Я ждал тебя... Глава 21

На следующий день Антон не вышел на работу; он встал, умылся, собрался, - и, сев на свою койку, прирос к ней пятой точкой. Обостренное чувство ответственности подгоняло Антона, но он не мог пошевелиться, он не решался увидеть Таисию. Ситуация ухудшалась тем, что внутренне он очень хотел ее видеть; вчера, когда они разговаривали, ему было так хорошо, его душа парила где-то над облаками, - впервые Антон чувствовал нечто подобное. Если раньше он умел сам себя сделать счастливым, то теперь без Таисии это оказалось невозможным.

Антон не решался выйти из комнаты; всё его тело казалось ему неподъемным, - будто резиновый мешок его кожи набили кирпичами. Он боялся подняться - и треснуть по швам. Зачем он всё испортил именно тогда, когда она начала понемногу доверяться ему? Он обманул ее доверие, иронизируя над тем, что было поистине важно для нее.

Ход его размышлений был грубо прерван директрисой, которая без стука ворвалась в комнату. Она прошагала напрямик к Антону, приложила свою ладонь к его лбу весьма порывисто. Ладонь была холодна, как кусок льда, - и это даже в такую жаркую погоду! Но Антону стало приятно от этого бодрящего прикосновения.

- Ты заболел? - резко спросила директриса. - У тебя лоб горячий.

- Нет! - поспешил заверить Антон. - Вы же знаете, я никогда не болею...

- Тогда вставай и пролей двор, - у меня дети играют в пыли!

С этими словами она вышла, зная, что ее поручение будет исполнено безукоризненно. Делать нечего: Антон встал и поплелся за шлангом. Еще по дороге он почувствовал, что директриса, видимо, была права, - ему изнутри пекло голову. Уж директриса-то, с ее многолетним  опытом, могла разглядеть больного ребенка за версту, - а Антон мало чем отличался от ребенка. Нет, не может быть! Он уже несколько лет не болел и думал, что болезни забыли о его существовании. А голова кружится оттого, что он сегодня еще не завтракал.

Таисия, в косынке бледно-розового цвета, сидела к нему спиной, но, как только Антон повернул кран, и по шлангу с шумом пошла вода, Таисия повернула голову и посмотрела на него. Она была не так весела, как обычно, - даже показалась Антону угрюмой, - ему было больно видеть ее такой. Дети, как всегда, копошились возле Таисии со своими игрушками, весело щебетали, пытались вовлечь ее в свои игры. Таисия раздавала им улыбки, гладила их по голове, обстоятельно отвечала на их вопросы, - но сама она была сегодня какой-то отстраненной.

Дети, стараясь то ли растормошить Тасеньку, то ли получить свою порцию ласки, стали лезть ей на руки, - она подчинялась, и в какой-то момент это даже рассмешило ее. Таисия никогда не отталкивала детей, понимая, что все их даже неприятные выходки были всего лишь просьбой о любви. Сильно ли отличалось вчерашнее поведение Антона от поведения обиженного ребенка? Нет, она не сердилась на него, просто беспокоилась: Таисия поняла, что за внешним спокойствием и стремлением к добру в Антоне тайно плещется целый океан горя.

Вдруг один из детей, перебирающий в своих маленьких ручках завязки от косынки на голове у Таисии, резко потянул за них, - без злого умысла, а просто посмотреть, что будет. Должно быть, эта косынка интриговала не только Антона. Ткань соскользнула с головы Таисии, зацепив шпильки, которые сдерживали скрученные жгутом волосы; ребенок дернул во второй раз - и дело было сделано...

Волнистым каштановым водопадом волосы заструились по плечам Таисии, окутали ее спину, рассыпались кончиками по пояснице. Никогда в жизни Антон не видел такой красоты! Это зрелище почему-то причинило ему физическую боль: словно каждый волосок с головы Таисии превратился в тоненькую иголочку - и впился в его тело... Антон, открыв рот, застыл на месте, пока вода из шланга планомерно заливала клумбу. По влажной поверхности единственного глаза Антона струился каштановый водопад.

Как захотелось Антону в это мгновение потрогать эти волосы, погладить их блестящую мягкую поверхность, пропустить их пряди сквозь свои пальцы! Таисия суетливо поднялась со своего места и первое, что сделала, - посмотрела на Антона. В обрамлении волос ее лицо преобразилось, показалось совсем юным, почти детским. Глаза сделались больше и глубже, и в них появилась какая-то даже детская боязнь, беззащитность. Так вот, что скрывала она под своим платком, - свою женственность, хрупкость и чувственность, - а он посмеялся над ней, кривлялся усмешками.

- Тасенька, какая ты красивая! - прошептал кто-то из детей с придыханием. Все они смотрели на Таисию с восхищением, позабыв про свои игрушки. Она попросила вернуть ей платок, с трудом закрутила непослушные волосы и снова убрала их под косынку. Антон больше не мог смотреть на нее, это было выше его сил, - его глазные яблоки пронзала пульсирующая боль. Он одним движением закрутил кран и, отбросив шланг в сторону, убежал прочь.

Оказавшись один-на-один с самим собой, Антон, наконец, перевел дыхание, теснившее грудь. Он уселся на кровать, положил руки на железную, покрытую ржавчиной спинку и опустил на них голову. Перед закрытыми глазами снова заструился каштановый водопад. А потом Антону вдруг привиделись красные неухоженные ногти. На смену ногтям пришли зек, хирург, голое тело Тамары... Почему нельзя взять и потерять память, когда очень этого хочешь? Антон не хотел ни о чём думать, ни о чём вспоминать, и он буквально взмолился: "Господи, помоги мне!" - и больше уже ничего не чувствовал, видения отступили. У Антона начинался жар.

Казалось, недуг решил отыграться на Антоне за долгое время затишья. Как в раскалённом летнем небе незримо зреет лютая гроза, которая рано или поздно прорвёт натянутую голубую гладь и устроит на земле настоящее светопреставление, также нежданно-негаданно и очень мощно разразился у Антона жар. Антон не помнил, как очутился в постели. Температура стремительно поползла вверх, чтобы замереть, наконец, на отметке в тридцать девять градусов. Пот огромными прозрачными градинами катился по его телу, исчезая в складках ставшего влажным белья, перепаханного, как весеннее поле, метаниями Антона по кровати. Наверное, Антон бредил и стонал, - во всяком случае, звуки собственного голоса иногда возвращали его в реальность. Временами Антону становилось, напротив, очень холодно, у него было такое впечатление, что его зимой, мокрого, выгнали на улицу. Он не мог согреться, - у него было всего одно тонкое одеяльце, - а просто лежал, обвив себя руками и стуча зубами.

Желание есть напрочь пропало, а вот пить хотелось смертельно, но  Антон не знал, где взять воду. Обычно он пил в столовой: там всегда стояла большая эмалированная кастрюля с краником. Дети тоже пили там из маленьких кружечек. Больше воды достать было негде, - разве что на колонку идти. Однажды Антон попытался подняться, но не смог, - казалось, болезнь размягчила ему все кости. Таким жалким и беспомощным Антон еще никогда себя не чувствовал.

Ему было стыдно позвать на помощь. Благо еще, что в самом начале его лихорадки к нему снова зашла директриса. Она распорядилась, чтобы Антону принесли воды и детский горшок на случай нужды, - о специальном судне здесь и не слыхивали. Но совсем скоро вода в кружке закончилась, и встала необходимость вынести содержимое горшка, - но к Антону больше никто не пришел. Видимо, нужно было, чтобы директриса снова дала свое распоряжение.

В комнате Антона уже стал витать тяжелый запах. Лекарств никаких не было, и нужно было выгонять хворь из тела жидкостью, но Антон был лишен даже этого. О нем некому было позаботиться, и, - как Антон и предчувствовал, - он лежал здесь абсолютно никому не нужный. Из его единственного глаза катились слезы - но Антону так хотелось думать, что это просто пот стекает с его лба.

Продолжить чтение http://www.proza.ru/2015/11/09/1024