Эпилог

Ощущение полета в Мерильде было потрясающим, сродни свободному падению. Поначалу ощущения страшили меня, но вскоре пришла эйфория – и я начал получать удовольствие от процесса перемещения.
Вместе с Вейлин и Эйнаром мы находились в серебряном потоке, который тек сквозь сине-черное звездное пространство. Слева и справа от меня находились проекции других миров. Какие только реальности ни попадались нам! Глаза захватывали безмятежные альпийские луга и красную лаву, текущую из вулканов на раскаленных планетах, сюрреалистичные леса с невероятными цветами и деревьями и бескрайние песчаные пустыни – здесь можно было найти самые мыслимые и немыслимые сочетания миров, какие только могло представить воображение.
В процессе полета, забывшись, я едва не разжал ладонь волчицы, и лишь болезненное сжатие пальцев магессой вернуло меня в реальность и заставило крепче ее обхватить.
Эйнар летел в потоке между мной и волчицей, забавно расставив лапы наподобие белки-летяги. Казалось, происходящее нисколько не смущало извечного оптимиста-котенка, и глазки зверька, прищурившись, смотрели вперед, словно видели что-то, неведомое обычному существу.
Я попробовал что-то произнести, но как только я открывал пасть – раздавался шум ветра, который полностью заглушал мою речь. Поэтому я не мог ни поговорить с Вейлин, ни задать вопрос Мерильде, если она, конечно, говорила во время работы.

Перемещение вскоре закончилось. Глаза снова накрыла синяя, потом черная пелена – и опять, на мгновение потеряв сознание, я очнулся. Тут же я понял, что оказался в каком-то узком темном пространстве, причем в лежачем положении. Я не видел совершенно ничего, и слышал только, как справа от меня возилась материализовавшаяся Вейлин:
– Куда мы попали?
Я совершенно не мог подвинуться, и поэтому мог только произнести:
– Я не знаю, сейчас постараемся выяснить.
В этот момент я понял, что мне было очень холодно. Видимо, перемещение в мою реальность прошло успешно, и тогда я находился в теле человека. Отсутствие шерсти, от которого я успел отвыкнуть за время пребывания в Мире Спокойной Воды, заставляло чувствовать сильный холод. Но это была не самая большая проблема. Оставалось понять, где мы с Лин оказались, и почему нам так тесно и темно.
Волчица оказалась понятливой и не стала производить лишних звуков, давая мне возможность сориентироваться. Левая рука ощущала что-то, похожее на ткань, натянутую на твердую поверхность, стопы оказались обуты в ботинки, и ими я чувствовал, что упираюсь во что-то твердое. На левой стороне груди у меня примостился чехол с гитарой, который мне сейчас больше мешал, и на правой стороне лежала Лин. Где-то в ногах шебуршил Эйнар.
Я с огромным трудом высвободил левую руку и пощупал пространство вокруг себя. Справа и слева стенки сходились очень близко, а потолок загадочного помещения находился чуть ли не перед моим носом. И я внезапно понял, где мы оказались, и от этого мне стало очень страшно. Мы лежали в гробу.

Я тут же порывисто произнес:
– Лин, дыши медленно и неглубоко! Мы лежим под землей в гробу!
Магесса выполнила мою просьбу, но все-таки спросила:
– И как мы здесь оказались?
– У меня только одна версия. Видимо, Вася Мажор все-таки убил меня-человека, и я переселился в свое тело, которое лежит похороненным на одном из городских кладбищ. И если мы не выберемся отсюда, то умрем от удушья. У нас осталось не так много воздуха. И боюсь, с этим будут проблемы, потому что могила создана несколько дней назад, и откапываться будет очень трудно.
С кряхтением Лин высвободила правую руку и создала маленький электрический огонек, который питался лишь ее магией, но не кислородом столь ценного для нас воздуха. Свет разлился лишь на метр вокруг, но и его хватило, чтобы увидеть, что нас окружает бежевая ткань, которой обычно выстилали гробы изнутри. Также при свете огонька я разглядел, что и Лин стала человеком, но пока я не имел возможности и времени подробнее рассматривать, в кого она превратилась.
Я приложил ладонь к крышке:
– Так, закройся ладонями, потому что сейчас я буду ломать крышку, и нас начнет засыпать землей. Все отгребай в сторону пояса и ниже.
Мы с трудом высвободили обе руки (я вообще изумлялся, каким образом мы помещались вдвоем в одном гробу), и я послал импульс магии в открытую ладонь, пытаясь пробить крышку гроба.
Первая попытка не увенчалась успехом. Вторая лишь прорвала ткань, но не коснулась дерева крышки. Я уже потихоньку начинал задыхаться, а пробить гроб так и не удавалось. Я обессиленно шепнул магессе:
– Похоже, либо гроб слишком прочный, либо сейчас моя магия ослабла. Мы сможем пробить крышку только вместе. Помоги мне.
Вейлин приложила ладонь к гробу рядом с моей, и после нашего совместного импульса прошла трещина, в которую начал просыпаться мельчайший песок. Окрыленный успехом, я приложил ладонь обратно:
– Это работает! Давай еще раз!
После второго удара раздался треск, и в увеличившуюся трещину песок и земля начали сыпаться активнее, и нам пришлось, закрывшись одной ладонью, второй смахивать песок с лица в сторону груди и пояса. Еще после третьего удара крышка оказалась пробитой настолько, что мое лицо начало покрываться землей, и я только и успевал, что сгребать ее вниз. Из-за этого я не мог дальше пробивать крышку, но мне стала помогать Вейлин, ломая гроб ударами кулака и смахивая землю от лица.
Я крикнул что есть силы, когда земля начала засыпать гроб непрерывной массой через пробитую дыру:
– Задержи дыхание и копай к поверхности!

Дальнейшее я помню очень смутно. Я лишь копал перед лицом, стремясь вырваться наружу. Осложняло жизнь то, что я потерял ощущение Вейлин рядом, и чехол с гитарой, свисавший с плеча, сильно мне мешался.
Легкие горели, когда я, наконец, почувствовал, что моя поднятая правая рука не чувствует земли. Я рванулся в сторону спасительного воздуха – и тут моя голова вылезла из земляного холмика. Я жадно хватал холодноватый ночной воздух (да, я вылез из могилы ночью), и никак не мог надышаться. При этом я отметил, насколько разительно воздух Москвы отличался от воздуха Мира Спокойной Воды. И лишь через несколько секунд я начал шарить вокруг себя в земле, пытаясь найти Лин. Я начал опасаться, что она не смогла вырваться из подземного плена, как вдруг земля справа от меня взорвалась комьями земли, и на поверхность вылезла девушка, облепленная землей, а вместе с ней Эйнар:
– Пхахах, бффф, тьфу. Наконец-то воздух!
Я бросил взгляд вперед и увидел, как передо мной стоит какой-то алкаш, вытаращивший глаза. Я сделал страшное лицо, и после этого пьяный с невероятной ловкостью убежал вдаль, огибая могилы и истошно вопя:
– Зомби! Мертвецы оживают!
Я не стал разубеждать его в наблюдениях: меня больше волновало выбраться на твердую землю и помочь Лин. Так как я был облеплен грязью, магесса пока что не обращала внимания на мой исходный образ.
Еще несколько усилий – и я рухнул на траву возле разрытого холмика. Все тело болело, легкие горели от долгой нехватки воздуха, и все ногти на руках были забиты грязью. Лишь теперь Вейлин обратила внимание на мой внешний вид. И надо сказать, он ее озадачил:
– Вот так выглядят люди? Вот такие лысые и странные?
– Да, Лин, так я выглядел с рождения и до того момента, как попал в твой мир. Ты и сама теперь человек.
Бывшая волчица осмотрела свои перепачканные в земле руки:
– И я тоже лысая и страшная? Да что же мне так холодно???
Бросив взгляд на ее стопы, я увидел, что она была босая. Черт, придется упрашивать чехол найти для нее обувь, другого варианта я придумать не мог. Но какой же размер ноги у нее? И почему я не додумался взять обувь для нее заранее, еще в Ландаре?
Я взял стопу сидящей на могиле Вейлин и начал мысленно обмерять ее. Бывшая волчица посмотрела на меня с удивлением:
– Что ты делаешь?
– В моем мире считается неприличным ходить вне дома без обуви. Ты босая, а потому мне нужно представить размер твоей стопы.
Лин не стала протестовать и предоставила мне возможность проводить замеры и дальше. Так, если я не ошибся с глазомером, то у нее был тридцать седьмой размер.
Но дальше меня ждало разочарование. Сколько я ни упрашивал чехол, обувь мне он так и не явил. Либо это было для него слишком сложным предметом, либо он потерял магическую силу в моей реальности. Скорее всего, верным было второе. И это доставляло мне большие проблемы, потому что достать обувь на кладбище было столь же сложной задачей, как найти попкорн в Большом Театре.
Нас начал обдувать ночной прохладный ветер, и по нему летели два пустых черных магазинных пакета, видимо, сдутых с какой-то из могил неподалеку. Поняв, что ничего лучше я не придумаю, я поймал их:
– Конечно, это очень плохой вариант, но это лучше, чем ничего.
Я обвязал стопы Лин пакетами наподобие бахил, и тогда, если не приглядываться, можно было и не заметить, что пакеты надеты прямо на голые ноги. И тогда я думал, что как только доберемся до дома, я возьму денег из своей заначки и куплю магессе нормальную обувь
Закончив с ее ногами, я пригляделся к лицу Лин, мысленно убрал с него грязь, и нашел, что человеческая ипостась волчицы вышла очень красивой. Вейлин превратилась в голубоглазую девушку с пышными шатеновыми волосами, отливающими рыжей медью. И тогда я понял, что видел перед собой тот внешний идеал девушки, который много лет представлял себе в уме, когда мечтал о любви прекрасной дамы. Я ответил на ее прошлый вопрос, после которого начал думать о ее обуви:
– Нет, Лин, ты вышла очень красивой девушкой, я тебя уверяю.
Оглядев себя, я понял, что зря облачался в джинсы и футболку. Хоронили меня в костюме, как и полагалось покойнику, и сейчас на мне был одет добротный пиджак, штаны и черные ботинки. К удивлению, с каждой минутой кожные покровы розовели и все больше становились похожи на плоть живого человека, а не ожившего мертвеца. И это при том, что мои сосуды и ткани наверняка были напичканы убойной дозой всяких химикатов, типа формалина или фенола, которыми обычно обрабатывали покойников в морге. Почему же мне сейчас это нисколько не вредило?
Теперь единственной проблемой оставалось только очиститься от земли, потому что выглядел я как шахтер после смены – весь черный, перемазанный. В таком виде к бабушке я появляться не хотел. Если уж одежду очистить не представлялось невозможным, то хотя бы руки и лицо отмыть было можно. Остался вопрос – где это сделать, вкупе с вопросом «где мы находились?»
Ради интереса я посмотрел и на свою могилу. Она оказалась простой – прямоугольный кусок гранита серого цвета, на вершине которого был маленький гранитный же крестик, моя фотография с выпускного альбома трехлетней давности, и вдавленные золотистые буквы: «Волк Максим Леонидович, 25.04.1993 – 30.05.2013». И внизу была приписана маленькая эпитафия, которую я с трудом разглядел в лунном свете: «Он делал жизнь каждого вокруг светлее». Справа же стояло еще одно надгробие, от которого мне стало дурно: «Егоров Михаил Васильевич, 03.05.1993 – 30.05.2013». Мишку похоронили рядом со мной. С фотографии смотрел улыбающийся парень в зеленой футболке. Я помнил это фото. Я сделал его сам, примерно за пару месяцев до смерти друга.
Меня терзали смешанные чувства. Я был рад, что выжил, но видеть при этом свою могилу было очень угнетающим, даже зная, что она отныне не твоя. А наличие могилы того, кто был твоим лучшим другом, тем более угнетало вплоть до депрессии. Лин присмотрелась к могиле моего «соседа»:
– Это и есть твой друг, который спас тебя от смерти?
Я молча кивнул, не найдя в себе силы ответить. Получалось, что отныне места в родном мире мне не было. Однозначно было выписано свидетельство о смерти, и по документам меня теперь не существовало как человека. И поэтому все, что я мог делать – периодически проведывать бабушку, а жить постоянно в Мире Спокойной Воды.
Под белым лунным светом вокруг нас находились могилы и памятники. Лин с интересом рассматривала памятники, включая и мой:
– А что означают кресты на могилах?
Разглядев вдалеке парадные ворота кладбища, я потащил магессу за собой, ища путь среди бесконечного ряда надгробий:
– Как только я узнаю, где мы находимся, я расскажу тебе все. Не хочу здесь дольше оставаться.
Ночью на кладбище было действительно жутко. Я никогда не был особо впечатлительным человеком, но даже мне казалось, что вокруг нас присутствует что-то незримое, причем не самого доброго толка. Все усугублялось тем, что на кладбище, не считая смывшегося алкаша, никого не было. Даже кладбищенский сторож не был виден. «Наверное, спит в сторожке», – подумалось мне.
Наконец, путь к парадным воротам был завершен, и я, наконец, разглядел надпись – «Преображенское Кладбище». Значит, в полукилометре отсюда находилось метро «Преображенская».
Улица Преображенский Вал была пустынна, и лишь где-то на тротуаре были припаркованы машины – и я благодарил судьбу, что я попал в Москву именно ночью, хотя бы потому, чтобы не смущать Вейлин городской суетой раньше времени. Эйнар, незаметно шедший за нами, разглядывал все вокруг круглыми голубыми глазками и, казалось, что окружающий мир озадачивал его. Подумав, я обратился к магессе:
– Так, послушай меня. Раз ты оказалась в моем мире, то тебе нужно знать кое-что. Мы направляемся к моей бабушке. Она сейчас в плачевном состоянии, и потому мое появление может быть для нее слишком внезапным. Молюсь, чтобы она вообще была жива. Тебя я ей представлю как свою девушку. Называть тебя Вейлин Дестрокардо я не могу, потому что в моей стране такое имя и фамилия звучат по-иностранному, а потому я буду звать тебя Елена Кардова, или же просто Лена. Ты учишься со мной в одной группе университета на редакторское дело. И да, я говорил однажды мельком, что Мирпуд – не мое настоящее имя. Ты не можешь называть меня перед бабушкой фальшивым именем. Запомни, что меня зовут Максим Волк, и это мое настоящее наименование. Можно коротко – Макс. Бабушку зовут Надежда Яновна. Впрочем, если ты назовешь ее бабушка Надя – она не обидится.
Подумав несколько секунд и переварив полученную информацию, новоявленная Лена кивнула:
– Хорошо, пусть будет так. Что мы будем делать дальше?
Я поднял взгляд на ворота и увидел, что на часах, установленных над решеткой, было что-то около половины пятого утра. Что же, до открытия метро оставалось около сорока минут, и так я мог добраться до своей квартиры, а там уже нормально отмыться и собраться к бабушке.
Еще немного пошарив глазами, я разглядел на ограде кладбища встроенный кран. Подойдя поближе и повернув вентиль, я увидел, как оттуда течет вода. Позвав магессу, я отмыл ей лицо и руки, и она ответила мне тем же. Наплевав на грязный костюм, я не стал снимать с него комья земли, и повел за руку Лену в сторону «Преображенской». И все время, пока мы шли, шаги моих ботинок перемежались с шуршанием пакетов на ногах Лены, иногда сменяемые легким шорохом лапок Эйнара.

Бывшая волчица смотрела вокруг себя с нескрываемым интересом и восхищением. Ее удивляли и изумляли машины, светофоры, электрические и фонарные столбы, общественный транспорт, начинавший ходить по улицам Москвы. Конечно, она не выглядела как напуганная крестьянка, случайно попавшая в мегаполис, но, тем не менее, ее интересовало буквально все. Попутно я рассказал ей в двух словах смысл крестов на могилах, поведав и о православии, как о составной части христианства. Редкие прохожие косились на нас, однако проходили мимо, принимая нас за бомжей.
За разговором мы подошли к запертым дверям метро. Часы показывали ровно пять утра, а это значило, что нам нужно было ждать еще двадцать минут, пока вход будет открыт для пассажиров. Заранее предупредив Лену о том, что будет ждать ее под землей, чтобы ее ничего не пугало, я продолжил рассказ о религии и о тех предметах, что окружали нас по пути от кладбища до станции.
Когда работники открыли двери станции, я подумал немного и снял пиджак, сильно обстучав его об мраморную колонну перед входом, пытаясь сбить с себя кладбищенскую грязь. Почему-то мне казалось, что дежурные не пропустят меня в таком виде. После этого я помог Лене тоже сбить с блузки большую часть грязи.
Пошарив в кармашке чехла, я выудил оттуда свой студенческий билет, внутри которого я прятал социальную карту. Я успел перед «смертью» зарядить ее на июнь. А вот с Леной были проблемы: у нее не было билета, а проскакивать «зайцем» я бы ей не позволил. Более того, у меня не было денег. В студенческом я деньги не прятал, потому оставалось надеяться, что деньги есть в чехле, причем не наколдованные, а настоящие, которые там еще успел оставить Мишка незадолго до смерти.
Я вдумчиво обшаривал каждый карман в чехле, коих было очень много. Духи, зажигалку и флейту я пропустил, и вскоре мне улыбнулась удача: в одном из карманов я нашел одинокую сторублевую купюру, к которой скрепкой была пришпилена записка «Миша, купи молока и яиц». Похоже, именно этой купюрой собирался расплачиваться Мишка, когда он в последний раз вышел из дома. Вздохнув, я снял записку с купюры, и решительно пошел к кассе. Внутри нее сидела сонная пожилая женщина с крашеными черными волосами. Я протянул ей купюру:
– Две поездки.
Кассирша долго рассматривала мою одежду, после чего процедила:
– Хоть бы отмылся, бомжара.
После этого она все-таки забрала сто рублей и выдала мне билет и сдачу с чеком. Я на прощание схохмил:
– Оделся бы, да только из могилы пришлось вылезать, потому и грязный.
И так я ушел, оставив кассиршу замереть с широко разинутым ртом и выпученными глазами.
Мы подошли к турникету, я взял на руки Эйнара, спрятал его за отворот пиджака и протянул билет Лене:
– Приложи его к желтому кругу, и как только красный огонь сменится на зеленый, проходи слева от турникета.
Магесса осторожно прислонила билет к указанному месту, понаблюдала, как красный сменился на зеленый, показав на экране цифру «один», после чего проследовала за мной в сторону лестницы, ведущей на платформу.

Когда мы спустились вниз, поездов еще не было, и на платформе сновали редкие пассажиры, решившие воспользоваться услугами метро. Я заранее вытащил наушники и дал их Лене:
– Для тебя здесь будет шумно, поэтому надень их, чтобы тебе было не так дискомфортно.
Сейчас ее ушки были человеческими, и больше соответствовали наушникам, и проблем у магессы с этим не возникло.
Из туннеля появился поезд. Я успел отвыкнуть от шума метро, поэтому прибытие поезда было для моих ушей если не сильным, то ощутимым испытанием. Впрочем, это длилось недолго, и уже садясь в вагон, я не страдал от боли в ушах.
Вместе со мной в практически пустой вагон вошли лишь два человека, и я вместе с Леной постарался сесть подальше от остальных, заняв крайние места у межвагонной двери. Так мы поехали в сторону Комсомольской, и теперь держали путь в сторону моего дома.

Все то время, пока мы ехали в метро, Лена смотрела вокруг себя, вглядываясь в схемы, знаки, указатели и рекламу. Некоторые станции, через которые мы проезжали, были памятниками архитектуры, включая ту же Комсомольскую или Новослободскую (а держали мы путь на Дмитровскую). В одном из переходов магесса вытащила наушники:
– Вот не могу поверить. Ваше… метро? Да, метро. Вроде бы и обычный вид транспорта, который в каком-то зачаточном виде есть и в Кораландах, только наземный, а ведь тут так красиво, чисто, как будто для вас это не просто транспорт, а что-то большее. Эти станции… Они часто похожи на дворцы, в которых впору жить королям. Эти витражи, гранит, мрамор. А ведь в метро может зайти любой, у кого есть немного денег на проезд.
Я несильно приобнял Лену:
– Не все метро такое. Когда мы сядем в спокойной обстановке, я расскажу тебе об истории своей страны. А может, даже дам почитать о ней. То метро, которое ты видела, было построено в той стране, которой больше не существует. И ты видела одни из ранних станций. Тогда и была идеология – даже простой рабочий или крестьянин достоин того, чтобы чувствовать себя не маленьким существом, а Человеком. Вот выполнялось ли это – другой вопрос, но такое убранство метро и было на это рассчитано. Более поздние станции не такие красивые, хотя такие же светлые и чистые.
Я собирался было продолжить речь, но увидел, что Лена осоловело смотрела перед собой и поминутно грозилась уснуть. До Дмитровской оставалась еще одна станция, и я положил ее голову себе на плечо, чтобы она успела немного расслабиться за один перегон от пункта назначения.

И вот, Дмитровская, с длинным эскалатором наверх. Не первый на пути магессы сегодня, но держалась она на нем с трудом. Было видно, что идти ей будет сложно, то ли из-за усталости, то ли из-за сонливости. Я шепнул ей на ухо, освобожденное от наушника:
– Потерпи еще минут двадцать – и ты приляжешь. До моего дома осталось совсем немного.
Лена собралась с силами и выпрямилась, растерев лицо ладонями. Я улыбнулся:
– Вот, так лучше. Потерпи.
Поднявшись на эскалаторе, мы пошли в сторону выходных эскалаторов, за которыми виднелись стеклянные двери. Магесса достала было билет, но я мягко опустил ей руку:
– Он нужен только на вход, но не на выход.
Лена убрала билет обратно в карман перепачканных штанов и проследовала за мной. Я повернул налево по подземному переходу мимо торговых палаток, с удовольствием видя родные места. Одно несколько огорчало – люди сторонились нас с Леной, видя нашу грязную одежду.

Следующие двадцать минут я шел к своему дому мимо железнодорожного переезда и трамвайных путей, оглядываясь по сторонам. Даже раннее время не успокаивало меня. Лена заметила мою нервозность:
– Что такое?
Я вздохнул:
– Лен, по документам я мертвый, и все мои знакомые это знают. А теперь представь, какого будет на улице кому-нибудь из них встретить меня живым?
Перейдя последнюю улицу, я зашел во двор. На футбольной площадке никого не было, на лавочках, которые обычно оккупировали алкаши, тоже было пустынно, и я повел Лену дальше, к своему подъезду. Набрав код на домофоне, я прошел внутрь, и вскоре мы уже поднялись на лифте на шестой этаж, к моей квартире.
Как я и предполагал заранее, дверь была опечатана, но на тот момент я подумал, что всем будет глубоко плевать, если бумага с печатью будет порвана. Пусть соседи думают, что это сделал кто-нибудь из детей, нахулиганив.
Я потянулся за ключами, и тут понял, что их-то у меня нет. Я грустно посмотрел на Лену:
– Мы не сможем попасть внутрь. У меня нет ключей, они остались в джинсах, которые не переместились из Ландара в Москву. Есть запасная связка, но она за этой дверью.
Бывшая волчица улыбнулась:
– Я тебе помогу. Не забывай, что я электрическая магесса, и в этом мире мне хорошо, потому что здесь электричество на каждом шагу, и мне не нужно искать источники силы.
Надеясь, что никто в столь ранний час не заглянет на площадку, я встал у стенки и принялся наблюдать за работой магессы. Та присела на корточки возле замка и приложила палец правой руки к нему. После минутной манипуляции с замком раздался двойной щелчок, и Лена встала:
– Готово.
Я с сомнением опустил ручку – и дверь открылась, подавшись на меня. Я приобнял девушку:
– Большое тебе спасибо.
Запустив магессу внутрь, я прислушался к звукам в подъезде и, не ощутив ничего подозрительного, закрыл дверь.

В квартире мы не задержались надолго. Я лишь сменил одежду, дал Лене отмыться и помылся сам, искупал котенка, выдал магессе одежду своей мамы, с которой они были очень близки по параметрам, подобрал ей обувь, дал ей поспать несколько часов и выпустил Эйнара, чтобы тот размял себе лапки и освоился в новом месте
Пока бывшая волчица спала в гостиной на диване, забрав под бок котенка, я включил смартфон, отметив, что заряд на нем понизился лишь вполовину, после чего полез в сеть смотреть расписание электричек. Увидев, что нужная будет в начале двух часов дня, я поставил телефон на зарядку и пошел исследовать содержимое холодильника.
К сожалению, некоторые продукты за неделю испортились, и мне пришлось выбросить хлеб, молоко, сметану, упаковку йогурта, старый кусок грудинки и еще несколько наименований продуктов. К счастью, оставшегося хватало, чтобы сделать неплохой завтрак.
Я почистил картошку, сварил ее, истолок в пюре и положил в качестве добавки консервированной горбуши, банка которой стояла на верхней полке. Добавив немного петрушки и листьев салата, я понес блюдо в комнату.
Мои шаги разбудили магессу, и она поднялась на диване, сонно потирая глазки:
– Ммм, что случилось?
Я поставил ей на колени тарелку с воткнутой вилкой:
– Кушай.
Бывшая волчица с интересом посмотрела на предложенную еду, захватила вилкой немного пюре с горбушей и начал их жевать. Помедлив немного, она захватила второй кусок:
– У них странный вкус. Я узнаю картофель и рыбу, но они какие-то… другие. Не то чтобы невкусные, но не такие, как в Граальстане.
Мне оставалось только вздохнуть:
– Видимо, разница между Москвой и Ландаром слишком большая не только в плане экологической обстановки, но и в плане еды. Все-таки, Ландар – не индустриальный город, там нет такого уровня производства, как в Москве. Может, сейчас все, как в Пассаре?
Магесса усмехнулась, откусывая от салата приличный кусок:
– Наверное так. Многое в Москве напоминает мне Родину, только Москва более продвинутый город в техническом плане.
Пока Лена ела, я открыл платяной шкаф и начал искать свою запасную зеленую куртку с капюшоном. Что-то мне подсказывало, что мне лучше было скрывать лицо, пока я не сел бы на электричку. Вскоре розыск нужной вещи завершился успехом, и я набросил ее себе на плечи:
– Кушай, и мы будем собираться к бабушке, а то опоздаем на электричку к двум часам.
Магесса подняла взгляд на настенные часы и долго их изучала, после чего произнесла:
– У меня еще есть полтора часа, так?
Я проследил за ее взглядом:
– Да, а что тебя смущает?
Лена пожала плечами:
– Я еще никогда не видела круглые часы, только линейные, и мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы понять, какое время они показывают.

Прошел час, и мы уже были готовы выходить из дома. Эйнара я засунул за пазуху, положил в карман деньги и уже собрался открывать замок, как вдруг услышал голоса за дверью:
– Мам, гляди, кто-то печать с двери снял.
– Да полно тебе, детишки небось хулиганили и сняли.
– Да нет. Я сегодня с утра слышала, как эта дверь хлопнула, и с тех пор никто не выходил отсюда. Там кто-то есть.
Я жестом приказал Лене не шевелиться и приник к глазку. За дверью стояли две мои соседки: тетя Маша, женщина лет сорока, и Анна, девушка лишь немногим старше меня, ее дочь. Тетя Маша отмахнулась:
– Ну хватит, кому нужно по злой воле нарушать печать? Этого задохлика все равно зарезали, а кто еще сюда придет? Бабушка его, которая из грядок не вылезает? Родители из мертвых воскресли?
Я сжал кулаки. Вот коза доморощенная, я ж ей всегда помогал, когда мог, а она меня так называла?! Девушка встала в позу:
– А лучше бы полицию вызвала, чтобы они проверили все. Вдруг кто чужой пришел?
Тетя Маша усмехнулась:
– Помнится, мне евойная маменька год назад оставляла ключ, прежде чем в очередную командировку смылась. Сейчас схожу за ним, а ты пока здесь постой, дверь посторожи.
Я схватился за голову. Черт, вот только этого не хватало! Нам некуда деться с Леной, и в окно уйти не судьба, как я проделывал в Стиндале. Лена тоже слышала разговор, и ее лицо явно показывало, что она в высшей степени растеряна. Мы отступили в комнату, понимая, что бежать нам некуда.
Помощь пришла оттуда, откуда никто не ждал. Эйнар завозился за отворотом пиджака, коротко мяукнул, практически неслышно – и мы с Вейлин стали полностью невидимы. Я мог утверждать это с уверенностью, потому что мы стояли напротив зеркала в коридоре и в нем не отражались. Я мысленно поблагодарил котенка за помощь, после чего мы с Леной отодвинулись и зажались в дальнем углу комнаты. Открылась входная дверь.
Аня зашла в квартиру и начала по-хозяйски открывать двери, как будто искала спрятавшихся людей. Мы с Леной зажались в углу и наблюдали за тем, как она открывает шкафы и заглядывает за все занавески, двери и прочие места, где, по ее понятию, могли прятаться гости. Она даже подходила к тому углу, где мы прятались и смотрела прямо на нас, но в итоге ушла к входной двери, от которой раздался голос тети Маши:
– Ну что, конспираторша, кого нашла?
Голос девушки звучал потерянным:
– Но… Я же точно слышала, как эта дверь закрывалась! Слышала!
Раздался звук подзатыльника:
– Молодец, что слышала. Закрывай дверь и уходим. А то еще на нас вскрытие повесят, тогда хлопот не оберёмся.
Послышался звук закрываемой двери – и невидимость пропала. Я выдохнул и погладил Эйнара по спинке:
– Большое тебе спасибо, ты нас спас.
Котенок лишь мило поморгал глазками и уткнулся носом мне в грудь, показывая, что его сморил сильный сон.
Обсудив с Леной сложившуюся ситуацию, мы решили, что стоит подождать полчаса, а потом уходить, чтобы минимизировать риск обнаружения.
Через полчаса я открыл дверь – в подъезде стояла тишина. Осторожно закрыв дверь и убедившись, что все стало тихо, я поднял сорванную печать с пола и при помощи магии приклеил ее обратно.
Для надежности воспользовавшись лестницей, а не лифтом, я вскоре оказался на улице. Был уже день, и до поезда оставалось около сорока минут. На тот момент мы не опаздывали и могли идти до станции неспешным шагом. Но стоило пройти пару кварталов, как я понял, что просто так мы до электрички не дойдем. Буквально в ста метрах впереди от нас в открытой машине сидел Вася Мажор…

Завидев, как я застыл на месте, Лена обеспокоенно спросила:
– Макс, что с тобой.
Я показал пальцем прямо:
– В той машине сидит парень, убивший меня и моего друга.
Я явственно увидел, как красивые голубые глаза магессы налились кровью, после чего она хрустнула костяшками, процедив сквозь полусомкнутые губы:
– Так, давненько я не убивала никого.
Я дернул ее за руку:
– И ты его убьешь прямо здесь?
Глаза Лены пылали гневом:
– Заткнись и не мешай мне. Я никогда не прощаю тех, кто причинил вред моим любимым. Особенно его. И не смей отрицать, что ты тоже хочешь его смерти!
Я не ожидал от нее такого напора, и поэтому так и остался стоять, мямля что-то невразумительное. Глаза магессы стали у;же:
– Помешаешь мне сейчас – закопаю. И не посмотрю, что мой любимый. Можешь идти за мной, но на расстоянии. Я знаю, как прибить его по-тихому.
Лена решительно пошла вперед, обгоняя меня, и я сильнее надвинул капюшон на лицо, чтобы Вася Мажор не распознал мое лицо даже случайно.
Стоило сказать, что он не просто сидел в открытом Хаммере – он слушал музыку на весь двор, причем какой-то низкопробный русский рэпчик. Помнится, часто пытались заставить его приглушить звук, однако Вася посылал всех на три веселые буквы и продолжал слушать то, что хотел, и с какой громкостью хотел.
Так и в тот раз. Пока мы шли, я видел, как мамочка с ребенком пыталась, перекрикивая музыку, достучаться до узколобого любителя громкой музыки, но даже на расстоянии было видно, что Вася вертел ее доводы на чем хотел. Лена повернулась ко мне на полпути:
– Ты говорил мне, что я очень красивая?
Я кивнул:
– Несомненно.
– А как ты думаешь, я ему понравлюсь?
Я округлил глаза:
– Ты что задумала, мать?
Лицо Лены стало серьезным:
– Убить его.
После этого она смелым шагом пошла в сторону открытой двери. Я, чтобы не быть замеченным, обошел машину с фланга и стал наблюдать за тем, что происходит, со стороны передней пассажирской двери, стоя в нескольких метрах от машины, глядя на Васю Мажора сквозь опущенное стекло.
К моему удивлению, через некоторое время музыка стала негромкой, и я услышал противный фальцет Васи, до того момента заглушавшийся магнитолой:
– Вау, какая крошка пришла ко мне. Любишь хорошие тачки и быструю езду? А может, ты любишь что-то покрупнее, м?
Лена, стоявшая перед ним, кокетливо пригладила миди-юбку:
– Я много что люблю. Слушай, а можно я на твоем месте посижу? Я никогда в такой машине не была!
Вася рассмеялся и отодвинулся на пассажирское сидение:
– Да без проблем, бэйба. Будешь хорошей девочкой, я тебе разрешу не только сюда присесть. Поедем кататься и шалить?
Лена села в машину, мило улыбнулась… и внезапно приложила ладонь к шее Васи:
– Макс, иди сюда!
Я подошел к пассажирской двери. Магесса ткнула ребром второй ладони в щеку Васи. Голос ее больше не был милым:
– А теперь посмотри направо, кусок гермитанского дерьма. Узнаешь его?
Я видел, как Вася буквально побелел за секунду, а его глаза выпучились так, что грозились вот-вот вылететь из орбит:
– Но… ты же… мертв… Мертв!
Я открыл дверь и с силой двинул Васе в челюсть:
– Ничего, был мертв – теперь жив. Думаешь, твое деяние останется безнаказанным? То что ты убил меня – это полбеды. Ты убил моего лучшего друга, и он уже никогда не воскреснет, в отличие от меня.
Мажор тонко застонал и откинулся в кресле пассажира назад:
– Нет, только не убивайте меня! Я дам вам денег, у меня их много, только не убивайте меня!
Магесса презрительно плюнула ему в лицо:
– Падаль. Даже жалости к себе нет. Подавись своими деньгами, выродок.
Лена переложила руку на грудь Васи, надавила ладонью – и Мажор раскрыл рот, выпучив глаза еще больше. Прошло пару секунд – взгляд парня остекленел, и он осел в кресле, рухнув головой на колени Лене. Та брезгливо встала с водительского сидения, и это заставило тело Васи полностью упасть вниз, и теперь он лежал на двух передних сидениях, покоясь головой на водительском кресле. Магесса сплюнула:
– Готов, идем.
Увиденное озадачило меня:
– Что ты с ним сделала?
Девушка злобно прошипела:
– Убила его, что. Совсем тупой стал, Макс? Я сказала, что ему не жить – а я выполняю свои обещания. Небольшой разряд тока в сердце – и оно остановилось. Никаких следов. Ни один лекарь не установит, отчего у него внезапно перестало биться сердце.
Мои глаза округлились:
– Ты чего, нас поймают! Тут камеры везде установлены!
Раздался издевательский хохот Лены:
– Макс, ты точно тупой. Какие камеры? Меня в этом мире никогда не существовало, а ты по документам мертв. Тебя ни один городской стражник здесь не вычислит! Я неправа?
Я был вынужден признать ее правоту. Даже если бы нас и задержали – не смогли бы доказать, что Вася умер из-за нас. Да, я ему двинул по челюсти, но это не служит причиной остановки сердца.
Так мы и ушли, оставив во дворе притихший Хаммер с трупом Васи внутри. Лишь после того, как мы ушли со двора и успели пройти несколько десятков метров, раздался женский крик. Но мы не стали оборачиваться, так как прекрасно понимали, с чем он связан.

Когда мы подходили к станции электрички под названием «Тимирязевская», до времени отправления оставалось буквально несколько минут. Я помчался в кассу и с удовлетворением обнаружил, что очереди нет. Я просунул в щель сторублевую купюру и буквально выпалил:
– До Луговой два, студенческий и обычный, в одну сторону.
Получив требуемое и сдачу, я рванулся обратно с Леной в сторону турникетов, едва не выронив Эйнара из-за отворота куртки.
Когда мы с Леной буквально пробежали турникеты и поднялись на платформу, электричка уже стояла на перроне, и мы в последний момент успели забежать в нее, прежде чем двери за нами захлопнулись. Я протянул девушке ее билет:
– Здесь могут ходить проверяющие, которые попросят билет. Если что – покажешь им вот это.
В вагон я зашел, все еще оглядываясь по сторонам. Конечно, вероятность этого была крайне мала, но кто-то из едущих со мной людей мог опознать меня. Мою нервозность заметил бодрый старичок лет семидесяти, сидевший напротив:
– Что, парень, банк гробанул?
Я вгляделся в лицо пассажира:
– Почему?
Пенсионер лишь рассмеялся:
– Оглядываешь так, как будто гонятся за тобой. Я в органах работал, знаю такое поведение.
Дальнейший путь мне пришлось слушать рассказ старичка о том, как он служил в милиции в советское время, работал следователем по особо важным делам. Его история была интересной, но в тот момент любое внимание к моей персоне казалось раздражающим и лишним, и я слушал деда и поддакивал ему лишь ради приличия, потому что не любил обижать людей понапрасну.
За все время путешествия его монолог прервался лишь однажды, когда где-то между Дегунино и Бескудниково по вагонам прошли контролеры, проверяя у всех билеты.
На мое счастье, разговорчивый сотрудник вышел еще на станции Шереметьевская, и остаток пути до Луговой меня с Леной никто не донимал, хотя маленький ребенок, сидящий через проход от нас, с интересом меня разглядывал.

Электричка подошла к станции. Я взял магессу за руку и потянул наружу:
– Бабушка живет не так далеко от станции, пойдем.
Луговая, в отличие от многих станций-соседей, находилась практически в лесу, и от перрона вели протоптанные тропки прямо среди деревьев. До бабушки и ее поселка нужно было идти около километра.
Здесь я снова натянул капюшон, так как, пусть я и бывал здесь нечасто, но соседи бабушки меня худо-бедно знали.
Солнце уже перевалило через свой «зенит», и медленно стремилось к тому, чтобы исчезнуть на западе, хотя на дворе было еще от силы три часа дня. Пик жары тоже прошел, и она постепенно начала спадать, хотя нам с Леной и так не было жарко.
Бывшая волчица смотрела на деревья вокруг:
– И ведь некоторые из них я узнаю. Мне кажется, наши миры чем-то похожи.
Я усмехнулся:
– Вот не поверишь, но когда я очнулся после перемещения в Ларотийском лесу, то одной из первых мыслей было то, что я видел вокруг себя знакомые деревья. На тот момент мне даже показалось, что я очутился не в другой реальности, а оказался заброшен куда-то за город.

Пока мы шли и разговаривали, среди деревьев выросли дома и дороги – мы пришли в поселок Горловку, где жила бабушка. Ее дом, одноэтажная изба с небольшим чердаком, стояла прямо в углу мысленной границы поселка, практически рядом с главной дорогой, ведущей от станции к домам. Приглядевшись, я увидел издалека, что у бабушки горит свет. От сердца немного отлегло – значит, она не умерла.
Потянув Лену за ладонь, я ушел с дороги и начал идти к дому бабушки через огороды соседних домов, которые отделялись друг от друга символическим забором из покосившегося штакетника высотой до колен. Так мы прошли дворы Петровых, Самойловых и, наконец, Демидовых – наших ближайших соседей.
Мы оказались перед домом бабушки. Слева от него сиротливо притулился огород, на котором начинала проглядывать зелень, типа ботвы морковки, и между рядами посаженных овощей валялись брошенные грабли.
У деревянной двери сеней стояли чьи-то сапоги, и я сразу понял, что в доме есть еще кто-то чужой, так как обувь была не бабушкина. Убедившись, что я все еще могу создавать фаерболы, я осторожно подошел ко входу и постучал кулаком в косяк.
После полуминутного ожидания дверь открылась, и на меня воззрилась молодая черноволосая женщина с карими глазами в белом халате:
– Вам кого, молодой человек?
Врач. Более того, меня она не знает. Значит, бабушке все-таки плохо. Я оперся ладонью об косяк:
– С Надеждой Яновной все хорошо?
Глаза врача сузились:
– А вам какое дело, юноша?
Я думал, говорить девушке о том, что я внук или нет. Подумав, я ответил так:
– У нее на днях были похороны внука, я опасаюсь за ее здоровье: у нее и так сердце слабое.
Доктор тряхнула волосами:
– Сердце у нее действительно неважное, но смерть внука она как-то пережила, но состояние у нее очень слабое.
Из глубины дома раздался бабушкин голос:
– Танюш, кто там пришел?
Врач повернула голову и ответила громко:
– Да юноша какой-то с девушкой, про вас спрашивает.
– Пусть проходит, негоже на пороге стоять!
Доктор отступила назад:
– Проходите, коль хозяйка разрешает.
Вздохнув, будучи готовым к любому развитию событий, я толкнул приоткрытую дверь из сеней в дом и прошел внутрь.

На диване у дальней стены лежала бабушка. Вид у нее был бледноватый, но не ужасный, как я опасался ранее. Бегло оглядев комнату, я увидел, что за две недели не изменилось ничего, разве что только лекарств возле тумбочки стало немного больше.
Я откинул капюшон, и бабушка, разглядев мое лицо, в ту же секунду побелела как полотно и начала издалека крестить меня, приговаривая срывающимся в писк голосом:
– Свят, свят, изыди демон, не вводи меня в искушение!
В комнату буквально ворвалась Танюша, вцепившись мне в руку:
– Что вы делаете???
Я с трудом вырвался из ее крепкой хватки, едва не сбив с ног Лену:
– Да вы сдурели тут все, что ли? Внук я ее. Бабушка, не крести меня, я не демон и не призрак. Я живой, каким был двадцать лет до этого. Похоронили меня по ошибке, из могилы пришлось выбираться.
Бабушка полностью потеряла дар речи и лишь шевелила губами, не имея возможности сказать хоть одно слово. Чтобы окончательно убедить ее в своей реальности, я подошел поближе и крепко ее обнял. Похоже, только это окончательно уверило ее в том, что я не демон. Врач начала собирать свой чемоданчик:
– Раз уж вы пришли, молодой человек, и вы действительно ее внук, тогда вы за ней и присмотрите. Что и как ей принимать – Надежда Яновна знает. Доброго вечера.
Раздались шаги – и хлопнула входная дверь. Мы остались втроем. Только в тот момент бабушка заметила, что у меня из-за отворота куртки выглядывает Эйнар:
– Ой, какой милый! А кто это?
Слегка нервно усмехнувшись, я парировал:
– Позже расскажу. Может, пока на стол накрыть? А то бы покушать не помешало.
Поднявшись с кровати, бабушка пошла накрывать на стол, то и дело радостно восклицая:
– Внучек, ты живой, живой. Я так боялась, что осталась совсем одна.
Когда же стол по центру комнаты, укрытый круглой белой скатертью, оказался готов, и там стояло блюдо с бабушкиными пирожками, мы наконец-то сели. Эйфория у бабушки прошла, и она обратила внимание на Лену:
– А кого же ты привел, Максим? Я не знаю ее.
Я собрался было ответить, но магесса меня опередила:
– Надежда Яновна, вы меня не знаете. Я учусь с Максимом в одной группе. Меня зовут Лена, и я его девушка.
Бабушка слегка прищурилась, вглядываясь в лицо бывшей волчицы, после чего улыбка тронула ее губы:
– А хороша, чертовка. Что ж я о тебе раньше не слышала? Помнится, был мой оболтус пару недель назад здесь, так плакался, что нет девушки у него.
Вопрос не застал магессу врасплох:
– Боялся сглазить. На меня полкурса заглядывается, сама знаю, поэтому отношения не показываю.
Я бросил всякие попытки встрять в разговор. Лена оказалась намного мудрее, чем я думал, и вела разговор с бабушкой настолько грамотно, что мне было не к чему придраться. Уже через некоторое время они весело болтали на всякие женские темы, в которых я мало чего понимал, да и вспомнить их сейчас не смог бы при желании.
Пока они разговаривали, я думал о других вещах. Ягмур говорил о том, что моя бабушка – его дочь. Ян… Видимо, Ягмур решил взять себе имя Ян, как единственное, что было более-менее похоже на его имя. Он же, получается, и был «родоначальником» рода Волков, и с него пошла традиция носить именно эту фамилию. Бабушка после своего замужества фамилию мужа, Свердлова, не взяла, оставшись Надеждой Волк. Мой отец унаследовал фамилию Волк и дал ее моей маме и мне с братом и сестрой.
Что же тогда выходит? Раз Ягмур ее отец, он мог как-то рассказывать бабушке в детстве о своем мире.
Погруженный в мысли, я услышал голос:
– Бабушка, а что ты можешь рассказать о прадедушке?
По удивленным взглядам я понял, что голос принадлежал мне. Надежда Яновна шумно вдохнула:
– А зачем тебе это?
– Интерес. Может, он рассказывал тебе о своей жизни в детстве? Может, говорил о чем-то сказочном?
Лена плавно приглушила звук, потому что почувствовала что-то важное. Бабушка развела руки в стороны:
– Мой папа был скрытным человеком. О себе он почти не говорил, упоминал только то, что родилась я в Киеве, и когда мне было два годика, вместе с моей мамой он увез меня в Москву, откуда я с тех пор и не уезжала почти никуда.
Я задал главный вопрос:
– А он говорил тебе что-нибудь о Мире Спокойной Воды?
Бабушка не стала удивляться. Напротив, она глубоко задумалась, после чего произнесла:
– Хм, говорил. Правда, это было в детстве. Папа всегда рассказывал мне на ночь сказки. И его повествование велось по сказкам, которые создавались им самим. И все они были связаны с Миром Спокойной Воды. Он придумал целый мир, который населяли разумные звери, и рассказывал об их приключениях и жизни в этом мире вообще. Это было так интересно, что я слушала, затаив дыхание. Вот фантазия была у человека!
Моя догадка была верна. Ягмур говорил дочери о своем мире, но делал это не напрямую. Бабушка думала, что это все сказки. Я вздохнул:
– Он это не придумал, бабуль.
Надежда Яновна остановила руку, поправляющую скатерть на столе:
– Что?
Я повторил:
– Он не придумал этот мир. Он пришел оттуда и рассказывал это тебе в виде сказки, потому что боялся, что ты не поверишь в это.
Выдержав паузу, я начал рассказ о том, что произошло со мной за последние несколько месяцев в измерении Мира Спокойной Воды.

Мой рассказ не оставил бабушку равнодушной. Она только охала и вздыхала, когда я описывал свое преследование Орденом, фальшивую гибель Лены, первое нападение разбойников на четвертый патрульный отряд и прочее, прочее, прочее.
Когда я произнес последнее слово, то заметил, что в уголках глаз бабули сверкали слезы. Она утерла их кончиком своего головного платка:
– Папа рассказывал мне многое об этом мире, и некоторое из того, что ты описал, совпадало с тем, что я слышала в сказках. Спасибо тебе, внучек. Я думала, что больше ничего не услышу об этом мире. Мне так нравилось слушать о нем.
Я пристально посмотрел на Лену, как будто ища у нее одобрения тому, что я собирался сделать. Магесса смотрела на меня, не понимая, чего я хочу. Собрав волю в кулак, я встал из-за стола:
– Бабушка, я хочу тебя забрать с собой в Мир Спокойной Воды, чтобы тебя больше не терять.

Услышанное повергло бабушку в шок:
–Но… как же?.. А дом? А… Как, что… Как это?
Я мягко положил ей руку на плечо и обнял:
– Бабулечка, я тебя прекрасно понимаю – ты прожила в этом доме полвека с дедушкой. Но ведь, если что, ты можешь возвращаться сюда, если ты так захочешь. Я могу перемещаться между мирами, и помогу тебе.
Лена дернула меня за рукав:
– Макс, не торопись. Туда ты ее доставишь, в этом проблем нет. А обратно как? Вдруг Мерильда ее не примет? И как тогда она здесь окажется?
Я огорченно крякнул. Вот этот момент я не продумал. Я виновато поднял глаза на бабушку:
– Прости, перемещение из того мира в этот я тебе не могу обещать. Возможно, его попросту не существует. Если ты согласишься идти со мной, то это, вероятно, навсегда. Зато ты точно меня не потеряешь, и я прослежу, чтобы твое здоровье было под наблюдением лекарей.
Надежда Яновна села на кровать и как будто стала ниже ростом, сгорбившись. Я уже жалел, что сделал ей такое предложение. Я говорил, что бабушка очень любила этот дом? Она даже отказалась от предложения отца переехать в город, хотя место для нее в московской квартире бы точно нашлось. А я предлагал ей практически гарантированное расставание с одним из самых дорогих предметов в ее жизни. Мне оставалось только гадать, что для нее будет важнее – я или этот дом.
Ответ бабушки был негромким, но разборчивым:
– Конечно, моего Славу уже не вернуть. Мы прожили с ним пятьдесят шесть лет душа в душу. Этот дом он построил перед свадьбой, и он всегда напоминал мне о нем даже после смерти. Воспоминание будет жить со мной всегда, где бы я ни была. Я верю, что ты желаешь мне только лучшего, Максим. Если ты хочешь ухаживать за мной и быть мне единственной отрадой на старости лет – так тому и быть, я не могу тебе этого запретить. Когда-нибудь мне пришлось бы решиться на такое.
После паузы бабушка подняла лукавый взор:
– И я все еще мечтаю побыть прабабушкой при жизни.

Сборы не были долгими. Все, что хотела взять с собой Надежда Яновна, уместилось в средних размеров чемодан: лекарства, которые бабуля не хотела бросать даже после заверения, что в Мире Спокойной Воды очень хорошие лекари, запас ее любимой одежды, а также военные ордена и медали Вячеслава, ее умершего мужа.
После этого бабушка изнутри заперла дверь избы, чтобы никто чужой не проник внутрь. Постояв немного перед закрытой дверью, Надежда Яновна помолилась перед образами в красном уголке, шепча молитву на удачную дорогу, после чего повернулась ко мне лицом. Ее глаза выражали непреклонную решимость:
– Раз нам предстоит длинный путь, присядем на дорожку.
Лена удивленно посмотрела на меня, но я молча показал на кровать, показывая, что нужно сесть. Магесса послушно примостилась между мной и бабушкой, сжав ладони на коленях. Посидев несколько секунд, бабушка поднялась, держась за изголовье кровати:
– С Богом, Максим, я готова.
Я поправил на плече чехол с гитарой, после чего закрыл глаза:
– Возьмите меня за руки и не отпускайте. Глаза закройте на всякий случай.
С закрытыми веками я почувствовал, как слева меня взяла гладкая и теплая ладонь магессы, и справа – суховатая и морщинистая рука бабули. Я начал произносить текст заклинания переноса на новом священном языке:

И придет тот, кто создал священный язык. И будет он чужим, но таким необходимым. И не поверят ему многие, и очень пожалеют об этом. Да будет его приход желанным и пусть принесет он мир и спокойствие в наши земли. А ежели решится он прийти к нам, пусть прочтет сей текст и будет тогда в нашем мире. Во имя Святого Ордена!

Открыв глаза, я увидел, как вокруг нас появляется знакомый синеватый дымок, ставшая через мгновение синим порталом. Нас потянуло внутрь него – и вскоре все вокруг почернело…

Продолжение следует