Глава девятая. Меровия

Прошла уже неделя с того момента, как мы уехали из Стиндала. Все время, прошедшее за эту неделю, можно описать только одной фразой – мы ехали и ехали вперед. Нам очень повезло, что в отряде оказался опытный лесной следопыт по имени Рамзи. Чтобы запутать наших преследователей, он часто сворачивал с дороги и проводил нас неведомыми тропками, где любой неопытный сразу же заблудился бы. Очень часто нам приходилось спешиваться и вести коней за собой под уздцы, потому что переходы, по которым Рамзи водил нас, были слишком узки или хрупки, чтобы там мог пройти всадник на лошади.
По словам Лассы, которая за эту неделю неофициально стала следить за картой, мы прошли порядочное расстояние, и до границы оставалось очень мало, буквально несколько дней пути.
Такой импровизированный «поход» начинал доставлять удовольствие. Пусть днем мы говорили не так много, потому что больше думали о том, идут за нами преследователи или нет, но зато вечером, когда мы находили витиеватую ель, начинались разговоры до поздней ночи. Казалось бы, мы успели рассказать о себе все еще в первые дни бегства из Ландара, но каждый новый вечер выяснялось, что у нас осталась куча нерассказанных историй, которые были интересны всем. Я уже перестал быть для Вейлин, Рамзи и Лассы чужаком. Они уже не считали меня существом из другого мира, помня об этом только где-то в глубине сознания, но не произнося вслух. Я стал для них своим, таким же зверем, как они сами.
Конечно, разговоры разговорами, но никто из нас не забывал о безопасности. Каждую ночь стабильно выставлялось дежурство, держащееся всю ночь. Мы старались не зажигать костры, чтобы не привлекать к себе внимание. Исключения составляли только такие моменты, когда весь прошлый день был дождливым и мы промокали насквозь. Но даже в таком случае мы старались обходиться своими силами – Вейлин и Ласса неплохо умели сушить мокрую одежду и шерсть при помощи магии.
Когда мы уже начали думать, что приключения закончились, судьба в очередной раз подкинула нам сюрприз.
По расчетам, до пограничной заставы между Граальстаном и Меровией оставался день пути или около того. Леса к этому моменту стали не такими густыми и порой нам попадались очень большие поляны, окруженные деревьями.
Как раз на одной из таких полян перед нами выросло трое зверей в сильно поношенной одежде, держащие пики наперевес. Заговорил один из них, сильно заросший щетиной кабан со шрамом на виске:
– Путнички? Поделитесь с нами золотишком, пока не поздно. Очень не хочется вас дырявить.
Ласса расхохоталась:
– Что вы трое сделаете против нас? Да мы разметем вас в щепки, если вы хоть дернетесь.
На кабана речь огневицы не произвела никакого впечатления:
– Не спорю, нас троих вы порешите очень быстро. Но вы жестоко ошибаетесь, думая, что нас здесь только трое. Вы на прицеле у десяти лучников и пяти арбалетчиков. Дернетесь – станете подушечкой для стрел и болтов.
Рамзи откинулся в седле:
– Откуда нам знать, что ты не врешь?
Кабан поднял руку  и громко крикнул:
– Друзья, убедите наших неверующих гостей, что мы здесь не одни!
С крон деревьев по опушке поляны раздались выстрелы, и земля вокруг нас оказалась мгновенно испещрена воткнутыми стрелами и болтами, словно большими иглами. По самым скромным подсчетам, всего было около пятнадцати-двадцати выстрелов. Получалось, что кабан не шутил. Похоже, он прочувствовал наши мысли:
– Да, мы не одни. Если вы будете сомневаться во второй раз – выстрелы будут на поражение. И будьте вы хоть самыми умелыми магами, вы не спасетесь ото всех стрел и болтов. Так что советую слезть с лошадей и не разводить тут баланду. Не будь мое имя Рохан, если я вру!
Мы переглянулись. Конечно же, никому не хотелось лишаться своего добра, но и умирать никто не хотел внезапно. И тут подала голос Вейлин, молчавшая до поры до времени:
– Кто у вас главный?
Кабан воткнул пику в землю и оперся на нее:
– А тебе почем знать?
Волчица похлопала по крупу своей кобылы:
– Тут такое дело. Вы можете нас ограбить, но тогда вы превратитесь в кучу головешек.
Рохан прищурился:
– С чего бы это?
– Некоторые наши вещи, которые вы можете посчитать ценными, зачарованы, и без знания магических тонкостей прикосновение к ним смертельно опасно. Так кто у вас главный?
– Откуда мне знать, что ты не врешь?
Волчица незаметно коснулась своей переметной сумы, и та засветилась электрическими всполохами, которые сразу же исчезли:
– Пусть кто-нибудь из твоих верзил попробует открыть, к примеру, мою суму. Я даже отойду в сторону. Если он сможет взять оттуда хоть что-нибудь без вреда для себя – мы безропотно отдадим все ценности. Если же нет – ты зовешь главного.
Рохан кивнул бородатому козлу слева от себя:
– Дигар, иди проверь.
Козел воткнул пику в землю и подошел к суме, усмехаясь:
– Это будет наша самая легкая добыча за все время!
Но буквально через секунду, стоило ему коснуться сумки, как его начало бить током, после чего козел упал мертвым, очень сильно почернев. Рохан был явно в растерянности. Волчица оттолкнула труп Дигара:
– Еще есть желание проверять?
Кабан попятился:
– Нет. Сейчас позову главного. Лос, оставайся и стереги их здесь. Парни, держите их на мушке, чтобы не сбежали.
Лос, поджарый оцелот с взъерошенной шерстью, после произошедшего подрастерял уверенность и теперь пытался делать вид, что охраняет нас, хотя его пика заметно подрагивала в лапах. Видно было, что он чувствовал себя не в своей тарелке. Тем не менее, нам было опасно куда-либо уходить, памятуя о направленных на нас стрелах.
Через минут пять кабан вернулся с каким-то заросшим крысом. Рохан буквально верещал:
– Мастер, мы не можем их ограбить!
Стоило предводителю на нас посмотреть, как мы с Лассой и Рамзи синхронно произнесли:
– Себастьян?
Крыс недоумевающе уставился на нас:
– Откуда вы знаете, как меня… Мирпуд? Ласса? Рамзи?
У кабана отвисла челюсть:
– Мастер Себастьян, вы их знаете?
Крыс поднял лапу:
– Всем убрать оружие. Если хоть один из них будет ранен, лично выпотрошу. Намек ясен?
В кронах деревьев послышался шорох, и на землю спрыгнуло с десяток зверей, одетых в потрепанную одежду, бывшую когда-то опрятной, но теперь всю в дырах и заплатах. Предсказатель потер заросшую гриву:
– Что привело вас сюда?
Ласса почесала заднюю лапу:
– Мы едем в Меровию, скрываясь от Ордена.
Себастьян горько усмехнулся:
– Орден… Сколько я от этих скотов натерпелся, даже вспоминать не хочется. Да скоро получат они по заслугам от того, кто все начал и кто все закончит. И будет его приход смертелен и всепоглощающ для тех, кто свернул с пути истинного.
Я сглотнул. Новое пророчество? О боже, снова Себастьян взялся за свое… Себастьян повел нас вглубь леса. Все его подручные окружили нас эскортом, как будто мы были самыми важными персонами.
Когда мы пришли в «штаб» разбойников, полуразвалившуюся хижину в глубине леса, я спросил Себастьяна:
– Но что ты делаешь здесь, почти на границе с Меровией?
Крыс еле заметно опустил плечи:
– В последнее время меня часто стали мучить видения. Конечно, такова моя судьба как пророка, но видения последнего месяца были особыми. Четкими, определенными, абсолютно точными. Когда я уходил из Ландара, я знал на месяц вперед, что меня ждет. Я знал, что в своих скитаниях дойду до этих зверей, стану их предводителем, и мы будем грабить проезжающих богачей, чтобы как-то прокормить себя. Посмотри на них. Посмотри на Рохана, Лоса. Ты видишь в них душегубов и разбойников?
Рядом с нами как раз шел Рохан, несший свою заржавленную пику на плече. Его взгляд на мгновение пересекся с моим – и я понял, что имел в виду предсказатель. У него были глаза не разбойника, а зверя, потерявшего все и пытающегося свести концы с концами. Глаза отчаяния. Ласса оглядела всю его пеструю «армию»:
– И много вы успели награбить? И кто вообще все эти звери? Почему вы стоите здесь с пиками и ловите путников?
Голос подал оцелот Лос:
– Мы – обычные селяне, которые обнищали. В пограничных деревнях повсеместно так. Мы платим слишком большие налоги, причем королю уходит лишь немногая часть. В основном все идет Ордену. Как они говорят? «Будьте скромны в жизни и станете богачами после смерти». А толку мне в богатстве после смерти, если я в этой жизни не могу свести концы с концами? Толку мне от этого богатства, если у меня желудок к спине прилипает? Конечно, легко говорить о скромности, когда сам жируешь. Им-то, небось, не приходится ложиться большую часть ночей голодными. А нам что прикажете делать? У каждого из нас есть семьи и зверята. Как мы в глаза им посмотрим? Что мы им скажем? «Прости, дочка, но сегодня ты ничего не покушаешь»? Вы бы видели, какая боль в глазах наших детенышей от таких слов!
В глазах Лоса стояли слезы:
– Нас здесь около двадцати зверей. У кого умерли зверята от голода?
Поднялось лапы примерно половины зверей. Оцелот обвел пространство вокруг себя пикой:
– Видите? Уже половина из нас похоронила своих детенышей, потому что им нечего есть. Нам с трудом хватает того, что мы выращиваем.
В голове у меня возникла одна мысль. Я спросил крыса:
– Скажи, Себастьян, если твоим зверям будет, на что прокормить свои семьи, вы перестанете грабить путников?
Предсказатель обвел своих подручных вопрошающим взглядом. Те согласно закивали. Я полез в карман и вытащил кошель:
– Будем считать, что сегодня вы ограбили очередного путника, только деньги он отдает вам добровольно и с чистой совестью.
Под ошарашенные взгляды крестьян я вытащил почти все купюры, оставив себе около тысячи барра, и протянул их Себастьяну:
– Я долго хожу с этими деньгами. Я заработал их честным трудом и имею право распоряжаться ими так, как захочу. Здесь семь тысяч барра, если я не ошибаюсь. Раздай своим, и пусть они больше не грабят путников.
Крестьяне недоверчиво посмотрели на кипу денег в лапах Себастьяна. Рохан произнес сомневающимся тоном:
– И это все… нам? Просто так?
Я задумался:
– Конечно, я думаю больше о себе, но вам ничего не будет грозить, если вы их заберете. Считайте это подарком вашим семьям.
К предсказателю выстроилась целая очередь. Крыс споро рассчитал деньги так, чтобы всем досталась равная доля. К чести зверей можно было сказать, что никто не стремился влезть вперед очереди и никто не смотрел воровато на деньги соседа. В итоге все оказались обладателями очень большой по меркам крестьян суммы. При грамотном использовании их могло хватить надолго.
Многие смотрели на деньги со слезами, но то уже были слезы счастья, а не слезы горя. Один из бывших разбойников, невысокий и очень худой серый волк в ужасно заношенной куртке, прошептал:
– Наконец-то моя Инесса покушает вволю…
В итоге каждый из разбойников побросал свое оружие на землю, поблагодарил меня и буквально убежал прочь от хижины. Один Себастьян остался на месте, смотря вслед убегающим крестьянам с улыбкой:
– Больше мне здесь делать нечего.
Крыс поддел одну из пик лапой и посмотрел на нас с хитринкой:
– А я все это предвидел…
Вейлин провела лапой по переметной суме, и та снова загорелась разрядами, сразу исчезнувшими:
– Себастьян, прости, что я убила Дигара.
К удивлению, предсказатель остался спокоен:
– На самом деле, среди всех них Дигар был единственным, кто стал разбойником не по нужде. Он был достаточно обеспеченным крестьянином, который захотел больше, чем имел. Конечно, остальные пытались изгнать его, но я предвидел смерть Дигара и уговорил остальных отвязаться до него. Мне долго не верили, но потом оставили его в покое… пока не случилось то, что случилось. Он получил наказание за свои проступки в полной мере.
Рамзи тронул за плечо Себастьяна:
– Нам понадобится твоя помощь. За нами следует две Кон-Сай и два Цепных. Мы отвязались от них в Стиндале, но мы не знаем, где они сейчас. Можешь сказать, далеко ли они?
Крыс вытащил из хижины четыре вполне добротных кресла, вырезанных из светлого дерева:
– Присядьте.
Мы последовали его совету. Себастьян воздел лапы, и вдруг, откуда ни возьмись, к нему начали слетаться десятки и сотни птиц самых разных видов. Я видел голубей, горлиц, небольших орлов, синиц, снегирей и еще десятки других видов птиц. Мы смотрели на это представление с очень большой долей изумления. Крыс подождал, пока все птицы рассядутся по местам, и спросил нас:
– Как выглядят ваши преследователи?
Получив описание, он что-то прочирикал. Птицы начали переглядываться, после чего взмыли в небо и разлетелись по разным сторонам.
– Я давно заметил, что могу разговаривать с птицами и зверями. Они понимают меня, я понимаю их. Так как я был к ним добр, они могут выполнять мои просьбы. И сейчас они полетели на разведку во все стороны в поисках ваших преследователей. Узнают что-то – кто-нибудь вернется и расскажет мне. И да, я поеду с вами в Меровию. Мне больше не хочется находиться в Граальстане, с которым у меня связано столько неприятных воспоминаний. Надеюсь, я не помешаю вам?
Мы синхронно помотали головами. Крыс слегка улыбнулся:
– Вот и чудненько. Я вернусь через десять минут – мне надо за лошадью сходить, чтобы от вас не отставать.
Себастьян исчез среди зарослей. Ласса поджала губы:
– С каждый разом я убеждаюсь, что он ненормальный.
Вейлин усмехнулась:
– Ты про Себастьяна или про нашего менестреля?
– Да оба они странные. Один деньгами швыряется направо-налево, а второй… просто больной на голову. Вот Мирпуд, объясни, за каким Проклятым ты отдал им почти все? Тебя что, тяготили деньги в кармане?
Я повернулся к Лассе:
– Все намного серьезнее, чем ты думаешь, Ласса. Если бы я не отдал деньги, все могло обернуться хуже.
Гиена смотрела на меня взглядом скептика:
– Грабить тебя не собирались, убивать тоже. Какая еще опасность для тебя может быть?
– Не для меня. Для них. От меня.
Рамзи рассмеялся:
– У-ти, какой грозный!
Я смотрел на него без всякой улыбки:
– Если у кого-то плохая память, могу напомнить постоялый двор Кенсана. Рамзи, не припоминаешь, в какую гадость я обратился, когда Дисто сознался в том, что он наемный убийца?
В глазах хорька появилось понимание:
– То есть, ты хочешь сказать, что…
– Именно. Я боюсь, если бы они не получили от меня деньги и остались здесь грабить, мерзкая сущность Судьи проснулась бы во мне и наказала всех. Пока мы ехали эту неделю, я потихоньку читал дневник, купленный в Кенсане. Похоже, он писался тем, кто был приближен к Ягмуру максимально близко. Там пару раз говорится о Судье. Я уже перестал сомневаться в том, что Судья – это я. Мне не хочется еще раз пережить это паршивое чувство, когда боль овладевает мной после вынесения приговора. Один раз мне хватило это почувствовать, чтобы не желать этого снова. Скажите, мы тратим много?
Группа покачала головой. Я поднял палец:
– Именно. У нас есть все необходимое. Так зачем мне тогда столько?
Хорек слегка прикрыл глаза:
– А то я уж было подумал, что ты решил заняться благотворительностью по доброте душевной.
– В принципе, ты не так уж неправ. И такой мотив был. Но больше я заботился о себе, чем о них. А так хоть никто не пострадает, да еще и счастливыми останутся.
Вернулся Себастьян, ведущий за повод скромную лошадку серого цвета в яблоках:
– Я готов идти, а точнее ехать. По пути вернутся разведчики, и мы узнаем, где ваши преследователи.

Буквально через несколько десятков минут следования по лесной тропинке сверху раздалось хлопанье крыльев, и на лапу Себастьяну приземлился небольшого размера коршун с коричневыми перьями. Птица хлопнула крыльями и что-то проклекотала. Предсказатель погладил пернатого по небольшой голове:
– Они в милях в двадцати отсюда, и у них проблемы с вашими поисками. Похоже, вы ходили самыми неведомыми тропками, и поэтому преследователи не могут так просто вас выследить. На данную секунду вам не угрожает ничего. Ну что же, спасибо за информацию, но ты следи за гостями, чтобы они не застали нас врасплох.
Себастьян подкрепил свою просьбу клекотом, и коршун взмыл в небо, исчезнув вдали. Крыс проводил его взглядом:
– Этого должно хватить. Если они будут приближаться очень близко, придется звать на помощь диких зверей.
Ласса выгнула бровь:
– Так ты и дикими зверями можешь повелевать?
Предсказатель посмотрел на огневицу странным взглядом:
– Я не повелеваю зверями и птицами – я прошу их о помощи. Они сами решат, достойна ли моя просьба исполнения или нет. Я не Арханис, чтобы быть властелином в этом мире. Я – часть природы, а не отдельно стоящее от нее создание, возомнившее себя хозяином. И пока я соблюдаю это правило – я могу попросить их о помощи. Птицы выполнили мою просьбу не потому, что я заставил, а потому что они посчитали это возможным. И никогда больше не говори таких страшных вещей, Ласса. И это я прошу серьезно.

Ближе к ночи мы нашли очередную витиеватую ель. Себастьян сразу отговорил нас ставить дежурство:
– Если близко кто будет подходить, птицы предупредят нас. Поберегите себя и ложитесь спать – вам еще через границу переходить.
Рамзи очень долго протестовал против такого предложения предсказателя, но совместными усилиями мы уговорили его прислушаться к мнению крыса. Успокоился хорек только после того, как очередные дозорные птицы сообщили Себастьяну, что группа преследования находится от нас в нескольких десятках миль и не достигнет нас за ночь, даже зная, где мы находимся.
Я потер спиралевидный ствол ели. Еще в самый первый раз, когда я увидел витиеватую ель, мне стало понятно, почему Рамзи и Вейлин нравились эти деревья. Даже в самую ненастную погоду под ними было очень уютно. Густые ветви с хвоей создавали собой хороший навес, дающий прохладу во время летней жары и укрытие от дождя. Несмотря на то, что размеры витиеватых елей не превышали обычные, снизу они казались нереально огромными, словно это были не ели, а какие-нибудь секвойи.
Вечер и ночь обещали быть прохладными, и Рамзи впервые за несколько дней развел костер, не опасаясь, что нас кто-то обнаружит. Пока на огне жарилось мясо и варился чай, Себастьян сидел на земле, закрыв глаза и что-то тихо произнося. Я вслушался в его шептание, но ничего, кроме отдельных слов, не разбирал. В эту секунду он напоминал мне того полоумного предсказателя из казарм, каким я его запомнил перед тем, как мы расстались в первый раз.
В голове пронеслась мысль – а вдруг Себастьян может быть потомком какого-нибудь славного предсказателя прошлого? Насколько я понял, даром пророка невозможно было овладеть, как, впрочем, и любой магией – с ней можно было только родиться. Я тронул крыса за плечо:
– Скажи, у тебя в роду не было каких-нибудь известных предсказателей?
Себастьян приоткрыл глаза и посмотрел на меня:
– Я никогда не делал из этого секрета. Я прямой потомок Дарсара. И Рамзи с Лассой это прекрасно знают.
Я медленно оглядел его с лап до головы, задержавшись взглядом на его голых лапах и хвосте:
– Я не думаю, что это правда. Ты уже по видовой принадлежности не можешь быть его потомком. Дарсар был куницей, а ты крыс.
Предсказатель распахнул глаза и посмотрел на меня, не мигая:
– Откуда ты знаешь, какая у него была принадлежность? Об этом мало кто знает за пределами Ордена, не считая его потомков.
Я содрогнулся, вспомнив видение о пытках и смерти ученика Ягмура:
– Я… видел это.
Взгляд Себастьяна стал очень серьезным:
– Ты тоже пророк? У тебя было видение?
Я потер голову:
– Я не могу назвать это видением, ведь это слово означает восприятие будущего. А я видел прошлое. Я видел Дарсара, я видел Ривелино, я видел охранников Ривелино. Видел, как Ривелино пытал Дарсара, чтобы выяснить, куда пропал Ягмур и убил предсказателя.
– А как ты это видел?
– Я не мог сдвинуться с места, как будто мои глаза могли находиться только в одной точке. У меня не было тела – только взгляд, которым я мог воспринимать происходящее.
Себастьян задумался, глядя куда-то в сторону:
– Дарсар действительно мой предок, хоть он и был куницей. За тысячелетие куница вполне могла превращаться в крыса. В этом мире порой случаются самые невероятные браки, и результате которых могут рождать самые необычные гибриды. Возможно, так и произошло со мной.
Предсказатель снова замолчал, смотря на свою лошадь и явно о чем-то размышляя.
– Себастьян, а как ты вообще понял, что являешься предсказателем?
Крыс поднял взгляд:
– Мирпуд, а как ты вообще понял, что дышишь?
Я посмотрел на него недоуменными глазами:
– Прости?
– Я задал тебе настолько же глупый вопрос, насколько глупый ты задал мне.
– Но… разве пророки осознают свою силу с самого малого возраста?
– Именно. Те, кто становятся предсказателями, с самого детства знают о своей силе и уже в возрасте зверят делают первые попытки сделать предсказание. Чем раньше зверенок-пророк сделает предсказание, обладающее достоверностью, тем более сильным предсказателем он станет в будущем.
Я подсел поближе:
– А когда сделал свое первое предсказание ты?
Казалось, что голос Себастьяна обесцветился и стал как у робота:
– Как только начал говорить. Моими первыми словами были не «мама» и не «папа». Моими первыми словами были: «Папа, никуда завтра не ходи». Конечно, он был поражен, что годовалый зверенок говорит такие фразы, но он меня послушал. И выяснилось, не зря.
– Мой отец работал алхимиком и имел в подчинении ученика, которому велел приготовить молодильный состав. Подмастерье неверно смешал реагенты и спровоцировал взрыв, уничтоживший лабораторию. Если бы не мое предостережение, отец был бы рядом с ним и погиб.
– Конечно, я долго не мог объяснить, почему я говорил то или иное предсказание. Приходили образы – я их озвучивал. Но с самого начала мои родители поняли, что я почти никогда не ошибаюсь. Даже ошибочные предсказания моего сочинения, так или иначе происходили, просто в другой форме или с другим исходом.
Крыс не заметил, что Вейлин, Рамзи и Ласса сели поближе, слушая его рассказ. Похоже, хорек и огневица никогда не знали много о Себастьяне, считая его сумасшедшим. А теперь им предоставлялась возможность услышать больше.
– Моя мама боялась пророчеств, и каждое новое предсказание доводило ее до слез. Я видел, что она меня боится, и не хотел ее огорчать, но дар пророчеств может исчезнуть только с его носителем. Никакими способами невозможно заставить предсказателя лишиться своего дара, кроме как убить.
В самом начале я находил прелесть в своих способностях. Когда я учился, будучи подростком, домашние задания или проверки для меня не были проблемой – я чаще всего знал, что мне выпадет, и мог соответствующе подготовиться.
– Но со временем я понял, что такой дар – проклятие, а никак не радость. Каково не иметь друзей? Да-да, пророк не имеет близких людей. Он видит все их прошлое, все их прегрешения, которые зачастую бывают не такими уж и безобидными – и это отворачивает почти от любого зверя. Даже если и появится друг, у которого чистое прошлое, это не принесет облегчения. Ты будешь знать, когда он соврал, хотя всеми силами не хочешь этого знать, любой проступок будет казаться в десятки раз тяжелее, чем он есть на самом деле.
– Со временем я научился жить со своим даром, укрощать его, когда это надо, чтобы не получать лишней информации. И ведь знаете что? Для меня проблема не запомнить что-нибудь, а забыть что-либо. К несчастью, моя память слишком хороша, чтобы забывать ненужное или плохое.
Костер потрескивал, небо уже было звездным и золотолунным, а Себастьян все говорил:
– Отец понимал, что даже пусть я и обладаю огромной силой пророка, но одному мне с ней не справиться. Его брат был достаточно известным в городе магом, обладающий неплохим даром прорицания. Он же и стал моим первым и последним учителем. Благодаря ему я начал находить ответы на вопрос «Что означают мои видения и как их расшифровывать?». И к двадцати годам дядя сказал мне, что больше не может меня ничему научить и дальше мне придется учиться либо самому, либо у кого-то еще. Но я понял, что другого учителя я себе не хочу. И не потому, что дядя был плох, вовсе нет. Почему-то мой дар как будто требовал, чтобы я развивал его самостоятельно, а не с помощью кого-либо другого.
Пророк взял в лапы палку и начал задумчиво ворошить ей угли в костре:
– В тот же день я сказал своим родителям, что ухожу из дома навсегда. Отец очень сильно переживал, что я больше никогда не вернусь, а мать… Наверное, мой уход принес ей больше облегчения, чем горя. Как бы она сильно меня ни любила, но мама боялась меня и моего дара. Я понимал ее и не держал зла – на ее месте я поступил бы точно так же, обладай мой сын или дочь даром прорицания при отсутствии у меня оного.
– Следующие десять лет я скитался по стране, пытаясь найти себя и понять свою силу лучше. К своим тридцати годам я уже изъездил почти весь Граальстан, побывав даже на западе, в горах у драконов. Но судьбе было угодно, чтобы обо мне узнали в Ордене. И с этого начинались самые грустные пять лет моей жизни.
Крыс сломал палку пополам и бросил ее в огонь:
– Я никогда не думал, что в Ордене сидят такие параноики. За тысячелетие с момента основания Ордена было создано тысячи и тысячи предсказаний по поводу того, что однажды может вернуться Ягмур и захватить власть. И тут им подвернулся наивный простак в моем обличии. И следующие пять лет я только и делал, что проверял ткани предсказания по поводу пришествия Ягмура.
– Я много раз спрашивал у них, почему они не могут сделать этого сами. Неужели у всемогущего Священного Ордена не найдется мало-мальски стоящего пророка, который мог бы проверить все предсказания? Но меня никто не слушал, и мне приходилось проверять и проверять, проверять и проверять. И однажды я сказал им, что выполнение основного пророчества Дарсара в ближайшее время очень вероятно. И это было сделано как раз за месяц до того, как я встретил тебя, Мирпуд. Можно сказать, что твое появление спасло меня из плена.
Я выгнул бровь:
– Как так?
– А вот так. Я говорил вначале, что в Ордене сидят знатные паникеры. Моим предсказаниям они верили, вот и задумались – когда же появится этот загадочный герой и как с ним бороться. За мной ослабили присмотр – и я перекочевал в городские казармы Ландара. Там я на полставки занимался тем, что предсказывал, в каких местах в округе Ландара находятся наиболее крупные разбойничьи банды. Но со временем я понял, что не хочу работать ни на кого. Понял, что хочу просто жить как все, чтобы над душой не стояли и не требовали ничего. Находился я в ведении Пульсы, и поэтому без его разрешения покинуть часть не мог. Парадокс – я был не армейцем, но не мог покинуть часть, так это расценивалось бы как дезертирство. Я до сих пор не знаю, как ты смог его убедить, но ты спас меня и во второй раз.
Себастьян взял в лапы кружку с чаем и шумно отхлебнул из нее, чтобы не обжечься:
– Как только мы расстались в Ландаре, я сразу же, с первым караваном, ушел из города. Я не знал, ищет ли меня Орден, но рисковать мне не хотелось, чтобы это проверять. И тогда я уже наперед знал, что вновь встречу тебя, но уже на другом конце государства.
Наступила тишина, которую нарушал только звук, с которым Себастьян потягивал чай из кружки. Потрескивали дрова, распространяя приятный жар, согревающий лапы. Я взял в лапы вторую чашку:
– А у тебя есть видения о моем будущем?
Крыс посмотрел в костер, сложив под себя голые лапы:
– Очень нечеткие. Наверное, они пока не хотят, чтобы я их озвучивал. Вижу какую-то опасность и страшную, всепоглощающую изнутри скорбь, за которой последует сжигающая все на своем пути ярость. Но что это значит – я пока не знаю.
– Опасность? Ярость? Ты точно не знаешь, что они означает?
Предсказатель покачал головой:
– Нет. Я не всегда могу управлять своим даром. Порой я вижу только размытые картины, которые не получается свести в общий рассказ, понятный каждому. В этом и состоит главное предназначение пророка – не столько видеть пророчества, сколько уметь облечь их в слова с точной и ясной формулировкой. Мало кому это дается. Не буду возвышать себя, но даже мне, одному из самых сильных предсказателей в этом государстве, порой не удается понять, какая картина будущего возникает в моей голове.
Пророк поставил кружку прямо на землю и лег, поджав лапы:
– Я спать, если вы не против. И вам советую.
Видно было, что рассказ был интересен всем, но мои спутники все-таки легли на землю, лапами к все еще горящему костру. Мне же спать абсолютно не хотелось. Вместо этого я достал дневник, открыл его на последней закладке и продолжил читать его при свете костра:

– Случилась беда у нашего отца Ягмура. После возвращения в Ландар его дочка Верисса подхватила какую-то странную заразу. Все придворные лекари оказались бессильны не то что вылечить – даже определить, какой природы было заболевание. Бедняжка слабела с каждым днем, делая своего отца все более безутешным. Шутка ли – один из сильнейших магов современности, тот, кто объединил все церкви в один кулак, не может спасти свою единственную дочь! Тогда всем казалось, что осиротеет маленький сынок Вериссы и потеряет своего единственного детыныша безутешный отец. Я и сам так думал, когда приходил проведывать Вериссу. Зараза вытягивала из нее все силы. Где была та неунывающая волчица, которую знали все? Терялось все – от нее оставались практически одни кости, обтянутые кожей со свалявшейся шерстью. Бедняжка тогда настолько ослабела, что не могла даже улыбнуться, хотя всегда славилась тем, что хорошее настроение было неотъемлемой частью ее самой.
В отчаянии Ягмур перерыл всю библиотеку, пытаясь найти хоть что-нибудь для спасения Вериссы. В поисках принимал участие и я. И в один из дней мне улыбнулась удача. В древнем фолианте примерно двухсотлетней давности я нашел упоминание о некоем Монолите Силы. Автор фолианта утверждал, что этот артефакт может излечить любую болезнь и даже приводил список того, что было вылечено с его помощью. Я понимал, что на сегодняшний день это единственный шанс помочь Вериссе. Конечно, Ягмур был не в восторге от того, что придется его применять, потому что у лечения были возможны необратимые побочные эффекты. Но что еще оставалось делать безутешному отцу?
Сам артефакт нашелся в Цитадели, как это ни странно. Оказалось, что автор книги был связан с архианской церковью, которой и передал Монолит на хранение. А уже после основания Цитадели и Ордена артефакт спокойно стоял в сокровищнице, никем не признанный.
Ягмур пригласил меня посмотреть на процесс возможного исцеления. Правда, вел он себя как-то странно – нервничал, что было на него абсолютно непохоже. Пропало его добродушное выражение морды, с которым, казалось, он никогда не расставался до болезни Вериссы. То, что называлось Монолитом, на самом деле было больше похоже на статуэтку воина с мечом, воткнутым в землю у лап.

На этих словах я бросил взгляд на сумку Вейлин на боку лошади. Описание Монолита очень напоминало ту статуэтку, которую я нашел тогда в лесу у Вейлин. Неужели она украла этот артефакт, и именно поэтому за нами гонятся охотницы и Цепные? Хоть волчица и спала, но я не хотел рыться в ее вещах, боясь разбудить Вейлин. Почему же она это сделала? Она же сама говорила, что очень хотела оказаться в Ордене послушницей. Неужели она врала? Вдобавок ко всему, в голове всплыла забытая фраза Эдны, что двое из нашей компании врали по поводу причин ухода из Ландара. Если так, то в чем солгала Вейлин?

По неизвестной причине Ягмур отгородил меня барьером, произнеся такие слова:
– Думаю, сила этого Монолита может повредить тебе, поэтому лучше быть защищенным.
Каждое движение Иерарха было резким, но отточенным. Было видно, что дай ему волю – и всемогущий Иерарх расплачется.
Вот на столике возле угасающей Вериссы был поставлен Монолит, и отец Ягмур начал делать странные пассы лапами. Появилась загадочная красная дымка, потекшая из Монолита. Она обволокла голову Вериссы и потом начала распространяться по всему телу.
Происходили заметные изменения – худоба пропадала, заменяясь прежними округлыми формами, да и в общем внешний вид возвращался в исходное состояние до болезни. Но что-то меня пугало в облике Вериссы. Что-то, что я не мог описать словами, но чувствовал, как будто какая-то сущность оказалась внутри Вериссы, искажая ее природу.
Наконец, красное сияние исчезло, переместившись обратно в артефакт. Верисса поднялась на кровати, открыла глаза – и я отшатнулся. У нее были красные глаза, как будто прежний голубой цвет покрасили в немыслимый оттенок рубинового вина… или крови. Мало этого, по всему ее телу появились маленькие пятна, как будто ее шерсти в некоторых местах коснулись кистью с красной краской. Я успел заметить только красное пятнышко между грудью и шеей и красные ободки на бицепсах. Ягмур пытался что-то произнести, но из его пасти вырывались только нечленораздельные звуки, хотя было видно, что к нему возвращается радостное настроение в связи с чудесным исцелением дочери. Казалось, Вериссу это нисколько не заботило. Она встала с кровати, прошла мимо меня за барьером и встала возле окна, глядя наружу. Теперь я увидел, что и кончик хвоста у нее был с красным пятном.
С меня спал барьер, но я все равно не мог сдвинуться с места. Ягмур пробормотал что-то на священном языке  и продолжил уже на общезверином, порывисто обняв дочку:
– Ты исцелилась! Слава Арханису, Монолит помог! Но почему ты выглядишь как охотница?
Верисса повернулась к отцу:
– Что случилось?
Иерарх обхватил голову:
– Ты напоминаешь мне одну из воительниц, которые были на службе у архианской церкви примерно с сотню-другую лет назад. Называли их, кажется… Кон-Сай. В переводе с одного из древних языков – «Идущие до конца». Если ты действительно одна из них… то это и хорошо, и плохо одновременно.
Волчица села на стул:
– И чем же?
Забыв, что я есть в комнате, Иерарх сел на кровать:
– Кон-Сай были уникальными воительницами. Благодаря особому чародейству они становились неуязвимы для магии абсолютно любого существа, за исключением самца Кон-Сай. Они умели пленять магию нападающего и делать его своим рабом до тех пор, пока сами не желали отпустить его. Кажется, «охотницы», как их еще называли, умели оборачиваться в диких зверей. Но платили они за все это красными глазами, пятнами ритуальной крови на шерсти и атрофией чувств. Только в исключительных случаях, которые никто не мог объяснить, Кон-Сай не теряла сострадания, любви и прочих чувств.
Верисса отшатнулась:
– Зачем ты сделал это со мной, отец?
Казалось, что Иерарх сейчас заплачет:
– Прости, милая, я очень хотел, чтобы ты жила. Ради этого я был готов на все.
Из глаз новообращенной Кон-Сай потекли слезы:
– Я не хочу терять чувства!
Ягмур улыбнулся:
– Ты их и не потеряла. Ты плачешь. Видимо, ты попала в тот редкий случай, когда они не теряются.
Верисса утерла слезы:
– Да, наверное, ты прав.
Волк почесал подбородок и усмехнулся:
– Дочка, ты же хотела быть полезной Ордену?
Волчица закивала головой:
– Конечно, отец!
Ягмур снова улыбнулся:
– Тогда будем считать, что этот Монолит больше помог тебе, чем навредил. Твоя новая сила, если конечно она есть, очень может помочь нашему делу. А пока надо тебя проверить.
Действительно, отец Ягмур совсем забыл про меня. Он просто ушел вместе с Вериссой на нижние этажи Цитадели, оставив меня одного в комнате. Все что мне оставалось – описать все происходящее на бумаге в этом тексте. Не каждый день увидишь такое!

Я закрыл дневник, потому что костер сгорел больше чем наполовину, уже не давая достаточного света для чтения. Глаза слипались, но мозг все еще продолжал работать, пытаясь понять и осознать прочитанное, применить его к нынешней действительности. «Нет, этот дневник явно стоил больше пятидесяти тоси», – с этой мыслью я заснул, свернувшись калачиком на земле возле костра.

Проснулся я оттого, что сильно замерз. Холод прогнал сон, и я заметил, что за ночь костер потух, а все мои спутники сжались практически в клубочек, пытаясь сохранить тепло. Торопливо растерев лапы, я послал небольшой огненный шар в костер, чтобы вновь зажечь его. Пламя начало весело пожирать оставшиеся дрова, и во все стороны вновь разлилось приятное тепло. Постепенно спящие и дрожащие спутники перестали дергаться и продолжили спать более расслаблено.
Я осторожно выглянул из-под кроны витиваетой ели. Наступал рассвет. Я до того момента ни разу не встречал восход солнца в местной реальности. Ни разу за более чем месяц пребывания. А описать его стоило.
Как я говорил еще в начале своего повествования, солнце в этой вселенной не отличалось от нашего – такое же желтое, такое же теплое, такое же слепящее, если смотреть на него. Но восход заслуживал отдельного упоминания. Представьте себе небосвод, охваченный огнем. Даже нет, пожаром. Лесным пожаром, занимающим огромную площадь. Представили? Вот так вы получите примерное представление о восходе в мире Спокойной Воды. Конечно, лучше один раз увидеть, чем прочитать несколько раз написанное, но других слов для описания рассвета я не найду. Все небо было окрашено в самые невероятные цвета оранжевого, красного и желтого, которые можно было бы создать только при помощи графического редактора. Казалось, что какой-то великий художник веками смешивал цвета на палитре, чтобы добиться идеального сочетания красок.
Закутавшись в черный плащ посильнее и вытянув лапы в черных носках, я наслаждался открывающимся видом, как вдруг почувствовал, что сзади меня кто-то движется. Я развернулся – и увидел, как ко мне подсаживается Вейлин, накинувшая себе на плечи любимый плед:
– Я думала, что встану первой, но ты меня опередил.
– А для тебя это было так важно?
Магесса вытянула лапы:
– Не то что бы. А ты чего здесь?
Я посмотрел на небо:
– Почему-то мне нравились всегда восходы, но по неизвестной мне причине мне еще не доводилось видеть его здесь. Вот теперь сижу, любуюсь.
Волчица посмотрела на небо:
– Скажи, а как выглядит рассвет в твоем мире? Есть ли он вообще?
Я сжал лапки под плащом:
– Конечно есть. У нас есть такое же солнце, как у вас, которое утром встает, а вечером садится. Более того, оно даже очень напоминает ваше. Конечно, рассвет нельзя сравнивать, потому что он красив в обоих мирах, но у нас он такого же оттенка, красно-оранжевого с примесью желтого.
Я собрался, было рассказывать дальше, как Вейлин задала вопрос, которого я от нее не ожидал в ту секунду:
– А ты скучаешь по своему дому? По своему миру? Каково тебе быть в другой реальности, где все иначе?
Я посмотрел на волчицу, думая, что она говорила это с улыбкой, но ее мордочка была абсолютно серьезной. Я вздохнул:
– Я уже как-то привык к местным реалиям. Я привык к своему телу, оно мне нравится. Я привык видеть вокруг себя мохнатых прямоходящих зверей. Конечно, в этом мире кучу своих недостатков, главный из которых – попытка поймать меня, из-за которой мы постоянно бегаем. А скучаю ли я по своему миру? Наверное, хотя я уже не знаю, что меня там будет держать. Мой лучший и единственный друг убит, моих родителей и брата с сестрой тоже нет в живых. Одна бабушка у меня и осталась. Наверное, только она еще как-то связывает меня с родным миром. Но я застрял тут неизвестно насколько, и у меня пока нет возможности вернуться обратно. Мне хочется верить, что за этот месяц или даже больше, у меня появились друзья, которым я готов и могу доверять. Я могу доверить свои тайны Рамзи, могу рассказать о многом тебе и Лассе. В Ландаре у меня остались мастер Гимеон и лар Фархад и, возможно, Молчаливый. В Ларродаге меня всегда будет ждать Бирн. Думаю, не такое малое количество зверей за первый месяц.
Вейлин подсела поближе, пряча задние лапки под плед:
– Да, ты прав, у тебя есть на кого положиться. Но скажи… Вот будет у тебя возможность вернуться в родной мир – ты воспользуешься ей?
Я хитро посмотрел на магессу:
– Безвозвратно или с возможностью вернуться?
– Давай рассмотрим оба варианта.
– С возвратом – конечно. Бабушку надо обязательно проведать. Конечно, у меня есть некоторый запас по времени, но есть маленькая проблема…
Вейлин заинтересованно подняла ушки:
– Какая же?
– Я не знаю, умер ли я в той реальности или нет. Если я умер – значит, там остался мой труп. Если он там остался – меня похоронят, а бабушку об этом известят, как единственную оставшуюся в живых родственницу. К сожалению, это сообщение наверняка сильно пошатнет ее здоровье, которое и так не самое крепкое. Если же я не умер – значит, для всех я буду пропавшим без вести. Наверняка и в таком случае мою бабушку известят о произошедшем. Конечно, это будет для нее меньшим шоком, но кто его знает? Поэтому мне обязательно нужно ее увидеть, чтобы успокоить. А безвозвратно…
Я посмотрел вперед, хотя краем глаза следил за Вейлин. Она выжидательно смотрела на меня. Только я собрался ответить на ее вопрос со всей откровенностью, как сзади раздался кашель и глаза открыл Рамзи, увидевший нас:
– О, а вы уже проснулись!
Вопрос так и остался без ответа, пока вся группа просыпалась после ночевки под елью и завтракала перед тем, как одолеть последние мили перед пограничной заставой. Цель была так близка, что и не верилось, что мы столько шли к ней. В предвкушении этого я собирал свои вещи и седлал Зогмо’са, ожидая других после завтрака.
Наконец, вся пятерка, включая меня, сели на выпасенных лошадей. Рамзи усмехнулся:
– Ну вот, мы почти приехали. До полудня уже достигнем заставы!
Мы тронулись в путь, оставив после себя небольшой след кострища под витиеватой елью.

По пути до границы слева от дороги мне попалось высокое здание из белого известняка с кирпичной крышей круглой формы. Такие попадались мне и раньше. Да, в местных реалиях были церкви, в которых проповедовались идеи архианства.
Конечно, церкви были и в Ландаре, да и в других городах, но в силу разных причин я никогда не заглядывал внутрь – только видел снаружи. Рамзи заметил направление моего взгляда:
– Святилище заинтересовало?
Я окинул взглядом здание:
– Знаете, хотелось бы побывать внутри, а то ни разу не доводилось.
Хорек оглянулся на Себастьяна. Крыс пожал плечами:
– Время есть, почему бы и нет?
От тракта в сторону церкви вела дорожка, на которой стояло около десятка лошадей и еще несколько повозок – наверное, кто-то тоже решил зайти в Святилище перед продвижением дальше.
Снаружи здание выглядело очень просто – представьте себе обычную белокаменную церковь. Представили? Замените кресты на вершине купола и на здании на символ клевера, прибавьте изображения фуррей в развевающихся одеждах – и вы получите представление о том, как выглядела церковь здешней религии. В общем, снаружи ничего необычного. Ах да, колокола здесь были, но они, опять же, имели форму клевера.
В саму церковь вели высокие дубовые двери, выполненные в виде половины арочного пролета каждая. По краям двери были обиты железом и виднелись клепки, держащие металл на дереве. На каждой двери был вырезан символ четырехлистного клевера, покрашенный в нежно голубой цвет. Дверь была приоткрыта, и я уже было собрался войти внутрь, как меня остановил Рамзи:
– Стой. В храм запрещено входить с оружием – это одно из самых тяжких оскорблений, которые можно нанести Арханису.
Я медленно взвесил посох в лапах и посмотрел на спутников:
– Неужели я не могу войти?
Себастьян тронул стену слева от двери, проведя лапами по какому-то символу, и в ней открылся некий проход, в конце которого находилось пустое пространство:
– Всякий входящий оставляет оружие в Сокровищнице Храма. Она есть в каждой церкви. Не бойся, отсюда твой посох не украдут.
Так как только у меня с Рамзи были предметы, подпадающие под понятие оружия, то разоружались мы вдвоем. Я осторожно поставил посох вдоль стены прохода, вытащил из чехла кинжал Мечела, бросил его в углу и снял с запястий метательные иглы погибшего в Кенсане Дисто.
Арсенал Рамзи оказался более внушительным. На полу росла горка железа из наконечников стрел, кинжалов, игл и прочего оружия. Вершили все лук хорька и колчан со стрелами. У меня абсолютно не укладывалось в голове, как хорек умудрялся прятать такое количество железа под одеждой, абсолютно не выдавая его наличия. Когда в итоге куча достигла высоты колен, Рамзи успокоился и отступил назад:
– Вроде бы ничего не забыл.
Ласса присвистнула:
– Тебе при ходьбе тело не колет?
Лучник отшутился:
– Поначалу шрамы оставались, а потом привык.
Мы сделали шаг назад, и Себастьян провел лапой по стене. Проход закрылся, как будто его и не бывало. Крыс потрепал свою заросшую гриву:
– Теперь можно и заходить.

Когда я зашел внутрь, то едва сдержался, что не присвистнуть от восхищения. Внутри меня ждала просто неописуемая красота. Весь внутренний интерьер храма представлял сочетание двух цветов – нежной смеси розового и бежевого и светящегося голубого.
Впереди, в самом конце церкви находилось что-то, напоминающее алтарь. Он представлял собой огромную арку, в которой стоял зверь неопределенного вида, одетый в плащ и простирающий перед собой лапу, показывающую вперед. Видимо, скульптор пытался изобразить в нем черты сразу многих зверей – виднелись и тигр, и волк, и лев, и еще множество других зверей. Но даже несмотря на эклектичность, морда у скульптуры была приятная на вид. У лап скульптуры находился стол, на котором горела большая свеча.
Слева и справа от алтаря тянулись скамьи, заканчивающиеся на половине длины собора. Сразу за скамьями находилось пустое пространство, которое заканчивалось входом в храм.
Как я говорил раньше, храм представлял собой смесь двух цветов. Так вот, розово-бежевым был алтарь, а скульптура Арханиса (наверное, это был он) только оттеняла приятный для глаза оттенок. Сквозь стены проходили жилки сияюще-голубого цвета, отчего на посетителей падал приятный свет. Голубыми сферами освещался и сам храм – с потолка свисали стеклянные шары, наполненные субстанцией того же цвета.
По стенам храма шли росписи и фрески – и именно они больше привлекали мое внимание. С левой части храма начинался своеобразный комикс – история зверя от малого возраста до взрослых лет. По росписям было видно, как он рос, становился сильнее. Потом пошли изображения сражающихся воинов, темных зверей, заросли четырехлистного клевера и лежащего в нем зверя, явно измученного.
Я оглянулся в поисках Лассы. Гиена заметила мой взгляд:
– Что-то хотел?
– Да. Можешь рассказать историю, как возникло архианство?
Вейлин осталась рассматривать какие-то детали убранства храма, Рамзи с Себастьяном пошли к алтарю. Гиена показала на фреску:
– Здесь показано то, как возникла религия. Ты знаешь, что отец Ягмур создал Орден. Но он не был основателем религии, как таковой. Она существовала за сотни лет до него. Официально создателем архианства считается воин, которого звали Гизлен Бартранди. Здесь на фресках показана его история.
– В давние времена существовал злой дух, имя которому Легизмунд. Герой фольклора и легенд, олицетворение всего гадкого и мерзкого в Мире Спокойной Воды. И противостоял ему как раз Арханис. И если Легизмунд был именно духом, бесплотной материей, которая здесь облекалась в материальную форму, то Арханис был… не совсем духом. Когда-то, около двух тысяч лет назад он был простым зверем, жившим отдельно ото всех и постигавшим суть всей жизни и ее смысл. И однажды он «умер», а точнее стал хранителем мира, исчезнув. У него не произошло отделение от физического тела, поэтому считается, что Арханис вещественен. Так вот, Арханис после своего ухода стал противником Легизмунда. Именно их противостояние на Небесах позволяло миру вздохнуть спокойно, потому что когда между собой спорят боги – смертным нет дела до этого. Все темное зло, что было до этого, стало намного меньше и оставалось только в остаточном виде, чтобы обычные звери не забывали, что есть добро.
– Но однажды Легизмунд решил взять верх в борьбе с Арханисом и задумал перенести битву с Арханисом на землю. Когда-то у них было заключено соглашение, что битва богов – не удел зверей. А раз так, то смертные не должны быть оружием в лапах богов. Но в один день Легизмунд решил перенести битву на землю, заполонив ее полчищами своих приспешников. Как известно, бог существует, пока есть тот, кто в него верит. Злой дух знал об этом, и решил ослабить Арханиса, уничтожив тех, кто верил в него как в божество. А стоило сказать, что, несмотря на отсутствие оформленной религии архианства, само верование в Арханиса существовало и не так мало зверей считали его богом. И наступили темные времена для мира Спокойной Воды.
Ласса показывала на фрески, не прекращая говорить:
– Звери боялись выйти из домов ночью, потому что легионы темных существ заполонили мир. Они побаивались солнечного света, но даже это не обнадеживало простых жителей. Справиться с ними было тяжело, и воины в городах бросили свои обычные обязанности, встав на защиту населения. И одним из них был как раз Гизлен.
– Если уж кто и был самым преданным сторонником Арханиса, то это был как раз Гизлен. Простой рядовой из города Стиндал поднимал за собой отряды и шел в первых рядах на верную смерть, но каждый раз его как будто что-то хранило от смерти. Его имя стало синонимом борьбы против полчищ Легизмунда. Его имя только своим произношением давало всем надежду на то, что тьма уйдет из мира.
– Не получалось ни у кого взять верх. Битвы шли по несколько месяцев, но победу не мог отпраздновать никто, несмотря на все усилия. Арханис сошел с Небес и стал главнокомандующим, назначив преданного Гизлена вести армию. И однажды один зверь из штаба предал Арханиса и сдал его армии Легизмунда. А чтобы Арханис не сопротивлялся, предатель спеленал его артефактом под названием «Нить последнего дня». Только она была достаточно прочна, чтобы удержать даже Бога. И так потеряла армия зверей своего главнокомандующего. Но только Гизлен пошел вызволять Арханиса из плена.
Ласса показала пальцем на следующую фреску, на которой воин вел под лапу ослабленного зверя:
– Бартранди сделал невозможное – в одиночку вызволил Арханиса из плена и повел его обратно. Их путь был очень долгим. Бог ослаб настолько, что с трудом мог идти сам, и только вера Гизлена помогала ему двигаться дальше. Слабость Арханиса была столь велика, что он ничем не отличался от простого смертного. Когда они умирали с голоду, обоим пришлось питаться клевером, ибо другой пищи не было. Именно клевер, как то, что спасло Гизлена и Арханиса от голодной смерти, стал символом религии. По пути Арханис пересказывал Бартранди свои заповеди, которые он постиг еще при земной жизни. Именно эти заповеди в итоге составили две книги «Слова Арханиса», которые являются главной церковной книгой архианства вот уже пару тысячелетий.
Последняя фреска изображала Гизлена, победоносно поднимающего меч на головой:
– Арханис вернулся к войскам, которые практически потеряли надежду на победу. Гизлен повел зверей в последний бой, известный как Битва при Низмурской впадине. Это было самое долгое сражение, которое только знал этот мир. Целый год звери и темные твари сражались друг с другом. Казалось, что в этой битве участвовал каждый живущий в то время зверь, способный держать клинок в лапах.
– В конце концов, звери смогли победить орды черных тварей, и Легизмунд был побежден на земле. Остатки армии Легизунда бежали с ним на Небеса, и Арханис последовал за ним, чтобы продолжить уже на Небесах вечную борьбу с Легизмундом, до которой смертным нет никакого дела. И с тех пор Арханис снова живет на Небесах, ведя свою священную борьбу со злым духом, олицетворением всего черного и гадкого. Изредка черные твари проникают в этот мир, но они не могут многого сделать, поэтому о них не беспокоятся. Арханис продолжает следить за этим миром, чтобы Легизмунд не нарушил соглашение вновь и не делал землю полем битвы двух богов.
– Гизлен Бартранди основал религию, создал церкви по всей стране. До создания Священного Ордена оставалось еще около восьмиста лет, но начало было уже положено. На то время еще не было необходимости в создании единого органа управления религией. Именем Гизлена какое-то время назывался Ландар, пока не был создан Орден. Вот такая история.
Я потряс головой:
– Эта история достойна хорошей книги. Обычно рассказ о становлении религии звучит слишком… «богословно», а тут получился приключенческий роман, а не житие святого.
Ласса усмехнулась:
– И ведь бывает, что их пишут. Некоторые даже одобряются Орденом как достойные источники просвещения населения.
Я не заметил этого раньше, но Эйнар все это время с интересом сидел у меня на плече и прислушивался к словам гиены, умильно щуря глазки от яркого голубого света от прожилок в стене.
Один из служителей храма, выдра среднего роста в белом халате с капюшоном, подошла ко мне и произнесла тихим, но отчетливым голосом:
– Милостивый лар, в обитель Арханиса нельзя входить с животными.
Котенок недоуменно мяукнул и посмотрел на меня. Я почесал Эйнара за ушком:
– Почтенный, это не животное, а мой спутник и соратник. Считайте его моим фамилиаром.
Служитель храма очень странно осмотрел меня, особенно задержавшись взглядом на Эйнаре, и в глазах выдры затаился какой-то страх:
–Да, конечно, прощу прощения за беспокойство.
Вернулись Рамзи и Себастьян:
– Все осмотрели?
Я кивнул:
– Да, Ласса была очень хорошей рассказчицей. Можно идти.

Я и Рамзи забрали оружие из Сокровищницы и поехали дальше, приближаясь к границе. В своей жизни мне доводилось иногда пересекать таможню, когда мы с родителями ездили в другие государства отдыхать во время отпуска. Тогда все было как обычно – предъявляешь паспорт, показываешь багаж, и собственно все. Как выглядела таможня здесь – я в упор не представлял. Документов у меня не было. Только мы с Рамзи везли с собой оружие, причем у хорька было полно скрытого оружия – взять хотя бы те же самые кинжалы. У меня в сумке валялся еще со времен Ландара кинжал погибшего наемного убийцы Мечела. Как к этому отнесутся здесь? Я задал вопрос Рамзи:
– А как у вас переходить границу?
Хорек посмотрел вдаль:
– Ничего сложного. Писец регистрирует имена проходящих, начальник заставы проверяет, чтобы не было провезено каких-либо подозрительных или запрещенных предметов. Правда, есть одна проблема. И имя этой проблеме – Кон-Сай.
Если бы я мог сейчас упасть с лошади без вреда для себя, я бы так и сделал:
– Кон-Сай??? Откуда она там взялась???
Голос подала Вейлин:
– Ничего сверхестественного, Мирпуд. Одна Кон-Сай на границе есть, чтобы следить за порядком и отлавливать врагов церкви, если они пожелают сбежать. Но кто ж его знает, успела информация о нашей внешности дойти до этой заставы или нет.
Я растерянно оглядел спутников:
– А я-то думал, что стоит доехать до границы – и все, преследователи будут не так страшны.
Лучник вытащил из внутреннего кармана дублета какой-то маленький золотой предмет, осмотрел его и положил обратно:
– Пожалуй, я смогу провести вас всех через границу. Правда, придется поговорить с начальником заставы.
Мы все заинтересованно посмотрели на хорька, но он не обращал внимания на нас, продолжая посматривать на карман, куда был убран загадочный предмет.
Как и полагалось настоящей таможне, здесь присутствовала очередь из караванов, одиночных путников и конных зверей, желающих перейти через границу. Особого порядка не соблюдалось – если пеший зверь шел быстрее каравана, то никто не был против пропустить одинокого путешественника вперед, дабы не задерживать тех, у кого с собой особо ничего и не было. Фактически, в очереди стояли только громоздкие телеги караванов, запряженных тяжеловозами или приземистыми, но мощными быками. Справедливо посудив, что нам нечего стоять в очереди, мы немного припустили лошадей, обгоняя вереницу караванов, тянущуюся на милю или около того.

И вот мы достигли того, что являло собой границу – крепостную стену из серого кирпича высотой примерно метров пять. Она тянулась необозримо влево и вправо, и невозможно было понять, заканчивается ли она где-нибудь. Справа и слева от дороги же стояли две высокие караульные башни с бойницами и проходом на крепостной вал, тянущийся поверх стен. Наверху, на смотровой площадке стояло по два воина, внимательно следивших за дорогой. Один смотрел в сторону дороги из Граальстана, а второй, соответственно, смотрел в обратную сторону, на путь из Меровии. Периодически они менялись и смотрели в противоположные стороны.
Внизу башни соединялись, образуя стрельчатую арку, наверху которой были видны шипы решетки, в случае угрозы перекрывающей единственный проход через границу. Арка была достаточно широка, чтобы пропустить два больших обоза, едущие бок о бок во встречных направлениях. На каждом направлении стоял свой зверь, проверяющий выезжающие и въезжающие телеги. Мой глаз заприметил Кон-Сай, стоящую слегка в стороне и поигрывающую своими двойными кинжалами. Даже с расстояния в несколько сот метров я понимал, что ее красные глаза внимательно следят за каждым, кто решился пересечь границу. Оставалось надеяться на две вещи: способность Рамзи уговорить пропустить нас без тщательной проверки и на то, что на заставе еще не осведомлены о том, кто мы есть на самом деле.

Настала наша очередь проходить под аркой. Проверяющий зверь, лис среднего роста в латах, поднял лапу:
– Благословит вас Арханис, путники. Ваши имена?
Рамзи спешился и подошел к воину:
– Служивый, разговор есть.
Казалось, что лис посуровел:
– Взятки мне предлагать бесполезно.
В ответ хорек произнес фразу на каком-то языке, которого я не знал. По звучанию он очень напоминал французский, но я понимал в нем от силы пару слов. Лис заинтересованно наклонил голову, и они вдвоем отошли в сторону, к стене арки. Там лучник вытащил что-то из-за пазухи, показал стражнику и начал показывать на нас, продолжая говорить и активно жестикулировать. Стоящая в стороне Кон-Сай подошла ближе к Рамзи и прислушивалась к разговору.
Стоило Рамзи закончить фразу и убрать загадочный предмет, как лис ощутимо отшатнулся, посмотрел на Рамзи и подозвал маленького козленка, держащего в руках свиток. Местный писец что-то торопливо отметил в свитке, и лис махнул лапой, отпуская Рамзи. Пока хорек шел к нам, я успел заметить, как лис говорит Кон-Сай что-то на ухо. Внимательно слушающая охотница закивала и снова отошла в сторону на старое место, продолжая следить за проезжающими. Рамзи вскочил в седло:
– Вот собственно и все. Поехали.
Мы синхронно задали вопрос:
– А что ты ему сказал?
Лучник пожал плечами и потрогал внутренний карман коричневого дублета:
– Если я скажу – вам будет неинтересно. Пусть у меня пока будут свои тайны, хорошо?

Рассел видел вдалеке шпили заставы на границе с Меровией. Помня уговор Рамзи, он старался ехать настолько далеко, насколько он мог себе позволить, не попадаясь спутникам хорька на глаза, но и при этом не отходя сильно далеко, дабы быть готовым помочь в случае опасности.
Острый и наметанный глаз воина издалека увидел, как группа пересекла границу. К удивлению, Кон-Сай на заставе не подняла тревогу и все пятеро зверей спокойно проследовали дальше, задержавшись лишь на самую малость. Странно было только видеть Себастьяна, этого полоумного крыса, но лев, повидавший за свою долгую жизнь многое, уже мало чему удивлялся.
Подождав немного, чтобы дать группе уйти чуть дальше, Рассел поскакал вперед на гнедом коне, приближаясь к воротам. Проверяющий воин поднял глаза:
– Рассел ван дер Коссанти?
Лев на всякий случай незаметно взял рукоять топора в лапу:
– Да, это я.
После паузы лис кивнул:
– Его Высочество предупреждал, что вы будете проезжать, и просил пропустить вас без досмотра. Да будет ваш путь благословлен Арханисом, почтенный лар.
Рассел убрал лапу с рукояти:
– И вам удачной службы.

Стоило нам пересечь границу, как все вокруг начало меняться. Бедные, что уж скрывать, граальстанские районы возле границы сменились меровийскими районами возле границы, но куда более богатыми. Дорога, по которой мы ехали, была намного более ровной, а не изрытой ямами, как в Граальстане. Домики в деревнях вдоль дороги выглядели ухоженными и опрятными, крестьяне ходили пусть и не в нарядной, но вполне в добротной одежде без дыр и заплат, в которой было бы не стыдно показаться и в столице.
Рамзи поглядывал на деревеньки вокруг с какой-то нескрываемой гордостью, как будто он видел родные и приятные глазу места. Я тронул его за плечо, подъехав на Зогмо’се поближе:
– А где твоя деревенька, как ее, Мансер?
Лучник словно очнулся:
– Деревенька, какая? Ах, Мансер. Мы проехали ее давным-давно. Я решил не упоминать о ней, когда мы ехали мимо. Зачем бередить прошлое?
Что-то подсказывало мне, что хорек недоговаривал какую-то существенную деталь. Но какую – я понять не мог. Более того, я периодически прокручивал в голове давнюю фразу Эдны о том, что двое из нашей компании темнят по поводу причин ухода из Ландара. И моя вера в честность Рамзи в этом плане начинала подвергаться сомнению.
Хорек сел поудобнее в седле:
– Ландар был далеко от границы, Марисса же близко. Не успеет закончиться день, как мы ее достигнем, даже если не пошлем лошадей в галоп.
Я усмехнулся:
– Неужели самое сложное позади?
Рамзи покачал головой:
– Кон-Сай еще могут идти за нами, но в Меровии влияние Ордена не так велико, как в Граальстане. Возможно, здесь их желание поймать нас слегка поутихнет.

Пока мы ехали по дороге, я заметил, как крестьянские детеныши с увлечением пинали мяч на небольшой ровной площадке. Это можно было бы назвать футболом, только у них на поле вместе ворот была яма, которую охранял не один, а три зверенка. Казалось, что у каждой группы была задача закатить мяч в яму, потому что она была единственной на поле. Зверятки увлеченно толкались, некоторые падали, но тут же вставали и врывались обратно в борьбу за мяч. С удивлением я отметил, что среди игроков были и маленькие самочки, которые с визгами бегали за мячом, ведя его не хуже самцов. Я спросил у Вейлин:
– Что это за игра?
Волчица посмотрела на маленьких зверят:
– Ферх. А что?
Я потер гриву:
– Похожая игра есть в моем мире, только у нее другое поле и несколько другие правила. Должен сказать, она самая популярная командная игра в моей реальности. Миллиарды людей любят ее и следят за играми.
Ласса присвистнула:
– Миллиарды? А сколько это?
Я откинулся в седле:
– Знаешь, что есть миллион?
– Знаю, конечно.
– А теперь возьми миллион тысячу раз – и тебе будет миллиард.
Огневица закрыла голову лапами:
– Сколько же зверей в вашем мире…
– Ну порядка семи миллиардов.
Похоже, цифра произвела впечатление на магессу и она попросту застыла, пытаясь переварить названное количество. Более спокойный лучник потер шею:
– У нас в ферх играют только крестьяне.
Я удивленно наклонил ушки:
– Почему же?
Рамзи показал на ватагу ребятишек:
– Что это за игра? Только пинай мячик, и все. Ну пнул его, ну толкнул кого-то – а толку? Воинам такое будет неинтересно, им лучше силу по-другому развивать.
Полянка для ферха осталась позади, но я все же показал назад:
– В моем мире эта игра называется футбол, что в переводе с энглиша…
Вейлин оборвала меня:
– Лапомяч?
– Да, именно лапомяч. Игроки в футбол, называемые футболисты, живут игрой и зарабатывают ей себе на жизнь. Футбольные объединения, которые называются клубами, играют между собой в разных соревнованиях. Проводятся соревнования среди команд одного города, одного района, одной страны, разных стран. Проводится чемпионат всего мира. Игра настолько захватила умы, что за матчами следят, обсуждают игроков, тактики на игру, переходы игроков в другие клубы, чемпионаты. Играть в футбол, с одной стороны, просто, потому что есть четкие правила, за выполнением которых на поле следит особый зверь – судья. Но с другой стороны, играть в футбол сложно, несмотря на понятную цель. Профессиональные футболисты посвящают свою жизнь игре и достигают в ней таких высот, что простому зверю с ними почти невозможно играть. Это как бой на мечах. Ты знаешь все в теории – отбивай удары, летящие в тебя, и стремись попасть в противника так, чтобы убить его. На словах все просто. А на деле? Да дилетант с мечом в лапах просто мясо для опытного воина. Одно движение – и все, дилетант проиграл, даже не успев начать. Если бы я мог показать игру в футбол здесь – ты бы не думал, что это крестьянская игра, как ферх. Поверь, если воины научатся понимать правила игры – это будет для них отличной тренировкой. Умение видеть поле, умение уклоняться, общее укрепление всех мышц, тренировка точности, умение сражаться за мяч, пусть и в рамках правил – тренируется все.
Лучник замахал лапами, заливисто хихикая:
– Уговорил. Может, как-нибудь покажешь свой федбол… или как его там?
Я пожал плечами:
– Дай мне две группы по одиннадцать зверей – и я покажу. В своем мире я играл в футбол, хоть и не профессионально, и как любитель я что-то умел.
Воин сделал хитрую ухмылку:
– Хорошо, я запомнил. Ну-ка расскажи правила игры в свой футбол.
Я подъехал поближе:
– Смотри, берется поле размером около ста пятнадцати ярдов…

Долго мне пришлось рассказывать правила игры в футбол. Спутники внимательно слушали, особенно внимательным к моим словам был Рамзи. Возможно, я не знал каких-то мелочей, но самым главным в данной ситуации было донести основную идею. Я рассказал о разметке, о ее назначении, воротах, их размере, мяче, его примерных размерах, об игроках, их количестве и роли на поле. Рассказал о судьях, их количестве. Как мог, пытался донести правила: гол, фол, офсайд, замены.
С каждой секундой мордочка Рамзи становилась все более задумчивой. Один раз он даже негромко произнес фразу: «Надо будет попробовать».
Как большой любитель футбола, я мог говорить о нем часами. Разговор с общей теории футбола перешел в сторону игроков, клубов и сборных. Спутники узнали о Криштиану Роналду, Златане Ибрагимовиче, Икере Касильясе и других славных игроках современности, поклонником игры которых я являлся.
За разговором мы успели пройти порядочное расстояние. Возле небольшого ручья, протекавшего рядом с дорогой, хорек спешился:
– Лошади давно не пили, давайте остановимся.
Я спрыгнул с Зогмо’са и отпустил его к воде. Черный конь жадно припал к воде и начал шумно ее пить. В это же время прилетела небольшая птичка с красными перьями, размером с голубя, села Себастьяну на лапу и что-то мелодично пропела. Крыс отпустил ее:
– Преследователи достигли границы. Там устроен нешуточный переполох из-за того, что нас пропустили безнаказанно, не проверяя. Это их несколько задержало. Неизвестно, насколько далеко мы успели отъехать от границы, поэтому лучше не задерживаться на месте. Рамзи, далеко до столицы?
Хорек задумчиво осмотрелся вокруг, как будто вглядываясь в окружающее пространство. Через небольшую паузу он ответил:
– Думаю, часа через три приедем, если не будем останавливаться.
Я задумался:
– Почему же так вышло, что от Ландара до границы мы ехали чуть ли не две-три недели, а здесь столица находится менее чем в дне пути от нее?
За хорька ответила Вейлин:
– Мера предосторожности. Себастьян говорил, что в Ордене сидят знатные паникеры. Вообще, долгое время не Ландар был столицей Граальстана, а Стиндал, где родился основоположник архианства Гизлен Бартранди. Но в будущем, когда Орден в Граальстане начал опасаться возможного вторжения, было решено перенести столицу вглубь страны, в Ландар. Сразу после перенесения столица какое-то время называлась Гизлен, но потом ей вернули историческое название. А Меровии нечего опасаться вторжения. Конечно, у Ордена в Меровии и Ордена в Граальстане есть некоторые споры в религиозных вопросах – в Граальстане у религии намного более сильные позиции, но в целом страны давние торговые партнеры, которым нет смысла воевать.
Я зачерпнул воды из ручья, выпил ее и вытер мокрую шерсть на ладонях о штаны:
– Мне хочется оказаться подальше от всех этих Кон-Сай и этого кошмара, чтобы за мной никто не гнался. Неужели я требую невозможного?
Воин поправлял подпруги на своем жеребце и весьма невесело засмеялся:
– Похоже на то. Кон-Сай умеют быть настырными в своих поисках. В Мариссе будет проще, я обещаю. По крайней мере, для некоторых из нас. Ну что же, лошади напились, может и нам устроить маленький привал?
Ни у кого не было возражений.

На Меровию опускался вечер, когда мы достигли Мариссы. Город поражал воображение даже больше, чем Стиндал или Ландар. Впервые я увидел крупный город-порт, стоящий на берегу то ли моря, то ли очень большой реки. Причалы были видны даже издалека и находились слева. Портовые ворота, отгораживающие город от моря, были примерно метров десять в высоту. Справа и слева от ворот стояли две огромные бронзовые статуи в виде стоящих орлов со сложенными крыльями. Как пояснил Рамзи, в случае угрозы со стороны воды между этими орлами натягивались тяжелые цепи, перекрывающие фарватер для вражеских кораблей.
Похоже, что город был двухуровневым: на холме находились белые башни, на шпилях которых развевались штандарты королевства. Ниже находились более бедные кварталы (невидимые за крепостной стеной – все вышесказанное мне рассказал лучник). Рамзи обвел весь город ладонью:
– Марисса состоит из нескольких частей – Высокого Города, где находятся богатые кварталы, дворец короля и казармы королевской армии, Низкого Города, где живут простые звери, и Запретного Города, где находится центр Ордена в Меровии и где живут служители Ордена. Несмотря на название, в Запретный Город может пройти любой желающий. Наименование историческое и сложилось в те времена, когда эта часть города была местом жительства магов, служивших при дворе короля. Чтобы никто случайно не пострадал от магических опытов, их район отгородили от остального города и назвали Запретным. Позже, когда маги были переведены в Высокий Город, в Запретном Городе разместился Меровийский отдел Священного Ордена, но название прижилось.
Я прищурился, пытаясь разглядеть детали внутренней архитектуры города, видимые за стеной:
– А куда направляемся мы? В Низкий Город или в Высокий?
Лучник усмехнулся:
– Ты очень сильно удивишься, но в Высокий.

Как и в Ландаре, город был окружен рвом, заполненным водой. Подвесной мост, уже изрядно поцарапанный и потертый из-за бесчисленных повозок и путников, покоился на земле, приглашая пройти внутрь. Воины в одинаковых коричнево-металлических доспехах с символами меча в лавровом венке следили за проходящими и часто останавливали путников, быстро проверяя их. Впрочем, мне довелось видеть, как стража скрутила одинокого путника с подозрительной внешностью. Гости города отнеслись к задержанию абсолютно спокойно, как будто произошедшее было для них абсолютно будничным, рядовым случаем.
Каждый конный гость столицы спешивался перед тем, как оказаться в городе, и мы не стали исключением. Вытащив из-под седла посох и взяв его в правую лапу, левой я повел Зогмо’са под уздцы.
Черный жеребец с интересом принюхивался, чувствуя вокруг себя бурю новых запахов, в том числе и других лошадей. Он встретил по пути гнедую кобылку и обнюхал ей круп. Лошадь ощутимо гневно фыркнула и хлестнула хвостом Зогмо’са по морде. Жеребец от неожиданности отступил на шаг назад и затряс гривой. Я усмехнулся и потрепал его по шее:
– Что, ловелас, отшили тебя?
Жеребец лишь что-то пробурчал в ответ и позволил вести себя дальше под уздцы.
Внезапно один из стражников, помесь волка и овчарки, остановил нас и начал говорить с акцентом, ощутимо картавя:
– Миг’ вам, уважаемые путники. Я могу осмотг’еть ваши вещи?
Мы переглянулись. Я пожал плечами:
– Мне нечего скрывать.
Я открыл свой чехол с гитарой и показал его содержимое. Наличие кинжала внутри не произвело никакого впечатления на стража, как и мой посох с содержимым сумы на боку Зогмо’са. Также спокойно он осмотрел вещи Лассы, Себастьяна и Рамзи. Вейлин же преградила ему путь:
– Почтенный страж, я покажу вам содержимое моих вещей, но не советую трогать суму и вещи в ней, если не хотите поджариться.
Воин помотал головой:
– Пг’осто покажите свои вещи. Я не буду ничего тг’огать, если вы так пг’осите.
Открыв суму, волчица отошла в сторону. Страж внимательно осмотрел внутренности, не трогая ее, после чего спросил, показывая пальцем в суму:
– Лаг’есса, а что у вас лежит здесь?
Вейлин подошла поближе и спокойно ответила:
– Это награда за победу в конкурсе бардов в Стиндале.
Страж улыбнулся:
– Вы участвовали и победили? Какая честь для меня всг’етить победителя фестиваля! Никогда не думал, что такое пг’оизойдет в моей жизни! Что же, пг’оходите, и да будет благословен ваш путь Аг’ханисом!
Я расслабился и закрыл свой чехол, вернув его обратно на спину.

Дотошный страж остался позади. Ворота тоже остались позади, и мы оказались на большой квадратной площади, мощенной брусчаткой. По четырем углам площади стояли мраморные колонны, увитые зеленым плющом. Хорек повел коня по правому ответвлению:
– Уже вечер, идемте за мной, я знаю, где можно остановиться на ночь.
Похоже, что мы находились не в Высоком и не в Низком городе. Рамзи подтвердил мои подозрения – путники въезжали в город именно через Запретный Город. Штаб-квартира Ордена находилась всего лишь в нескольких кварталах от въездных ворот города, только по другой дороге от нас.
Постепенно мы покинули Запретный Город и через внутреннюю стену в городе вышли в Низкий Город. Отличало его то, что практически с любой улочки был виден холм, на котором находился Высокий Город.
Рамзи потряс гривой:
– Мы уже не успеем оказаться в Высоком Городе, поэтому эту ночь проведем в Низком. Не бойтесь, тут есть приличные места, где не стыдно будет остановиться. Знаю я тут одну таверну, называется «Казненный солдат». Название так себе, но заведение нормальное, хотя там может по вечерам некоторый сброд ошиваться.
Я потер морду:
– Порой я начинаю думать, что тавернщики в этом мире соревнуются, у кого будет самое странное название для заведения. «Синий Конь» был, «Грязная Сова» была, теперь вот «Казненный Солдат».
Лучник похлопал меня по плечу:
– Это всего лишь названия, Мирпуд, чего ты так переживаешь из-за них?
Я встретился глазами со спокойным взглядом Себастьяна, шедшего позади:
– Не знаю, не знаю…

Хорек не обманул – в таверне было достаточно прилично, хотя порой из-за столов раздавались выкрики нетрезвых посетителей. К Вейлин и Лассе попробовали было поприставать пару нетрезвых субъектов, но самочки в коротких, но емких фразах дали понять, что не совсем рады такому неожиданному вниманию к своей персоне. Особо наглого самца Вейлин прошила несмертельным, но ощутимым разрядом электричества. Пристававший задергался и рухнул на пол под хохот соседних столов. После этого все попытки овладеть самочками прекратились.
Ужин оказался сносным. Мясное рагу было вполне вкусным. В качестве гарнира подавали какой-то овощ, похожий на картошку, но со сладковатым привкусом. На закуску подали маленькие то ли удлиненные помидоры, то ли округленные огурцы со вкусом тыквы. Завершила ужин кружечка хорошей маркары, к которой я успел пристраститься в этом мире, хотя в нашей реальности не любил пиво.
Из-за стола я поднимался с одним желанием – спать. Я уже пару недель не лежал в нормальной кровати и теперь думал только о ней. Рамзи вызвался оплатить ужин, и я нисколько не возражал – в моей голове не получались даже простые арифметические расчеты. К счастью, при таверне был постоялый двор. Мы смогли оставить лошадей в заботливых лапах конюхов и даже – вот удача – нашлось две свободные комнаты, находящиеся рядом и рассчитанные на два зверя каждая.
Рамзи захотел переночевать со мной – и я не возражал. Я не отказался бы ночевать и с Кон-Сай, лишь бы меня не трогали и не будили.
Оставшееся время я помню слабо – стянул одеяние мага, поставил посох в углу, выпустил Эйнара на кровать и вскоре заснул.

Рамзи дождался, пока Мирпуд не уснет, после чего тихо оделся и вышел обратно в зал, где еще сидели несколько посетителей. За одним из столов сидел огромный лев в плаще и попивал маркару. Его большой топор лежал рядом с кружкой, на столе. Рамзи сел напротив льва:
– Рассел, вот мы и вернулись домой, не правда ли?
Обычно суровую морду воина пересекла улыбка:
– Похоже на то, Ваше Высочество. Вас еще не узнали?
Хорек провел пальцем по металлу топора льва:
– Меня сейчас мало кто узнает. За пять лет моя внешность изменилась настолько, что меня узнают только отец с матерью, да некоторые слуги во дворце. Я же сейчас выгляжу как простой охотник в запыленной дорожной одежде. Кто даже из посетителей этой таверны узнает во мне принца? Ну сидит хорек, ну пьет маркару – и это все, что они могут про меня сказать.
Рассел поставил кружку на стол и огляделся вокруг, после чего тихо произнес:
– Какие будут приказания, Ваше Высочество?
Рамзи выпрямился на стуле, и сразу будто стал выше:
– Иди в королевский дворец и найди там Тревора. Передай ему, что я вернулся. Чтобы он тебе поверил, держи это.
Хорек достал из камзола золотое кольцо и передал Расселу:
– Это моя малая печать. Большую печатку я пока оставлю у себя. Отцу пусть пока не передают – я сам ему покажусь на глаза. Узнай, кто завтра будет стоять на страже во дворце. Пусть их предупредят о моем прибытии, но чтобы это все было для них как будто в порядке вещей. Я собираюсь провести своих спутников как бы на экскурсию во дворец. Именно поэтому стража не должна реагировать на меня, даже если ей очень захочется. Я специально приду в этом же камзоле, чтобы они точно знали, что ты описал именно меня.
Лев сделал еще глоток маркары:
– Ваше Высочество, так почему же вы так и не сказали своим спутникам, кто вы?
Хорек вытащил один из внутрирукавных кинжалов и начал крутить его в ладони:
– Не хочу нарушать их отношение к себе. Они меня знали как просто парня по имени Рамзи Сусанин – пусть пока и знают меня таким. Известно, что обычно с принцами чувствуешь себя неуютно из-за их высокого статуса. А так я буду гордиться тем, что познал жизнь простого солдата, полную опасностей и трудностей. А они, может быть, будут гордиться тем, что все время провели с принцем, сами того не ведая. Завтра мне будет тяжеловато, боюсь.
На хорька посмотрели желтые глаза:
– Почему?
– Ты вспомни, почему я ушел из Меровии, чтобы стать в итоге простым солдатом. Не думаю, что за пять лет отец поменял мнение по известной нам теме. Только теперь я буду тверд и упорен. И даже отец не сможет теперь меня переубедить, иначе пять лет моей жизни будут насмарку.
Рассел усмехнулся только уголками губ, прекрасно зная, о чем идет речь. Подумав, воин встал из-за стола и спрятал топор под плащ, быстро ударив себя в грудь кулаком:
– Доброго сна, Ваше Высочество. Я пошел предупреждать Тревора и стражу.
Рамзи коротко кивнул, отвечая на пожелание. Рассел бросил небольшую монетку на стол и ушел из таверны. Рамзи же остался сидеть за столом, глядя на опустевшую кружку ушедшего льва и о чем-то думая. Все это время он вертел кинжал в левой ладони. Подумав, он сунул его обратно в правый рукав.
Зал полностью опустел, ушел даже хозяин таверны. Зал погрузился в полумрак, который разгоняло только несколько свечей под потолком. Вздохнув, Рамзи встал из-за стола и пошел наверх, обратно в комнату. Вскоре и он заснул, все еще думая о предстоящем дне.