Глава первая. Патрульный отряд

Постепенно чернота вокруг меня рассеялась, уступив место яркому солнечному свету, который пробивался сквозь густые кроны деревьев. Лучи обжигали глаза, подобно кислоте, и я закрыл глаза ладонью, защищая их от слишком яркого света.
Осознав, что я не умер, а вполне себе живой, я вспомнил о погибшем друге. Мишка… Прости, что я стал причиной твоей смерти. Ты пожертвовал собой, чтобы отвести от меня гибель…
Пока я пытался открыть глаза, прикрытые ладонью от солнца, я ощущал, что лежу… на траве? Вторая ладонь явно чувствовала траву под собой. Значит, тот свиток не был бутафорией. Я явно переместился куда-то. Вот только куда? На Землю ли? В то же время? Может, это вообще другой мир? Впрочем, пока глаза не могли привыкнуть к свету, я не мог даже оглянуться вокруг себя. Одно я мог сказать точно – рана в моем боку, если она и оставалась, больше не болела. Этот факт уже приободрил меня.
Постепенно глаза перестало раздражать лучами света, и я смог их открыть. Увиденное поразило меня. Нет, меня поразило не то, что я видел, а то, как я видел. Я никогда не жаловался на зрение. Но тогда я видел все очень четко. Я мог видеть прожилки на листьях, которые находились примерно метрах в пяти от меня. Я помотал головой, но четкость зрения никуда не исчезла. Даже мой левый глаз, на котором, как я знал, был легкий астигматизм, видел все очень зорко. Тут мне осталось только принять этот факт.
Я сел на траве, пытаясь подняться. Бросив взгляд на ладони, я едва не подпрыгнул. У меня были мохнатые ладони с когтями! Я вскочил на ноги… и сразу же рухнул обратно. Я абсолютно не мог стоять. Я посмотрел на свои ноги. Ноги? Е-мое, у меня же лапы! Я лихорадочно осмотрел себя полностью, насколько мог. Я был весь покрыт шерстью, и у меня был волчий хвост. Неужели моя фамилия была понята слишком буквально? Но в моем облике были… некоторые странности. Я стал волком, но при этом во мне сохранились черты человека.
Сняв с себя зеленоватую летнюю куртку и белую футболку, я осмотрел свою грудь. После этого я разделся полностью, ибо рядом со мной никого не было. Джинсы и боксеры заняли место на земле рядом с курткой и футболкой. Не решившись снова встать, я оценил новое тело. Руки, хотя я подозревал, что все-таки лапы, были определенно человеческими. Единственное, что отличало их от человека: густая серо-серебряная волчья шерсть и когти волка вместо ногтей. Ладони и пальцы, а также все мышцы, кости, локти и запястья были родными, человеческими. Все шрамы, которые были у меня раньше, также оставались на месте. Несмотря ни на что, я предпочел называть новые конечности лапами.
Грудь и живот у меня остались такими же, как и были раньше, но были, как уже очевидно, покрыты шерстью. Спина, судя по ощущениям, тоже была обычной, только покрытой мехом. Отличительно чертой была более пышная и густая шерсть на груди и шее, по сравнению с остальным телом. Раны в боку не было, и это меня очень сильно поразило. Как будто и не было нападения и ножа Васи Мажора, торчащего из моего бока перед тем, как я из последних сил читал тот загадочный свиток. Остался только белый шрам загадочной формы в виде слегка изогнутой линии.
Я пошарил по карманам куртки. В одном из карманов я нашел тот пергамент, который перенес меня в этот мир.
Только тогда я заметил, что на моей левой лапе остались часы. Они показывали, что было первое июня две тысячи тринадцатого года, 0:37. Правда, была какая-то странная особенность. Что секундная стрелка, что цифровое обозначение секунд двигались по циферблату и изменяли свое значение не каждую секунду, как положено, а через больший промежуток времени. Специально я посчитал про себя этот промежуток. Ровно двенадцать секунд. Именно столько времени занимало у секундной стрелки и ее цифрового аналога сдвинуться на одно деление или изменить цифру. Судя по часам, я пролежал без сознания всего лишь около двух часов, ибо на меня напали тридцать первого мая, около десяти-одиннадцати вечера. Тогда почему часы показывали ночное время, когда солнце находилось в утреннем или дневном положении? Более того, трава подо мной была примята так, как будто я лежал здесь около дня.
Оставив ответ на этот вопрос на более позднее время, я продолжил осматривать себя. Хвост я не стал особо рассматривать: он был обычным, волчьим. Забавное было в том, что в моих джинсах на заднице появилась дырка, в которую вставлялся хвост.
Вплоть до колена шли обычные бедра, покрытые шерстью. А вот уже ниже колена шли самые настоящие волчьи лапы. Теперь я понял, почему я не мог на них встать. Я упустил из вида тот факт, что волки, как и многие млекопитающие, ходят, опираясь не на всю стопу, а только на пальцы. А я пытался действовать как человек, стараясь встать на всю стопу, что в моем нынешнем состоянии было анатомически невозможно. Про себя я отметил, что мои стопы на задних лапах украшали настоящие подушечки, как у волка. Я с упоением их потер. Только теперь я понял, почему собаки и кошки так балдеют, когда им почесывают подушечки. Только у них они были на всех лапах, а у меня только на стопе.
Тогда возникла догадка: я же стал антропоморфным фурри-волком! Ну, теперь мне не надо особо задумываться о том, как я выгляжу. Я очень долго увлекался темой фурри. Тогда у меня, получалось, была голова волка. Жалко, что рядом не было видно хотя бы обычной реки, чтобы увидеть свое отражение полностью.
Я натянул всю свою одежду обратно. Очень долго просовывал хвост обратно в отверстие в джинсах. Посидев какое-то время в траве и привыкнув к ощущению мохнатого тела фурри-волка, я попытался встать. На этот раз я смог удержаться на лапах, и через минут десять научился ходить, не пошатываясь и не падая. Мое новое тело начинало мне нравится. У меня была тайная мечта побыть волком, и теперь она осуществилась.
Впрочем, один момент мне все еще досаждал. Наличие шерсти заставляло меня чувствовать жару. Мне, привыкшему к ощущению голого тела за прошедшие двадцать лет жизни, было нелегко свыкнуться с тем, что сейчас я мохнат. Впрочем, через некоторое время кожа привыкла к ощущению меха, и я перестал обращать внимания на тактильные и термические свойства шерсти. Хождение на пальцах тоже постепенно стало привычным и стало вполне удобным, не причиняя дискомфорта.
Я оглянулся в поисках чехла с гитарой. Он тоже наличествовал, но лежал слегка в стороне. Я открыл чехол и оглядел гитару. С ней вроде бы ничего не произошло. Хотя, я нечасто держал в руках гитару Мишки, чтобы быть уверенным полностью.
После того, как эйфория от новых ощущений в смеси с печалью от гибели Мишки рассеялись, я задумался. Так все-таки, где я оказался?
Я огляделся. Вокруг был все тот же летний лес, в котором я очнулся. Глаза видели знакомые дубы, ели, сосны. Но, при этом, рядом росли незнакомые мне лиственные деревья. К сожалению, мои познания в ботанике всегда были ограничены, поэтому, возможно, я просто не знал названий этих деревьев, и они были вполне обычными, земными.
Неожиданно на меня накатила жажда. Я посмотрел вокруг себя. На мгновение мне показалось, что между деревьев блеснула полоска воды. Приглядевшись, я увидел, что был прав: проглядывала какая-то река. Вздохнув, я пошел сквозь лес к воде.
Несмотря на то, что мои новые волчьи лапы были, по сути, голыми (я имел в виду отсутствие обуви), идти по веткам и листьям было мягко и не колко. Впрочем, я перестал обращать внимание на этот факт. Больше я был озабочен тем, как пройти сквозь ветки деревьев, которые росли густо на моем пути. Особенно было тяжело продираться сквозь ели и сосны, которые росли особенно густо и норовили урвать кусок куртки или футболки.
Через некоторое время я все-таки вышел из леса. Как я и ожидал, рядом протекала река. Только теперь я мог оценить во всей красе небо надо мной, не загороженное кронами деревьев. Солнце определенно наличествовало и ничем не отличалось от того, что я видел на Земле. Оно было в дневном положении и находилось примерно под тем же углом к земле, что и в наших умеренных широтах. А вот облака были не белого, а телесно-кремового цвета, который, впрочем, нисколько не раздражал восприятие и смотрелся вполне нормально. Небо было таким же голубым, как и на Земле.
Оглянувшись вокруг и убедившись, что никого рядом нет, я посмотрел в воду. Речная гладь показывала голову волка с серо-голубыми глазами, стоячими ушками и серо-серебряной шерстью гривой, которая, наверное, символизировала волосы. Морда в итоге получилась неожиданно очень добродушной и симпатичной.
Перестав корчить своему отражению рожицы, я вволю напился воды, утоляя столь неожиданно накатившую в лесу жажду. Вода была очень вкусной и кристально чистой. Если я был и на Земле, то явно вдали от населенных пунктов, ибо такую вкусную воду я пил только в деревне у моей бабушки, которая жила в пятидесяти километрах от Москвы.
Мысль о бабушке вогнала меня в печаль. Она ведь осталась моей единственной живой родственницей. Буквально за неделю до того, что произошло, я посещал ее в деревне. И обещал ей приехать через неделю. Жаль, что я не смог выполнить обещание. Все это осложнялось тем, что бабуля не отличалась богатырским здоровьем, и в случае чего ей было некому помочь, кроме соседей, которые были в основном дачниками и не жили в деревне круглый год, в отличие от нее. Дедушки не было в живых уже десять лет, и бабушка жила тихой жизнью, изредка приезжая к нам в город, предпочитая в основном оставаться у себя в домике, где она счастливо прожила с дедушкой почти пятьдесят лет.
По моей мохнатой морде прокатилась слеза и упала в реку, распространяя во все стороны круги, которые быстро гасились об берег, густо поросший травой. Я поглядел в реку и снова увидел свое отражение, которое было подернуто рябью из-за упавшей слезы. Моя морда сейчас была печальной и очень задумчивой. Я поймал себя на мысли, что слишком пристально вглядываюсь в свое отражение. Нарциссизмом я никогда не страдал, но сейчас я не мог оторваться от своего отражения. Что-то в моей морде было такое… притягательное.
Я поднялся на лапы и снова оглянулся вокруг себя. Никого не было видно. Лес на противоположном берегу реки был не таким густым, как позади меня. Вспомнив народную мудрость о том, что, идя вдоль реки, можно выйти к человеческому жилью, я решил пойти по течению. Правда, я поймал себя на мысли, что слово «человеческое» подходило ситуации меньше всего. Почему-то я был уверен в том, что мне на пути будут встречаться именно фурри, а не люди.
Я повернулся направо, в ту сторону, куда река спокойно и неторопливо несла свои воды. Поправив за плечом чехол с гитарой, я потопал вдоль реки.

Шел я достаточно долго. По моим часам прошло всего десять минут. Значит, в этом мире прошло около двух часов. Получается, я протопал километров пятнадцать.
Пейзаж начал порядком надоедать. Было такое ощущение, что я двигался только номинально, при этом оставаясь на месте. Лес оставался абсолютно таким же и на моем берегу реки, и на противоположном. Внутренне я понимал, что это не так, но однообразие так шутило со мной.
Вдруг, словно в ответ на мои мольбы, впереди послышались голоса. Я сразу замедлил шаг, не желая раньше времени показываться на глаза говорящим. Голоса становились все более различимыми. На всякий случай я отошел поближе к лесу, готовый в случае чего спрятаться за каким-нибудь толстым деревом.
Еще через пару минут я встретил первых обитателей этого мира. Как я и предполагал, я встретил не людей, а фурри. Мне попались две девушки (надеюсь, я могу так сказать о молодых фурри-самочках): рыжая лисичка с черными лапками и рыже-бело-черным пышным хвостом и припадающая на правую лапу рысь с пятнистой шерсткой и кисточками на ушах. Обе они были одеты в простые платья, которые я видел только на сельских жительницах на картинах примерно так восемнадцатого века. Рядом с ними стояли две корзины, наполненные мокрым бельем.
Я пригляделся к ним внимательнее. Если рассматривать их как фурри, то выглядели они анатомически хрестоматийно: грудь, как у человеческих женщин, покатые формы, округлые бедра и нежные черты мордочек. Так же, как и полагалось фурри-самочкам, они обладали настоящими человеческими волосами: лисичка оказалась брюнеткой с прямыми волосами до лопаток, а рысь была блондинкой с крупными локонами, которые, впрочем, шли только до плеч.
Они о чем-то разговаривали. Прислушавшись, я различил их речь, спрятавшись за широким дубом:
– Раста, ты уже закончила?
Рысь, которую назвали Растой, кивнула:
– Я думаю да, Аскольдина. Судя по твоей корзинке, ты тоже?
– Ты права, остроухая.
Раста усмехнулась:
– Ладно, пойдем в деревню. Еще надо кучу всего по хозяйству переделать.
Аскольдина подхватила обе корзины:
– Раста, тебе будет тяжеловато нести корзину с твоей больной лапкой. Давай отнесу.
Рысь потерла больную лапу:
– Да скоро перестанет болеть. Заодно и будет мне урок: не лазить ночью в подпол без свечи. А то тогда уже не лапу ушибу, а голову. Но за помощь спасибо, Дин.
Лисичка пошла медленно, не убегая вперед от прихрамывающей рыси. Когда они исчезли, я, наконец, смог выдохнуть. Меня била дрожь. А как вы почувствуете себя, если вы прекрасно понимаете весь разговор, но при этом осознаете, что ни черта не знаете язык, на котором он ведется? Каково? Вот и мне не очень. Они говорили на языке, которого я явно не знал. Он не был ни русским, ни английским, ни каким-либо другим европейским языком. Но самое парадоксальное было в том, что я понимал их так, как будто они говорили на русском!
Я смачно выругался вслух, зная, что меня сейчас никто не услышал. И осекся. Я тоже говорил на этом белибердонском языке, на котором говорили эти две девушки! Я снова попробовал сказать что-нибудь на русском, но опять вырвались слова на чужом языке. Но я прекрасно понимал их смысл! Оставалось с горестью признать, что на русском я мог только думать, но никак не говорить. К сожалению, у меня не было ручки и бумаги, чтобы проверить то, мог ли я еще писать на русском.
Теперь я понял, что я застрял тут надолго. Часы потихоньку отсчитывали время, и мне нужно было идти. Но вот куда? Было бы логично двигаться в деревню, куда ушли Раста и Аскольдина. Но вот почему-то этот вариант мне нравился мне меньше всего. Пусть я и выглядел, как обычный фуррь, но моя одежда была явно не из этого мира. Идти дальше? А вдруг я больше не увидел бы ни одного поселения вплоть до темного времени суток? А ночевать в лесу меня как-то не прельщало, ибо у меня была типично летняя одежда.
После долгих раздумий я решил все же идти в сторону деревни. Как бы то ни было, вечно скрываться от других я не мог чисто физически. Рано или поздно я должен познакомиться хоть с кем-нибудь, элементарно для того, чтобы выяснить, где я нахожусь. Я предвидел, что мне пришлось бы изображать зверя, страдающего амнезией, но другого выхода у меня не было. Все равно я не знал, как покинуть этот мир. Ну и элементарный голод гнал меня к жилью. Чужой мир чужим миром, но еда здесь должна была быть по закону жанра.
С такими мыслями я двинулся по той же тропинке, по которой ушли рысь и лисица.

Держась тропинки, я увидел, как приближаюсь к сельским домикам. Они выглядели настолько хрестоматийно и картинно, что я уже начинал думать, что попал в какой-то идеальный мир. Впрочем, это было только первым впечатлением. Приглядевшись, я увидел, что выглядевшие издалека красивыми ставни, наличники и стены вблизи оказались покрыты трещинами. Дерево порой было откровенно гнилым и со следами от древесных червей. Некоторые ставни покосились и висели на одной только петле. К счастью, не все или даже далеко не все домики выглядели настолько ужасно. Большая часть выглядела добротно и вполне прилично.
Слева от себя я заметил холм, который возвышался над деревней. Так как я находился только на окраине поселения, где густо рос лес, я оставался незамеченным. Решив, что сверху все будет лучше видно, я начал взбираться по холму, который оказался неожиданно круче, чем я думал. Чехол с гитарой сильно мешался, но я не мог его бросить, поэтому, скрипя зубами, лез наверх, придерживая его лапами.
Наконец я оказался на вершине. Отсюда вся деревня была видна, как на ладони. Именно в этом месте ширина лесной полосы была маленькой, в отличие от того места, где я очнулся, и после вырубленного участка, на котором располагалась деревня, шел небольшой участок леса, а потом начинались поля, которые издалека казались зеленоватыми с примесью золота. По всему очищенному от леса участку были разбросаны домики. Некоторые дома выделялись особо. К примеру, сразу была видна кузница, небольшое, но длинное здание, из которого доносился звон металла. Из трубы на крыше кузницы постоянно валил дым. Среди остальных я заметил здание, стоящее особняком и при этом выглядящее намного приличнее остальных. Вероятно, в нем мог проживать глава деревни.
Продолжая осмотр, я неожиданно вздрогнул. Я не сразу заметил, что в деревне стоит импровизированная наблюдательная вышка, представляющая собой один только ствол дерева, без кроны и веток. Я разглядел на нем какого-то фурря. И этот фуррь смотрел на меня.
Первой мыслью было, конечно же, бежать, ибо я не знал, как ко мне отнеслись бы в деревне. Но потом я расслабился. Все-таки, как бы то ни было, здесь жили обычные крестьяне, которым наверняка не захочется убивать любого чужака, который появится у них. Если я правильно понимал, эта деревня была единственным населенным пунктом на ближайшие несколько километров, а то и десятков километров. По крайней мере, со своего холма я не видел больше никакого жилья, кроме того, что было перед моими глазами на вырубленном участке леса.
Зверь на вышке спустился на землю по невидимым с холма ступеням внутри ствола. Вокруг него стали собираться фурри, которые начали оглядываться на холм. Криков и паники не было ни слышно, ни видно, поэтому я решил осторожно спускаться вниз, в деревню.
Пока я медленно сползал по склону холма, чтобы не повредить гитару, ко мне начало приближаться много местных жителей. Пока они держались от меня на почтительном расстоянии. Единственным, кто продолжал идти ко мне, был тот самый дозорный, который первым заметил меня с вышки.
Наконец я спустился с холма, стараясь выглядеть как можно более дружелюбным. Лапы я демонстративно держал на виду, показывая, что безоружен. Чехол, правда, я ревниво завел за спину, чтобы на него не особо обращали внимания. В этот момент я смог, наконец, разглядеть жителей деревни.
Да, я попал в фурри-мир. Я был в этом абсолютно уверен, так как ни одного человеческого лица вокруг себя я не видел – только антропоморфных прямоходящих зверей. Глаза заметили в толпе Расту и Аскольдину, но я решил не обращаться к ним, боясь, что меня могут понять слишком превратно.
Меня встретили изумленные взгляды. Возможно, дело было в моей одежде, которая никоим образом не была похожа на их одеяния. Дозорный, золотоглазый рослый тигр в зеленом костюме, очень напоминавшем одеяние Робин Гуда, был выше меня минимум на полголовы. Впрочем, ростом и я не был обделен – никто из самцов, кроме него, не был выше меня. Он вытащил из-за спины лук, положил на него стрелу и наполовину приподнял его:
– Назови себя.
Он говорил на белибердонском языке, который я умудрялся понимать. Я только хотел произнести свое настоящее имя, как вдруг что-то меня удержало. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из них знал мое настоящее имя, пока я не решу по-другому. Подумав, я сказал свое прозвище «Серебряный Волк» на языке рогнеону:
– Мирпуд В’арф.
Дозорный медленно опустил лук:
– Из каких ты мест?
Мне оставалось только пожать плечами:
– Я не знаю. Я сам очнулся только пару часов назад и не знаю о себе ничего, кроме имени.
Тигр убрал лук за спину:
– Пару часов, говоришь… А откуда ты пришел?
Так, уже хорошо. Названия промежутков времени здесь были такими же, как и в моем мире. Плюс, в меня перестали направлять оружие.
– Я пришел от реки. Я долго шел вдоль нее, пока не наткнулся на вашу деревню.
– Я вижу за твоей спиной инструмент. Ты менестрель?
Только мне захотелось ответить, что я не менестрель, а музыкант, но потом я понял, что в их реалиях слово «музыкант» не употребляется в своем нынешнем значении. Поэтому я кивнул:
– Да, я менестрель. Играю на гитаре и иногда на флейте.
Тигр бросил через плечо:
– Расходитесь. Я поговорю с ним сам.
Пожимая плечами, звери разошлись, не прекращая бросать на меня недоуменно-заинтересованные взгляды. Особенно пристальный взгляд уделили мне Раста и Аскольдина. Я улыбнулся им, и они в ответ зарделись, что казалось невозможным при их мохнатых мордочках. Тигр поманил за собой:
– Пойдем ко мне.
Мы пошли в тот дом, который я первоначально посчитал домом местного главы. Внутри была только одна комната. В дальнем углу, под единственным в комнате окном, стояла импровизированная кровать в виде выдолбленного ствола дерева. Внутри ложе было устлано обычной тканью, которая не выглядела особо мягкой. Слева от входа стоял грубо сколоченный стол, заваленный желтоватой бумагой и слегка потресканным пергаментом. Рядом со столом стояли два стула, вырубленных из цельного пня-кругляка. Справа стоял большой, окованным железом сундук, закрытый на глухой висячий замок. Окно было затянуто чем-то типа слюды, сквозь которую было не очень хорошо видно из-за того, что она была плохо отполирована. Больше в этом домике не было ничего. Тигр подтащил оба пня-стула и сел напротив меня:
– А теперь садись и рассказывай о том, кто ты есть на самом деле и как ты у нас оказался.
Я присел на пень, нетерпеливо помахивая хвостом:
– Я могу знать твое имя?
Дозорный кивнул:
– Старейшина этой деревни Бирн.
– Бирн, я не смогу ответить на все вопросы.
– А ты попробуй.
Я вздохнул:
– Бирн, я расскажу о том, что знаю доподлинно с того момента, как нахожусь в этом мире. После этого попробуем договориться, хорошо?
Тигр откинулся на пне:
– Я весь во внимании.
Я рассказал ему все с того момента, как очнулся в этом мире. Я опустил только рассказ о том, как оказался здесь и то, что я назвал себя подставным именем.
Бирн слушал внимательно и встал с пня, подойдя к окну:
– Правильно сделал, что не стал тогда обращаться к Расте и Аскольдине. Они очень впечатлительные самочки. Однако у меня остался вопрос… Ты явно не маленький детеныш. Судя по виду, тебе лет двадцать, не меньше. Почему же ты ничего не знаешь?
– Может, потеря памяти?
– Тогда бы ты и своего имени не знал, Мирпуд. А ты его помнишь. Не сходится.
Я вздохнул:
– Хорошо, Бирн, я готов рассказать тебе все. Но тогда тебе придется очень сильно поверить в то, что я расскажу, ибо тебе мое повествование покажется невероятным.
Старейшина сел обратно:
– Я слышал много невероятных историй. Не думаю, что ты сможешь меня сильно поразить. Однако я готов тебя выслушать.
И я рассказал ему всю историю с того момента, как нашел тот самый злополучный свиток в университетской библиотеке. Рассказал о том, как создал свой язык. Рассказал о нападении Васи Мажора и гибели моего друга, чья гитара находилась сейчас за моей спиной. Порой Бирн останавливал меня, уясняя для себя какие-то технические детали. Опять же, я не стал говорить, что назвался подставным именем.
Когда я закончил рассказ, старейшина коротко кивнул:
– Ты удивил меня, Мирпуд. Но вопросов у меня стало еще больше. Самый главный я оставлю напоследок. Начнем с первого. Как выглядит жители твоего мира? Как ты их там назвал? Человеки?
– Люди, Бирн.
– Да, люди.
Я встал с пня:
– Я не умею рисовать, поэтому придется показывать на себе. Но, на самом деле, мы очень похожи с вами.
– Я слушаю.
– Мы прямоходящие, также как и вы. Отличие от вас в малом. Во-первых, мы лишены шерсти везде, кроме макушки.
Бирн сделал жест, который в нашем мире назвали бы «рукалицо»:
– Какие же уродины…
– Не поверишь, но выглядит симпатично. Как я уже говорил, шерсть осталась у нас только на голове, и называется она волосы. И они такие же, какие носят ваши самочки.
– Что, такие же длинные?
– Нет, у наших самцов волосы короткие. Также мы еще сохранили как рудимент небольшую волосатость по всему телу.
– Чем же вам так шерсть не угодила, Мирпуд?
– Ну, мы как эволюционировали от обезьян и хотим как можно меньше походить на них.
Бирн расхохотался:
– Обезьян? Вот умора!
Однако, наткнувшись на мой взгляд, тигр перестал хохотать.
– Соответственно, у нас по-другому выглядят морды. Тут я уже не смогу тебе объяснить без рисунка. У нас такие же передние лапы, как и у вас, только нет шерсти и вместо когтей ногти. Это такие пластинки, покрывающие кончики пальцев. Грудь и спина у нас такие же, только без шерсти. У нас нет хвоста вообще. Сохранилась только небольшая косточка на крестце, которая раньше была частью хвоста, но она совсем маленькая и не выдается. А вот ниже колена мы непохожи. У нас опора идет на всю стопу, а не только на пальцы. И у нас по пять пальцев, что на передних лапах, что на задних.
– На всю стопу? Это как?
Я показал на примере себя:
– Ты ходишь, опираясь только на пальцы. Остальная часть, вот до этого места, называется в нашем мире стопой. И мы опираемся на нее полностью.
– Но это же невозможно!
– Мне поначалу тоже было неудобно ходить только на пальцах, ибо я двадцать лет ходил, опираясь на всю стопу.
– Ладно, ладно, верю. Вопрос второй. Что у тебя на левой лапе?
– Это часы, Бирн.
– А почему такие странные?
Ответ на его вопрос у меня был. Я только хотел его сказать, но потом понял, что невозможно будет объяснить селянину принцип работы батареек, электричества и прочего. Пришлось подбирать слова:
– Я говорил тебе про нападение Васи Мажора и той колеснице, на которой он ездил. Эти часы работают на электричестве. Наш мир пошел по техническому пути и у нас уже давно совершенные машины, топливо, нефть, батарейки, аккумуляторы и прочее, что мне придется тебе долго объяснять.
– Не надо. Вопрос третий. В вашем мире есть магия?
– Как бы сказать. Официальная наука ее не признает. Существуют куча шарлатанов, которые делают вид, что владеют магией. Но, на самом деле, она наверняка есть. Мало кто знает, как ей пользоваться. Больше полагаются на технологии, чем на что-то необъяснимое. В общем, я не могу утверждать наверняка.
– Ты сам владеешь магией?
– В том мире я владел телекинезом и мог поджигать предметы. Правда, я не мог управлять своей пиромантией. Осознанно я делал только телекинез, и то он слабенький. Я не мог передвинуть ничего тяжелее стакана. В этом мире я еще не пробовал пользоваться магией.
– И наконец последний вопрос… Тот самый главный, который я оставил напоследок. Ты создал священный язык?
– Я не знаю, как он называется у вас. Да, я создал его полгода назад.
– Свиток, о котором ты говорил, у тебя?
Я вытащил из кармана куртки пергамент и протянул его Бирну. Тот мельком глянул на него и вернул обратно:
– Я не владею священным языком, поэтому не могу его прочесть.
Я повернул голову в сторону окна. За ними было значительно темнее, чем раньше. Я спросил Бирна:
– Я правильно понял, что ваша деревня одна на всю округу?
– До ближайшего селения Катарра почти двадцать миль, если не больше.
– Я могу остаться у вас?
– Попробуй. Но только на эту ночь. Потом я буду думать, что делать с тобой дальше.
Я насторожился:
– Прости?
– Ты не просто проходимец. Нужно отдать тебя Священному Ордену, чтобы они дальше решали твою судьбу.
– Но почему именно я?
– Ты заявляешь, что создал священный язык. А это они просто так не пропустят, поверь.
Я грустно посмотрел на свой бурчащий живот:
– Да я и не ел еще в вашем мире…
Бирн снова встал со стула:
– Значит так. Этой ночью, как я говорил, я дам тебе ночлег и еду. Завтра здесь будет проезжать патрульный отряд нашего короля. Я не могу содержать тебя здесь, ибо нам нужны рабочие лапы, а не менестрель, пускай даже и из другого мира. Я отдам тебя им. Возможно, они найдут, куда тебя пристроить. Наверняка даже, узнав про твою природу, они сами разыщут способ передать тебя Священному Ордену. Правда, звери они прямолинейные и тебе придется убеждать их в своей правоте. Итак, пойдем. Ты уже слышал о Расте, верно?
– Да.
– Остановишься у нее на эту ночь. Обязательно помогай ей по хозяйству, если она попросит, ибо у нее повреждена лапка. Ты это уже видел.
Старейшина пошел к двери:
– И еще одна просьба к тебе. Ни в коем случае не рассказывай никому в деревне о том, что рассказал мне. Все, что ты им можешь рассказать – твое имя и то, что ты странствующий менестрель. Более им знать не надо.
– Но почему?
– Растреплют, как пить дать. И настоятельно рекомендую и всем остальным на твоем пути говорить только имя и то, что ты менестрель. Объясняться ты должен только с теми зверями, которые могут что-то решать, будь то начальник гарнизона или кто-то из служителей Ордена. Простому зверью знать все не полагается. Я понятно объяснил?
– Вполне, старейшина Бирн. Но и у меня есть несколько вопросов к тебе.
– И какие же?
– В каком мире и какой стране я нахожусь?
– Мы называем нашу, как ты говорил ранее, вселенную, Миром Спокойной Воды. Прямо сейчас ты находишься в королевстве Граальстан. До столицы несколько дней пути. Сколько точно – я не знаю.
– А какие страны еще есть в вашем мире?
– Кроме Граальстана есть королевство Меровия, царство Паруссия и государство Кораланды.
– В каких отношениях кто с кем находится?
– Граальстан и Меровия пока находятся в мире. По крайней мере, мы не воевали очень давно. Паруссия держится особняком, но проявляет нейтралитет. А вот Кораланды под властью ордена Проклятых. Название дали высшие иерархи Священного Ордена. Сами они себя называют Cursed.
Я хихикнул:
– Обалдеть, эти проклятые говорят на английском.
Бирн побледнел:
– Ты знаешь язык Проклятых? Ты знаешь энгли;ш?
Ударение он поставил на второй слог. Я пожал плечами:
– Бирн, не допытывайся до меня. Я тебе говорил, что в вашем мире я первый раз. То самоназвание, которые ты им приписал, прозвучало на английском, одном из основных языков моего мира и одним из двух языков, которыми я владею в моем мире.
Тигр вздохнул:
– Допустим, это так. Но ты еще будешь все объяснять Ордену, если тебя передадут ему. К сожалению, я всего лишь деревенский старейшина, и знаю немного. Больше о них ты узнаешь позже. У тебя есть еще вопросы?
– А этот Священный Орден… Это что?
– Это местная религия, церковь и орден вместе взятые. У Ордена свой язык, который ты считаешь созданным тобой.
– Я думаю, что пока хватит. Иначе голова распухнет от новой информации.
– Вот и славно. Пойдем к Расте.
Тигр вышел за дверь, и я пошел за ним. Небо уже было вечерним, но еще было относительно светло, примерно как в восемь вечера летом в России. Нас провожали взглядами, но не решались ничего сказать.
Старейшина прошел глубже в деревню и остановился возле одного из домиков. Подождав, пока я встану рядом с ним, тигр постучал в дверь. Через несколько секунд она открылась, и на пороге стояла уже знакомая мне зеленоглазая рысь по имени Раста. Тигр коротко бросил:
– Он остается у тебя на эту ночь. Если будет нужен по хозяйству – запрягай. Завтра я сдам его патрулю, и его здесь не будет. Да, и покорми его, чем сможешь.
Крестьянка испуганно кивнула. Бирн кивнул и ушел обратно в сторону своего дома. Рысь, тем временем, внимательно рассматривала меня. Наконец она вздохнула:
– Проходи, Мирпуд. Места немного, но тебе хватит, я надеюсь.
Хозяйка похромала внутрь, припадая на правую сторону. Я взял ее под лапу:
– Давай помогу, Раста.
Рысь вздрогнула:
– Откуда ты знаешь мое имя? Бирн сказал?
– Нет. Я случайно подслушал твой разговор с Аскольдиной, когда вы уходили от реки.
– Так вот что за шорох я слышала за деревьям. А я-то думала, что это дикие звери.
Я прошел внутрь, поддерживая Расту. Мы прошли сени и вошли в комнату, которую можно было назвать кухней: в правом углу стояла печь с трубой, выходящей сквозь потолок наверх, стол возле слюдяного окна, тройка стульев. Стены были увешаны полками с различной деревянной посудой. Выглядело все вполне привычно, я бы даже сказал обыденно. Посередине противоположной от входа стены виднелась дверь, которая, по-видимому, вела в другую комнату.
Я помог рыси сесть за стол. Она вытянула больную лапку:
– Ты уже тогда знаешь, что я повредила лапу и теперь временно ослабла. Я могу тебя накормить, но придется тебе слегка побегать. Сначала достань из печи горшок с жарким.
Я скинул куртку и осторожно положил чехол с гитарой возле стены. Оставшись только в футболке и джинсах, я оглянулся в поисках ухвата. Найдя его в углу возле печки, я снял заслонку и вполне ловко вытащил глиняный горшок, накрытый деревянным кружком. Раста кивнула:
– Поставь на стол.
Я выполнил ее просьбу и вернул ухват на место. Рысь продолжила, разминая ушибленную лапу:
– Видишь люк в полу?
Я пригляделся и увидел едва заметный квадрат на полу с небольшим кольцом.
– Открой его и достань слева от лестницы из бочки с одним обручем кусок говядины.
Я поднял взгляд:
– Тот самый подпол, в котором ты ушибла лапу?
– Именно он. Открывай и доставай.
Я присел возле люка и дернул кольцо на себя. Люк остался на месте. Над головой раздался насмешливый возглас крестьянки:
– Не думала, что менестрель будет обделен умом. Щеколду открыть не судьба?
Прокляв себя за непредусмотрительность, я отодвинул щеколду и снова дернул за кольцо. На этот раз люк открылся, и я начал спускаться в прохладу подпола. Перил не было, и мне пришлось спускаться задом наперед, используя ступеньки как перила, ибо лестница была очень крутой. Припасы, стоявшие внизу, слабо освещались вечерним светом. К счастью, у меня оказалось хорошее ночное зрение, и я увидел слева невысокую бочку с одним только обручем. Я снял с нее крышку и спросил:
– Сколько доставать?
– Пару кусков хватит.
Я снял верхние шматы мяса и вернул крышку на место. Возле лаза появилась прихрамывающая Раста, которая взяла куски у меня из лап. После этого я смог вылезти обратно и закрыл люк. Рысь оглянулась на полку с посудой:
– А теперь тарелки.
Я увидел на полке пару неглубоких деревянных тарелок и поставил на стол. Взяв неизвестно откуда появившуюся большую ложку, Раста разложила по обеим тарелкам жаркое и кусок мяса. Запах был очень аппетитным, но я не стремился сразу налетать на предложенное угощение, не желая выглядеть невежей в глазах хозяйки. Поняв тайный намек, Раста кивнула:
– Знаю, ты наверняка голоден. Ешь.
Я взял деревянную ложку и начал есть быстро, но аккуратно. Первая еда в этом мире оказалась очень даже замечательной. Тарелка опустела быстро, и я мог бы съесть еще, но решил, что хватит. Рысь же ела свою порцию вдумчиво, тщательно пережевывая каждый кусок.
Не зная, куда деть посуду, я оставил ее на столе и сел на стул рядом со столом. Я проверил еще раз гитару. С ней было все в порядке. Рысь подняла голову от тарелки:
– Какой необычный инструмент. Похоже на суар. Что это?
Я порылся в закромах своей памяти. Вспомнилась фэнтези-книга Алана Дин Фостера «Чародей с гитарой». Там упоминался инструмент, похожий на гитару и имевший название «суар». Я ответил просто:
– Это суар, особого вида.
Раста хмыкнула:
– Первый раз такой вижу.
Ну естественно, она первый раз видела электрогитару. Рысь взяла тарелки и переставила их на низенький столик рядом с полками для посуды:
– Верни горшок на место.
Я снова взял ухват и вернул горшок в печь. Закрыв заслонку, я обернулся к хозяйке дома. Она посмотрела на меня в ответ:
– Что-то еще, Мирпуд?
Я покачал головой:
– Если нужна еще помощь в хозяйстве, я готов помочь. Если нет – я хотел бы уже пойти спать, если ты не против.
Рысь огляделась вокруг себя:
– Дел я пока тебе дать не могу. Пожалуй, можешь идти спать. На чердаке у меня лежит солома – спи на ней, она свежая. Я задала бы тебе много вопросов, но я уверена, что ты много рассказал Бирну и не хочешь говорить что-либо еще. Я права?
Я усмехнулся:
– Поразительная догадливость, Раста. Как раз именно это я и подумал.
Рысь пожала плечами:
– Это было вполне очевидно.
Она махнула лапами, и я снова помог ей встать. Она похромала к лежащей гитаре и куртке. Гитару она не тронула, однако куртку рассмотрела внимательно:
– Какой загадочный материал. Что это?
– Синтетическое волокно. Смесь полиэстера и хлопка.
Рысь произнесла по слогам:
– По-ли-эс-тер? Что это?
Я вздохнул:
– Лучше тебе не знать, Раста. Иначе мне придется очень долго все объяснять. А мне это не хочется делать второй раз.
Раста долго и внимательно осматривала меня. После этого она передала мне куртку и чехол с гитарой:
– Хорошо, пусть будет так. Пойдем, я провожу тебя наверх.
Я натянул куртку и надел чехол с гитарой на спину. Рысь проковыляла в увиденную мной ранее дверь. За ней была спальня и лестница, которая вела к открытому люку на потолке. Раста показала на лестницу:
– Тебе наверх. Спокойной ночи, Мирпуд.
– И тебе, Раста. Спасибо за сытный ужин.
Рысь зарделась и пошла к своей кровати. Я залез наверх по лестнице. Меня встретил полутемный чердак, посередине которого лежала большая охапка соломы. Сквозь единственное окошко светил уже лунный свет. Про себя я отметил, что луна здесь тоже была, как и солнце. Странным было только то, что лунный свет был не белым, а золотистым. Это поначалу озадачило меня, и мне даже показалось, что я вижу не луну, а что-то другое.
Я скинул с себя куртку и футболку. Джинсы, подумав, я тоже снял. Постелив на солому футболку, я лег на нее сверху и накрылся курткой. Джинсы и гитару я положил сбоку, чтобы во сне случайно не наткнуться на них. Первая ночь в этом мире наступила, и я уже спал, видя во сне все то, что случилось со мной за день.

Я проснулся уже утром. Сквозь слуховое окно на чердаке пробивались лучи солнца. Я потянулся. Солома подо мной была очень мягкой, но, тем не менее, у меня от нее чесалось тело. Оставалось надеяться, в ней не было клопов или кого-нибудь в этом роде.
Я привстал. Футболка подо мной сбилась в один комок, а куртка сползла и лежала в метре сбоку. Не решившись одевать обратно футболку, я подошел к окошку и выглянул наружу. Крестьяне уже занимались своими делами. Я сначала хотел посмотреть на свои часы, но в последний момент понял, что они не будут мне помощником.
Чуть правее я увидел Бирна, который разговаривал со зверем в одежде лесного следопыта. Видимо, это был как раз тот патруль, о котором он говорил вчера. Несмотря на то, что у меня был хороший слух, я не слышал того, о чем они говорили, о чем я очень сильно жалел – их разговор был бы мне интересен.
В отчаянии я щелкнул пальцами и продолжил следить за ними. Неожиданно в моей голове раздался голос, который принадлежал Бирну:
–… вызнавать все от него.
– Не все так просто, старейшина Бирн. Он чужак, который неизвестно откуда появился в этих краях. Я должен знать о нем все, что возможно.
– Лар Пульса, дело не только во мне, но и в нем. Я не думаю, что у него будет желание рассказывать о себе.
Я поперхнулся. Это что, я слышу их разговор? Я всего лишь… щелкнул пальцами? Серьезно?
Тот, кого назвали Пульсой (я подозревал, что «лар» – это титул или обращение), продолжил:
– С ним мы сами разберемся. Где он у вас?
– Остановился на ночь у Расты.
– Так, пусть он ест и едет со мной.
Разговор прекратился. И меня снедали неприятные чувства. Почему-то этот Пульса не вызывал у меня дружеских чувств. И то, что он пришел один, тоже не успокаивало меня. Вдруг рядом с деревней находится целый дозор, которым он управляет?
Я в спешке натянул всю одежду и буквально скатился вниз, прижимая к себе чехол с гитарой. Расты уже не было дома, и на столе была накрытая бумагой тарелка. Открыв ее, я увидел то самое жаркое с мясом, которое мне дала вчера на ужин хозяйка дома. Мысленно поблагодарив ее, я начал есть, постоянно косясь на дверь, где в любой момент могли появиться Бирн и Пульса.
Видимо, я ел очень быстро, и парочка зашла в домик, когда я уже откладывал тарелку и ложку в сторону. Бирн, первым появившийся в проеме, сказал:
– Мирпуд, я привел к тебе лара Пульсу, который забирает тебя в свой патрульный отряд.
За ним в дверях появился невысокий и жилистый барсук, который нес за спиной короткий меч и круглый щит. Его внимательные черные глазки осмотрели меня с лап до головы:
– Какая странная одежда. Хотя, менестрели всегда отличались тем, что наряжались Проклятый знает во что.
Закончив осмотр, барсук скривился:
– Я надеюсь, ты кроме суара держал что-нибудь в лапах?
Я пожал плечами:
– Я не воин.
Пульса сплюнул:
– Лишний болван в отряде. Хрен с тобой, выходим.
Когда мы выходили, Бирн задержал меня и произнес тихо, чтобы Пульса не слышал:
– Он не знает о том, что ты из другого мира. Все, что я ему сказал – ты менестрель по имени Мирпуд В’арф. Имя его удивило, говорю сразу. Постарайся не давать им поводов сильно расспрашивать тебя. Помни: ты можешь открыться только служителям Ордена или тому зверю, которому будешь доверять. Намек понят?
– Вполне.
Уже на улице Пульса неожиданно надел мне на лапы кандалы. Я поперхнулся:
– Не понял?
– Ты теперь пленный, волчара.
Я с мольбой в глазах обернулся к Бирну, но тот только беспомощно опустил глаза:
– Ничем не могу помочь, Мирпуд. Прости.
Подумав, он тихо шепнул:
– Мирпуд, если что, возвращайся сюда. Я всегда буду рад тебя принять.
Я слабо улыбнулся и обреченно побрел за барсуком, сожалея о том, что вообще пришел в эту деревню.

Некоторое время, примерно минут пять, мы шли молча. Но потом я не выдержал:
– Лар Пульса?
Барсук, не сбавляя шага, ответил:
– Слушаю.
– Так все-таки, почему я в кандалах. Я арестован? Я что-то нарушил?
Воин проворчал:
– Для безопасности, Мирпуд. Я ничего о тебе не знаю, и объяснения Бирна были очень туманными. Пока я не решу, что ты безопасен, ты останешься в них. Радуйся, что я тебе и на задние лапы кандалы не нацепил.
Я понял, что с барсуком разговора не добьешься, и продолжил идти вперед, держа лапы вытянутыми перед собой на манер Майкла Джексона из клипа «They don’t care about us».
Мы вышли из узкой полосы леса и оказались на дороге, где стоял обоз, который состоял из телеги, запряженной парой быков. Рядом с телегой стоял снаряженный гнедой конь, всхрапнувший при виде Пульсы. Звери, сидевшие на телеге, вскочили при появлении Пульсы. Взгляды их выражали облегчение и озадаченность одновременно.
Мельком я осмотрел обоз. Я увидел четверых: возницу, пожилого козла в запыленной и поношенной одежде неопределенного вида, молодого хорька в зеленом плаще и луком за спиной, сурового с виду льва средних лет в объемной серой рубахе и серых же штанах, который безразлично начищал страшного вида топор и молодую гиену-брюнетку в свободном одеянии красноватого цвета. Хорек спросил:
– Кто это, лар?
Барсук толкнул меня в спину, и я едва не влетел в борт телеги:
– Пленный, которого вчера встретил старейшина деревни Ларродаг.
Лев оценивающе посмотрел на меня и опять вернулся к чистке топора. Гиена увидела у меня за спиной чехол и произнесла слегка хрипловатым, но приятным голосом:
– Менестрель? И что в нем опасного?
Пульса презрительно фыркнул:
– Самая умная, Ласса? Кто здесь командир: я или ты?
Ласса пристыженно села обратно:
– Конечно, вы, лар Пульса.
Барсук снова толкнул меня в спину:
– Полезай в телегу.
Хорек помог мне забраться и усесться на соломе, которая устилала дно телеги. К счастью, место хватало, чтобы я не мешался никому из трех зверей, сидевших рядом. Барсук вскочил в седло:
– Потихоньку возвращаемся в столицу.
Возница очнулся и взмахнул вожжами. Быки перестали сопеть и потянули за собой телегу. Пульса пустил своего коня шагом, чтобы не обгонять обоз.
Лев тихо отодвинулся на край телеги, не проявляя никакого интереса к моей персоне. Рядом со мной остались только Ласса и хорек-лучник. Он посмотрел на меня и протянул лапу вперед, растопырив пальцы и выставив ладонь так, как будто пытался остановить что-то, движущееся на него:
– Рамзи.
Похоже, это было какое-то местное приветствие, равносильное рукопожатию. Я решил, что ничего страшного не случится, и протянул ладонь так, как было принято в моем мире. Рамзи удивленно посмотрел на мою лапу:
– Что это?
Я пожал плечами:
– Это такой способ приветствия. Я показываю, что мои ладони пусты и в них нет оружия.
Хорек неуверенно вытянул ладонь так же, копируя меня. Поняв, что он не представляет того, что я от него хочу, я сам пожал ему лапу. Через пару секунд хорек понял принцип и тоже пожал мне лапу. Правда, его взгляд все равно остался озадаченным:
– Никогда не видел такого приветствия.
– А я никогда не видел твоего.
Рамзи склонил голову:
– Что-то ты странный. Как тебя зовут?
– Мирпуд.
– Странное имя, никогда не слышал.
Я задумался и задал вопрос:
– А как я должен был ответить на твое приветствие?
Хорек всеми силами пытался сохранить обычное выражение морды:
– Вытягиваешь правую лапу так же, как это сделал я, и прислоняешь ее к моей ладони, перекрещивая пальцы.
Я поднял голову и посмотрел на льва:
– А тебя как зовут?
Лев проигнорировал меня, продолжая наводить блеск на оружии. Рамзи ответил:
– Мы называем его Молчаливым. Говорит редко и только по делу.
– А почему он говорит редко?
– Он не говорит.
Я признал справедливый юмор этого ответа и не стал более доставать льва. Хотя, скорее всего, причина была весьма банальной: лев показывал всем своим грозным видом, что разговаривать не собирается. Мало этого, еще и мог задать трепку тому, кто побеспокоит его без веской причины.
Я придвинулся поближе к Рамзи и Лассе:
– А кто вы вообще? Просто меня схватили и заковали в кандалы настолько резко, что я не успел ничего понять.
Гиена откинулась на борт, отчего ее грудка под красноватым одеянием начала выпирать дальше:
– Патруль из столицы. Один из многих, который проверяет окрестности и связывается со старейшинами деревень, чтобы всегда иметь информацию о любых подозрительных происшествиях.
Я обернулся и, убедившись, что ни Молчаливый, ни Пульса нас не слышат, тихо произнес:
– Я вообще не понимаю, за что меня взяли. Я всего лишь бродячий менестрель.
Рамзи усмехнулся:
– Был бы ты простым менестрелем – тебя не взяли. Но, видимо, старейшина деревни преподнес тебя как нечто необычное. Да и твоя одежда, я бы сказал, весьма странная.
Хорек вместе с Лассой начал внимательно осматривать и ощупывать мои джинсы и куртку. Не скажу, что это меня обрадовало, но я понимал их интерес и старался как можно спокойнее ко всему относиться. Гиена сверкнула черно-желтыми глазами:
– Как называется такая ткань? Я про твои штаны.
– Джинсы.
Парочка переглянулась с недоумевающими взглядами:
– Джинсы? Что за слово?
Я махнул лапой:
– Не забивайте голову.
Ласса задумчиво посмотрела на мою куртку, которую я сложил рядом:
– А она?
– Смесь хлопка и еще одного материала, название которого вам ничего не скажет.
– Подумать только, какую красивую одежду из хлопка можно сделать.
Я усмехнулся:
– А футболка тебя не удивляет?
– Я видела такую одежду у охотников, так что не удивишь.
Я решил сменить тему:
– Не знаете, что со мной могут сделать? Я же пленник?
Рамзи снял со спины лук и начал проверять тетиву:
– Тут никто тебе не скажет. Не смотри, что ты в кандалах – это просто мера предосторожности, не более. Возможно, тебя отпустят в столице, когда решат, что ты неопасен.
Неожиданно раздался окрик Пульсы:
– Засада!
Рамзи мгновенно вскинул лук, выискивая цель среди деревьев слева по пути нашего движения. Молчаливый положил свой топор в обе лапы и спокойно покачивал его как маленького ребенка, смотря вперед. Барсук успел остановить обоз и спешиться с коня, отступая к телеге и одновременно вытаскивая из-за спины щит и меч. Гиена распласталась на соломе, поглядывая сквозь щели в борте. Козел, испуганно поглядывая по сторонам и жалобно блея, уселся за колесом телеги, сжавшись в комок.
С гиканьем из леса выбежали около пяти зверей в поношенной одежде, вооруженные самодельными топорами, мечами и прочим холодным оружием. Их поначалу поддерживал лучник, засевший в кроне дерева, но Рамзи оперативно снял стрелка, и на землю свалился заяц с торчащей из груди стрелой. Первый из нападавших попробовал напасть на Пульсу, но тот, оглушив его щитом, попросту снес разбойнику голову, которая покатилась по дороге.
Сразу же в бой вступил Молчаливый. На противников он особо не обращал внимания. Просто сделал свинг своим страшным двуручным топором – и еще одного разбойника попросту разрубило пополам.
Один из нападавших попробовал напасть на меня. У меня не было навыка боя, поэтому я поднял цепь кандалов над собой, ловя удар на нее. Дальнейшее происходило, словно по наитию. Меч разбойника приземлился на мою цепь и запутался в ней. Я, недолго думая, врезал ему между лап. Разбойник взвыл от боли и выпустил меч, который сразу же упал на дорогу с металлическим звуком. Вложив все силы в удар, я врезал ему по морде кандалами. Удар вышел знатный: с окровавленной мордой нападавший рухнул на дорогу и затих.
Ласса сделала какой-то жест и один из двух оставшихся нападающих загорелся, истошно вопя. Молчаливый ткнул наконечником топора горящего зверя, отталкивая разбойника. Оставшийся в живых нападавший, линяющий опоссум, выронил алебарду и мелко затрясся, подняв лапы вверх. Без лишних церемоний Пульса схватил его за шиворот:
– Кто вы?
Опоссум еле смог выговорить, дрожа от страха:
– Ле… ле… лесные Бра… тья.
– Много вас еще?
– Нет. Па… патрули нас раз… разбили почти полно… полностью.
Пульса молча проткнул опоссума мечом. С глазами, полными ужаса, разбойник упал на дорогу и затих. Заметив, что оглушенный мной разбойник все еще шевелится, Молчаливый ткнул навершием топора, превращая голову выжившего в месиво. От увиденного я потерял дар речи. Нет, я никогда не боялся крови и разбросанных внутренностей. Но, все равно, зрелище было не для слабонервных – увидеть столько убийств в единицу времени…
Пульса оглянулся:
– Все целы?
Рамзи и Ласса были в полном порядке, ибо они не вступали непосредственно в контактный бой. Молчаливый потер царапину на плече и без слов вернулся в телегу, предварительно вытерев лезвие топора об одежду одного из убитых. У самого Пульсы треснул щит, но сам он не получил ни царапины. Из-за телеги показалась голова возницы. Проблеяв что-то жалобное, он вернулся на свое место.
Успокоив коня, Пульса вернулся в седло. Мы сели в телегу, и обоз двинулся дальше, оставляя после себя двоих разрубленных, одного раздавленного, одного сожженного и одного проткнутого разбойника, не считая убитого Рамзи стрелка.
Почти сразу я восхищенно посмотрел на Лассу, позабыв даже о том, что кандалы еще были на моих лапах:
– Так ты волшебница!
Гиена скромно потупила глазки:
– Да что уж там, начинающая пиромантка. Магесса из меня достаточно посредственная.
Я обернулся, посмотрел на возницу и тихо спросил Рамзи:
– А кто этот козел?
Хорек махнул лапой:
– А, немой по имени Тарик, который постоянно правит нашей телегой. Я не знаю, откуда он взялся. Когда я только пришел сюда, в патрульный отряд, он уже был. Может, Пульса или Молчаливый знают о нем, но, сам понимаешь, я стесняюсь их спросить.
Отвернувшись от парочки, я сел рядом с Молчаливым, наблюдая за тем, как тот продолжает полировать свой топор. Похоже, это было у него своеобразным ритуалом, который помогал льву расслабиться. Только теперь я смог внимательно осмотреть Молчаливого.
Как и любой самец его вида, он обладал песочной шерстью и русой гривой, которая обрамляла его суровую морду. Глаза желтого цвета смотрели оценивающе, как будто он следил за интересующим его предметом. Подняв взгляд, он около секунды осматривал меня, а потом опустил взгляд обратно на лезвие. Я тоже посмотрел на топор. С виду оружие было не самым простым: металл был покрыт каким-то орнаментом в виде того, что я назвал бы при хорошем воображении арабской вязью. Навершие топора была выполнено в виде небольшой импровизированной наковальни, которая идеально подходила для того, чтобы превращать голову лежащего воина в месиво. Не прекращая натирать топор, Молчаливый впервые подал голос:
– Нравится?
От неожиданности я едва не подпрыгнул. Я никак не ожидал, что у льва такого сурового вида может быть приятный и мелодичный голос, который я могу описать только словом «бархатный». Я сдавленно кивнул, пытаясь оправиться от шока. Усмехнувшись, Молчаливый вернулся к своему занятию, больше не произнося ни слова. Наверное, стоило бы в такой ситуации спросить его имя, но что-то подсказывало мне, что ответа я не получу.

День уже приближался к вечеру. Рамзи вздохнул:
– Не успеем мы до столицы до вечера, ох, не успеем…
В голове сразу же возник логичный вопрос:
– А где же вы тогда будете ночевать?
В разговор вступила Ласса:
– Обычно мы ночуем в ближайшей деревне, которая оказывается вечером по пути следования. Крестьяне всегда нормально принимают нас и дают ночлег, потому что знают, что мы не бездельничаем, а охраняем их покой. Если погода теплая, то можем и прямо на дороге заночевать. Правда, в таком случае приходится устанавливать дежурство на ночь, но это все равно не самое худшее, что может быть.
– А что, бывает и хуже?
– Ну так зимой, когда не находишь деревни, где можно остановиться на ночь, приходится жечь большие костры и следить за тем, чтобы ночью они не погасли. Вот это самое плохое. Чуть не уследишь – и утром никто не проснется.
Я почувствовал урчание в своем животе. Пусть завтрак был очень сытным, но мы ехали уже порядочное количество времени, и я успел проголодаться.
– А поесть можно?
Рамзи хихикнул:
– Уже слышу, что ты голоден. Сейчас.
Хорек засунул лапы в солому и вытащил оттуда завернутый в ткань кусок хлеба и вяленую рыбу. Неожиданно рядом с нами оказался Пульса верхом на коне:
– Я разрешал вам кормить пленника?
Рамзи и Ласса застыли. Поняв, что мне придется понаглеть, ибо этот барсук уже давно раздражал меня, я демонстративно взял из лап Рамзи кусок хлеба, положил на него рыбу и откусил от импровизированного бутерброда, говоря с набитым ртом:
– Я не раб, а пленник, лар Пульса. Я хочу есть и имею на это полное право. Я не думаю, что вам нужно, чтобы в обозе ехал рыдающий волк, который будет размазывать слезы и сопли по морде, умоляя дать ему хоть черствую корочку, иначе он умрет с голоду и будет пугать достопочтенных воинов видом сдохшего зверя. Поверьте, я умею очень натурально ныть и действовать всем на нервы. Не советую проверять мои артистические данные. Последний, кому я демонстрировал свое нытье, сошел с ума.
К концу моей шутливо-серьезной тирады Ласса и Рамзи уже давились со смеху, едва не вываливаясь из телеги прямо на ходу. Даже Молчаливый отложил топор в сторону и улыбнулся, слушая мою речь. Реакцию Тарика я не мог точно оценить, ибо тот сидел к нам спиной, правя телегой, хотя, подозреваю, его подрагивающие плечи могли подразумевать то, что он тоже смеялся.
Пульса побагровел и, ничего не сказав в ответ, вернулся на свое место перед едущей телегой. Когда он отъехал, хорька и гиену прорвало, и они начали безудержно угорать над моей речью, абсолютно не страшась того, что Пульса их слышат. Молчаливый оставался в более приличном виде, но даже его так и подмывало засмеяться по-настоящему, а не изображать звериную версию Моны Лизы с ее легкой полуулыбкой.
Впрочем, все быстро успокоились. Молчаливый взял топор обратно в лапы и продолжил его полировать. Рамзи и Ласса вытерли глаза от слез. Хорек размазал их по морде:
– Ну ты его и уел, Мирпуд. Над ним давно так никто не потешался.
Неожиданно лучник стал серьезным:
– Правда, теперь будь аккуратен. Пульса из тех зверей, которые так просто не прощают обид. Нет, он тебя не убьет, естественно, но жизнь может изрядно попортить.
Я посмотрел на спину барсука, ехавшего впереди. Его плечи были слегка поникшими, и мне почему-то стало его немного жаль. Тем не менее, я не собирался извиняться перед ним. Зазвенев кандалами, я улегся на дно телеги. К сожалению, из-за кандалов я не мог снять со спины чехол с гитарой, поэтому мне пришлось лежать так, чтобы случайно ее не повредить. Я закрыл глаза и заснул через некоторое время. Последнее, что я помнил – темнеющее вечернее небо.

Очнулся я оттого, что меня расталкивал Рамзи:
– Мирпуд, вставай!
Я медленно сел на дне телеги, зевая:
– Что такое?
– Успеешь еще поспать. Мы приехали в деревню Моррада. Здесь мы заночуем и завтра доедем до столицы.
Я стал двигаться слегка активнее. Мой желудок начал подозревать, что его скоро накормят. Хотя, происшествие с ларом Пульсой несколько колебало мою уверенность, но я рассудил, что барсуку не было абсолютно никакого понта морить меня голодом. Наверняка он держал меня в отряде не для мебели.
С помощью Лассы я слез с телеги. Моим глазам открылась деревня, которая выходила прямо к дороге, на которой остановился обоз и конь Пульсы. Домики здесь выглядели лучше и опрятнее, чем в деревне Ларродаг. Барсук уже стоял чуть вдали, разговаривая с каким-то зверем, про которого я мог сказать только то, что он, будучи самцом, обладал седыми волосами. Видимо, это был самый настоящий старейшина (в отличие от Бирна, который наверняка был опытным, но недостаточно старым). Старейшина кивнул, и Пульса вернулся назад. Пристально посмотрев на меня, он вытащил ключ и снял с меня кандалы. Я растер запястья, на которых отпечатались следы железа:
– Я теперь свободен?
Пульса скривился:
– Только на эту ночь, волчара. Утром ты снова наденешь кандалы и не снимешь их вплоть до столицы.
Повесив кандалы себе на пояс, барсук продолжил:
– Ночуем здесь. Ласса, ты остаешься пока караулить Мирпуда. Остальные за мной!
Я с Лассой остался на месте, а возница, лучник и воин пошли следом за командиром. Я удивленно оглянулся:
– Куда это они?
– Наверняка пошли выбирать дома, где мы остановимся. Мы никогда не останавливаемся в одном доме, что не разорять его владельца, которому будет не с лапы кормить сразу несколько пастей вместо одной-двух. Плюс еще теперь и ты нарисовался. Хорошо, что нас как раз три пары. Наверняка Пульса разбросает нас по трем домам.
Я остался ждать. Жители деревни с интересом поглядывали на меня. Особенно пристально они рассматривали мою одежду. Правда, к их чести, они делали это на расстоянии, не приближаясь ко мне.
Устав ждать, я спросил Лассу:
– У меня к тебе есть вопрос. Надеюсь, ты не воспримешь его странно и ответишь так, как будто он абсолютно нормальный.
Гиена обернулась, глядя с некоторым сомнением:
– Я постараюсь, Мирпуд.
– Где я нахожусь? Я знаю только то, что в Граальстане. Но где именно?
Гиена, к чести ее будет сказано, осталась невозмутимой:
– Мы находимся где-то недалеко от столицы Граальстана, Ландара.
Эта информация не дала мне ровным счетом ничего. Зачем я вообще задал этот вопрос? Ласса поняла мои сомнения и задала прямой вопрос:
– А к чему ты это спросил?
Мне пришлось соврать:
– Чтобы почувствовать себя увереннее.
Магесса покачала головой:
– Странный ты, Мирпуд. Чувствовать себя увереннее, услышав название столицы? Ты родом оттуда?
На этот раз я признал:
– Точно не оттуда. И даже не из Граальстана. Но я не могу сказать, откуда я.
Зрачки у Лассы изумленно расширились:
– Ты из Кораланд?
Поначалу я опешил, ибо в моем понимании Кораланды были таким же государством, как и остальные три. Но, освежив в памяти краткий географический экскурс Бирна, я вспомнил, что в Кораландах всем заправляет этот загадочный культ, Проклятые. Видимо, их боялись, как какого-то зла. Тогда реакция Лассы было вполне понятна. Я поспешно успокоил ее:
– Я клянусь тебе, что я не из Кораланд и ничего не имею общего с Проклятыми, если ты об этом.
Зрачки гиены вновь стали нормальными:
– Я верю тебе, Мирпуд. Так все-таки, откуда ты? Из Паруссии? Меровии?
Я вздохнул:
– Прости, я не могу этого сказать. Пока не могу. Эта информация не для всех. Может, когда-нибудь ты узнаешь ее, но не сейчас.
Ласса зачесала пряди своих темноватых волос за ушки и кивнула:
– Если не хочешь – не рассказывай. Я надеюсь, что ты не хранишь страшную тайну.
Незаметно вернулся Пульса вместе оставшимся отрядом:
– Я договорился с тремя домохозяевами. Они примут по двое зверей каждый. Но вот кормить они нас не будут. К счастью, здесь есть таверна, так что с голодухи не помрете. Ласса, ты остаешься с Мирпудом. Остальные уже знают, с кем остаются. А теперь в таверну, ужинать!
Мы вшестером пошли в середину деревни и зашли в местную таверну. Судя по всему, эта деревня (вот черт, девичья память, забыл название) была не такой удаленной, как деревня Бирна и могла быть, теоретически, каким-нибудь перевалочным пунктом. Иначе в таверне не было бы смысла.
Внутри меня ждала хрестоматийная картина, которую я представлял по фэнтези-книгам, прочитанным мной в огромных количествах – слегка закопченные деревянные балки, деревянные же стены, грубоватые столы и такие грубоватые стулья. Под потолком висела импровизированная люстра, сделанная из тележного колеса. В него были вставлены по кругу около двадцати свеч, которые неплохо освещали таверну. Стойка располагалась не напротив входа, как обычно, а правом углу от входа. Между столами и стойкой было свободное пространство, где можно было при желании танцевать, никому не мешая.
Хозяин таверны, угрюмый бык, засопел:
– Приветствую вас, воины.
Пульса ответил на его приветствие взмахом лапы. Бык продолжил:
– Я знаю, что вы здесь ненадолго, но кормить бесплатно я вас не буду. Деньги наличными и на месте.
Барсук закатил глаза и снял с пояса звенящий кошель, который был показан хозяину. Бык кивнул:
– Вопросов нет, достопочтенный лар. Выбирайте любые места.
Пульса выбрал стол в дальнем углу, за которым как раз стояло шесть стульев. Пока мы рассаживались, в таверну ввалились жители деревни. Судя по всему, всем предстоял ужин, поэтому в нашу сторону если и косились, то только на меня. Эти взгляды меня начинали раздражать. Впрочем, я молчал, чтобы не нарываться на разборки.
Пока я думал о своем, нам принесли ужин. Пульса не спрашивал меня, что я буду, и дал мне то, что сам посчитал нужным. А стояло передо мной какое-то варево с мясом неопределенного происхождения, мелкая картошка с какой-то зеленью и слегка пережаренный бифштекс. Несмотря на непрезентабельный вид, еда была вполне сносной. Все, кроме Тарика, ели то же самое. Возница же меланхолично жевал капустные листы, которые отрывал от целого кочана, лежащего перед ним на столе. Не знаю, был ли Тарик вегетарианцем, или нет. Возможно, что у возницы по жизни было такое грустное выражение морды, в силу возраста или своей видовой принадлежности.
Я почти доел свой ужин, когда из толпы донеслось:
– Эй, менестрель, сыграешь нам что-нибудь? Или споешь?
На меня сразу же уставилось куча внимательных глаз, ждущих от меня действия. Я почувствовал себя неуютно. Играть им музыку моего мира? Не самая лучшая идея. И это притом, что я у меня с собой только гитара.
После раздумий, я ухмыльнулся. А чме шут не чертит, как было сказано в одной книге. 
Я встал из-за стола под одобрительные возгласы таверны и прошел на свободное пространство между столами и стойкой. По пути я открыл чехол. Гитара на месте. Я ощутил еще несколько предметов в карманах чехла, которые не замечал раньше. Порывшись немного, я улыбнулся и мысленно поблагодарил своего погибшего друга: в одном из кармашков я нашел флейту. Это давало мне идею того, что я буду исполнять. В другом кармане я нашел полный флакон спиртовой туалетной воды без маркировки и обычную полную зажигалку из синей прозрачной пластмассы. Я вытащил флейту и положил чехол с гитарой возле стены за собой.
Неожиданно ко мне подошла Ласса и протянула какой-то небольшой предмет, похожий на серебряную ручку. Я удивленно спросил:
– Что это?
Гиена скромно потупила глазки:
– Это артефакт под названием «музыкальный помощник», который я всегда носила с собой. Он позволяет звучать музыке, которую ты слышишь в своей голове, но не можешь сыграть из-за отсутствия нужных инструментов. Единственное ограничение – ты должен играть хотя бы на одном инструменте из той музыкальной гаммы, которая прозвучит.
Я благодарно взял протянутый артефакт:
– А как им пользоваться?
– Просто сосредоточься на музыке, и она заиграет. Не будет звучать только тот инструмент, на котором ты будешь играть. Я, к сожалению, не менестрель, не умею ни играть, ни петь. Но тебе, я думаю, он пригодится.
Ласса мило улыбнулась и ушла обратно за стол. Я взглянул на артефакт и заткнул его на манер ручки в нагрудный карман своей куртки. С таким приборчиком у меня не было сомнений по поводу того, что я буду играть. Единственная беда была в том, что придется петь и играть на флейте почти одновременно.
Я снова посмотрел в зал. Жители деревни продолжали смотреть на меня, ожидая музыки. Я вздохнул и начал играть на флейте. Полученный эффект поразил меня. Как и обещала Ласса, музыка нужной мне песни играла так, как я себе ее представлял, не фальшивя. Казалось, что по всему периметру таверны стояли очень качественные динамики, которые наполняли помещение музыкой. Я отдался ей и продолжил играть на флейте, подбираясь к тексту.
Убрав флейту от губ, я начал петь под аккомпанемент музыки из артефакта:

В этом мире я гость непрошеный,
Отовсюду здесь веет холодом.
Не потерянный, но заброшенный –
Я один на один с городом.

Среди подлости и предательства
И суда на расправу скорого,
Есть приятное обстоятельство –
Я люблю тебя, это здорово…
Это здорово…
Это здорово…

Я окинул взглядом зал. Все слушали внимательно и не выказывали никакого неудовольствия. Приободренный, я убрал флейту от губ и продолжил:

Я навеки останусь, видимо,
В этих списках пропавших без вести.
На фронтах той войны невидимой –
Одаренности с бесполезностью.

Всюду принципы невмешательства,
Вместо золота плавят олово.
Но есть приятное обстоятельство –
Я люблю тебя, это здорово…
Это здорово…
Это здорово…

Глаза многих жителей были мечтательными и слегка печальными. Ласса уже сидела с влажными глазами. Пульса взирал на мое выступление с заинтересованностью. Молчаливый скрывал свои эмоции, и поэтому я не мог понять, что он ощущает. Тарик закрыл глаза и слушал. Только прядающие ушки возницы выдавали его интерес. Рамзи положил голову на лапы и внимательно смотрел на меня.

В царстве глупости и стяжательства,
Среди гор барахла казенного,
Есть приятное обстоятельство –
Я люблю тебя!..

Я навеки даю обязательство,
Что не стану добычей ворона!
Есть особое обстоятельство –
Я люблю тебя!

Я люблю тебя, это здорово!..
Это здорово…
Это здорово…

Я доиграл последнюю партию и опустил флейту. Одновременно затихла музыка. Наступила пауза секунды в две-три. Я уже начал опасаться, что сейчас произойдет что-то плохое. Но потом грянули аплодисменты. Резкие, внезапные. Поначалу они напугали меня, но потом я оправился от шока. Аплодировали все. Кроме Молчаливого. Лев просто по-доброму улыбнулся, когда я остановил свой взгляд на нем.
Я вытащил из кармана музыкального помощника и вопросительно посмотрел на Лассу. Гиена вытерла влажные глаза и взмахом лапы показала, что я могу оставить артефакт у себя.
Меня упрашивали сыграть еще что-нибудь, но я понимал, что больше в этот вечер не могу исполнить ничего. В конце концов, жители отстали от меня и вернулись к своему ужину, который успел остыть за время импровизированного концерта.
Я сел обратно за стол, захватив чехол с гитарой и положив флейту обратно в кармашек. Первой подала голос Ласса:
– Мирпуд, это просто волшебная песня. Если бы ты пел ее девушке, я гарантирую, что она не смогла устоять перед тобой. Ты пел ее кому-нибудь раньше?
– Нет, я ее исполнил первый раз.
Гиена мечтательно улыбнулась:
– Я плакала и радовалась одновременно.
Рамзи смущенно улыбнулся:
– Присоединюсь к нашей магессе. Я никогда не слышал эту песню, но ее автор мастер.
Я развел лапы, предвидя вопрос хорька:
– Автор не я.
Лучник закрыл пасть. Видимо, я ответил на его вопрос, который Рамзи намеревался задать только что. Пульса смягчился:
– Как воин ты может и посредственный, но менестрель ты знатный. Я слышал много песен, которые исполняли менестрели, но эту я не слышал ни разу. Кто ее придумал?
Я замялся:
– Лар Пульса, я не могу этого сказать. Одно могу сказать – автор не я.
Барсук придирчиво посмотрел на меня, но ничего не произнес. Молчаливый просто показал большой палец вверх. Что же, высокая оценка от вечно молчащего сурового воина. Тарика я намеренно не упоминал, ибо что можно было спросить у немого? Но, похоже, возница тоже был доволен.
Барсук что-то шепнул магессе. Она встала из-за стола и подошла к начальнику. Тот что-то произнес спокойным тоном, и Ласса согласно кивнула. Гиена посмотрела на мою опустевшую тарелку:
– Мирпуд, пойдем в дом, ко сну готовиться.
Я встал, провожаемый одобрительными возгласами жителей деревни. Вместе с Лассой мы вышли наружу. Магесса обошла таверну и пошла вглубь деревни. Было достаточно темно, но Лассу я видел хорошо.
Гиена подошла к одному из домов, очень похожему на тот, в котором я провел прошлую ночь. Дверь открыл приземистый заяц в расстегнутой рубахе:
– А, вы… Что же, проходите на чердак.
Я вздохнул… У всех ли фуррей была мания размещать гостей на чердаке или мне попадались только такие образчики? Мы прошли сквозь дом к лестнице, ведущей наверх. Я пропустил Лассу вперед и поднялся за ней, страхуя ее, чтобы она не упала с крутой лестницы.
Наверху была стандартная картина: большая охапка соломы и небольшая лампа, которую я мог бы назвать керосиновой. По крайней мере, она был похожа на керосиновую.
Гиена смущенно улыбнулась:
– Отвернись, пожалуйста. Я переоденусь.
Только сейчас я заметил, что Ласса носила с собой какой-то холщовый мешок на лямке. Я отвернулся и для верности закрыл глаза лапами.
После минутного шороха прозвучал хрипловатый голос магессы:
– Можешь оборачиваться.
Я открыл глаза и повернулся к гиене. Теперь она была одета в какое-то подобие ночной рубашки беловатого цвета и такого же цвета полотняные штаны. Только сейчас я смог внимательнейшим образом разглядеть Лассу, чего еще я не делал в тот день по разным причинам.
Вот скажите мне: какой эпитет вы придумаете для описания гиены? Неважно, что вы ответите, но прилагательное «красивая» вы точно не назовете. И, в принципе, будете правы. Но вот Ласса была живым опровержением этого утверждения. И это притом, что она, казалось, ничем не отличалась от обычной гиены, которую никто не назвал бы красавицей. Но даже пятнистая шерстка и характерная форма головы не портили магессу. Возможно, дело было в ее волосах? Не знаю, но на мой вкус Ласса была очень симпатичной фурри-самочкой.
Формами ее также не обидели. Не Семенович, конечно, но ничего так, было на что посмотреть. Пятнистые лапки с подушечками выглядывали из штанин и так и манили, чтобы их почесали и потерли. А ее передние лапки с покрашенными красноватыми коготками (и где она только раздобыла лак?)… Слегка куцеватый пятнистый хвост Лассы был просунут сквозь уже знакомую мне дыру на штанах и медленно вилял из стороны в сторону.
Я резко одернул себя. Так, Макс, спокойнее! Что же ты засматриваешься на первую встречную самочку, аки озабоченный кот в мартовский период? Путем самовнушения я отогнал излишне разбежавшиеся мысли, однако мой осмотр не укрылся от внимательных черно-желтых глазок Лассы:
– Заглядываешься, менестрель?
Я был вынужден признать:
– Да, сознаюсь в сем страшном грехе.
Гиена заливисто залаяла, что обозначало смех:
– Звучишь как проповедник из Ордена.
Я улыбнулся:
– Просто я не особо вглядывался в тебя, пока мы ехали. А теперь, когда никто не отвлекает…
Магесса усмехнулась:
– Потом вглядишься. Тебя размять?
Я задумался:
– А почему бы и нет? Все-таки, не в траве весь день валялся.
Ласса скомандовала:
– Раздевайся до пояса.
Я смущенно снял куртку и футболку, оставшись в одних джинсах. Уложив меня спиной кверху, гиена принялась меня разминать.
Боже, какой это был кайф! Пару раз я ловил себя на том, что уже откровенно урчу и урурукаю от удовольствия, как обычный котенок или щенок. Видя мою реакцию, Ласса только усмехнулась и продолжила массаж.
Через минут десять я был в состоянии желе. Не хотелось никуда вставать. Было только одно желание – спать. Я успел только пробурчать спасибо и мгновенно отрубился.
Я уже не видел того, что гиена переложила меня на солому, подложив футболку, и сама легла рядом, тоже засыпая.

Утром я проснулся в приподнятом настроении. Я потянулся и посмотрел по сторонам. Сразу бросилось в глаза то, что я спал в одних боксерах. Получается, Ласса стащила их с меня, пока я спал.
Сама магесса спала рядом, положив лапу под голову. Во сне она была не менее симпатичной, чем наяву. Правда, ей снились кошмары. По крайней мере, я так думал. Ее ушки беспокойно прядали, а задние лапки подергивались.
Быстро натянув джинсы обратно, я осторожно тронул гиену за плечо. Ласса проснулась настолько резко, что я едва не отпрянул. Примерно с пять секунд гиена смотрела перед собой невидящим взором, а потом ее взгляд стал более осознанным… и она начала повторять одни и те же слова:
– Это всего лишь кошмар…
– Ласса, что случилось?
Гиена полностью пришла в себя и смущенно отодвинулась обратно на солому:
– Мирпуд, мне снились кошмары… Как будто я была разбойницей и напала на патрульный отряд. И маг, ехавший в обозе, заставил меня гореть заживо. И я все горела и горела. Чувствовала всю эту страшную боль, но никак не могла умереть. И казалось, что я буду гореть вечно, постоянно страдая от этих мучений.
Я осторожно погладил гиену по плечу:
– Успокойся, Ласса, это всего лишь сон. Ты в реальности, не горишь и не мучаешься.
Магесса перестала, наконец, тяжело дышать и вздохнула свободнее:
– Давненько не чувствовала себя такой загнанной.
Ласса легла обратно на солому. Я присел рядом с ней и подобрал лапы под себя:
– А расскажи о себе. А то я по некоторым причинам не могу рассказать о себе многого, но ты, вроде бы, не скрываешься, в отличие от меня.
Гиена положила под голову лапы и перевела взгляд на меня, не вставая:
– А ты точно уверен, что хочешь слушать?
– А почему нет? Я не засну уже, а просто шататься вокруг, убивая время, тоже не очень хорошо.
Ласса кивнула, признавая мою правоту:
– И то верно. Ну что же, слушай.
Голос магессы остался хрипловатым, но стал каким-то мечтательным, как будто она вспоминала такие моменты своей жизни, которые с удовольствием пережила бы вновь.

– Я, на самом деле, не гиена в чистом виде, хотя по мне это не особо заметно. Мой папа был гиеной. А вот мама – чистокровной лисицей.
Про себя я подумал: «Так вот что делает тебя такой привлекательной! Действительно, в твоей фигуре и мордочке есть что-то от лисицы. А я-то долго пытался понять твой секрет!» Вслух я произнес:
– Нечасто встретишь такой брак, наверное…
– И ты прав. Лисы с волками часто сходятся. Шакалы с гиенами часто. Волки с шакалами тоже нередко. А вот гиена с лисицей – это редкость. Но что случилось, то случилось.
Не боясь показаться глупым, я задал вопрос:
– Я что-то не понял… А разве межвидовые скрещивания допустимы? Я почему-то думал, что если они произойдут, то потомство будет нежизнеспособным?
В глубине души я понимал, что у фуррей другие законы, да и я часто встречал арты лисоволков, но я все-таки спросил. Гиена усмехнулась:
– Ты прямо как из почвы вырос , Мирпуд. В пределах уже одного семейства можно заводить потомство, не то что в пределах разных видов. Правда, лисица и гиена не одного семейства, но у них бывают жизнеспособные зверята.
Однако черт, как было сказано у Достоевского в «Преступлении и наказании». Система Линнея тут работала, но в каком-то странном виде. Если бы знал уважаемый шведский биолог, как тут работает его детище – наверняка перевернулся в гробу.
– Росла я в Пангоре, втором по величине городе в Граальстане. Отец мой был городским стражником, а матушка торговала на рынке тканями. Братьев или сестер у меня не было, но детство, тем не менее, было счастливым. Мои родители были любящими как в отношении меня, так и друг к другу. Ссоры у них были чрезвычайной редкостью.
– О том, что я магесса, узнала чисто случайно, когда спалила сено у нас во дворе. Поначалу родители списали все на чужую магию, но я-то понимала, что это я сделала, а не кто-либо другой. Также я понимала, что не стоит извещать родителей о том, что я владею даром, так как они были зверями, далекими от нее. Можно даже сказать, они ее побаивались. Так я прожила вплоть до шестнадцати-семнадцати лет, помогая матери на рынке и торгуя вместо нее, когда ей было тяжело это делать. Примерно в это время я сказала отцу, что хотела бы пойти наблюдателем в королевский патруль. Поначалу он долго смеялся, ибо я была вполне себе домашней девочкой, пусть и самостоятельной, без склонности к боям или чему-то подобному. Тогда мне пришлось рассказать маме и папе, что я пиромантка. Поначалу они были шокированы, но потом успокоились и дали благословение на то, чтобы я пошла в Ландар, записываться в патруль.
– На тот момент мне было, как я говорила ранее, всего семнадцать лет. Знакомый отца, торговец, как раз собирался везти обоз в Ландар, и я присоединилась к обозу. Всего мы проехали около пары-тройки месяцев. И мы в итоге прибыли в столицу.
– Знакомых я у меня не было, кроме торговца, с которым я приехала. Поэтому мне пришлось пробиваться самой. Это был долгий путь, но он того стоил. И через некоторое время меня заприметили рекруты королевских отрядов. Учитывая, что у них на тот момент был дефицит магов, они с радостью приняли меня. Так я попала под начало лара Пульсы. И вот уже примерно полгода я кочую по окрестностям столицы, патрулирую деревни. Я попала последней в отряд. Рамзи пришел на месяц раньше меня. А вот Молчаливый и Тарик, судя по всему, были в нем с самого начала.
Я дипломатично прервал поток ее мыслей:
– Так это что, тебе всего семнадцать лет?
– Нет, мне исполнилось восемнадцать буквально месяц назад. А тебе, кстати, сколько?
Я поймал себя на мысли, что на этом вопросе я посмотрел на свои часы:
– Двадцать.
Ласса кивнула. Я, в свою очередь, снял часы с лапы и убрал их в чехол от гитары, ибо от них все равно не было никакого толку. Параллельно я проверил карманы своей куртки и джинсов. В куртке был только музыкальный помощник, мой студенческий билет, который я всегда носил с собой, и билет в университетскую библиотеку. Моя фотография на этих документах не изменилась, и поэтому я положил их карман внутри чехла, чтобы не привлекать к ним внимания магессы. В джинсах лежал мой плеер с наушниками и мобильник. Я со вздохом спрятал их в чехол, так без зарядки они были бесполезны. Я поборол соблазн включить экран своего смартфона и посмотреть, что в нем изменилось. Причина была простой: я еще не чувствовал доверия к Лассе и не хотел посвящать ее во все, что происходило со мной. Гиена с интересом смотрела на мои манипуляции:
– Менестрельские штучки, Мирпуд?
Я отшутился:
– Можно сказать и так.
Я этого не видел, но глазки Лассы сверкнули:
– А у тебя есть возлюбленная, Мирпуд?
– Никогда еще не было.
Взгляд магессы стал каким-то задумчивым:
– А по тебе и не скажешь. Вроде статный себе самец.
Я грустно улыбнулся:
– Ну, теперь можешь так сказать.
Во мне боролись противоположно направленные чувства. С одной стороны я понимал, что Ласса со мной откровенно флиртует. Я не против этого. Но, с другой стороны, что-то удерживало меня от того, чтобы подыграть ей. Осторожность? Неготовность? Страх? Лучше было подождать и посмотреть, что будет происходить в дальнейшем. Ласса уж точно не была единственная самочка в мире.

За нашим разговором деревня ожила. Она наполнилась звуками, которые были характерны для средневековой деревни: звуки едущих телег, голоса, звон кузнеца, крики домашней живности.
Одновременно в проеме появилась голова зайца:
– А, уже проснулись. Давайте, освобождайте дом и возвращайтесь к своему командиру.
Его грубоватый тон задел меня, но я не подал виду. Надев обратно футболку и куртку, я стал ждать с закрытыми глазами, пока Ласса переоденется. Не утерпев, я тайком посмотрел на обнаженную магессу. Она меня не видела, так как в этот момент снимала свою рубашку через голову. Мои вчерашние рассуждения о ее фигуре оказались не пустым звуком: у нее действительно было красивое тело. К счастью, она была поглощена переодеванием и не обратила внимания на то, что я подсматривал за ней.
Я пошел первым, спускаясь по лестнице, помогая Лассе. За дверью дома меня обдало волной звуков, которые с чердака казались более приглушенными. Ласса взяла меня за лапу и повела в сторону таверны.
Внутри уже сидели Пульса и Тарик. Буквально через пару минут зашли Молчаливый и Рамзи. Хозяин таверны уже ставил перед нами завтрак. Сегодня были какие-то куски мяса, которые то ли пытались пожарить, то ли сварить, и сыроватая картошка, которую недожарили. Если по поводу картошки я ничего не имел против, то вот мясо откровенно подкачало. Вчерашний ужин был в разы лучше. Но потом, поняв, что я вряд ли поем в ближайшие часы, я был вынужден есть то, что стояло передо мной. По сути, страдали только мои вкусовые рецепторы, которые раздражались не самой вкусной пищей. Мой желудок же был готов переваривать все съедобное, что можно было переварить.
Жители деревни наверняка догадывались, что мы уезжали, поэтому смотрели на нас с какими-то странными выражениями морд, которым трудно было дать описание. Они были и радостными, и печальными одновременно. Никто из них не просил меня сыграть что-либо, за что я был им безмерно благодарен, ибо у меня не было никакого желания это делать.
Завтрак я съел быстрее всех, быстрее даже Пульсы и Тарика, которые пришли раньше нас с Лассой. Все, что мне оставалось – сидеть и смотреть по сторонам. Моим соседом на этот раз оказался Пульса. Мой взгляд сфокусировался на кандалах, притороченных к поясу барсука. Я вспомнил вчерашнее предупреждение барсука о том, что после выезда из деревни я окажусь закован в кандалы вплоть до столицы. Подобная перспектива меня не радовала: ненавижу, когда у меня скованы движения, даже частично.
Я пристально посмотрел на кандалы. В голове возникло непреодолимое желание, чтобы они исчезли навсегда. Машинально я почесал коготками чесавшееся левое запястье, где еще сохранялись следы от железа. Неожиданно кандалы исчезли! Я вытаращил глаза, но от этого ничего не изменилось. Я как можно спокойнее посмотрел вокруг. Мою реакцию заметила только Ласса, сидевшая напротив, но она поняла мою мысленную мольбу и не стала задавать вопросов.
Убедившись, что Пульса не обратил внимания на исчезновение, я закрыл глаза и снова их открыл. Кандалы так и не появились.
То, что я маг, было уже понятно со вчерашнего утра, когда я смог подслушать разговор Бирна и Пульсы. Я смог заставить кандалы исчезнуть. Хотя… исчезнуть? Может, они есть, но я сделал их невидимыми? Конечно, я не мог пощупать пояс барсука, так как это было бы слишком подозрительным. В обычных условиях цепь кандалов звякала, когда Пульса двигался. Теперь оставалось только подождать, пока он пошевелится настолько, чтобы раздался звон металла.
Ждать пришлось пару минут. Наконец Пульса привстал и поправил под собой стул. Звона не раздалось. Куда они делись? Раз звон не раздался, значит, их не было на поясе. Значит, они были перемещены в другое место. Но вот куда? Закон сохранения вещества должен же как-то работать, пускай и в магическом мире!
Наконец все доели свой завтрак и встали из-за столов. Пульса молча оставил на столе несколько монет. На вид они были самыми обычными, но я не успел рассмотреть их внимательнее.
Пока бык собирал оплату, мы уже успели выйти. Наш обоз стоял снаряженный возле выезда из деревни. Пульса обернулся и пристально посмотрел на меня:
– Как я и обещал, волчара, я возвращаю кандалы на место и не снимаю их вплоть до столицы.
Барсук потянулся за кандалами… И вот тут его настиг шок, который я предвидел заранее. Пульса растерянно шарил по поясу и карманам, приговаривая поникшим голосом:
– Ну я же помню, что они были на поясе еще в таверне…
Пульса побрел обратно в таверну с самой растерянной мордой. Ласса спросила меня:
– Так ты из-за этого так ерзал за столом?
Я кивнул:
– Похоже, я случайно заставил кандалы исчезнуть в неизвестном направлении. И теперь Пульса замучается их искать.
Гиена удивленно воззрилась на меня:
– Так ты маг?
Я пожал плечами:
– Я подозреваю, что это так. Но точно я в этом не уверен.
Ласса осмотрела меня с лап до головы:
– Тебя бы взяли в патрульный отряд, если знали природу твоей магии.
Я удивленно посмотрел на нее:
– Ласса, какой патрульный отряд??? Из меня воин посредственный, вернее даже никакой. Да и магией я еще не знаю, как владею. А ты уже хочешь меня в отряд.
Наш разговор прервал барсук, который вернулся из таверны. Его морда была настолько жалкой, что, казалось, он потерял не кандалы, а как минимум королевскую казну. Он жалобным взглядом посмотрел на нас:
– Ну не могли же они пропасть всего-то за десять минут!!!
Я всеми силами старался скрыть дичайший ржач, который вырывался у меня из пасти. К сожалению, Пульса заметил это. Со злостью он прорычал:
– Так еще и ржешь надо мной, говнюк?!
Он вытащил меч и пошел на меня. Тут я понял, что ситуация принимает серьезный оборот. Каким бы ни был Пульса самодуром, воином он был отменным – вчерашнее нападение разбойников было красноречивее всяких слов. А против воина я ничего не смогу сделать.
Неожиданно произошло то, чего я никак не мог ожидать. Перед Пульсой встал Молчаливый, прикрывая меня. Барсук попробовал обойти льва, но тот молча перекрыл ему дорогу, держа в лапах свой страшный топор. Молчаливый не пытался атаковать – он просто стоял, не давая Пульсе пройти. Молчаливый похлопал Пульсу по плечу и отошел в сторону, так и не произнеся ни слова. До барсука начало доходить, что его авторитет начальника начинает потихоньку рушиться на глазах у подчиненных. С видимой злостью он вложил меч обратно в ножны и вскочил в седло, бросив через плечо:
– Выезжаем.
Тарик занял место возницы. Пока он расшевеливал быков, я, Рамзи, Ласса и Молчаливый заняли места в телеге, в которую жители деревни уже набросали свежей соломы.

Мы тронулись, и постепенно деревня осталась позади. С беспокойством я поглядывал на Пульсу, который, как обычно, пустил своего коня шагом, но тот ничего не предпринимал и даже не смотрел в нашу сторону, предпочитая смотреть вперед. Я не знаю почему, но мне в очередной раз становилось его жалко. Никогда не любил самодуров, но мне искренне было жалко тех, кто впадал в невменяемое состояние по независящим от них причинам, как это было в деревне. Когда у тебя пропадает предмет, который ты буквально за несколько минут до этого держал на видном месте… это не самое приятное, что может произойти. Только теперь кандалы вряд ли объявятся на поясе Пульсы, как ни в чем не бывало. Хорек поправил лук у себя на плече и пробормотал:
– Что-то я давно его таким разъяренным не видел…
Ласса хихикнула:
– Наш менестрель пообещал, что доведет его до нервного срыва, вот и выполняет обещание.
Рамзи перевел на меня взгляд:
– Ты серьезно, Мирпуд?
Я закатил глаза:
– Ну да, ты ее побольше слушай!
Гиена продолжила хрипловато лаять со смеху, пока хорек пытался понять прикол ситуации. Так не решив для себя ничего, Рамзи произнес вслух:
– Мирпуд, у тебя же суар, верно?
Поклявшись усвоить, что моя электрогитара здесь называется суаром, я кивнул.
– Сыграешь что-нибудь? Петь необязательно.
Я мог сыграть. По крайней мере, желание у меня было. Но было две проблемы… Во-первых, у меня не было не то что комбика – даже простого усилителя. А без него играть на электрогитаре – дело неблагодарное. Во-вторых, даже если бы я мог каким-то образом заставить ее играть с нормальным звучанием без комбика, то звук бы шел… необычный, мягко говоря, для ушей средневекового жителя. Эх, если бы у меня была акустическая гитара, а не электричка.
Я достал гитару и попробовал сыграть на ней. Я ожидал, что звук будет очень тихим, как при отсутствии усилителя. Но не тут-то было! Как будто по волшебству раздавался чистый и четкий звук акустической гитары!
В голове возникла песня группы «Аквариум» про «город золотой». Когда-то я любил играть на старой дедушкиной советской гитаре именно эту вещь.
Буквально через несколько секунд я понял, насколько легко было играть на гитаре в теле фурря: коготки на мои лапах выполняли роль медиаторов.

Под небом голубым
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И яркою звездой.

А в городе том сад:
Все травы да цветы.
Гуляют там животные
Невиданной красы.

Одно как желтый огнегривый лев
Другое волк, исполненный очей.
С ними золотой орел небесный,
Чей так светел взор незабываемый…

Не переставая играть, я следил за реакцией остальных. Молчаливый слегка встрепенулся, когда прозвучала строчка про «огнегривого льва». Пульса незаметно замедлил шаг своего коня и поравнялся с нашей телегой. Было видно, что он внимательно слушает, но при этом продолжает следить за дорогой.

А в небе голубом
Горит одна звезда.
Она твоя, о, ангел мой,
Она твоя всегда.

Кто любит – тот любим,
Кто светел – тот и свят.
Пускай ведет звезда тебя
Дорогой в дивный сад.

Тебя там встретит огнегривый лев
И синий волк, исполненный очей.
С ними золотой орел небесный,
Чей так светел взор незабываемый…

Сыграв последние аккорды, я убрал лапы от струн. Музыка стихла. Я увидел, что все, кроме Тарика, сидят, склонив головы. Первым очнулся Рамзи:
– Это было очень красиво, Мирпуд. В очередной раз убедился, что ты отменный менестрель. И пусть даже если не ты сочиняешь эти песни.
Я скромно улыбнулся:
– Спасибо за оценку.
Ласса погладила меня по лапе:
– Ты подбираешь такие песни, что они заставляют мою шерсть становиться дыбом от удовольствия. Как тебе только это удается?
Мне оставалось только отшутиться:
– Я просто догадываюсь, что могло бы вам понравиться.
Молчаливый разразился длинной фразой. Это было настолько великим событием, что на него обратил внимание каждый:
– Желтый огнегривый лев. Мне захотелось увидеть его. Даже не знаю, почему.
Я сострил:
– Ну, только если льву подожжешь гриву, тогда получится желтый и огнегривый. По-другому никак.
Молчаливый усмехнулся:
– Проверю на досуге.
После этого он снова замолчал, как ни в чем не бывало, и больше ничего не говорил вплоть до самой столицы.
Барсук тоже промолчал и вернулся обратно, на пару метров впереди едущего обоза. С чувством выполненного долга я убрал гитару в чехол и лег на дно телеги, закрыв глаза.

Проснулся я от шума рядом. Поднявшись в телеге, я увидел, что мы выехали на широкий тракт, где при желании могли разъехаться несколько телег, едущих бок о бок. Пульса ехал впереди и давал нашей телеге дорогу среди различных караванов, торговцев и прочих зверей, передвигающихся не пешком. Зрелище это было весьма забавным, ибо Пульса носился как угорелый, расталкивая всех, кто стоял на пути нашей телеги. Многие ворчали, но отъезжали в сторону, давая нам дорогу.
Постепенно вдалеке показались стены города. Это и был Ландар, цель нашего путешествия.
Что я мог сказать? Моим глазам предстала стандартная картина: крепостная стена, тянущаяся влево и вправо, сторожевые башни через одинаковые промежутки, ров, располагавшийся под стенами, опущенный подвесной мост, на котором уже выстроилась очередь их желающих въехать.
Параллельно я осмотрел местность. К сожалению, оценить было достаточно тяжело, но, похоже, Ландар стоял мало того, что на холме, так еще и на берегу какой-то реки, то есть был одновременно и портом.
Кроме тех, кто желал въехать, из ворот изредка выходили или выезжали одиночные звери и целые караваны. Пульса, недолго думая, обогнал всю эту вереницу по импровизированной «встречке» и повел за собой телегу. Многие из «очереди» поначалу возмущались, но потом, когда видели, что едет патруль, сразу же замолкали.

Нас заметили издалека. К нам навстречу выехала пару конников в латах. Они придирчиво осмотрели телегу и остановились взглядом на мне. Левый конный фурри, пожилой опоссум, грубовато спросил, глядя на меня сверху вниз:
– А это еще кто?
Пульса замялся:
– Пленный из деревни Ларродаг, лар Масалис.
– Я вижу, что не государь император Паруссии. А какого хрена он не в кандалах, если пленный?
Барсук сжался:
– Кандалы были потеряны в деревне Маррада.
Опоссум побагровел:
– Трое суток гарнизонной тюрьмы, лар Пульса! Сектор Б! Чтобы впредь было неповадно терять казенное имущество и нарушать устав!
Барсук едва не рухнул с коня. Я тихо спросил Рамзи:
– А что такое гарнизонная тюрьма? Да еще и сектор Б?
Хорек со вздохом произнес:
– Тебя запирают на оговоренное количество дней в одиночную камеру без еды и воды.
– А сектор А?
– Обычная тюрьма.
Масалис протянул лапу:
– Ваше оружие и значок руководителя сюда. После сектора Б, если сможете передвигать лапами, вы будете разжалованы в рядовые.
Неожиданно я понял, что буду вынужден рассказать, в чем дело – Пульса не заслуживал наказания, ибо все произошло не по его вине. Вслух я произнес:
– Лар Масалис, подождите!
Барсук перестал снимать свои ножны и посмотрел на меня… с надеждой? Опоссум медленно перевел взгляд на меня:
– Я слушаю.
– Не наказывайте лара Пульсу. Он невиновен в потере кандалов.
Масалис посмотрел на барсука, а потом снова на меня:
– Да ну? Тогда объяснись.
Я вздохнул, готовясь к худшему:
– Я случайно заставил кандалы исчезнуть, пока они были приторочены к поясу лара Пульсы во время завтрака в таверне. Согласно его приказу, я был освобожден от кандалов только в деревне Моррада и должен был надеть их обратно, как только мы выезжали из нее, и не снимать вплоть до столицы. Но из-за того, что я дел их неизвестно куда, приказ не мог быть выполнен, и лар Пульса был вынужден вести меня без них, хотя он сам до сих пор был уверен, что потерял их в таверне.
Масалис посмотрел на барсука:
– Это верно?
Пульса начал говорить увереннее:
– Да, почтенный лар.
Масалис повернулся ко второму коннику, который все еще не произнес ни слова. Похоже, тот был подчиненным опоссума:
– Наказание отменяется. Пленного проводить на допрос к мастеру Гимеону. Вернись в караулку и подготовь сопровождающего.
Конник, молодой ягуар, кивнул и ускакал обратно в город. Опоссум повернулся:
– Намир Пульса, проводите свой отряд в казармы тринадцать. После явитесь ко мне с отчетом по проведению патрулирования. Разговор окончен. Выполнять.
Так я узнал имя барсука. После того, как Масалис исчез, Пульса посмотрел на меня и протянул лапу так, как вчера со мной пытался поздороваться Рамзи:
– Спасибо, что спас меня от наказания, менестрель.
На этот раз я не стал жать лапу, а просто повторил движение барсука. Тот переплел наши пальцы и опустил ладонь:
– Мне следовало бы догадаться, что я не потерял кандалы, а они просто исчезли. Только вот где они теперь, а?
Я пожал плечами:
– Я до сих пор не знаю, как я заставил их исчезнуть, и еще больше я не представляю, где они сейчас находятся.
Барсук поднял взгляд и нашел им Лассу:
– Ты можешь помочь?
Гиена опустила плечи:
– Я не знаю, лар Пульса. Мне неизвестна природа его магии, поэтому я вряд ли смогу помочь.
Я махнул лапой:
– Да будет вам.
Неожиданно раздался металлический звук, и Тарик жалобно заблеял и запрыгал на одном копытце, держась руками  за второе. Перед ним на земле лежали кандалы. Пульса поднял их с земли и внимательно осмотрел:
– Да, это мои кандалы.
Я развел лапы в стороны:
– Вот только не спрашивайте меня, откуда они взялись. Вы сами видели, я только махнул лапой. Теперь вам не грозит наказание за потерю казенного имущества.
Пульса быстро затянул ремни ножен и вскочил на коня, предварительно закрепив кандалы обратно на поясе:
– Тарик, веди телегу в казармы тринадцать. А я на доклад к Масалису. Молчаливый, ты за старшего.
Мне сразу подумалось: а как Молчаливый будет нами управлять, если он почти не говорит?
Как только мы начали въезжать в город, как к нам подошел какой-то воин-куница в легких доспехах:
– Мне велено проводить вас к мастеру Гимеону.
Сразу поднялась Ласса:
– Я иду с ним.
Рамзи осадил ее:
– Есть приказ, что ты идешь в каза…
Гиена убрала лапы хорька с плеча:
– Я сказала, что я иду, значит, я иду. И мне сейчас наплевать на любой приказ! Я вернусь, когда посчитаю это нужным!
Тут уже Рамзи не нашелся, что ответить. Ласса соскочила с едущей телеги. Тарик печально оглянулся, но не стал останавливать обоз. Так я и видел: Рамзи, Молчаливый и Тарик, уезжающие вглубь города на телеге, запряженной парой быков. Я не знал на тот момент, увижу я их снова или нет. Единственной знакомой рядом оставалась только гиена.
Я обернулся. Ласса схватила меня за лапу и повела вслед за куницей. По пути я спросил:
– А кто такой этот мастер Гимеон?
– Это наш главный гарнизонный маг. К нему направляют на допрос всех потенциальных магов, которые были задержаны и доставлены в Ландар в ходе патрулирования окрестностей.
– Мне это грозит чем-то?
Ласса задумалась:
– Пожалуй, что нет. Главное – не ври ему, он это чует только так.
Я грустно повел головой:
– Тогда я уже в одном ему совру однозначно.
– И в чем же?
– Мое настоящее имя. Меня зовут не Мирпуд В’арф. Но я не хочу пока никому говорить, как меня зовут по-настоящему.
Гиена посмотрела на меня исподлобья:
– А что так?
Я посмотрел вперед:
– Я где-то слышал, что, зная настоящее имя, можно поработить фурря.
Ласса хмыкнула:
– Ну тогда объясни ему, почему ты скрываешь свое имя. Ты не простой селянин, а маг, как бы то ни было. Соответственно, у тебя есть причина скрывать свое настоящее имя.
Я нервно посмотрел по сторонам:
– Будем надеяться.

Куница привела нас к небольшому одноэтажному зданию. По заверениям Лассы, оно тоже имело отношение к гарнизонным казармам, в которые уехали Тарик, Молчаливый и Рамзи. Снаружи оно ничем не отличалось от других, мимо которых мы втроем прошли за все время от въездных ворот Ландара. Построен он был, судя по всему, из какого-то известняка, покрашенного в красноватый цвет. На фасаде здания были два окна и окованная железом дверь со звонком в виде фигурки тигра, державшей в пасти кольцо. Куница подошла к зданию и постучала кольцом три раза. Через несколько секунд дверь открылась, и на пороге показался… варан? Да, это был самый настоящий комодский варан, одетый в ярко-алый плащ.
Хозяин дома был среднего роста и был покрыт зеленоватой чешуей, как и все представители его вида. Его желтовато-зеленые глаза смотрели вокруг с некоторым безразличием, изредка покрываясь прозрачной пленкой. Черноватый язык, похожий на змеиный, периодически выскакивал из пасти и исчезал обратно. Да и вообще весь он был олицетворением плавности и ленивости. Гимеон лениво оглядел пришедших:
– И чего от меня надо?
Куница взяла под козырек:
– Мастер Гимеон, по приказу лара Масалиса доставлен пленный маг, найденный в деревне Ларродаг местным старейшиной.
Варан развернулся на месте и прошел вглубь:
– Проходите внутрь.
На тот момент я не знал, была ли эта комната единственной в доме, но если и была, то она отличалась крайне скромными размерами. Виднелись голые стены, на которых висели полки с книгами и какими-то реактивами и склянками. Четыре окна: два на фасаде и еще два на задней стороне дома. Строго по центру комнаты стол, обитый зеленым сукном и заваленный книгами и бумагами. В стороне, слева, стояли два кресла. Гимеон махнул чешуйчатой лапой, показывая на воина:
– Ты можешь идти. И вы, молодая гиена, тоже можете уходить.
Ласса встала в позу:
– Я остаюсь, мастер Гимеон.
Варан сел за стол и вальяжно закинул когтистую лапу на лапу:
– Ну что же, если хотите, то пусть будет так.
Куница выскользнула за дверь. Варан встал, вытащил два кресла и поставил их перед собой:
– Присаживайтесь.
Когда мы заняли места, Гимеон вытащил какую-то курительную трубку, зажег ее и выпустил клуб зеленоватого дыма, пахнущего мятой:
– Как тебя звать?
– Мирпуд В’арф.
Варан выпустил клуб дыма:
– Это твое ненастоящее имя.
– Знаю. Но я не хочу раскрывать своего истинного имени.
– Почему твое имя и фамилия звучат на языке Ордена?
– Ну, наверное, потому, что я знаю священный язык.
Ласса едва не взвизгнула:
– Так ты из Ордена???
Я успокоил ее:
– Нет. Я говорил тебе, что я не связан с Проклятыми и не связан с Орденом.
Варан затянулся:
– Можете верить ему, Ласса. Он не врет.
Я посмотрел на него:
– Мастер, а может, вы сразу все обо мне расскажете?
Варан на секунду покрылся облаком дыма:
– Не преувеличивай мою силу, Мирпуд. Я умею отличать правду ото лжи. Но я не предсказатель и не вижу ни прошлого, ни будущего, если мне о нем не расскажут. Например, я не знаю твоего истинного имени. Но если я услышу то, как ты себя называешь, то я буду знать, настоящее имя ты произнес или нет.
– Мастер, я могу рассказывать не все?
Гимеон выпустил пару цветных дымовых колец:
– Рассказывай то, что считаешь нужным. Но если я посчитаю, что мне нужна дополнительная информация – ты мне ее расскажешь.
Его безаппеляционность несколько обескуражила меня. Я вытащил из кармана свиток с текстом пророчества на рогнеону:
– Все началось с того, что я нашел это.
Гимеон развернул свиток и пробежал его глазами:
– Пророчество. Свиток древний.
Варан положил пергамент на стол:
– И что дальше?
– У меня подозрение, что в нем говорится обо мне.
На меня уставились два немигающих глаза:
– Перескажи текст дословно на священном языке.
За то время, что я изучал свиток, я успел выучить текст наизусть. Я слово в слово повторил то, что было написано. Гимеон одобрительно кивнул:
– Еще проверочка. К счастью, я знаю священный язык. Скажи мне на нем такую фразу: «Я уверен, что знаю священный язык».
– И ос мудбоиг и кгав’ь зари’ц рогнеону.
И снова кивок:
– Верно. Откуда только ты его знаешь, если ты не связан с Орденом? Простой менестрель не будет знать священную речь, поверь. И ей очень сложно научиться.
Я замялся:
– Я создал этот язык.
Тут уже Ласса застыла с расширенными глазами. Гимеон остался спокоен:
– Мне тяжело в это поверить, но ты говоришь правду.
Ласса смогла, наконец, вставить слово:
– Но простите, мастер, ведь всем известно, что язык был создан основателем Священного Ордена, отцом Ягмуром!
Гимеон смерил гиену ленивым взглядом:
– Ларесса Синистрис, я только констатирую факт, что этот зверь говорит правду. Вы сомневаетесь в силе того, кто занимается магией вот уже почти тридцать лет?
Варан выжидающе смотрел на Лассу. Та поникла плечами:
– Я не сомневаюсь в вашей силе, мастер Гимеон.
Маг выпустил последнее облако дыма и убрал трубку:
– Так-то лучше, ларесса.
После этого варан снова вперил свой немигающий взор в меня:
– У меня есть небольшая теория по поводу того, почему ты знаешь священный язык и почему ты здесь вместе с этим свитком, но я пока не буду ее озвучивать вслух. Единственное, что меня интересует на данный момент… Так объяснит мне кто-нибудь, почему этого волка привели ко мне?
Слово взяла гиена:
– Изначально Мирпуда взяли пленным в деревне Ларродаг. Мой начальник, лар Пульса, заковал его в кандалы согласно уставу. В деревне Моррада Мирпуд был освобожден, но только на одну ночь. Утром при выезде он должен был надеть кандалы обратно, но Мирпуд случайно заставил кандалы исчезнуть прямо с пояса Пульсы. До самого Ландара начальник думал, что они были потеряны. К счастью, кандалы вернулись, и тоже самым необычным способом. И теперь мы не знаем, что и думать…
Гимеон встал и медленно обошел вокруг меня:
– Надо бы узнать его природу. Природу его магического дара.
Варан внезапно выстрелил в меня какой-то магией. Прозрачное облако обволокло меня с лап до головы. Я поначалу отшатнулся, но потом понял, что эта магия не причиняет мне никакого вреда. Постепенно из меня выделилось какое-то цветное облако. Поначалу его цвета было достаточно трудно разобрать, но потом они становились все ярче и четче.
Перед нами плавало облако, состоящее из трех цветов: серебряного, зеленого и красного. Зеленый в этой гамме занимал примерно процентов сорок. Красный еще сорок. А вот оставшиеся двадцать процентов были на счету серебряного сектора.
По морде Лассы было видно, что ей эта картина ни о чем не говорит. Зато Гимеон многозначительно хмыкнул:
– Забавная картина, лар В’арф. Вы получились очень многоукладным магом, если так можно выразиться. Красный цвет – огненная магия. Зеленый цвет обычно присущ тем, кто состоит в Ордене. Это целительство, в первую очередь, реже охранная магия, оборонная, другими словами. А вот серебряный оттенок чрезвычайно редок. Я за всю свою жизнь, а мне уже почти сорок пять лет – видел только пару зверей, который обладали серебряным спектром. И то, он был совсем маленьким, не как у вас.
– Так что же это, мастер?
– Трудно сказать. Ни у кого никогда не получалось озвучить полный список того, что заложено в серебряном секторе. Говорили о левитации, воскрешении, наложении невидимости – да много чего. А какая магия проявлялась у тебя?
– Ну левитация и телекинез всегда были. Пиромантия тоже проявлялась. А вот воскрешение и целительство я не наблюдал за собой.
– У тебя были учителя?
Я замялся:
– Я самоучка.
Тут варан выдал фразу, от которой я очень сильно опешил:
– А что, если я стану твоим учителем?
Сказать, что я офигел – это не сказать ничего. Мать вашу, я только третий день в этом мире, а меня уже берет в подмастерья какой-то местный маг??? Кажется, мир сошел с ума… Наконец, я смог из себя выдавить:
– Было бы замечательно, мастер Гимеон. Но можно один вопрос?
Варан кивнул:
– Попробуй.
– А как же мое владение священным языком? Может, я буду интересен Ордену?
Гимеон сел обратно за стол:
– Я поговорю позже с Верховным Иерархом Ордена. Возможно, его заинтересует твоя личность, Мирпуд. А пока твое место здесь. На ночь можешь вернуться в казармы, если тебе дадут место. Ласса тебя проводит. А завтра ты вернешься сюда и поступишь в мое распоряжение. Надеюсь, у тебя планов в Ландаре не было?
– Я новичок в этой стране, поэтому планов особых не было.
Варан кивнул и придирчиво осмотрел мою одежду:
– И еще ты по-нормальному оденешься, а то твое одеяние не подобает ученику мага. Обмундирование получишь завтра. А пока свободен. Ларесса, проводите его обратно к отряду, с которым вернулись.
Варан махнул когтистой чешуйчатой лапой, показывая, что разговор окончен. Ласса вывела меня из домика мага и закрыла дверь. После этого она сползла вдоль стены дома:
– Блин, Мирпуд, ты еще более уникальный зверь, чем я думала. Твое менестрельство – это прикрытие. И я уверена, что ты не рассказал очень много. И это много – самое важное.
Я оглянулся вокруг и усмехнулся:
– Всему свое время, Ласса. Веди меня обратно в казармы тринадцать.
Гиена взяла меня за лапу, и мы пошли обратно, навстречу моему будущему в новом мире…


Рецензии