Миражи моей семейной жизни
Двадцать лет супружеской жизни пролетели. Сказать, что плохо жили—не смею, утверждать, что совместное житие было абсолютно счастливым—не могу. Первые два года после свадьбы мы с женой жили в раю! Последние два года-- в аду. Не умеем мы притворяться, не умеем … Жена моя, Оля, сетует на мою безынициативность, инертность, холодность, а я… надоела мне она вечным своим нытьем , желанием «прыгнуть выше своей головы», постоянным недовольством. А самое главное, в постели ей все не так! Раньше все было отлично—охи-ахи-вздохи! А теперь… Вздыхаю. Одно расстройство и разочарование. Думаю, мы разведемся. А что такого? Дети выросли. Делить нам нечего. Квартиру оставлю жене, у меня мама одиноко живет в трехкомнатной квартире в другом городе. Вот напоследок, свожу свою супругу на море, в Крым! Расстанемся красиво!
Дорога в Крым была сложной и эмоционально тяжелой. Жена вспоминала все мои грехи вольные, невольные и выдуманные ею же. Я старался молчать, но когда обвинения были совершенно нелепыми—огрызался. До Феодосии добрались с горем пополам. Но я искал совершенно уединенное и тихое место, укромный уголок. Так, что в Фео мы, закупив и загрузив продукты в багажник, поехали по побережью искать райские кУщи. В полнейшей темноте, освещая грунтовую дорогу фарами авто, потихоньку продвигались в поисках подходящей деревеньки. Наконец-то супруга не выдержала жары, пыли, усталости и попросила остановиться, чтобы искупаться в море и передохнуть.
Она плавала в теплой воде Черного моря, а я курил. Мы остановились у самой кромки воды , свернув с дороги. Там, вдалеке, виднелся пологий склон какой-то возвышенности, а на ней светились огоньки—видимо, это поселок. На море штиль. Лунная дорожка отражалась в совершенно ровной морской глади, как в зеркале. Небо, нависшее над умиротворенным морем, будто темная шелковая вуаль, усеянное крупными слезами звезд. Млечный Путь—вот он! Протяни руку, и коснись миллиардов светящихся пылинок. Воздух пропах полынью, солью, песком и чем-то волнующим, неизведанным, таинственным…
В лунном сиянии, как в коконе из тончайшей органзы, Ольга ускользала из объятий Посейдона. Медленны и плавны были ее движения—грациозно ступая по тихой воде, склонив голову к левом плечу, и подняв руки в каком-то таинственном истинно женском ритуале, выжимала морскую воду из собранных в длинный хвост, волос. У меня перехватило дыхание от ее красоты. Все мои внутренние рассуждения о мужском превосходстве над женщиной вдруг испарились, улетучились…Мне захотелось стать воздухом-- осушавшим влагу на ее коже, песком-- ощущавшим легкость ее шагов, ночью—прикрывавшей своим темными ладонями ее наготу. Хотелось смотреть на нее неотрывно, любоваться, замерев от восторга, остановить время.
Она подошла ко мне вплотную—влажная, свежая, возбужденная и голая. На белом теле, в лимонном свете луны, сверкали мелкие капельки влаги, блестели , будто два чистых алмаза, глаза, белоснежная полная грудь поднималась и опускалась в так ее возбужденному дыханию, темное отверстие пупка вздрагивало при каждом вдохе, а черный , наполненный непостижимой тайной и колдовской силой, треугольник в низу живота, манил к себе своей простой лаконичностью : « Я начало всех начал! Я сладость и горечь! Я грех и добродетель!»
Я потянулся к ней, хотел прикоснуться , но она грубо оттолкнув мою руку, развеяла сказочный мираж:
-Похотливый самец! Только об этом и думаешь! Голова уж седая, а туда же… Поехали уже ! Вот другие своих жен в Египет или в Турцию отдыхать отправляют, а ты в задрыпаный и грязный Крым меня притащил! Жмот! И, нет же, что бы отель какой нормальный забронировать…
Дальше я не слушал.
До поселения, призывно подмигивающего нам огоньками, ехали молча. Я все еще ощущал пульсирующее тепло в низу живота, стыд , злость и обиду.Дорожный указатель, покосившийся от старости, оповещал, что поселение называется Байкутлы. Деревушка была микроскопическая—всего пара ветхих домиков.
Попросились на ночлег в тот дом, в котором окна были освещены. Дед татарин, улыбаясь гостеприимно, впустил нас в дом, и указал на комнату: « Сегодня там ночуйте! А завтра разберемся.»
Не смотря друг другу в глаза, мы с Олей быстро разделись , и укрывшись пахнущей травами простыней, уснули моментально. Мне снилось, что жена моя загадочная и прекрасная морская Сирена, зовущая и манящая меня влажными пухлыми губами, завлекающая двумя округлостями пышных грудей с торчащими твердыми изюминками сосков, стонущая и изнывающая от страсти и желания в морских волнах.
Утро началось с обыкновенной для нас ссоры. Мой сон растворился в жарких лучах южного солнца. Жена из таинственной морской Сирены превратилась в такую родную, и до боли в сердце знакомую, отвратительную Гарпию.
Хозяин качал головой в такт причитаний моей жены, и понимающе поглядывал на меня.
Я пошел к морю. Вытоптанная сотнями подошв узкая тропинка поднималась вгору. Шагая по сухим колючкам, слушая шум прибоя, подставляя лицо ошалевшему июльскому солнцу, я выкрикивал ругательства, и ветер, налетевший с моря, разносил оскорбительные слова по всему побережью. Наконец-то , задыхаясь от злости и крутого подъема, я добрался до вершины возвышенности, и замер от изумления. Лазурное море, сливаясь с синевой неба, образовало бесконечное совершенно удивительное пространство. Такое вдруг в душе возникло будоражащее и огромное чувство счастья! Распирало грудную клетку, клокотало внутри меня, бурлило и грозилось вырваться наружу, и я, не сдерживаясь закричал, вкладывая в свой крик всю свою боль, невесть откуда возникшую радость, и желание новой жизни:
-Хочу быть счастливым!!!
А потом я спустился к морю, и плавал до изнеможения. Внезапно, как бывает на морском побережье, налетел шторм, небо покрылось свинцовыми тучами, море взбесилось. Волны поднимали и швыряли меня о песчаное мелководье , не давая возможности выбраться на берег. Наглотавшись морской воды с песком и водорослями, еле выполз на сушу. Тело болело, горло пекло, глаза слезились, а стихия разбушевалась не на шутку—тяжелое небо пронизывали белые молнии, море стало действительно черным, ветер поднял в воздух песок , сухие водоросли и траву. Видимости ноль. Вжавшись в глиняную почти отвесную стену обрыва, я дрожал, пережидая ураган, и молился. Посиневшие от холода губы произносили молитву, отпечатавшуюся в моем мозге с раннего детства.
Небо разверзлось, и потоки дождевой воды соединились с морскими волнами. Посейдон, приняв небесное жертвоприношение, успокоился.
Вернувшись к домику старого татарина, я не нашел никого ни в доме, ни во дворе. Дед-то может по своим делам ушел, а куда пропала моя жена? Стащив с себя мокрую и грязную одежду, я поплелся в импровизированный летний душ.
Оля с хозяином вернулись почти ночью. Рассказывали, как ходили в соседнюю деревню за персиками, как шторм не давал им возможности вернуться, а телефоны они оставили дома. Я не стал рассказывать о своих злоключениях. Вертел в руках огромный теплый персик, покрытый мягким пушком, вдыхал его сладкий солнечный запах, и ощущал нарастающее сексуальное возбуждение от голоса жены, от ее легких случайных прикосновений, от песен сверчков, от влажной темноты южной ночи. Ловил на себе внимательный и цепкий взгляд старика, его усмешку, прячущуюся в седых усах, и стыдился своих внезапно возникших фантазий. Мне казалось, что он догадывается о моих развратных желаниях.
Этой ночью, моя жена воплотила в жизнь все мои самые смелые и скрытые сексуальные желания. Казалось, что она читает мои мысли, взирая на меня наполненными страстью глазами именно в тот момент, когда я больше всего этого хочу. Она, то превращалась в нежного беззащитного милого котенка, и терлась о мое напряженное тело, своей мягкой грудью, то вдруг, преображалась в грубую, полную грязных желаний и слов, развратницу. То впивалась в мою кожу зубами до боли, то гладила кончиками пальцев и ласкала теплым прикосновением нежных губ. То, оседлав меня, крепко сжав бедрами мое тело, не давала мне пошевелиться, получала наслаждение от своих движений раскованной и свободной амазонки, то вдруг, оказавшись подо мной, стала покорной и робкой.
Проснулся я очень рано. Вслушиваясь в утренний щебет птиц, вглядывался в лицо своей жены. Что-то неуловимо изменилось в ней. Что-то такое было незнакомое в ее умиротворенном безмятежном лице. Я поцеловал ее обнаженное теплое плечо. Просто прикоснулся губами, ощутив внезапный порыв нежности к этой женщине. И, вдруг, похолодел от ужаса—у нее не было родинки на плече! У моей Оли была родинка на левом плече! Маленькое коричневое пятнышко, возвышающееся над поверхностью кожи. Она всегда хотела его удалить, говорила , что это не эстетично и опасно.
Оля открыла глаза. Улыбнулась, и потянулась ко мне, обвила мою шею руками, уткнулась лицом в плечо, вдохнула запах:
-Так хорошо с тобой!
Уезжая из гостеприимного дома старика татарина, моя жена плакала, так ей понравилось в этом забытом Богом и людьми селении. Ехали ночью, чтоб не допекала июльская жара. Отъехав пару километров от села , Оля вдруг попросила сделать остановку, чтобы в последний раз искупаться в Черном море. Остановившись, я понял, что это, то самое место, где мы останавливались, когда только приехали и искали жилье, когда я увидел ее в лунном свете, когда захотел ее, а она меня оттолкнула…
Мне показалось что это дежавю…Она снова выходила из воды, такая прекрасная и незнакомая…Эта женщина не могла быть моей женой! Или я просто сумасшедший… У нее не было родинки на плече как у моей жены, она была милой и доброй, хотя Оля давно уже не проявляла ко мне никаких нежных чувств, с удовольствием ела мясо, моя супруга уже лет пятнадцать была строгой вегетарианкой, она предавалась любовным играм с таким удовольствием и желанием, какого даже в первый год после нашей свадьбы я за своей любимой не наблюдал…
Моя жена… Моя ли? В ней чувствовалась иная порода, иной замысел, иное понимание жизни!
Я не знаю, что произошло, смутно помню всё. В моем сознании всплывают только руки, лихорадочно блуждающие по моему разгоряченном телу, сжимающие и царапающие мою плоть, губы-- впивающиеся в мой рот, язык-- касающийся моих рук, шеи, живота и самых потаенных мест… Вспышки света, будто от молний, освещающие наши сплетенные тела, солоноватый привкус кожи моей супруги, неистовые движения ее тела, пьянящий аромат волос, и ее голос—магический голос, звучащий странно, низко и утробно, произносящий то ли молитву, то ли стихи…
Я сжимал ее влажное тело, сплошь покрытое мелким песком, и мне не хотелось отпускать ее. Казалось, что она стала моим продолжением, частью меня самого. Я прижимал ее к себе так крепко, будто боялся, что она станет морской пеной, и вернется в морскую бездну. Я не хотел ничего знать! Я чувствовал, что эта женщина—моя! Постепенно наваждение уходило, и мы успокаивались, с удивлением и интересом всматриваясь в бледные лица друг друга. Потом смеялись и купались в море, смывая с себя следы страсти.
Моя Оля …Я не буду врать, я не расспрашивал свою жену ни о чем. Я несказанно счастлив в семейной жизни. Пару раз мы ездили в Крым, искали татарский хуторок вблизи Феодосии. Старики караимы рассказывали мне историю о загадочном и священном месте, где ход времени изменяется, где человек может стать снова молодым, или увидеть будущее, где произнесенные вслух желания исполняются. Но, никто никогда не слышал о поселке под названием Байкутлы, что в переводе с татарского означает « абсолютно счастливый».
Свидетельство о публикации №215110702344