Я не рыжий - я солдат...

   Многие годы хожу я одной и той же дорогой на работу. Рабочий день начинается в половине восьмого утра. Мой путь занимает не более десяти минут и прохожу я его с большим удовольствием, особенно летом, когда встающее солнце с востока озаряет горизонт красным цветом.  Все только просыпается. Свежий воздух еще не напитан дневными городскими запахами, нет суеты и ты чувствуешь себя бодрым, здоровым и готовым сделать многое. Походка твоя легкая и уверенная. Многие переживали и переживают  такие чувства, как я, да и что тут особенного?  Не было в этом ничего особенного и для меня, если бы не одно но...
Всякий раз на своем пути в одном и том же месте встречаю я одного и того же человека. Он идет мне навстречу, браво маршируя, с высоко поднятой головой.  Мы здороваемся и проходим мимо. Я привык к этой встрече, и если его вдруг не было, а это было совсем редко, то я волновался: « Почему его нет сегодня?!» Этот человек вызывал у меня интерес. Его непокрытая ,как летом так и зимой голова, венчалась редкими седыми, видимо никогда не чесанными волосами. Они торчали во все стороны и гармонировали с лицом, которое было каким-то морщинистым, красноватым. Эта краснота была пятнистой, отчего я заключил, что в молодости был он явно рыжим. Желтая куртка, местами изрядно потертая, была дополнением к несуразному портрету и как-то свисала больше на левый бок. Эта несуразность усиливалась еще и тем, что те шорты, которые не доходили до колен примерно на десять сантиметров, совсем не вязались с курткой. Более того, шорты были из разряда тех, которыми пользуются молодые люди на пляже, из штапеля, светлые, в цветочек. Возраста был он явно за восемьдесят, но держался браво и я бы сказал, с какой-то гордой независимостью, даже надменно. Смотрел всегда он в упор, взгляд был его сверлящий, проникающий, даже жутковатый. Невольно хотелось опустить голову, пройти мимо, как бы не замечая, но этикет требовал поздороваться, так как мы часто встречались на этом отрезке пути и считались, как бы, уже знакомыми.
Пройдя очередной раз мимо и поздоровавшись, я продолжал думать об этом странном старике, как вдруг услышал шум и голос падающего человека. Обернувшись, увидел моего знакомого, лежащим на тротуаре. Старик пытался вставать, что-то говорил при этом, явно ругался. Подойдя к нему, хотел помочь встать, но встретил сопротивление жестом и понял, что он всегда и везде  делает все сам.
Старик стоял на ногах. Его черные массивные кроссовки были не похожи один на другой. Правый, слегка вывернутый носком снаружи, выглядел, каким-то искусственным и трубка протеза, входящая в кроссовок сливалась с ним воедино...
Нога-протез начиналась далеко выше колена, торчала из шорт черной трубой. В области колена трубка переходила в замысловатый по конструкции шарнир. Левая, здоровая нога, слегка высохшая от времени, была в черном высоком носке. Колено, перевязанное эластическим бинтом, смотрелось, в дополнении ко всему, гармонично.
Я смотрел на этого человека, на его протез и невольно думал, что вот этот пожилой инвалид явно принадлежит к тем, кто когда-то называл себя членом "Hitler-Jugend". Он сам, вся его несуразность отдавали горечью, потерями, но не сломленным духом. Голый протез бил в глаза какой-то страшной силой. Эта сила пробивалась через десятки лет, она была накоплена еще тогда, в далекой юности. Теперь я понимал, что вся его несуразность являлась фарсом, вызовом, он подчеркивал свою независимость, тот дух уверенного, побитого жизнью, но не сломленного человека.
Этот солдат сейчас сочетал в себе прошлую юность, он жил  закалкой сурового времени и пренебрежительностью к сегодняшнему дню. Его независимость и беспомощность уживались рядом. Он продолжал быть солдатом и службой была вся его жизнь.
Сегодня лето, тепло и горизонт наливается теплым красным светом, день сулит быть солнечным. Я помню зимние дни, когда ветер и легкая поземка  гонят колючий снег, но наш солдат браво, без трости, марширует мне навстречу все в том же наряде. Редкие прохожие оборачиваются и долго смотрят ему в след, качая головами...
Я не знаю, что думают другие. У меня он вызывает сочувствие и уважение. Пусть будет он странным, несуразным.  Явно, его когда-то, в далекой юности дразнили рыжим. Мне слышатся приглушено слова его ответа:
-Я не рыжий, я солдат!