Художники разных измерений

От осенней сырости, проникающей до костей, от свинцового неба, нависающего прямо над головой, от печали, сжимающей сердце в тиски, спасает не кофе. Если чувствуешь, что ты попадаешь в замкнутый круг, что жизнь переходит с шага на бег, то нет лекарства вернее, чем прогулка по мирам. У кого-то мир плоский, у кого-то объёмный, но я беру твои руки и приглашаю в бесконечномерное пространство.

Сегодня рисуют. Не краской, а словом, и — верь мне — наш художник лучший во всех измерениях. Картина будет называться «Прогулка по королевскому саду», я это совершенно случайно подсмотрела в будущем, но не волнуйся, я позволю тебе самому насладиться этой песней.

Открой глаза, услышь и увидь. Вот так молчит камень, разнеженный тёплым июльским Солнцем, художник берёт свои тёмные вены, по которым бежит не кровь, а старое и отравленное вино, вскрывает их, и воздух вокруг нас застывает флюоритом. Это будет небо картины. Гений в своём деле берёт пустоту жадно, не отмеряя, и лёгким движением рук комкает пустоту, взбивает до слепящей белизны, и кучерявые облака плывут по закатно-фиолетовому небу.

Он будет каменщиком, и как всегда будет им совсем немного. С молчаливого согласия мрамора, он его разломает на блоки и плиты, раскрошит, раздробит, сотрёт в порошок, чтобы возвести колонны, арки и стены. Он будет немного ткачом и, вымазав руки в гипсе, развесит тонкую кружевную лепнину на башни и своды, белая паутина обнимет своими крепкими объятиями королевский дворец. Осталось совсем немного.

Художник умирал сотню раз, и ещё будет умирать тысячу раз даже здесь, в идеальном мире. Нет лучше черепицы, чем глина, которую смешали с прахом предков и обожгли на сердцах молодого поколения. Нет лучше витражей, чем скупые слёзы отцовской и материнской гордости, окрашенные дроблёными бликами искр жизни. Фон готов.

Он снова режет вены, отдавая всего себя искусству, кровь его перестала быть отравленным вином, и теперь она — пышные розы, что прорастают на этой благодатной почве как сорняк. Конечно, это буйство роскоши, этот матовый цвет трудно назвать сорняком, но цветы давят всё, что попадается им на пути. Нежные лепестки завлекают и манят юных леди, как манит свеча мотыльков, и они летят, невесомые, нежные, стройные, почти не касаясь тропинок.

Красота каждой — погибель мира, лёгкий шёлк платьев струится на ветру. Это всего лишь картина, ещё одна дочь своего творца. Девушки, застывшие в этом мгновении навечно, никогда не сорвут этих роз, никогда не вернутся домой. А розы никогда не ужалят их своими ядовитыми шипами.

Глаза художника пылают, сквозь черноту его зрачков сгорает мир, Солнце искрами ломается на звёзды и луны, огонь опаляет скелет картины, закрепляя её меж пространства и времени. Шедевр готов, его создатель настоящий талант. Песня закончена, и нам пора возвращаться в наш трёхмерный мир.

Здесь тоже есть таланты, спящие или бодрствующие. Одни стоят только в начале своего творческого пути и только-только познают себя и свои возможности, а другие уже продали свои души вдохновению.

И пусть картина плоская, пусть она — всего лишь исписанный маслом холст, висящий на стене, она гениальна, как и свой создатель. Как и те люди, что создали полотно, краски, рамку.

Резчик по дереву делал рамку, потому что картина нуждается в ней так же, как огранённый алмаз нуждается в золотой оправе: красота должна быть под стать красоте. Он брал красное дерево и кедр и липу, ольху и берёзу, брал ножи для резьбы и надфили, стамески и тиски, ложкорезы и клюкорезы. И вдохновенно резал, полностью отдаваясь работе, чтобы тонкие ветви рук обнимали шедевр, рождённый вдохновением.

Мастер делал свои краски, смешивая растительные масла и чистого цвета. Кора барбариса и дуба, ольха, шелковица, луковая шелуха, оболочка грецких орехов, листья хны, раковины улиток, каменный уголь, лазурит и многое, многое другое.

Полотнянщица пряла льняную ткань на своём станке сквозь шум мануфактуры, огрубевшие от работы, пальцы скользили по натянутым нитям, по деревянным створкам механизма.

Можно идти дальше, а можно остановиться здесь. Бесспорно, художник гениален, как и люди, создавшие условия для выражения его таланта, талантлив, как и люди, которые видят, сколько всего было сделано для этой картины. В идеальном обществе труд каждого ценен… не правда ли?