кусочек жмыха.
Кто-то первый придумал вытягивать из болота корни рогоза, сушить сердцевину и молоть на муку, на лепешки. Вот этим рогозом папа отравился. Пеной шла из горла кровь, дед Иван загнал лошадь, когда вез его в райцентр за 45 км, папа выжил.
Весной ребятишки разоряли гнезда сорок, ворон и диких уток,  варил и ели их жесткие как резина яйца. А еще тайком шли в поле – собирать оставшиеся колоски. Прятали их по холщовым сумкам, штанишкам. Налетал объездчик верхов на лошади, нещадно сек детей кнутом, отбивал добытое, наверное жрал сам супостат! Кому война, а кому мать родна, и такое бывало…
А осенью те же дети раскапывали в поле хомячьи норы, забирали у зверушек зимние запасы – горох, бобы, хлебные злаки.
Наравне с местными жителями разделили свою тяжелую участь и эвакуированные. Их эшелонами везли в Сибирь. Ленинградцы, украинцы, молдаване, белорусы. Сибиряки радушно делились с ними едой и кровом, теплыми вещами. Вместе работали, вместе учились. До сих пор в нашей семье звучат теплые слова и поминаются их красивые фамилии: Деришь, Раку, Дударенко, Бежинарь  и др.
А ленинградские учителя, сколько хорошего они дали сибирским детям; это они первые принесли на село культуру – организовывали школьные драмкружки, приобщали детей к чтению.
Мои родители оба вспоминают: «Голодно, холодно, а жить хотелось! Откуда силы брались?! По вечерам веселились, бегали в клуб, пряча под мышками брезентовые тапочки, да деревянные башмаки. Играли в постановках, пели, плясали». А еще хорошо учились в школе, они дети войны верили, что их учеба тоже для фронта и для победы!
Вместо чернил разводили водой сажу, за нехваткой бумаги писали меж газетных строчек. Ходили в школу по очереди, меняясь рваными одежками, обувью.
Депортированные немцы и калмыки. Сибиряки не видели в них врагов народа, и им на долгие годы хватило места на сибирской земле.
У мамы была подружка 14-ти лет из депортированных немцев Поволжья. Матери у них не было, в Сибирь они прибыли с отцом и младшей сестрой 12-ти  лет. Однажды ночью пришел «черный воронок» и забрал их отца навсегда в небытие. Девочки остались одни. Весной самостоятельно посадили картошку и др. овощи, что собрали для них люди,  словом выживали как могли. Вместе с местным население работали -  доили совхозных коров. Осенью собрали урожай, а чтоб сохранить его до весны, вырыли глубокую яму, забросали картофельной ботвой и землей. К счастью добро не пропало – все сохранилось до весны.
Бывали и казусы. У папы тоже был дружок из депортированных немцев. Т.к. наша фамилия больше тяготеет к немецкой, друг считал папу за немца. Од-нажды сидели они вдвоем, свесив ноги с крыши сарая. В животах урчит от голода. «Ничего, Андрюшка, - говорит друг, - Вот придут наши, наедимся от пуза!»
- Это кто это - наши?! – возмутился отец.
- Гитлер!
- Ах, ты собака фашистская, я с тобой последним куском делился, а ты!
Подрались дружки и дружба разладилась…
Особенно тяжело досталось калмыкам. До сих пор непонятно, за что Сталин невзлюбил этот гордый степной народ. В истории ВОв они остались одними из самых выносливых, отчаянных воинов. А их жен, стариков  и детей как скотов в холодных вагонах везли в Сибирь. Сколько погибло их в дороге от голода, холода, болезней!
Рассказывает папа: «Женщины и девочки с длинными до пят, черными густыми волосами, шевелящимися от тифозных вшей». Бабушка не брезговала, принимала и их на ночлег, поила и кормила до расселения. Вот и не миновала их семью беда. Сначала тифом заболел мой папа, затем его младшая сестра (для меня тетя Полина). Целый месяц провалялись в тифозном бреду. Мать ежедневно держала на плите теплую воду, на случай, если кто умрет, обмыть тело. Так были плохи дела. Однажды утром папа проснулся в ясном сознании и с острым желанием – есть! «Сил не было встать на ноги, выполз на кухню к матери, а следом тоже ползком  Полинка», - рассказывает папа. Мать всплеснула руками: Ой, ребятишки, значит к житью!»
Как-то зимой привезли румынов, полуживых, обмороженных. Они умирали один за другим. Зима стояла лютая,  изможденные местные люди не могли копать могилы, их закапывали на кладбище прямо в снег, в надежде захоронить весной. Но уже к утру, волки таскали остатки трупов по полю.
Волки в войну - это отдельная беда. Родители рассказывают: «Собак в де-ревне в войну не осталось, не только от того, что их нечем было кормить, их растащили волки. Ночью опасно было выйти на крыльцо справить нужду – волки рыскали повсюду. Даже днем, на глазах у людей резали скотину.
Однажды папа со своим отцом возвращался из соседнего села на  конных санях, уже свечерело. В дороге их настигла стая волков. Лошадь, учуяв зверя, понесла. Отец, удерживая вожжи, только кричал: «Сынок, держись, крепче!» Волки неминуемо настигали. Лошадь храпела, пена летела с ее губ и  впалых боков.  На счастье в санях были вилы. Папа выставил их навстречу волкам. Тогда звери, рассредоточившись на две группы стали обходить сани с 2-х сторон. Дед, обернувшись на миг, трезво оценил обстановку, крикнул: «Андрей, жги солому, бросай в них, только старайся не выпасть из саней, тогда конец нам с тобой!» Папа пучками поджигал солому и бросал в настигавших зверей. Волки несколько отстали, дав лошади оторваться от них. Но потом вновь стали настигать еще яростней. Папа догадался не бросать горящую солому, а накалывать ее на вилы  и тыкать этим горящим факелом прямо в пасти настигающим зверям. Это и спасло их. Хотя волки и сопровождали их до самой деревни, от погони удалось уйти.
Смерть не обошла стороной  семью дедушки. Летом ловили рыбу, мужчины тянули бредень, а женщины вычерпывали из него рыбу сачками. Шестнадцатилетняя дочь Устинья подцепила саком огромную щуку, всю обросшую тиной. Увидев страшную голову, девушка вскрикнула: «Собака, собака!», - и выпустив из рук сак, умерла в одночасье в агонии.
Дед Иван от голода, холода, непосильного физического труда заболел туберкулезом. До победы дожил, но с победой голод не закончился. Умер дед в 1947-ом году. Перед смертью плакал как маленький ребенок и просил: «Дайте хоть корочку хлеба!» Что для кузнеца корочка хлеба?!
Про эту корочку хлеба рассказывает папа: «Сядем всей семьей вокруг стола, мать кладет горбушку черного сухаря со спичечный коробок перед отцом, а он передвинет к старшему сыну: «Я свое отжил ребятишки, а вам еще жить, ешьте вы». Старший брат по кругу к следующему и опять сухарь вернется к отцу»… Плакала бабашка Евдокия в печном закутке. Разве не умели ее крепкие крестьянские руки замесить тесто на каравай и истомить душистых щей в русской печи?!
Доподлинно знаю, что у деда Ивана был еще брат Александр Яковлевич, который был военным врачом. Сравнительно недавно узнала, из Интернета, что он был репрессирован в первые годы войны и сгинул с лагерях. Его потомки живут в г.Новосибирске и Омске. Большей информацией,  к сожалению не владею. Связь с той ветвью утрачена.
Моего дедушку Егора Ивановича Вигант (по маминой линии) с начала войны забрали в трудовую армию. Отправили сначала в г.Петрозаводск, затем в г.Омск на авиационный завод. Был дед столяром с большой буквы, кристально-честным человеком, не любил фальши в работе, его заметили. Самому Туполеву изготавливал заказ.
Маме в 41-ом исполнилось 11 лет. Из восьми детей 2-я, остальные того меньше. Чтобы выжить мать отдала ее в услужение к богатым людям. Хозяйка была чистоплотной и заставляла 11-летнюю девочку до блеска драить чугуны да сковороды, ножом скоблить во всем доме полы, водиться с малолетним ребенком. Старшие дочери в той семье обижали маму, дразнили, щипали. Чем не сказка о Золушке?
За работу хозяйка кормила, отдавала домой картофельные очистки и воду слитую с чистой картошки, чтоб на осевшем крахмале сварить кисель(!). По воскресеньям отпускала домой. «Обнимемся с матерью, - рассказывает мама, - И плачем в голос.» Я: «Больше не пойду туда, лучше с вами с голоду сдохну!», а мать: «Может хоть ты выживешь, а где и Володя прокормится» Дядя Володя, младший мамин братик. Он прибегал к тем людям на задний двор, и прятался, ждал, когда сестра вынесет какой кусочек. Хозяйка заметила, сама стала выносить ему кружку молока и кусочек постного пирога.
В 12 лет мама пошла работать на поле. Вместе со взрослыми до крови издирала голые руки осотом и  молочаем. Косила сено, хлеба, вязала снопы, молотила, рубила табак. А по вечерам все женское население собиралось в избушках и под лучины с песнями, пряли, вязали, шили – все для фронта, все для победы. И это считалось за отдых.
Старшая мамина сестра - тетя Лена, 14-ти лет едва не умерла от дизентерии. А вот маленьких в дедовой семье так и не уберегли. От голода умерли погодки – сестра 2-х лет, затем двойняшки – мальчик и девочка в годовалом возрасте. Обнявшись, раскачивались из стороны в сторону и уже не плакали, а занудно ныли. Бабушка ломала руки – нет для матери страшнее испытания, чем голодные глаза детей! Заметьте, это ведь не в оккупированной Украине, Белоруссии, блокадном Ленинграде, а здесь в Сибири!
Вот они мои не воевавшие родственники! Да разве все перечтешь, что вы-пало на их поколение?!
«День Победы, - вспоминают мои родители, - Мы как дурные плакали, обнимались, бежали кто с поля кто из дома к сельскому Совету на митинг. Поздравляли друг друга и думали: конец горю, дальше счастливая жизнь!»
В своем рассказе я охватила все слои населения. И получается, цель была одна – Победа. И она одна на всех! И сколько бы, и что бы ни говорили скептики, она Великая, и навсегда останется в истории нашей страны.
Я, рожденная в 60-е годы, уже не  застала голода и другой острой нужды. Но воспитанная родителями в духе патриотизма и любви к своей родине, могу хотя бы что-то рассказать своим детям о ВОВ, о Великой Победе.