Мессар Акше. Хроника правления Серафима IV. 12

     То есть Мария и слышала о таком, и читала, но никогда не сталкивалась. Имя всему этому было – интересы Королевской власти. Именно они требовали от Короля иметь наследника престола, и именно они диктовали свои непонятные, а порой и странные правила. И вот сейчас, стоя между деревьев сада, Серафим IV, быстро и доходчиво, как он считал, объяснял Марии особенность сложившейся ситуации…

- Все просто. Я поселю тебя чуть дальше по коридору, а если хочешь, поселю тебя в загородном доме…. Хотя нет, до загородного дома далеко добираться…
- То есть, как добираться?
- На лошадях, дура. Неужели ты думаешь, что я все время буду с этой деревенщиной… Черт, да я даже не знаю, кто она. Да мне это и не интересно.
- Но…
- Никаких но. У тебя будут свои покои, заберешь с собой служанок, и все будет по-прежнему, ну то есть, какое-то время нет, а потом все вернется…
- Ваше Величество…
- Не перебивай. Я понимаю, что это не очень удобно, но что же делать, придется потерпеть. А потом, когда родиться ребенок, дуру эту, я выгоню, а ты вернешься в свои законные покои…
- Ваше Вели…
- Стоп, подожди-ка, - Король остановился, посмотрел вверх, а потом хлопнул себя по лбу, - черт возьми, у меня отличная идея…
- Идея?
- Да. Я потом тебе расскажу, тебе понравиться…

     Настроение Короля улучшилось до отменного, и он не нашел ничего лучшего, как уложить и оприходовать Марию прямо на щуплой, недоразвитой травке внутреннего дворика, и судя по всему, еще и под пристальными взглядами Королевских стражников. Вот ведь как разобрало, даже и настойка не потребовалась. Но ведь и того ему показалось мало, пыл Королевский все еще был при нем, поэтому остаток его Серафим IV потратил на свою любимую игру, тискал, щипал и кусал женщину. Заставил встать ее на четвереньки, и чуть было не отважился на второй раз…. Помешали очередные звоны… Пришлось быстро подниматься, отправлять ближайшего офицера за слугой, который заведовал Королевским гардеробом, а самому идти через весь дворец, перекинув через плечо большую часть измятой и запачканной Королевской одежды…

     А вот Марии почти и нечего было нести, все ее платье было растерзано в клочья, радовало лишь одно, зная за Королем такие вот причуды, на всякий случай, женщина носила с собой тонкую ночную сорочку, которая легко пряталась в кармане платья. Правда, она была слишком тонкой, но на то, чтобы спрятать, нет, не тело, а истерзанную в очередной раз душу, хватало и ее…. И вот так, осторожными шажками, сторонясь посторонних глаз, добираться до своих покоев.

28.

     Что ж, конечно, мы люди маленькие, нам Королевских причуд не понять, да к слову говоря, нас особенно никто и не спрашивает… А вот почему, интересно, мы, между прочим, тоже головой думаем. И вот если бы, наш Король, дай бог ему здоровья, так вот, если бы он нас спросил – мы бы ответили. Потому как мы к земле ближе, чувствуем, чем она, родимая, дышит. А значит, кому как не нам знать, что нет большего врага у нее, ну то есть, у землицы-то, чем всякий благородный люд. Она для него что – так, забава, и все. Сеять они не сеют, пахать не пашут, берут только и все. А земля что, она ведь не даром матерью зовется. Ее любить надо, соленым потом ее поливать ежедневно, руками нянчить – только тогда она родить будет, отдавать то есть.

     Вот у нас какой староста, а?! Почти министр. И что таких в министры не берут, наш бы точно смог. Как он о землице-то сказал, и красиво, и понятно. Я, например, слов этих красивых не люблю, но так даже меня, и то, проняло. Хотя, конечно, это все так, красивости, вроде как цветы в палисаднике выращивать. Забот с ними, как с каким полезным овощем, а толку – так, видимость одна. Бабы-то понятно, ей что глазами прихватила, то и ее, иная насажает этой дребедени и ходит мимо, и радуется…. Баба – одно слово… Правда, со стороны, оно конечно, глазу приятно…. Но это, если перед этим, по погребку своему пошарил, пенного хлебнул, да еще какая бойкая молодка, юбчонку возле кустов вскинула, дала посмотреть, что есть там у нее, где поработать нормальному мужику. Вот тогда да, тогда и на цветочек этот глаз порадуется. А когда в животе пусто – не до цветов. В общем, так это – баловство одно, я этого не одобряю…

     Короче так, первой новостью нас староста не обрадовал, даже наоборот, расстроил. Ну а потому, как он, при этом тумаки направо да налево раздавал, смекнули мы – он и сам еще не знает, что с такими новостями делать. А вот вторая новость пришлась нам по сердцу, она, понятное дело, тоже была столичная, точнее даже Королевская, но зато, была понятна любому дураку. Это мы про то, что решил-таки Серафим IV наш заканчивать с гульбой, а браться за ум. Потому мы с понятием отнеслись к тому, что собираются привести ему нормальную бабу, а не эту его, пустоцветную…

     Это так народ поговаривает, что она пустая. А с другой стороны и без этого понятно, Серафим IV сколько ее жарит, а все мимо – значит пустая – такую бабу только в пруд – больше с ней делать нечего. А ежели молодая, то есть новая, а народ говорит, что телом она сильно аппетитная, нашему приглянется, то, по первому времени, валять он ее будет каждую ночь, а там недалеко и до того, что пополниться она брюхом. Вот это будет дело, когда в доме дитя, для глупостей всяких времени мало остается. Так что, это хорошо… Мы даже между собой подумали, что если дело исправно пойдет, то забудет Серафим IV наш про все эти благородные глупости…

     А вот последнюю новость, если говорить честно, мы совсем не поняли. Ну, во-первых, староста сказал, что сын его младший ушел из дома. Ну то, что Франк у него дурак, мы это и так знали, но вот чтобы настолько, чтобы бросить отчее богатство, по нашему мнению, это даже для такого дурака как-то слишком…. Наши, между прочим, в это не очень-то поверили, а толковали совсем другое – говорили, что это старший братец его…. Ну это понятно, зачем делить наследство на двоих, когда можно и одному с ним управиться. Так тоже бывает. А вот то, что староста вытурил из дома старшего своего, Якоба, то есть – мы совсем не поняли. За ним, конечно, много всего водилось, и паскудил он, и всегда, при взвешивании урожая, норовил ногу под коромысло весов подставить. Только за эти дела из дома не выгоняют, ну уши надрать, ну вожжами мозги подправить – это святое дело, а вот чтобы так, из дома…. Нет, это не понятно. Мы пробовали с вопросом этим подойти к дворовому старшине, но тот такую рожу скорчил, так в сторону дома покосился, что поняли мы – дело серьезное. И ведь что еще – он нас предупредил, твердо так, да еще и глазищами зыркнул, что если кто из нас будет помогать старшему, то доведет его до большого греха, ну то есть, старосту нашего, до греха…. А отсюда и мысль наша потаенная – добром такой поворот не закончиться, значит и ухо надо держать востро, потому как решил староста что-то такое провернуть, что если выгорит его затея, ей Богу, прикупит он соседний лес – он давно уже на него зариться, да кошелек не тянет такую трату. А вот если это дело его не выгорит, то тогда и мы попадем под такую раздачу, что впору самим на галеры проситься…. Да, вот такие дела  у нас делаются, и как правильно сказал наш…

     Расходились мы уже затемно. Пока старосту послушали, пока погорланили по-пустому, потом, конечно, и пенного приняли – надо же было горло промочить, а то высохло совсем. Вот бредем мы из корчмы, а Луна полная – плохая Луна, словно кто на нее сока смородинного брызнул – вся пятнами. Да и то слово, светит, как фонарь возле дома старосты. Идем мы, под ноги глядим, потому как, на такую Луну пялиться примета плохая. Уж и до дома недалеко, я уж про себя думаю, что непременно своей юбку задеру, как вдруг – это мы, как раз, возле дома Щербатого были – раздался жуткий звериный крик. Вот именно, не вой, не рык, а именно крик, мне даже слова какие-то в нем почудились. Замер я – как водой ледяной меня окатили, а крик еще дважды повторился и пронесся по деревне Черный всадник…

     Попадали мы несчастные на колени, зазвонил колокол наш, со всех сторон услышал я, как истово взмолились наши, деревенские. Да и сам я, откуда только память пришла, одну молитву отчесал, потом вторую, а потом еще одну, на всякий случай, она правда не совсем была к месту, а с другой стороны, главное, чтобы на нас внимание сверху обратили, а там уж разберутся…

     Ну а с утра пошли дурные новости. Подохла корова у Косого. Ни с того, ни с сего, околела. Отошла вода с пруда – не вся, осталось маленько, на лужу дождевую, не больше, но главное, в пруду том, нашли утопленника. Раздуло его конечно, да и раки над ним поработали – узнать мы его не узнали, но по одежде решили – точно не наш, но главное, это уже когда его староста осматривал, ну после того, как вытащили раздутого, обмыли и свезли к нему на двор. Так вот, нашли при нем бумаги…

     И тут же, как только староста бумаги эти проклятые обнаружил, завернули мы покойника в холстину чистую, положили на телегу, и отправился староста сам в город. А что еще делать-то? Потому как будь это кто из местных, или скажем там пришлый какой, а то и вовсе цыган приблудный, мы люди, тоже не дураки, нашли бы мы местечко потише, да поукромней, да и похоронили бы несчастного. А вот когда при утопленнике бумаги имеются, а староста сказал, что на бумаге печать Королевская, то тут понятное дело, тихом делать такое дело не следует, потому как выйдет непременно, себе дороже.

     А перед отъездом староста, первым делом, запретил торговать пенным в корчме, потом запретил выезжать на ярмарку – а это он, между прочим, себе в убыток делал – а все равно запретил – порядок такой. А нам всем велел сидеть по домам, домашним зельем не баловаться и со двора не отлучаться. Вот как бывает под полной Луной. Не ждали, значит, не загадывали, и вот на тебе, нанесло на нас, проклятым Лунным светом…

     Вот и сидим мы с самого утра по домам. Баба моя по хозяйству начала суетится, да все время под ноги. Я ее раз уложил, потом еще раз в углу прижал, хотел еще и третий, но передумал – белым днем, на полу, на четвереньках, а ну как заглянет кто, срамно…. Моя дура отдышалась, значит, и бегом на погреб, за схороном. Принесла, предложила выпить, утешиться, но предчувствие у меня дурное, так что отправил я схорон назад, в погреб, а ей дуре, всыпал, чтобы в следующий раз соображала чего и когда предлагать…

     Стража появилась только к вечеру. Десять солдат при старшем командире. Я его от двора видел. Седой весь, но так и не скажешь, что старик. По лицу шрам красный, из-за чего рот, словно в ухмылке постоянной. Сосед мой, что через плетень, ближе, к переправе, значит, сказал, что занесло к нам Самого страшного из городских стражников. Даже имя его вспомнил – Кривой Секарь. Он мне начал про него ужасы всякие рассказывать, но тут зазвонил колокол, и поняли мы, что собирают всех нас к корчме. Стало быть, намерены, допрос чинить…

     Перекрестила моя мне спину, и я пошел. Иду, ноги ватные и все подогнуться норовят. Я свое тело знаю – ежели оно так себя ведет – будет беда. Я даже пожалел, что в свое время отказался от схорона, ей Богу, надо было принять для храбрости. Иду, оглядываюсь – идут наши, и каждый при этом, словно большую нужду в штаны справил…. Да оно и понятно – каждый понимает, что будет твориться дело Королевское, а значит, всыплют всем так, что ни сесть, ни на бабу забраться мы еще долго не сможем…. Эх, житье наше горемычное, крестьянское – горше не бывает!

29.

     А девка, и впрямь, была ладная – не обманула старая. Смотрины кормилица устроила прямо в Королевском кабинете. Стянула с девки одежду, подтолкнула поближе к креслу, чтобы Королю видней было. А сама как на рынке, начала достоинства расписывать, хотя зря старалась – и так было видно. Кожа белая, матовая, гладкая. Сиськи, как яблоки спелые, в ладонь спрятать можно, да горячие, да упругие – кожу на них так сразу и не прихватишь, а уж коль изловчился, заливается место нежно-красным. Живот плоский, с глубоким пупком, повитуха, видать мастерица была, ямочка получилась гладенькая, ровная, словно ножом резанная. Серафим IV смотрел, ну то есть, не просто смотрел, он и трогал, и шлепал, и щупал заинтересовавшие места девицы. А нянька разошлась не на шутку – так хотела угодить. Девица же, пунцовая от всего этого и наклонялась, и приседала, а когда и ложилась, подложив под зад, поданную нянькой подушку, и ноги раздвигала, словно Король собирался делать ребенка прямо сейчас, тут же, на полу…

- Ладно, старая, угодила, - проговорил он, наконец, и рассмеялся. Было видно, что смотрины были удачными, - точно говорю, угодила.
- Старалась, родимый, так старалась, - забормотала старуха, рухнула на колени у ног Короля и принялась лобызать его туфли.
- Хватит, нянька, вставай, - он повернулся к девке, которая, поняв, что смотрины закончились, попыталась теперь побыстрее напялить на себя хоть что-нибудь из одежды, - а ты не спеши и тряпки свои брось. Тебе дадут хорошую одежду – негоже ходить по дворцу в крестьянском тряпье…

     Девка, у которой, от всего этого, язык слушался плохо, только и смогла испуганно кивнуть. Подчиняясь, она отбросила лучшее свое платье и осталась только в простенькой льняной сорочке, которую, еле-еле успела на себя надеть, и теперь не зная, куда девать и глаза, и руки, ждала с непередаваемым ужасом в глазах, что будет дальше… Серафим звякнул колокольчиком, мгновение спустя в зал вошел слуга.

- Возьми девушку и отведи в освободившиеся покои.
- Да, Ваше Величество, - поклонился слуга.
- И запомни, если хоть один из вас посмотрит на нее…, - Король более чем выразительно промолчал, - понятно?
- Ваше Величество…
- Ты понял, что я сказал?
- Да, - поклонился слуга.

     Но Серафиму IV этого показалось недостаточно, он повернулся к кормилице:
- Нянька, проводи-ка ты свою подопечную, а то что-то не верю я этому балбесу.
- Конечно, конечно, - заторопилась старуха.

     Слуга поднял отброшенное платье, кивнув головой в сторону двери, вышел. Следом, почти выскочила девица, и самой последней, подобрав по пути с пола какой-то лоскуток, вышла старуха…. А Король только проводил их взглядом и двинулся к столику, на котором стояло вино… Старуха вернулась на редкость быстро, словно и туда, и обратно бежала, впрочем, может так и было…

- Ты чего так быстро, старая?
- Ваше Величество, ты уж прости меня…
- Чего еще?
- Так ведь, незадача…
- Говори, не тяни.
- Ваше Величество, от робости, наверное, только потекла девица. Закровила, сучка…
- Вот черт!
- Ты ведь на нее прямо сегодня хотел?
- Нет, до следующего года ждать собирался, хорошо хоть доклад не отменил, - раздраженно бросил Король.
- Ну, уж прости, старую.
- Да ладно, что теперь… На долго теперь это?
- Ну, чтобы все было в порядке, придется с недельку подождать…
- Вот Черт! Ладно, пусть пока в кровати побудет…. Надо бы приставить к ней кого-нибудь…

- Не верю я этим твоим слугам, - пробормотала нянька, - как бы они ее не обидели, этот вон, знаешь, как на нее пялился…
- А она из робкого десятка, - то ли спросил, то ли просто сказал Король.
- Из робких, еще из какого робкого, - подтвердила старуха.
- И небось простушка…
- А тебе что с ней, разговоры вести.
- Разговоры не разговоры, только таким простодушным при дворе делать нечего…

- Это да, здесь зубы нужны и когти, - согласилась на свой манер старуха, - к ней бы кого приставить понадежней.
- Это да, да только кого, - он посмотрел на старуху, - нет, тебя здесь оставлять ни к чему, у меня тут люди разные бывают, государственные, а ты… Нет, тебя никак нельзя – с тобой стыда не оберешься.
- Так, а кому ты еще можешь доверять, как не собственной няньке?
- С другой стороны…, - Серафим IV уже был готов согласиться, но вдруг вспомнил, - хотя есть один человек... Да, есть один человек.

- Это кто ж такой молодец, - ухмыльнулась старуха.
- А тебе зачем, - вопросом на вопрос ответил Король и подозрительно посмотрел на няньку.
- А мне что, я ничего, - заторопилась отступить та, - просто спросила. Просто… Надо только чтобы человек был надежный…
- А я уж подумал, ты меня допросить задумала…
- Да что ты, отец родной, скажешь тоже, какие допросы. Так я это, любопытство бабье.
- А-а, ну тогда ладно. Можешь идти. Через пару дней зайди, отсыплю тебе за услугу…
- Да что же это, я за деньги что ли, я о благе пекусь твоем…
- Хочешь сказать, что деньги не возьмешь – усмехнулся Король.
- Коли даешь – возьму, кто я такая, что бы нарушать Королевский приказ, - изогнулась в замысловатом поклоне старуха.
- Вот именно…
- Ваше Величество, а мне теперь чего ждать-то, чего делать-то…, - словно опомнившись, заголосила старуха.
- Как чего, - изобразил удивление Король, - ты что обещала, как только я на девку, ты под стражника, или передумала кормить моего ребенка?
- Ну что ты, батюшка, как можно, я сразу, все как обещала…
- Да, кстати, как только сама затяжелеешь, скажи мне, поселю тебя где-нибудь рядом, чтобы под присмотром была, да и еда у меня получше, а то ты какая-то вся тощая, и грязная – смотреть страшно… Понятно?
- Ой, спасибо, ой спасибо, батюшка, - старуха опять пала на колени.
- Ладно-ладно, иди пока, - махнул рукой король, - иди…. А то, ждут меня.