Керя

Керя - попугай. Брат привез его из рейса и подарил на мое тридцатилетие. Появился он у нас в апреле. Болтал что-то на своем языке, нам непонятны были его возгласы. Жили мы в частном доме. У нас была собака Дружок, помесь овчарки и волка.  Были куры и горластый петух, который громко по утрам кукарекал. Кошка Мурка из породы крысоловов, эта мамина любимица.

Все лето Керя провел в клетке на улице. Мы с мужем работали, мама вела домашнее хозяйство. Летом готовила она в летней кухне. Рядом в виноградной беседке стоял большой стол, за которым вечерами и по выходным собиралась семья. Приходили соседи и друзья любили собираться за этим столом. С гитарой, песнями и анекдотами. Керя присутствовал при всем при этом. Красавчик с понимающим выражением и великолепным хвостом необыкновенного раскраса, сочетание белого, черного, зеленого и синего цветов.

Кирюша сразу выделил среди всех меня. Стоило мне появиться, он начинал настойчиво требовать, чтоб открыли клетку. Он садился на мое плечо и начинал расчесывать мои волосы. Ласковым и трепетным было наше общение. Я кормила его с языка, иногда мы ели с одной тарелки. Он любил напевать мне на ушко. Наш Кирюша очень любил с моей цепочкой на шее играть. Даже когда он ее не видел, сидя на моем плече, все равно знал, где искать, - слегка отогнет мне клювом воротник, найдет, вытянет ее наружу и грызет. А если ему не удается достать, он может укусить за шею, т.к. это для него означает, что "я скрываю цепочку", "я не даю ему цепочку".
 
Клетку мы заказывали, так как в магазинах были клетки только для маленьких волнистых попугаев. Длина нашего Кери 37 см., нужно еще место, чтобы разминать крылья. Оперение Кери яркая зелень с черными полосками, шея, и мордочка  желтого цвета. Хохолок сверху белый, внутри желто-синий. Клюв мощный, достаточно массивен, крепок, имел загнутую форму, это тоже учитывалось при изготовлении клетки. Поначалу клетка закрывалась на крючок, но Керя быстро научился открывать его. Пришлось придумывать замысловатый замок.  Когда нас не было дома, он не выносил одиночества и начинал бедокурить от безделья, разобрал на телевизоре переключатель каналов. Его привлекало все, что блестит. К нам и нашим меньшим собратьям Керя быстро привык. Выпускали его из клетки только дома, во дворе не рисковали. Смешно было наблюдать его общение с Муркой, которая позволяла ему даже есть из ее миски. Он мог примоститься с ней рядом и пытаться с ней общаться.     Несколько раз он аккуратно «обстригал» догола комнатные цветы, но это не вошло у него в привычку.
 
Сброшенный со стола предмет он вначале провожал взглядом, а потом переключал свое внимание на нас, обязательно проверяя нашу реакцию. В этот момент он улыбался, – клянусь! Конечно, у попугая не может быть человеческой мимики, он не в состоянии растягивать клюв в улыбке. Однако глаза у него очень выразительные, смышленые, темные,  – и он улыбался глазами. Когда мы садились есть, Керю привлекало позвякивание столовых приборов. Любимым блюдом был сыр. Если же громко на кухне сказать: «сыр», - Керя моментально прилетал и начинал нетерпимо дербанить сверток с сыром.
 
Керя понимал многие команды. Говорим ему «нельзя!», если, например, замечаем, что он подобрался вплотную к стене комнаты, и грызет деревянный плинтус, пытаясь отодрать от него щепку. Услышав запрет, он выскакивал на середину комнаты, и принимал отсутствующий вид – к нему, мол, не относится.
Однако если он замечал, что вы больше за ним не наблюдаете, он вдруг быстро-быстро подбегал обратно к стене, к тому же самому месту – и принимался за свое. Он отлично помнил, что именно ему запретили, и стремился продолжить это при первой же возможности.
 
В первое же лето мы отметили особый интерес Кери к обыкновенным ботинкам. Если он проходил мимо обуви, он непременно останавливался, чтобы потеребить шнурки, а то и побеседовать с ботинком. Беседа всегда выглядела так. Керя слегка вытягивался, наклонялся, и расправлял  крылья таким образом, что напоминал человека в позе «руки в боки» - весь становится плоским, и что-то начинал активно втолковывать ботинку щелкающим-скрипучим-причмокивающим голоском.   
Это напоминало быструю, неразборчивую ругань человека. Как будто кто-то кого-то распекает вполголоса, не стремясь быть услышанным, но и не особенно скрываясь.  Сам Керя нисколько не был рассержен, – скорее заинтересован.
Мог прервать свою неразборчивую речь, отойти в сторону какой-то особой, замедленной, прихрамывающей походкой, сделать широкий круг, но потом возвратиться к ботинку, и начинался новый раунд переговоров.
 
Виктор часто носки свои не находил, значит они в клетке. Не раз наблюдали картину, как держа в клюве носок, просовывал клюв между прутьями, с силой протаскивал носок в клетку, и бросал его туда.
 
Любил подолгу рвать бумагу, получая удовольствие от самого процесса. Но с особенной охотой он делал это в каком-нибудь темном закоулке. Поэтому мы специально клали ему туда листы бумаги, чтобы он рвал вволю, когда ему захочется. И он хорошо знал это место. Ведь вначале он рвал там книги, – обкусал у них все корешки. Наш Кирюша обожал хулиганить. Очень трудно называть эту нецелесообразную (с точки зрения выживания или достижения комфорта) деятельность как-нибудь иначе. Пооткусывать острые кончики у всех карандашей –  первое дело! Пооткусывать, а потом столкнуть  их вниз со стола.     Когда он гулял в маминой комнате, он сбрасывал со столика ее очки. Сбрасывал многие вещи, мелкие и средние, которые сразу помещались в его беглом взгляде. Часто просил, чтобы ему почесали шейку. В таких случаях он взбирался на колено, подходил к рукам, которые соединили, и молча прислонялся к ним хохлатой макушкой. Или – наклонялся, и упирался головой почти, что в ноги себе, подставляя шею. Если никак вы не реагируете на его просьбу, он мог несколько раз требовательно стукнуть клювом, ущипнуть слегка – «ты давай, давай!» Но несильно.
 
Первое лето Кирюша провел много времени во дворе, рядом с Дружком. Первыми понятными нам звуками был лай, полностью он копировал лай Дружка, затем он закукарекал, как наш петух. Слов появилось много, которые он скопировал с нашей интонацией. Кричал «м а а», точно как Виктор, обычно звал маму. Себя хвалил охотно и подолгу. Кирюша хороший, хороший и так несколько минут. Знал все наши имена.

Сынишка маленький в манеже. Керя кричит: - Леша. Леша – А, такая вот у них беседа. Когда к нам приходили знакомые и Керя оставался один в комнате, он привлекал к себе внимание и начинал говорить, вернее, кричать все, что знает, но особенно какой он хороший.

Прожил Кирюша с нами пять лет, мы очень переживали, когда он сам открыл клетку во дворе и улетел. Мы искали, расклеивали листовки, но тщетно. Хочется верить, что он не погиб, а попал к добрым людям.