Таянье Тайны. Пацанка

      Таянье Тайны. 3 глава "Соблазн". Подглавка "Пацанка"

...старый дурень, обветренный временем, всё уже, кажется, понимающий, как я мог поверить наглой школьнице, мёрзнувшей на морозе у пустой телефонной будки?
Пожалел, наверно, как тот глупый прохожий из сказки, решивший согреть мёрзнувшего ангелочка с луком и колчаном стрел. Ангелочка, застрелившего потом глупого прохожего…
Ещё пугливо озираясь из коридора, боясь войти в комнату к такому доброму дяде,  всё же перешагнула порог, подошла к телефону. Пощебетала с подружкой о какой-то чепухе. – Стоило стыть на морозе! – подумалось тогда. Позже понял, что из этакой белиберды и состоит вся ваша жизнёшечка…
Я заставил тебя, продрогшую, съесть тарелку супа. Ты согрелась, размякла… прониклась доверием. И – зачастила ко мне.

***
…какие беседы? Кипучий монолог о друзьях, школьных романах. Роль моя сводилась к олимпийскому судейству: правильно ты считаешь, или нет. Ты всегда была абсолютно права! В основном потому, что не очень тебя волновало чьё-то мнение.
Не дослушав моих суждений (иронических похмыкиваний, главным образом), захлебываясь от впечатлений, накипевших за день, счастливо кидалась в новую, курчаво набегавшую волну путаных ваших страстей. И совершенно не задумывалась – какое мне дело до таинственных хитросплетений ваших чудовищных полудружб, приязней, соперничеств.
Сколько тебе было лет – тринадцать, четырнадцать? Не приходило в голову уточнить, но, в общем – миниатюрное создание, вполне миленько скроенное. Уже не подросток, еще не девушка. Отроковица. Широко вьющиеся каштановые волосы упорно схватывала ленточкой на лбу, смахивала со лба, старалась запрятать подальше. А волосы были великолепные. Густые, блестящие. Зачем прятала лучшее?
Маленькие, с рыжевато-лисьим отливом глазки болотного цвета слишком поспешно рыскали по сторонам. Мелковатые зубки, тускло блещущие из приоткрытого рта, выдавали хищного зверька. А вот крупные, красивой формы губы неожиданно заставляли предположить потаенное звучание гармонических ладов, сложной гаммы недетской серьезности, взрослости даже…

***
Перепутанная болтовней, перещелканная щебетом взрослость эта была ничем иным, как тоскливым шевелением пробуждающейся к жизни души. Сонной, ленивой, не по годам инфантильной…
По напору неряшливо маскируемой беззастенчивости можно было угадать характерец, в который отольется с годами юная, еще охотно извиняемая смесь нагловатой наивности и нестерпимо-жадного любопытства. Вообще, ты  была скорее маленькой женщиной, а не подростком.
  Да, скорее ты была маленькой женщиной с млечной душой, младенческим разумом и хорошо развитыми формами. И твой интерес был неслучаен.
Стал замечать – ты неохотно уходила домой, тебя мучила жажда, ты вновь и вновь просила чаю, бегала в туалет… а потом странно долго замешкивалась в прихожей. Таинственная мама ни разу не встревожилась поздними возвращениями дочери.

***
Я не понимал, что этой маленькой стервой целенаправленно уже намечена Битва. Битва блуда. Но вот незадача, я тогда без ума любил свою ненаглядную, и даже запах другой женщины был мне отвратителен. А эта бестия красилась и душилась так, что я едва терпел её присутствие. И собирался вежливо положить конец её визитам.
Ага!
 
***
«...знаешь что? – однажды «страстно» пролепетала бестия – научи меня 
целоваться…»
Называется – приехали.
Куда приехали? Зачем приехали? Как приехали?.. А, собственно, чего ещё можно было ожидать от этого «ангелочка» из сказки?
Но если там, в сказке, фигурировал колчан со стрелами и лук, из которого был повержен глупый прохожий, то здесь заострялись иные, не менее опасные снасти. Отчётливо волновалась грудь под прозрачной блузочкой, красной излучиной напрягался рот, сужались глаза…
Для начала следовало поставить зарвавшуюся тварь на место.
– «Тэ-эк… а с каких это пор, милая барышня, мы с Вами на ты? Хотелось бы узнать… вот именно, хотелось бы узнать для начала…»
     Вопрос был «не по теме». Ноль реакции. Сменила тональность и проканючила:
– «Ну что тебе, жалко, что ли? Все девчонки в классе умеют. А у меня даже
мальчика нет из-за этого. Знаешь, как теперь таких называют?..»

***
Меня не интересовало, как называют таких, изнывающих от рекламной страсти  пацанок.  Куда интереснее было то, что вытворяет в данный момент эта самая пацанка, расчётливо подползающая к цели. И уже подползшая! И – самым решительным образом, пуговка за пуговкой – расстёгивающая блузку.
     …вот уже настырные белые грудки с припухлыми бледно-розовыми сосочками вынырнули из одежд... вот голубенькая юбчонка вослед за блузкой полетела в угол…
Я не мешал. Ждал: на какой стадии затормозится стриптиз…

***
Набитый дурак! Секунду, не больше, посомневалась ты перед сбросом трусишек, ажурным лепестком на верёвочках символически прикрывающих пах…
Правда, на последнем, на самом ответственном этапе случилось всё же нечто обнадёживающее: бестрепетная прежде рука непроизвольно поползла вниз и легла на тёмно-рыжий, едва закурчавленный треугольничек...
– «Ну, вот и всё… – трагически прошелестела ты – я знала, что это случится…»
Театрально закинув главу и закативши очи, ты «красиво» ждала. Я молча притянул тебя…
Сердце щемило от тоски, от безобразия, и, вместе с тем, как ни странно, от безоглядной целомудренности этого бедного фарса.

***
…золотинки вы мои, золотинки… рассыпающиеся крохи огня…

***
Я тихо погладил шёлковые, наконец-то свободно пролившиеся на голые плечи кудри. Медленно тебя развернул...
    Развернул, и – расслабленной пятернёй, с оттяжкой, – звезданул по сочно круглящейся жопке. Как говорили суровые товарищи, «Выдал путёвку в жизнь». Или это был поцелуй? Первый для тебя,  такой звонкий, такой печальный!..
Я опять не узнал…