Мир Рэи Рыцари книга первая, 1-2 главы

Мир Рэи: Рыцари
(книга первая)



«Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри…
Мы выбираем не случайно друг друга… Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании».
Зигмунд Фрейд

Предисловие

Когда–то Мгла подступила к цветущему рыцарскому миру, что зовется Рэя. Черная и беспросветная стихия поглотила большую часть планеты, а затем, будто издеваясь, остановилась. Из мглы начали выходить огромные каменные монстры. Они нападали на людей, поедали их, давили, крушили все вокруг, построенное ими. И не осталось сомнений, что эти твари созданы лишь с одной единственной целью – истребить род человеческий.
Уцелевшие люди укрылись за высокими стенами замков, часть из которых еще сдерживала натиск гигантов. Но вскоре голод и отчаяние взяли верх, ведь монстры, заполонившие земли, никуда не спешили уходить. И в миг, когда уже оставила надежда, со звездных небес сошли пришельцы. Измотанные и почти обезумевшие рыцари, получили от них технологии способные противостоять тварям. Гиганты были остановлены, а очаг локализован. Теперь Великая стена ограждает земли людей от вторжения. А роботы, подаренные пришельцами, перестали выполнять свое предназначение и превратились в оружие сражений меж лордов.
Люди, живущие рядом с ныне неподвижной мглой, видят в ней саму смерть, ибо вошедшие туда никогда не возвращались. Пришельцы ушли, став для людей богами, что ныне зовутся Великими. Но мгла осталась, она не успокоилась: на села и деревни иногда опускаются ее черные порождения, именуемые призраками. Они забирают людей с собой, в никуда. Лишь замерев, пока они рядом, можно спастись... Но мгла вечна, и она выжидает.
Таков мир Рэи, к нему привыкли, с ним смирились и в нем живут. Но прежней размеренности пришел конец. Страшная и необъяснимая участь постигла жителей села на далекой окраине королевства. Следователь, уполномоченный самим императором, отправляется на место ужасающего происшествия и вскоре приходит к выводу, что на Рэе появилась новая страшная и неконтролируемая сила.


Глава первая. Начало пути

Виконт эр Катэр–оун
Кладу в рот кусочек сахара. Он медленно растворяется, сначала сладко, затем приторно, в конце вообще хочется выплюнуть, но я довожу это дело до конца. Молодые женские ручки подносят чай в чашечке из тончайшего фарфора. Я пытаюсь проследить за этими аккуратными, никогда не делающими ошибок, пальцами. Но девушка уже удаляется, по мере того, как мои глаза поднимаются выше, ее силуэт все дальше. Она должна быть незаметной, это ее работа, и даже больше – жизнь. Я касаюсь губами горячего края чашки и вдыхаю. Бодрящий аромат, предвкушение. Люблю чай без сахара. Это как из темноты выйти в свет. Или умирать от жажды, а потом напиться холодной воды из источника. Приторный сахар и несладкий чай после.
Корабль вздрагивает, и я проливаю на свой мундир добрую половину того, на что сейчас так рассчитывал. Хочется выругаться на пилота, но это не его вина, и даже не той служанки, что принесла чай именно перед входом в атмосферу планеты. Это карма этих тупых аборигенов, что зовутся рыцарями. Им вручили технику, отбирая лошадей из дрожащих рук, предложили лазерное оружие, пытаясь вырвать мечи и луки. В итоге мы имеем дело с дилетантами, с пользователями и со слепо верующими в Великих.
Я смотрю в иллюминатор, зеркально–черный барьер провожает нас терпеливым взглядом. Все там будем, вторит мое подсознание. Ох уж эта планетарная аномалия, сколько там кораблей и людей пропало. Но мы далеко от неподвижной опасности, я долизываю свой чай. Вот зараза, остыл. Набираю в легкие воздуха и подстраиваю горло под бас.
– Лина!..
Планета Рэя. Прекрасная, загадочная и красочная планета, все бы хорошо, но форма у нее несколько неправильная и даже не геометрическая. Я бы посмеялся над этим огрызком, но меня сейчас не поймут.
Я прибыл на место, чтобы во всем разобраться, вернее мой ленивый зад любезно доставили сюда. Местный представитель власти, в лице молодого упитанного баронета продолжает наворачивать вокруг моей персоны круги. Я в свою очередь занят делом. Почему я бываю на Рэе только, когда что–то происходит?
Жужжание, всюду жужжание... бесит.
Над деревней стоит ясное голубое небо, пронизанное едва заметными оранжевыми и зелеными нитками. Этот феномен маги объясняют по–разному: газ, излучение от фиолетового минерала, знак Великих или приколы богов. Нет, наверное, до таких приколов боги не опустились. Бедной планете хватает и самой загадочной и необъяснимой аномалии всех времен Рэи – Запредела.
Зеленая трава выглядит сейчас, будто над селением прошел кровавый дождь. Кровь уже почернела. Вот рука, просто оторванная женская рука. Интересно, сколько лет было девушке? Эта деревушка определенно попала под мясорубку. Повсюду куски тел и месиво из внутренностей. Понимаю, что странно и цинично, но с профессиональным интересом я стал собирать паззл. Туловище с ногами и одной рукой, вон вторая рука, голова неподалеку, одежда это подсказка. Готово, вышел целый человек. Странно, ничего не съели, просто разорвали семьдесят шесть крестьян на куски. Всех, включая и детей.
Еще мне не дает покоя тот факт, что до сих пор сюда не нагрянули ни волки, ни дикие собаки. Что же вас могло так напугать?! Всех, кроме мух, которые жужжанием пытаются свести меня с ума.
– О, Запредел! – восклицает жирный сынок барона, он владелец здешних земель и хозяин деревень. Этот бедняга в большом убытке, а еще у него страх перед неведомым.
– Дафы никогда не нападали с этой стороны! – почти уверенно добавляет титулованный поросенок. Он запыхался, еще немного и его подхватят слуги и вассалы, да потащат на походное ложе или сразу баиньки под пышную грудь фаворитки.
– Это не дафы, – произношу я. Мой задумчивый тон заставляет баронета заткнуться, ему интересны мои выводы. Но их нет.
Я аккуратно дефилирую между останками и исследую место преступления. Вонь невыносимая. Тела уже начали разлагаться. Изучаю отпечатки на земле, глазами... прикасаться не хочется ни к чему, для этого есть опытные следопыты, они как раз рыщут неподалеку.  Есть следы трехпалых лап и непонятные борозды, будто от тела тяжеленной змеи, но они постоянно обрываются и сменяют друг друга. Складывается впечатление, что существо прыгало или летало, или у него куча конечностей... а может оно меняло форму? Вскоре я понимаю, что следы действительно разные и в них никакой закономерности выявить не выходит. Что за игры Запредела?!
Мысль о том, что тут бесчинствовало множество разнообразных тварей, была сразу отметена. Следы, уходящие из деревни, говорили о том, что существо одно. Если только одна тварь не пожрала на месте пиршества остальных. Тогда где их останки?
Продолжаю осмотр местности. Чем дольше изучаю, тем больше непонятного.
Так, этого оно настигло здесь, этой девке вообще не повезло, бедолага успела еще немного проползти без ноги, пока ей не раздавило голову. Хм, а вот и волосатая рука с топором, не перевелись в деревнях храбрецы...
Хорошо, что ограничился сегодня только чаем. Жужжание назойливых насекомых еще больше нагнетало обстановку, не говоря уже о воздухе, веющем смертью.
Я поднял голову, ощущая что–то. Тихая, мирная, мертвая деревушка, деревянные, преимущественно одноэтажные дома. Загоны и пастбища, вот беда, коров тоже разорвали, варвары. Полдень и жара этой планеты начинают меня утомлять. А еще этот тесный мундир, на котором уже давно высох чай. Сейчас бы с удовольствием нацепил какой–нибудь крестьянский балахон... Хорошо, что убили всех, отмечает мое подсознание, иначе рыдания, завывания и вопли не давали бы работать. Людям никто и никогда не имел право запретить скорбеть.
Через подошвы сапог я чувствую нарастающую вибрацию. Впереди показались роботы, поблескивающие на солнце своей броней. Фишка Рэи – машины, управляемые сидящими внутри рыцарями и работающие на чудо – минерале, что добывают только в западной части этой планеты. В простонародье гиганты зовутся мехарами. Эти грациозные машины полтора века назад были подарены Великими отчаявшимся лордам Рэи, а теперь совершенствуются лучшими умами и инженерам империи. Если бы не применение мехаров, дафы давно бы сожрали все и вся до самой Вестерии. Теперь–то вылазки каменных уродцев локализованы и успешно отбиваются. А мехары превратились в средство грызни между герцогствами, без них порой не проходят мелкие стычки лордов и дуэли между благородными рыцарями. Чем больше у лорда мехаров, тем он круче. Что ж, так быстро высокими технологиями рыцарскую дурь не вывести.
Пятиметровые человекообразные роботы останавливаются, куски вырванной земли вместе с травой падают, едва касаясь моих идеально начищенных сапог. Позади их догоняет сверкающая тяжелая конница. Да, местный лорд пригнал сюда добрую половину войска. Я посмотрел на стоящую сбоку Глорию, ее трясет от злости. Она готова за двадцать секунд очутиться в кабине своего первоклассного мехара и разорвать задницу лорда за такое хамство. Тише, девочка.
Я стою неподвижно, у меня неприкосновенность, плюс ко всему двенадцать верных рыцарей, ну и боевой корабль за холмом скучает.
Кабина железного рыцаря–подобного гиганта в мгновение расходится и бодрым прыжком пилот оказывается в десяти шагах от меня. Синий мундир, клепки, всюду клепки, лампасы, перевязи, ну прям, как при параде. Как он только умудрился не растерять драгоценные побрякушки при приземлении. Рассматриваю герб лорда. Знак на мундире над сердцем – белый крест на фоне серого квадрата, что означает принадлежность к герцогству Западный Орос, их еще в простонародье зовут Железнорогие. Кстати, деревня и все на многие километры – это их земли. Человек, лет сорока, поджарый, коротко стриженный, с легкой сединой и яркими синими глазами встает в важную позу и глубоко вдыхает.
– Вы во владениях графства Дорсен! – заявляет он торжественным голосом. На поясе его красуется дуэльная шпага, рукоять вся в камнях, судя по обшарпанной гарде, не раз побывала в бою. Сбоку будто под его крыло заходит толстый сын барона, кажется, он проглотил язык со страха и скоро нагадит в штаны, при виде своего разъяренного сюзерена.
Я улыбаюсь, приподняв брови, а он продолжает:
– Я граф эр Велор Дорсенский!
– Виконт эр Катэр–оун, – я быстро прерываю его пафосную речь, слегка поклонившись. Чисто знак доброй воли.
– Да вы я вижу, дерзки виконт! – возмущается граф. У него вид, будто хочет преподать мне урок. Конечно, он обижен, я не дал перечислить его титулы и задать главный вопрос, кто я такой и что тут забыл. Если виконт младше графа по титулу, можно и перья распустить, чтобы показать свой гонор.
– Эр, – тихо рычит сбоку моя девочка. – Позвольте, я отрублю ему хотя бы голову.
Я едва сдерживаю смех. Велор все слышит, его начинает трясти. Глория бросает на графа презрительно–брезгливый взгляд.
Я жестом отмахиваюсь от ее любезного предложения. Глория, красивая и обаятельная девушка, искусный боец и мой телохранитель. Многие завидуют, что у меня такой союзник. Если она прибьет этого лорда, (а в этом я не сомневаюсь) врагов только прибавится на порядок. Уверен, что он окажется женат на какой–нибудь дочке герцога, или троюродной сестре короля. Сразу герцогство в позу встанет или целое королевство. Тут все знатные вяжутся только со знатными, от того хилеют, дохлеют и тупеют, кровь не разбавляется. А вот крестьяне наоборот, здоровеют и здоровеют. На этот раз им это не помогло. Хм...
– Почему вы не прибыли в мой замок, как подобает этикету и порядкам! Или вы хотите оскорбить меня? – продолжал граф, потирая рукоять шпаги.
Вместо ответа я повернул большим пальцем движущуюся часть кольца, которое надето на указательный палец. Через мгновение между мной и графом возникла фиолетовая голограмма, изображающая императорскую печать третьего ранга. Тот сразу же и заткнулся. А что он теперь может сказать?
– Чем обязан виконт  эр Катэр–оун? – Велор перешел на низкий тон и сгорбился, когда печать исчезла.
Я прищурился – это моя фишка.
– Как вы могли догадаться, уважаемый граф эр Велор Дорсенский, – начал я с ехидиной в голосе. – Я уполномоченный его императорским величеством следователь третьего ранга. Что я тут делаю, спросите вы. Просто оглянитесь, вам не показалось странным, что вокруг разбросаны куски человеческих тел. Вы можете это объяснить?
Велор опешил, сухо сглотнув остатки своей спеси. В глазах графа зарождался ужас.
– Я получил весть, – начал тот, делая шаги в сторону побоища. – Торопился, как мог. Это не дафы, и не люди. О черный Запредел...
– Да, – соглашаюсь я. – Дафы поели бы хотя бы часть. Иначе как им еще расти?
– Оборотень? – предполагает Велор, перешагивая оторванную ногу, накрытую внутренностями. Его шатает, вроде взрослый, вроде боец. Но такого даже он не видел. Признаться, я тоже. Но я спокоен, воспринимаю все, как работу, не более.
– Оборотень это маг, – отсекаю я. – Сейчас это редкость, чтобы какой–нибудь маг забавлялся подобным. Иначе ему яйца оторвет верховный маг. У каждого герцогства  есть «магическая» крыша. Ваш то жив?
Глаза Глории улыбнулись мне. Про оторванные яйца это ее прикол. Она говорила, если оторвать оборотню яйца, то он уже будет не воин. Кто будет воевать с оторванными яйцами, смеялась Глория. Не любит она мужиков.
– Да, да, верховный маг эр Иллар наш магический покровитель! Здравствует в столице и дай Великие... – бормочет Велор. Его рыцари уже спешились и разбрелись по кровавой деревне, часть мехаров разбежалась по периметру.
Я, перестал слушать графа. Эти его баллады скучны. Их смысловая нагрузка лишь в полном прогибе перед магом, мало ли тот подслушивает через свое всевидящее око. К Иллару надо будет как–нибудь наведаться, он должен помочь мне в расследовании. Не мог же он ничего не почувствовать, слишком много боли разом ворвалось в силу и стихию.
Хотелось окликнуть рыцарей графа, чтобы ничего не трогали. Улики только затопчут. Но с сожалением пришла мысль, что ничего нового я уже не найду. Глаз замылился. А еще некоторые наши исказившиеся лица, словно дань уважения, скорби, понимания и сочувствия уже начали побаливать. А мне с этими лицами везде и всюду. Речь не только обо мне, о моих рыцарях тоже. Забота у меня, как у сюзерена проявляется и в мелочах.
– Готовьте корабль, – командую я Глории. Та кивает и мчится за холм. Мои рыцари неподалеку улавливают команду. Через пять минут «карета» будет подана. Хочу избежать навязчивых приглашений графа, пока тот не опомнился.
Итак, картина такова. Судя по расположению тел, крестьяне не успели далеко разбежаться, а значит, убийства произошли в очень короткий срок. Взяв во внимание разбросанные предметы быта и тела домашних животных, можно предположить, что это произошло днем. Так, еще важная деталь – убивало существо по–разному, но всегда с особым старанием, часто перебарщивая. Либо оно не знает, как убивать людей, либо решило действовать наверняка и не оставлять свидетелей. Или все это удовольствия ради... гоню эту ужасающую мысль прочь. Исходя из следов, что уводят нас на восток, это существо, скорее всего, в единственном экземпляре, и его путь пролегает вдоль северной реки Аэ.
Оно разорвало больше полусотни человек за десять–пятнадцать минут белым днем и ринулось дальше. Что же ты за тварь такая...
***
Простолюдин Эрик
Ключ пытается выскользнуть из моей вспотевшей руки. Поза в полу–приседе хуже всякой пытки, скорее бы довернуть да закрепить этот поддон и выпрямить настрадавшуюся за сегодня спину. Я дожимаю из последних сил. Щелчок, фиксация. Готово!
– Эрик! Неси блок! – кричит отец. Я срываюсь с места с задором, любимое дело, да еще и сверх нормы выполнить! Нам светит большой прибавок!
Мчусь, перескакивая через детали поменьше и оббегая те, что побольше. Рабочий ангар большой. Наша мастерская самая загруженная в графстве. Да что скромничать, во всем герцогстве! Мы с отцом лучшие, что тут скажешь? Все заказы от здешних господ текут к нам.
Блоки на отдельном стеллаже. Все по полочкам. У нас рабочий бардак, но все детали на своих местах. Главное, чтобы все было там, где ему положено быть. Это экономит время. А время у нас – деньги. Так говорит меня отец.
Я переставляю стремянку, взглянув на электронные наручные часы. С радостью отмечаю, что уже почти восемь вечера. Скоро мы прекратим работы. Правила деревни нужно соблюдать. В душе затаилась грусть. Этим часам больше чем мне. Синий ремешок с розовым вплетением навивает доброе и теплое. Это часы моего родного отца. Мои настоящие родители погибли давно. Но нечего грустить. У меня заботливый отчим, которого я зову отцом, и добрые односельчане относятся ко мне очень хорошо.
Пять ступенек вверх, алюминиевая лестница скрипит, как старушка. Отец уже не лазит на нее, знает, что она его не выдержит. Хватаю блок с синим индикатором. Заряжен полностью. Прыгаю на пол и спешу к мехару на стапеле.
– Опять ты паясничаешь! – раздается ворчание отца из–за широкой спины мехара.  – Так и убиться недолго!
Я улыбаюсь, потому что через мгновение передам ему блок.
– Что? – ухмыляется отец, мудро заглядывая мне в глаза. – Небось, смыться уже хочешь, м?
– Ну как бы восемь, – мнусь я. – Все равно уже и свет пора тушить...
– Беги сорванец, только чтоб без глупостей, – хохочет отец. – До полночи...
– Да, да! – кричу я, разгоняясь, меня заносит на повороте, рукой цепляюсь за стеллаж, чтобы не потерять равновесие и выпрыгиваю за ворота. Оп-па, а до заката два часа! 
Вечерняя Рэя встречает свежими ароматами скошенной травы, цветов и запахами местного варева. Проголодался, как зверь, но дома ужинать в мои планы не входит. Я пробегаю задний дворик, усыпанный железным хламом, отпираю деревянную калитку и спешу в сторону деревушки, где живет Илена.
Широкая проселочная дорога, протоптанная всеми видами транспорта и скота, сейчас свободна. Слева и справа – лениво тянутся деревянные дома, бабульки на лавочках и дети во дворах резвятся. Многих ребятишек уже загнали в дома, но есть и наиболее избалованные. Прохожу мимо очередного дома, взмыленная мамочка надрывается, пытаясь выловить своих сорванцов в цветочном саду. Сразу вспоминается своя, родная...
Впереди, навстречу идет низенькая тетя Варя. Я улыбаюсь ей, она постоянно кормит нас с отцом своими пирогами и другими вкусностями. Старенькая она и добрая. Хотя своего пьяного старика гоняет с дубиной по всему селу. Сейчас, наверное, идет вызволять муженька из плена соседа – собутыльника.
– Эрик, спешишь на свиданку? – кривляется задорная бабушка.
– Да, да тетя Варя! – я спешу разминуться и удалиться. Если зацепимся языками, все пропала моя пунктуальность. Бабулька мотает головой, провожая меня цепким взглядом.
– Завтра не зайдешь? У меня водонагреватель опять барахлит, – раздается позади ее спешный крик. Видимо не сразу вспомнила, что ее так коробит при виде меня.
– Да, да тетя Варя!
Я ускоряюсь. Душа наполняется торжеством и важностью. Тут половина деревни держится на наших с отцом руках. И это не только из–за наших талантов. Просто многих здоровых и крепких мужчин барон  забрал в замок, пополняя свою армию и рабочую силу. Остались старики, да дети. А у нас особое положение, мы инженеры мехаров, обслуживающие многих лордов, и мы не чьи.
Я, естественно, не такой талантливый инженер, как мой отец, но часто помогаю односельчанам в починке разных бытовых приборов. Все, конечно, на соплях держится, от куда нам взять детали на замену? Леплю из подручных средств, проволоки, веревки, смолы и воска. Приборов по пальцам пересчитать, только у особо зажиточных они. Энергии дефицит. У нас один кусочек эренни на всю деревню, за него платим налоги, с него и берем энергию. У нас с отцом особый пай, мы же мастерская, ну и льготы всему селу за нас тоже перепадают.   
Наша деревня заканчивается наблюдательной вышкой. Тут дежурит бдительный старичок, если что не так, сразу сигнальный огонь зажжет, чтобы оповестить лорда. Я махаю ему рукой, он кивает в ответ. Если до полночи не вернусь, дозорный меня не пустит, придется лезть через забор. Хорошо, что есть пара лазеек. Сейчас впереди лесок, ухабистая тропинка, слева полянка, из–за пригорка гонят сельское стадо коров. Бегут рогатые, вымя в разные стороны трясутся, некоторые животные успевают минировать на пути, одна вон встала в позу, писает, бесстыжая. Треск кнута, как гром среди ясного неба, коровы, что поближе к пастуху помчались с особой прытью. Поздновато сегодня возвращаются. Я усмехнулся, опять Ким задремал, коровы разбежались, долго собирал, влетит ему от старосты.
Я успел уйти от бегущего на меня стада, нырнув в низенький лесок. Тут все уже местная детвора оборвала, вплоть до травы. Ни грибочка, ни ягодки не осталось, еще на стадии созревания и зелености все подчищается. Этот лес место моего детства, он самый безопасный лес в округе. Тут иногда даже муж тети Вари прячется. Ну, это если у него возникает порыв сбежать навсегда к другой бабке, до леска он успевает доползти. Однажды пришлось помогать в поисках. Местные мальчишки, что играли в прятки, выдали пьяного с потрохами.
Семь минут быстрого шага и новая деревушка. Маленькая, пять домов тут и пять семей. Все из–за речки и колодца, а иначе смысла тут селиться нет. Дальше леса уже дикие, наш лорд не особо разбрасывается патрульными отрядами. А в последнее время говорят, что разбойники зачастили. Погнали их видимо из прежних мест. Лето ведь, разгар охоты лордов. Даже сейчас, если прислушаться, можно услышать собачий лай.
На крыльце стоит отец Илены дядя Герман. Густые брови нахмурены, хочет показаться строгим, как всегда. Мол, смотри пацан, мои брови наблюдают за тобой, когда ты с моей доченькой. Ух, укушу...
– Здравствуйте дядя Герман! – кричу я еще издалека. Из дома выглядывает мама Илены тетя Ивона. Вот она всегда намекает на сватовство с Иленой, постоянно девчонка красная как рак, после ее словечек, а я что? У меня тоже щеки разгораются.
Герман кивает, с пояса его мясистые руки ложатся сверху на заборчик.
– У меня гидронасос полетел, – бурчит Герман. – Завтра, послезавтра жду.
Это приказ, и ни как иначе. Куда им всем без меня. Я растянулся в улыбке, за Илену я готов им тайный кабель от эренни нашего села к его дому провести. У этой деревушки нет такой энергии, только дрова да горючее масло, что торгаши проезжие возят.
Сердце замирает, когда из дома выпрыгивает розовощекая Илена в бежевом платье, чуть не сбивая с ног маму. Проворно ныряет мимо меня, и вот, тапки уже засверкали в сторону леска. Платье задирается на ветру, демонстрируя белые панталончики, все это совершенно не сочетается с коричневыми тапками, а распущенные волосы, цвета меди летят, будто из мчащейся девушки полыхает огонь. В руках у нее корзинка с нашим ужином. Что–то очень–очень вкусное!
Я продолжаю стоять напротив ее родителей, жду одобрения пуститься ей в след. Герман кивает, снова хмуря брови. Он очень дорожит своей дочерью, и я его понимаю. Она самая–самая. Я срываюсь, как гончий пес, мчусь следом за своим сорванцом в платье. Раздается ее задорный визг, почувствовала погоню и сразу ускорилась. Я не планирую хватать ее на дороге. На глазах родителей мы всего лишь дети, невинные и ни о чем не помышляющие. А вот в лесу от меня ей не убежать... там мы обнимемся и поцелуемся. Ведь не виделись целый день!
Я настигаю Илену среди деревьев. Обнимаю ее за талию и пытаюсь поцеловать. Она отстраняется и отталкивает, хмурясь.
– Фу, грязнуля! Опять прям с мастерской сорвался. Пошли в речке купаться тогда.
– А ужин? – жалобно спрашиваю я и делаю прямыми свои бровки, Илена сразу сдается. Быстро целует меня в губы с застенчивым видом и опущенными глазами. Мы присаживаемся на траву. Лес будто оживает вокруг, стрекочет и поет. Он ведь это для нас делает. Я наблюдаю за ней, мне уютно и невероятно хорошо, чувствую ее заботу. Она расстилает тряпичную скатерть, достает ароматный хлебушек, котлетки, сыр и пирожки. Самая главная тайна – это пирожки. Илена сама их стряпает. Поглощение вкусного ужина происходит со скоростью не евшего месяц. Пирожки оказываются с яблоками.
Илена терпеливо наблюдает за мной своими зелеными и завораживающими глазками. Мы знаем друг друга с самого детства, с самого начала, с первого дня, как я появился в деревне. Последние месяцы она другая, она изменилась, ее глаза стали жечь меня. Она похорошела. Отец умело прячет ее от местного лорда, если увидят такое сокровище, сразу заберут в замок. Этого я боюсь больше всего.
– Покушал грязнуля? – смеется Илена, расстилаясь, нежась на траве и раскидывая свои медные волосы. – Теперь благодари!
Ее последнее заявление, это что–то новенькое. Я набрасываюсь сверху, смотрю на нее. В лес свет проникает плохо, особенно вечерний. Она в полумраке, такая... такая особенная. Тяжело дышит, смотрит как–то иначе. Я смущаюсь, целую ее в приоткрытый ротик, затем в лоб и отступаю, укладываясь сбоку. Девушке мало, а я думаю, что пока хватит. Это тебе за «грязнулю», с неким умилением приходит такая мысль. Кроны деревьев сейчас темные, хорошо скрывают нас от внешнего мира и даже от Великих, что живут на звездах. Мои глаза начинают выискивать проворную рыжую белку. Этот зверек знает, своих кормильцев в лицо. Но почему–то сейчас прячется.
– Пошли купаться, – вскакиваю я, как ни в чем не бывало. Илена поднимается, изображая похожую непринужденность. Ей шестнадцать, я на год старше. Чтобы пожениться, надо ждать следующего лета. Она все понимает, берет меня за руку, и мы идем к реке. У нас там особое местечко, закрытое, среди зарослей камыша. Даже детвора о нем не знает. В воде у нас особое таинство.
У опушки она отбегает от меня, с живым восторгом набрасываясь на ромашки.
– А вот мне сегодня Ким цветы подарил, – заявляет вдруг она. Я злюсь. Вот, значит, почему он так задержался, проныра. Я хочу обидеться, но что–то во мне говорит, надо быстро исправляться. Я ищу глазами яркие цвета среди зелени. Может успею насобирать букетик. Глупо...
– Он мне редких цветов нарвал, – продолжает сорванец, собирая ромашки. – Из дикого леса.
– Вот герой то, – язвлю я, пытаясь показать свое безразличие. Но меня это коробит. Для Илены цветы из дикого леса это подвиг.
– А из сада лорда не хочешь цветов? – заявляю вдруг я. От этой глупой мысли самому становится страшно. Девушка смеется и начинает резко драпать к реке, размахивая букетом.
На этот раз я не спешу. Мне обидно, что она приняла цветы от пастуха. Она моя, хочется Киму гадость какую–нибудь сделать. Ухлестывает за моей Иленой, гаденыш. Фиг я к его бабке пойду свет чинить, не дождется...
Илена уже снимает платье, а я сбрасываю тапки, штаны и рубаху, снимаю часы. Она в одних панталонах, робко прикрывает грудь, посматривая на меня, не спешит разворачиваться к воде. Я в трусах, тороплюсь вперед, потому что смущению уже нет предела. Что со мной сегодня? Заходу в речку, течения в этой заводи практически нет. Вода теплая и ласковая, ил просачивается сквозь пальцы ног, горячий такой. Девичьи руки неожиданно обнимаю сзади, Илена прижимается. Ее твердая грудь упирается мне в спину. Я чувствую это, девушка прижимается сильнее. Букеты, пастухи и прочая шелуха теперь отлетает, есть только она и я.
Мы погружаемся дальше. Илена начинает плескаться, мы веселимся, визжим как маленькие. Или притворяемся, что нам весело и что мы дети. Все не то, потому что я думаю о ней по–другому. Она выходит из речки первой, я попал ей в глаз водой, теперь не до игры. Я следую за ней и смотрю за ее движениями. Мокрая ткань прилипла к ее телу. О Великие, она такая прелестная, такая свежая и чистая, словно родниковая вода. Девушка оборачивается, руки опущены, но мокрые волосы, доходящие до пояса, прикрывают ее грудь, насколько это возможно. Я увожу взгляд. Заметила.
– Ага! – рассмеялась Илена – Нравится моя фигура? То–то же! Любуйся издалека!
Я мгновенно надумаюсь. Вот мы и стали взрослые.
Закат мы не пропустили, как и всегда. Я сижу сзади Илены, мои руки обнимают ее талию, ладони гладят живот, ее ручки накрывают сверху. Она запрокинула голову, ее волосы не дают высохнуть моей рубашке. Нам хорошо, это наша заводь, наш вечер, наш мирок с запахом камыша.
– А что если меня заберет барон? – говорит вдруг она. Я невольно вздрагиваю.
– А ты этого хочешь?
– Если я буду не девственница, он меня не заберет.
От ее заявления я в шоке.
– У твоего отца могут случиться неприятности из–за этого.
– Мне все равно, это моя жизнь, я не хочу, чтобы какой–нибудь старый лорд трогал меня, лучше уж умереть, уйти в Запредел!
– Что ты такое говоришь! – осекаю я, а она сжимает мои ладони своими. – Накличешь призраков!
– А ты видел когда–нибудь Запредел? – продолжает о своем Илена. Она всегда была упрямой девочкой. А стала капризной девушкой. 
– Да, – отвечаю сухо я, в груди начала пульсировать боль. Детские воспоминания, которые не стереть из памяти.
– Расскажи, какой он.
– Он, как смола, – бормочу я. – Черный, идеально ровный, до самого неба. Он как отвесная скала, обрыв. Он пожрал половину Рэи и выжидает. Это сама смерть. Вошедший туда, не возвращается. Я же говорил тебе об этом, мой ожог, забыла?
Она трогает мой шрам на правой ладони, изучает его.
– Ты говорил, что получил этот ожог, когда коснулся Запредела, почему ты выжил?
– Однажды я видел, как человек входил туда. Пока он полностью не скрылся, он был жив, – отвечаю уклончиво я. Шрам полученный мною в детстве никак не связан с Запределом. Это моя тайна, которую не знает даже отец. Что–то внутри меня не дает сказать правду никому, и я лгу, нагло и нескладно.
– Но если заглянуть туда, – продолжаю я. – То уже не хочется возвращаться. Так рассказывали, я не думаю, что это просто выдумки.
– Получается, ты жил рядом с Запределом, – прерывает она. – От туда не вырывались дафы?
– Нет, там река, дафы не могут пересечь Великую Аэ, так старейшины утверждают.
– Давай убежим туда, где ты жил раньше? Давай смоемся в Западный Орос? Ты мастер мехаров, тебя везде возьмут, любой лорд тебя примет! А я... я...
– Ты будешь служанкой у лорда, – заканчиваю ее мысль я. Чувствую, как она злится.
– А если, – начинает она и замолкает. Ее горячие ладони настойчиво накрывают мои и поднимают выше живота. Мои руки ложатся на ее упругую грудь. Я чувствую ее твердые кончики через тонкую ткань. Мы дрожим, я напряжен, а она замерла настолько, насколько возможно во время дрожи, мягкие ладони Илены не хотят отпускать мои. Я чувствую, как колотится ее сердце. Я никогда раньше не трогал ее грудь. А сейчас не могу отпустить... Смущенные, мы не можем сказать ни слова. Вечер прекрасен, сверчки и лягушки уже завели свою балладу.
Все же я пересиливаю себя и убираю руки. Ей стыдно, я чувствую, что она слегка перегнула палку. Мои ладони перекидываются на примятый камыш. Илена молчит. А во мне нарастает что–то звериное, мужское, новое. Я желаю узнать Илену, познать в ней женщину. Я люблю ее и хочу признаться в этом. Но шорох в камышах заставляет вздрогнуть меня и ее.
Синий свет бьет прямо в глаза.
– Оп па на! – восклицает мужской голос, совершенно мне не знакомый, и я вскакиваю. Мне страшно. Конное ржание, о Великие! Тут рыцари?! Барон пришел за моей Иленой?!
Илена взвизгнула. Ее кто–то схватил и через мгновение заткнул рот. В сумерках я вижу очертания людей, их много. Несколько человек спешивается, двое других подхватывают под уздцы их лошадей. Фонари тускнеют. Я хочу отступить на шаг, но что–то очень острое упирается мне в спину. Это лезвие шпаги!
– Без глупостей крестьянин, – раздается грозное предупреждение за спиной. Я замираю в оцепенении.
– Что тут у нас? – врывается певучий мужской голос в шорохи камыша. Это один из тех, кто спешился. Мужчина в широкой шляпе. Лиц не разглядеть. Но я рассмотрел их одежду. Они не рыцари. Среди них женщина, она тоже была на лошади.
Илена мычит. Ее щупает мужчина в шляпе. Я не могу ничего сделать, тут их десяток и в меня упирается сталь. Но гнев нарастает, борясь со здравомыслием.
Резким движением рук мужчина разрывает ткань, обнажая ее тело. Она вырывается, стряхивая чужую ладонь у рта, и визжит. Хлесткая пощечина прерывает крики.
– Прыткая сучка, – смеется женщина. По  голосу она кажется мне взрослой. Тем временем с Илены срывают оставшуюся одежду. У меня подкашиваются ноги, в одно мгновение я обессилел.
– И очень даже ничего! – восклицает мужчина в шляпе, протягивая свои мерзкие лапы к телу девушки, затем поворачивается ко мне в пол оборота. – Вы тут развлекались? Эй, крестьянин, вдул уже ей?
– Нет, – дрожащим голосом отвечаю я. Позади кто–то хрипло засмеялся.
– Фигура отменная, телосложение такое сейчас редкость, – комментирует третий подошедший к Илене. Меня колотит от страха, я уже не могу это скрыть. –  Мордашка милая. Девочка, сколько тебе лет?
Вместо ответа она снова визжит. Ей затыкают рот.
– За девственницу Морган даст в три раза больше, – говорит женщина. – Надо проверить. Если не чистая, отдадим ее ребятам Глока и свалим от сюда. Задешево хлопотать нет смысла. Да и Морган ждать долго не станет.
– Только быстро, – бросает мужчина в шляпе. – Не хватало нам сигнальных костров еще!
В моей груди что–то оборвалось. Ее валят на камыши, подходят еще двое. Илена брыкается, как может. Но их уже пятеро. Ее прижали к земле. Женщина подошла, присела и стала высматривать что–то с фонариком.
– Морды, ноги, раздвиньте пошире, – гаркнула женщина и добавила шепотом. – Тише девочка, тише, я просто посмотрю, не волнуйся.
Я готов сейчас разорвать ее голыми руками, но страх сковал мои мышцы. Илена мычит, ноги развели, руки тоже, даже живот придавили, чтобы не двигалась вообще. Она продолжает мычать, я чувствую, как разрывается ее горло, она уже охрипла.
– Да ты взмокла малышка, – хихикает женщина. – Чем бы вы тут не занимались, но мы успели вовремя.
После этих слов она выпрямляется и уходит. Илену поднимают, она больше не сопротивляется и не кричит, я не вижу ее лица. Мне ужасно стыдно, что не смог ничего сделать, мне жаль, что я бессилен. Камыши поднимаются впереди меня, закрывая ее, вокруг только камыши, силуэты растворяются в камышах. Солнце село за горизонт. Я делаю шаг и падаю от неожиданно настигшей слабости, в животе горячо. Я трогаю его, размазываю, недоумевая, что–то липкое льется из меня. Теперь холод, кружится голова. Мир без Илены меркнет. 
***
Мирэ
Боль. Познание этого мира много звезд назад началось с боли. Не моей, чужой, я чувствовала что–то у другого существа, и оно назвало это болью. Я пробудилась вновь и ищу это существо. Но все, что мне отчетливо известно это – боль.
Я Мирэ. Во мне это отразилось, как понимание себя. «Я Мирэ», сказало во мне,  «я единственная и одна». Этот мир есть в моем отражении, когда–то я пришла сюда, но сейчас иное время. Все вокруг такое же, но и другое. Сущности другие, не те, что я познавала раньше.
Я учусь. Умею ходить, как существа на земле, могу летать, как существа в небе. Но тот, кого я ищу, был внизу, он двигался, как земные существа, ему было больно, как им.
Я иду. Звезда светит сквозь облака, озаряет этот мир и дает мне силы. Я искала существо через боль, но не нашла, нужен другой способ познания. Этот не оправдал себя.
– Девочка? – говорит голос. Я иду дальше, это не тот голос, что нужен мне. – Девочка?! Ты потерялась?! Позволь я помогу?!
Настойчивость рождает раздражение. В мыслях этого голоса – маленькая девочка, помощь, долг, честь, рыцарство, рыцарский конь, турнир, прекрасная баронесса, а еще он голоден и спешит. Я могу вернуться к боли. Но что–то останавливает. Он желает помочь, это ощущение, оно, как и боль, от того первого, от того, которого я ищу.
Я являю перед собой источник голоса. Существо говорящее сидит на другом существе, они оба смотрят на меня. Мысли... Я чувствую их, он, что мыслит – рыцарь, под ним – конь. А Мирэ для него страх и ужас. Почему? Он напуган, как те существа, что боялись боли. Я сделала ошибку, надо было остаться маленьким существом, что он назвал девочкой. Я возвращаюсь в прежнее состояние.
– Я Мирэ, – говорю я. Рыцарь и конь мчатся от меня. Но я рядом, повторяю громче: – Я Мирэ! Помощь?! Что значит помощь?!
– О Великие! – кричит рыцарь. – Сгинь! Черный Запредел! Сгинь исчадие зла!
Я чувствую, что голосов теперь много, и они хотят, чтобы я ушла в ничто. Я вижу еще рыцарей. Они смотрят на меня, боятся и хотят сделать мне плохо. Я возвращаюсь к боли...
Звезда уходит, света становится меньше. Я слабею. В состоянии существа по имени «девочка» я иду дальше. Мне понравилось быть в этом состоянии. Я скопировала его из образов после пробуждения.
Слабость усиливается, нужно ждать звезды. Уже много раз я ждала звезды, она всегда возвращается.
Чувствую, что недалеко горит огонь. Знаю, что это такое. Огонь связан с тем, кого я ищу. Я иду к нему. Существа сидят вокруг огня. Их голоса говорят, что это лес, вокруг деревья, поваленные бревна, сейчас ночь, а завтра они пойдут на охоту. Они называют себя людьми и охотниками. Я учусь, слушаю их и познаю мир их видением. Пытаюсь понять смысл их существования. Они не видят меня, может не пугать их? Я помню свою прежнюю ошибку. Но я не хочу прятаться.
– Я Мирэ, – говорю я, выходя к огню. Они замерли, боятся. Да что на этот раз я сделала не так?! Я девочка, существо, как они.
– Сгинь черный Запредел! – снова меня боятся и хотят превратить в ничто. Я осознаю свою ошибку, мой голос не как их голос.
– Я Мирэ, – снова повторяю я голосом девочки. Существа разбегаются. У меня нет сил за ними идти. Остаюсь у огня...
Я чувствую что–то. В лесу людей настигло другое существо, не боящееся боли. Охотники собирались на него напасть, когда звезда появится в небе. А сейчас оно решило само причинить им боль. Я являю перед собой образ рыцаря, что говорил о помощи. Да, ощущения схожи. Огонь дал мне сил, и я настигаю существо, не боящееся боли. Два человека превратились в ничто по желанию существа. Голоса людей говорят это смерть. Двое умерли, трое остались.
– Спасибо, – говорит один из оставшихся, он рад, что не умер. – Что бы ты ни было, спасибо.
– Я Мирэ, – повторяю я голосом девочки. Человек дрожит, он боится, а еще он испытывает что–то, называемое благодарностью. Я испытывала подобное. Это связано с первым человеком, которого я ищу. Помощь и благодарность, вот что приблизит меня к цели.
Сил мало. Я засыпаю до появления звезды.


Глава вторая. Кто сказал, что будет легко

Виконт эр Катэр–оун
Час от часу не легче. Герцоги, будто взбесились, приглашая меня на балы в одно и то же время, советник императора ждет доклада по расследованию происшествия в графстве Дорсен. А тут еще Глория стоит на четвереньках с черной плетью в белых зубах.
– Я не хочу, – выдавливаю лениво я. На перине так хорошо и усыпляюще спокойно. Еще полчасика и уже не будет такого кайфа. Глория хмурится. Бывшая рабыня, из нее не выведешь этого никогда. Хочет поиграть, пока мы одни.
– Вы изменились, – бросает Глория, звучно выплюнув плетку на пол, встает, специально демонстрируя практически голое тело, на котором только тоненькие трусики, как я люблю. Девушка кокетливо вертится, презентуя свою подкаченную смуглую задницу, и немного отступает. Выдыхаю со сладкой тоской и неким облегчением, поглядывая на эту фигуристую брюнетку, хищницу, которую я приручил. Но одно неверное движение и можно остаться без какой–нибудь конечности. Утрирую, и это доставляет мне удовольствие.
Когда–то я спас ее, вырвав из лап лордов Дезранта, что кличут себя Кровавыми драконами. Эти мерзкие садисты во всем своем герцогстве культивируют пытки. Они постоянно вылавливает вальки из джунглей северных болот Великой Аэ. Вальки – это амазонки Рэи. Особо красивых продают в рабство на восток, остальных клеймят, обезображивают и пытают ради удовольствия. Вальки тоже им гадят, как могут: разоряют деревни крестьян, грабят караваны и нападают на рудники.
Глория красива, но ее не стали продавать, потому что она была предводительницей большой группы вальки. У герцога Дезранта на нее были особо изощренные планы. Но я их нарушил, оказавшись в нужное время, в нужном месте и проявив гуманность. Теперь мы с герцогом враги. А если учесть, что Дезрант еще имеет статус королевства, так вообще, у меня во врагах целый король. Но открытую враждебность по отношению ко мне ему глупо показывать, я ведь под крышей императорского дома.
– Я устал, – оправдываюсь я, отгоняя сладкое наваждение и возбуждение. Глорию нельзя обижать, она женщина капризная и злопамятная. А еще она совсем недавно научилась забывать о своих шрамах в моем присутствии. Я долго этого добивался, и безумно рад, что сумел создать этот естественный комфорт. Но глядя на них я помню острее, что ненавижу Дезрант.
– Вы же обещали! – девушка делает ярко красные губки бантиком, затем прикладывается ко мне сбоку. Нет, меня на этот рыцарский понт на тему абстрактных обещаний не возьмешь.
– Ты действительно хочешь, чтобы я отхлестал тебя? – спрашиваю я прямо. Перед тем, как стать главарем вальки, Глория была рабыней, беглой рабыней. Видимо, до сих пор скучает по своим цепям. Женщины, существа противоречивые.
– Вы единственный мужчина, кто покорил меня, – начинает она почти шепотом. – Вы сильнее меня, и я хочу быть в вашей власти настолько, насколько это возможно. Я не прошу меня избивать, просто покажите свою силу...
Глория умеет заводить. Она ведь бывшая рабыня для развлечений, опытная и инициативная.
Утром меня будит практически неуловимая Лина. Когда я встаю с кровати, служанка опускает свои голубенькие глазки и слегка улыбается, приседая. Получается, я вижу россыпь черных ресничек и кончик носика на фоне двух круглых белых шариков, сдавленных маленьким корсетиком. Какие бы грязные мысли не вились в моей голове, эту шестнадцатилетнюю девочку я не трону, и никому не позволю. Она сирота, я знал ее родителей простолюдинов.
– Вы наказывали вас разбудить господин, – с трепетом в голосе говорит она. – Уже девять утра... Желаете кофе?
Глории и след простыл. Она знает, что утром я предпочитаю просыпаться один. Лина приносит завтрак в постель, вернее размещает его рядом с кроватью за столиком.  Я пью ароматный кофе, просматривая сводки Рэи на экране монитора. Нет ничего интересного, за что бы зацепились мои глаза. Листаю письма, что приходят по общему каналу связи. Снова куча приглашений, пока ни одно не отклонил. Просто не реагирую, просроченные приглашения сами пропадают. Или референты их подчищают. В подробности никогда не вдавался. Электронная переписка – штука удобная. Это еще один подарок рыцарству от пришельцев, что зовутся Великими. Хотя на Рэе до сих  пор гонцы на скакунах драпают туда–сюда. Нет полного доверия у лордов к высоким технологиям.
Апартаменты на орбитальной станции у меня большие. До своего поместья, что на планете Шенни, я не добрался. Дел на Рэе еще море. Да и близость к начальству мне сейчас ни к чему. Появлюсь на Шенни, сразу императорский дом вызовет. А так, я работаю, на орбите Рэи, или на самой Рэе, кому какое дело?
Нужно наведаться в замок герцога Арлена Оросского. Обозначиться по расследованию в конце концов, да навестить его верховного мага. Последнее для меня важнее. Но так лень работать. Старею.
– Лина!..
Переход в невесомости через стыковочный шлюз на корабль... Полет с комфортом. Летим триста метров над землей, я сам так захотел. На Рэе даже у королей нет космических кораблей, да и вообще никаких летательных аппаратов. Только представители императорского дома имеют право на эту чудо технику, подаренную таинственными Великими. Поэтому сейчас я демонстрирую всему герцогству, что император есть, он о них не забыл и заботится. А сейчас летит надавать по шапке их господину за поднятые налоги и отобранных поросят да дочек.
Внизу проносятся леса, поля, деревушки и вечно драпающие гонцы. Чем ближе к замку герцога, тем плотнее поселения. Вот уже пошел город из камня и стали. Высокие дома до пяти этажей, даже есть шпили под сто метров. Дальше большая массивная стена из стали, камня и еще чего–то. Герцоги лепят свои замки из чего попало.  Замок огромен, город отдыхает по сравнению с ним. Под нами засуетились и забегали солдатики и мехары. Башни, бараки, площади, вот и посадочная площадка императорская прямо на крыше величественного дворца. Нам сюда.
Корабль коснулся бетона, будто пушинка. Пилот, видимо, до сих пор за пролитый чай извиняется. Неспешным шагом я последовал на выход, предварительно расправив складки мундира перед зеркалом.
Герцог Арлен предупрежден заранее о моем визите. Это радует, сейчас я увижу степень уважения моей персоны. На выходе крупный дедушка Арлен встречает меня в окружении двух десятков своих вассалов. Все расфуфыренные, в красочных мундирах.
Арлен спешит навстречу с распростертыми объятиями. Я его знаю, тусовались как–то на балу у местного короля, выпивали и шутили. Этого достаточно, чтобы зацепиться и утверждать, что я его друг. Хм, среди встречающих я увидел знакомые милые лица. Кажется, когда был пьян на балу, прижимал одну из его дочерей на балконе с видом на огромный парк Гариама. Возможно, растрепала все папочке, плутовка.
– Добрый вечер эр Катер–оун! И добро пожаловать в мою скромную обитель!
Я открываю рот, чтобы приветствовать в ответ, но мы обнимаемся. Говорить сквозь грудь герцога совсем неудобно.
– Давно хотел посетить вас! – отвечаю я, пытаясь все же высвободиться из его объятий. Глория недалеко и она напряжена. С ней рядом нет ее черного мехара. Он в ангаре корабля. Но и у принимающей стороны роботов по близости не наблюдается, расслабься вальки.
Все приближенные Арлена маркизы и графы представляются по старшинству. Но две дочки герцога выходят в самую первую очередь. Обе сверкнули карими глазами и сиськами. Нет, сперва сиськами, потом уже остальным. Они так похожи, эти две блондинки... и все–таки не помню, с которой из них я мог спать? Знакомства с приближенными утомляют, но от ритуалов и этикета никуда не деться. Герцог сразу заманивает за стол со «скромным ужином» в малом зале, восклицая при этом о самых лучших для меня покоях. Ох уж эти законы гостеприимства и вежливости, я только киваю и улыбаюсь.
По каменному пути до зала невероятное количество статуй, в основном голых женщин и дафов, скульпторы и художники герцогства не знают границ, предела и совести. Стали появляться уже комбинированные варианты: даф с девушкой на руках, девушка верхом на дафе, даф ест девушку, давит ее ногами, остается только... Патента мне все же не видать, секс девушки и дафа тоже изображен. Аллегория процветает. И как говорится, красота и смерть, лучший контраст. Потолок тоже великолепен: хрустальные люстры на эренни повсюду. Герцогство прямой поставщик этого чуда минерала, поэтому главному лорду с жиру беситься никто не мешает. Но меня это немного коробит, потому что энергией одного камушка из люстры можно обеспечить целое село на несколько лет. А в герцогстве по моим данным энергией обеспечено не более десяти процентов крестьянских поселений.
Мои черные хромовые сапоги ступают на розовую ковровую дорожку. Запахи вокруг как на поле цветов. Видимо, герцог к этому привередлив и требователен. По дороге дочки вклиниваются в нашу с Арленом шеренгу, но идут будто непринужденно, немного позади, иногда заглядывая в мою сторону сиськами, э... глазками.
На повороте к лестнице я оглядываюсь. Мои рыцари перемешались с вассалами герцога. Мило болтают, молодцы, втираются в доверие и попутно выявляют опасных врагов. Я отметил, что только мои бойцы со шпагами. Глория, не стесняясь, расталкивает маркизов и идет строго на минимальной дистанции от меня. Обычно охрана нужна, чтобы умерить беспокойство хозяина, а на моих посмотришь, только больше страху нагоняют своими действиями. Ведут себя, будто мы во вражеском стане. 
Широкая каменная лестница осталась позади. Зал с фресками, картинами и люстрами, похожими на сплошное произведение искусства тех же «аллегористов». Слуги распахивают массивные обитые зелено–красно–синими листами двери (в тематику фресок), и вот мы в малом зале. Длинный стол уже накрыт, служанки хлопочут.
Расселись. Во главе стола герцог и его накрахмаленная жена, что появилась, словно из неоткуда, она явно не старше дочерей герцога. На ее белой шейке ожерелье из огромных рубинов в цвет губ. Наверняка не одну несчастную шею поменяла эта фамильная ценность. Со стороны жены две сисястые дочки Арлена. Мне доставляет удовольствие подчеркивать для себя выдающиеся способности и неспособности очаровательных дурнушек. Пока мы рассаживались, обе успели куда–то смотаться и с помощью служанок еще туже натянуть свои корсеты. О Запредел, бедные девочки сходят с ума. Герцог их пиарит при любом удобном случае, любым знатным гостям. Чем больше сватов будет, тем приятнее и обстоятельнее  выбирать в союзники титулы, земли, да связи в лице женихов.
Я присаживаюсь со стороны герцога, нам есть о чем поговорить. В зале стали появляться придворные дамы и кавалеры. Церемониймейстер тонким дрожащим голосом объявляет всех вновь прибывших, тем временем я думаю о своем и рассматриваю яства. Барашек, свининка, рыбка, птица, дичь, лакомства и блюда высшего мастерства местных поваров. Многие из них сейчас рискуют своими головами.
– Маркиза Камилла Эссекская! – объявляет писклявый церемониймейстер. Мое сердце замирает. При всей рассеянности сейчас, мой слух не пропускает мимо это имя. Что она тут делает? Я пытаюсь поймать ее глазами. Но замечаю, что за мной следят цепкие карие глазки герцога и его дочерей. Я делаю вид, что мне интересна архитектура и новаторское оформление малого зала и возвращаю внимание на главу стола. Ничего, вечер только начался.
Рассаживают всех строго: мужчина–женщина–мужчина, дамы–кавалеры–дамы. Я посмотрел на дочек, хохочут курочки между собой, постреливая глазками в мою сторону. Я снова посмотрел на герцога. Сейчас его лицо строгое и важное, глаза смотрят поверх стола в сторону входа. Ему не нравится шум и суета в зале. Я взглянул на его жену, та старается не смотреть на меня, стесняется. Ее глазки считают вилки, ложки и бокалы по столу, иногда уходят на гостей с той стороны, где я не сижу. Ее белые волосы распущены и вьются, каскадами падая на полуголые плечи, и утекают дальше. Лицо миловидное, румяное и без сильного грима, в отличие от падчериц.
Герцог вновь ловит мой взгляд и улыбается более расслаблено. Все расселись. Сейчас будет тост. Первым делом за императора Эммануила, затем за виконта Катэра. Ну, а дальше в свободном полете. Это всего лишь ужин, а не пирушка по поводу и случаю.
Отгремели тосты. Мягко заиграли музыканты. Я накинулся на аппетитную на вид индюшку, опережая руки обслуги. Позади меня вьются служанки, стараясь предугадать мои действия и порывы, подливают красное полусладкое в хрустальный бокал и высматривают, что я ем, а что надкусываю. Вся эта движуха раздражает Глорию, она ничего не ест. Сидит от меня третьей, почти в пол оборота ко мне. Я хмурюсь на нее, она едва заметно скалится, но принимает нормальную позу, накладывает салат не глядя, почти мимо тарелки.
Мне становится смешно. Я перевожу взгляд на кареглазых курочек. Те думают, что я им улыбаюсь, и тают, тают, тают как мороженное. Две блондинки, за что мне это?
– Что ж эр Катэр–оун, – начинает Арлен уже менее официальным тоном. – Вы уже осведомлены о наших бедах, касаемо графства Дорсен. Даже самолично прибывали на место ужасной трагедии.
– Да, да, – киваю я, откладывая недоеденное птичье крылышко. – Группы моих людей прочесывают местность в поисках следов. Дело очень странное, поэтому я уполномочен лично советником императора выяснить все и установить виновного или виновных.
Арлен поперхнулся. К нему подскочили слуги, успешно справляясь с кратковременным недугом. Я успеваю пробежать глазами по противоположному ряду. Камиллу я нахожу практически в самом конце. Она весело болтает с каким–то худощавым молодым хлыщем в зеленом мундире. Виконт какой–то не иначе.
Я выпиваю бокал вина, будто сок. Мои мысли сейчас не тут.
Эта самодостаточная миниатюрная брюнетка волнует меня давно. В прошлый раз я получил отказ на невинное предложение прогуляться по саду. Много придворных дам ищут себе хорошую партию, но эта маркиза не из таких. Она богата, очень красива, харизматична и породиста. И она без мужа, я пробивал информацию. Конечно, у нее нет такой груди, как у курочек герцога, и таких глаз, как у моей служанки Лины. Не думаю, что ее тело сможет соревноваться в подтянутости с телом Глории, а в искусстве любви и подавно. То, что иногда вытворяет вальки нужно преподавать в школах куртизанок. Но при всем при этом Камилла обворожительна, необыкновенно прекрасна и притягательна. Это что–то из разряда сверхъестественного. Иссиня черные глаза, прямые брови, тоненький, чуть курносый носик и много–много чего еще, все это порода и мое безнадежное умиление со стороны.
– Мои осведомители уведомили меня, что граф Велор повел себя не тактично, и даже хамски, – начинает Арлен с низкого тона. – Одно ваше слово, и я лишу его всех титулов и земель!
Решительность герцога меня пугает. Последнее было сказано жестко. Но я не из тех людей, кто показывает свою власть и пользуется ею, чтобы навредить тем, кто этого не заслуживает. Меня уже не раз спрашивали, почему я до сих пор не герцог или король, при моих то связях. Я всем отвечаю одинаково – мне это не нужно. Это большая ответственность и огромный труд. В ином случае будет плохо герцогству или королевству.
  – Не стоит мой друг, – говорю ласково я. Арлен быстро теплеет. Я же назвал его другом. Он готов ради меня порвать любого своего вассала.
– Да, прошу прощения,  что не представил двух моих сыновей Ленара и Маркела. К моему глубочайшему сожалению, их в замке нет. Они как раз отправились в Дорсен, собрались самолично выловить эту тварь...
– Я думаю, что сыновей нужно вернуть, – отрезаю я, вспоминая побоище в деревне. Арлен хмурится, он не привык к такому тону, но быстро перестраивается.
– Не волнуйтесь, друг мой, я послал с ними половину армии.
– А почему только половину? – усмехнулся я.
– Вторая половина сейчас готовится отбивать Хартский прииск!
Хм. Совсем забыл, что два герцогства вот уже десять с лишним лет грызутся за эту спорную территорию, называемую Хартским прииском эреннийской руды. Герцогство Западный Орос и герцогство Бор (в простонародье – Черные сердца). Все началось с того, что один барон, владелец Хартских земель перебежал с Ороса в Бор, принес вассальную присягу тамошнему графу. Бор заявил права на Хартские земли перебежчика, Орос ответил, что перед тем, как тот перебежал, у него все отобрали. Стали выяснять по поводу документов и сравняли маленький замок барона–перебежчика с землей. Вот теперь воюют. Конечно, императору до них дела нет. Дальше короля Эрии информация об этих мелких стычках не уходит. Жаль только, что гибнут рыцари и расходуются ресурсы.    
– Надо будет как–нибудь решить эту проблему, – бормочу я.
– Надеюсь в нашу пользу, друг мой, – подхватывает Арлен. Вот теперь–то он от меня не отстанет. Взболтнул, не подумав.
Я кивнул, осушая очередной бокал. Это тонкое стекло, толи хрусталь... так и хочется перекусить, словно тоненький лед. Хмелею...
Еще около получаса происходит поглощение блюд и вина под легкие рассказы герцога и хихиканья его дочек.
Заиграла бодрая музыка. Сейчас в пору и растрястись перед десертом. Я посмотрел на жену герцога. Она продолжает пялиться в стол и в сторону, лишь бы не на меня. Чего она так боится?! Теперь я заметил по пульсирующей артерии на шее, как бьется ее сердце, по вздымающей груди – как она дышит. До нее дошло, что за гость сейчас у нее мужа. Я следователь третьего ранга, подчиняюсь лично советнику императора. Знаком и с самим Эммануилом, одно мое слово и у любой титулованной семьи будут крупные неприятности. Я уполномочен выявлять предателей, преступников, замышляющих против империи, инакомыслящих, террористов, извращенцев и бла, бла, бла... На самом деле я самый добрый виконт во всей империи. И мои две девочки Глория и Лина это знают лучше всех.
Однако у меня есть принципы и правила. Поэтому мне доверили эту должность.
– Герцог, герцогиня, – кивнул я и поднялся. – Я прогуляюсь. Где у вас балкон?
Скрежет минимум пяти стульев ворвался в гармоничные звуки музыки. Сам герцог подорвался, Глория и обе дочки, все синхронно. Мда, от герцога быстро отделаться не получится.
Мы вышли на балкон. У любого зала торжеств он есть. Чтобы проветриться, подышать свежим воздухом, лицезреть великолепия округи, поблевать, в конце концов, с высоты. Лоджия оказалась огромной, она тянулась вдоль всего зала и уходила дальше. Я подошел к мраморным перилам. Вечер, огни домов и звезды небосвода. Внизу парк и фонтаны, если захочу окунуться, лететь метров пятьдесят.
Как я так быстро перебрал? Смотрю на Глорию, она бдит. Свежий воздух дает свои результаты. Даже герцог почуял неладное, посматривает сейчас с опаской.
– Я скоро вернусь к столу, – говорю ему я. – Спасибо за внимание друг мой.
Он кивает. Этой фразой я вежливо послал его и дочек. Со мной осталась только Глория.
– Что? – с претензией в голосе говорю ей я, не поворачиваясь. Она стоит по соседству, повторяя мою позу, облокотилась на перила и смотрит вниз на скучающий парк. Все придворные сейчас в зале, пляшут, пьянь на прогулки хлынет попозже.
Я у краткой посмотрел на нее. Она со своей фирменной прической, под названием «вуаль»: косая челка из прореженных волос прикрывает ее левую сторону лица. Что под ней, никто не видит, а она видит всех прекрасно. На левой щеке у нее шрам от клейма Кровавых драконов. Я злюсь и громким тяжелым выдохом изгоняю злые мысли. Я люблю ее шрамы, этого никому тут не понять. Ее мужество достойно восхищения, знаки ее стойкости на лице и на спине. Любая придворная леди на ее месте давно сошла бы с ума, имея такие отметины. Зная женщин, вернее достаточно их зная, я могу утверждать, что важнее красоты для любой могут быть только их дети. А Глория, она привязана ко мне, возможно любит. Думаю, что таит обиду, когда знает, что я с другой. Как–никак женщины, они в той или иной степени собственницы. Конечно, можно понять Глорию, мужчина я достойный, ей вполне хватает быть со мной и иногда спать. А если иначе смотреть, я для нее как раз и есть дитя, за которым глаз да глаз. 
На Глории приталенный темно–синий жакет с блестящими знаками различия, из–под которого виднеется пышная белая рубашка, темные брючки и высокие сапожки, все это так называемый женский рыцарский мундир, идеально подчеркивающий ее фигуру. Он никак не вяжется с моим настроением, сейчас я хочу рядом с собой зеленовато–золотое бальное платье Камиллы.
Захотелось вытащить из ножен Глории шпагу и устроить дебош со статуями Арлена.
– Как вы себя чувствуете эр? – заботливо спрашивает вальки, возвращая мои тоскливые мысли к ее персоне.
– Пьяный, – отвечаю я. – Ты лучше скажи, что там с тварью, какие новости?
В распыленной голове всплывает мысль, что я прибыл сюда лишь для того, чтобы наведаться к верховному магу Иллару. Но, похоже, в таком состоянии я создам не очень лестное впечатление. Придется немного злоупотребить гостеприимством Арлена. Тем лучше.
– Через три километра по реке Аэ следы обрываются, – отвечает мне Глория, продолжая смотреть вниз. – Просто, исчезают. Ничего нет, последние два дня следопыты по метру цедили. Никаких результатов.
– Ясно, – я звучно вздыхаю и бормочу себе под нос: – Да, а кто сказал, что будет легко?
***
Простолюдин Эрик
Тетя Варя поит меня сладким чаем. Я чувствую запах сухих трав и меда. У Вари черные глаза, мне кажется, они не сочувствуют мне, в них давящая тишина и вопрос, что же будет дальше.
Почти месяц назад меня нашли в камышах истекающего кровью. Шпага проткнула меня насквозь. Нас искали всей деревней с факелами, когда спохватились о пропаже. Тетя Варя вчера отбивалась от обезумевшего Германа, что рвался расквитаться со мной. Отец Илены только недавно прибыл из далекого рейда в дикий лес, искал свою дочь, не сдавался. Мне страшно, не знаю, что ему сказать. Вчера я пришел в себя и осознал всю трагичность ситуации.
Отец не справился с заказами лордов, потому что я лежал без сознания все это время и не помогал ему в работе. Может, он смог бы сделать что–то и в одиночку, но видимо совсем пал духом. Разъяренные лорды один за другим прибывали в мастерскую и отбирали имущество в качестве штрафа и неустойки. В итоге последние заказчики, не получив ничего, сравняли пустой ангар с землей. Местный барон, опасаясь за ценного мастера, забрал отца в замок. Все это мне сегодня рассказала тетя Варя.
А еще у нас забрали эренни. Деревня спешно переходит на дрова и вырубает ближайший лесок. Наш с Иленой...
– Сегодня придет маг, – говорит Варя, я вздрагиваю. – Не пугайся, он был в самом начале. Если бы не он, не дай черный Запредел, потеряли бы тебя, горемыку.
– Передайте дяде Герману, что Илену забрали бандиты, – шепчу я.
– Да знает он и без тебя, – вздыхает бабушка. – Работорговцы ее увезли. Мы с соседями говорили. Пятерых девушек за вечер украли из соседних селений. Ох, спасите их души, Великие.
В моей груди пустота. Не хочется ни плакать, ни причитать, даже думать о завтрашнем дне нет желания...
Маг пришел вечером. Седой старик с палочкой, трясущийся дряхлый дед. Глядишь, скоро сам помрет, прямо на мне.
– Как ты себя чувствуешь, Эрик? – проговорил старик на удивление бодро, усевшись у моей койки. Его морщинистые руки опирались на трость сверху, а взгляд буровил меня, будто пронизывал насквозь. Но с ним я вскоре ощутил тепло и спокойствие.
– Я не чувствую живота, – шепчу я. – И еще мне больно шевелиться.
– Где болит сынок?
– В пояснице.
Старик закатывает глаза и начинает шептать. Мне становится страшно, потому что я чувствую, как его невидимые руки пронзают мой живот, проходят до самого позвоночника. В глазах темнеет, но в самой середине белая пульсирующая точка, она борется с тьмой. Маг помогает, я чувствую. Вспышка, мороз проходит сквозь мое тело. Я открываю глаза. Старик сидит неподвижно, веки опущены, опирается на трость. Мне тревожно, я смотрю на его лицо. Оно стало худее, волосы редки и на много белее.
Он открывает глаза, я вздрагиваю.
– Как ты себя чувствуешь, Эрик? – повторил старик прежним тоном и таким же голосом. Я сгибаю ноги, трогаю живот. Боль ушла, я чувствую прикосновения своих рук. Вот только мышцы слабы, одна сплошная слабость.
– Я не знаю, – бормочу я. Старик улыбается и кивает. Затем он встает, ему это очень тяжело дается. Уходит, я смотрю ему в след. Его невидимые руки все еще не отпускают меня. Он вдруг останавливается.
– А что это за шрам у тебя на правой ладони, Эрик? – он произносит это, не поворачиваясь ко мне. Мне страшно, я не могу ему врать, он поймет.
– Я спас себя много лет назад, – отвечаю я. Он молчит, потому что не понял ответа, приходится продолжать. Но и слова готовы вырваться из меня легко, оно отпустило. – Раньше я жил в другом месте... Когда на нашу деревню упал метеорит, волей Великих я был далеко, но вернулся в тот тлеющий кратер в надежде найти живых родителей. Там я услышал плач ребенка, когда подошел ближе, то в светящейся яме увидел мальчика, очень похожего на меня. Ему было плохо в той яме, я чувствовал это, знал, что он умрет, если там останется. Я протянул ему руку и обжегся о его ладонь...
– Ты вытащил того мальчика?  – вдруг перебивает меня Маг. Я будто опомнился от дурмана, этот старик с палочкой смотрит прямо на меня в упор, словно и не отходил от кровати. Мурашки резвятся по всему телу. Я задыхаюсь от переизбытка эмоций, которые не могу разобрать, не в силах понять, что со мной творится.
– Да, – шепчу, наконец, я и отдаленно чувствую ту боль, с которой я тащил мальчишку из ямы.
– Ты хороший мальчик, Эрик, – говорит старик и раскрывает передо мной ладонь. Яркий фиолетовый свет озаряет всю бревенчатую комнату и бьет в глаза. Я жмурюсь. В голове стучит «спрячь–спрячь». На ощупь я хватаю камень размером с вишневую косточку и кладу его под подушку.
Мое сердце колотиться так, что готово выпрыгнуть из костлявой груди. Ведь старик дал мне эренни.
– Это камень вашей деревни, – добавляет он шепотом. Его голос звучит у самых моих ушей. Я открываю глаза и вижу его сгорбленную фигуру у выхода. – Это была плата за твое излечение, не кори себя, жители единогласно решили отдать его мне. Я же отдаю его тебе, но с единственным условием. Ты должен использовать его для себя.
– Спасибо, – хриплю я, мне больше нечего добавить.
– Удачи храбрый Эрик, – посмеивается старик и уходит.
К следующему вечеру я уже могу нормально ходить. Чистые штаны и рубаха на стуле. Я одеваюсь, неудобно и неловко. Мышцы слушаются меня нехотя. Тетя Варя хлопочет, я вижу, как она собирает мне в дорогу узелок.
– С восхода солнца ты должен отправиться в замок нашего барона, – говорит она. – Это его наказ. Три дня пути на север по основной дороге, еды я собрала...
– Я хочу домой, – бормочу я и выхожу на свет. От ветерка и воздуха кружится голова, но ноги удерживают меня. Сарай, где я все это время находился, расположен во дворе тети Вари. Уже вечер, деревня готовится ко сну. И хорошо, что меня никто не увидит, я должен пойти домой.
– Если ты не прибудешь в замок вечером четвертого дня, барон накажет тебя, – говорит Варя, выходя следом. – У нас нет лошадей и повозок, но ты должен отправиться, иначе и старейшина будет наказан.
– Я хочу домой, – сквозь слезы говорю я, глядя в ту сторону, где должен быть наш дом. Но его уже там нет. Я иду, увеличивая темп, тяжело, непривычно. Маленький Варин садик в запущении, на пути лавочка, что сколотил муж Вари, до того, как спился. Мужик был мастер на все руки, его даже хотел забрать в замок наш лорд. Я знаю, что Варя в глубине души рада, что ее муж спился, он ведь с ней. Они вместе.
Я обхожу дом Вари сбоку и выхожу за калитку. Ощущение такое, будто только вчера я шел по этой протоптанной дорожке, спешил в другую сторону, к Илене. Чувства давят в горле. Теперь я иду домой, вернее, к тому месту, где мы жили с отцом.
Дом снесли вместе с мастерской. Бревна разбросаны, мебель разбита, часть уже утащили сельчане. Что добру пропадать? Мою тумбу, мою кровать... У нас нет ничего ценного, все, что было важно, находилось в рабочей мастерской. Ангар сравняли с землей. Горечь на языке от привкуса трав тети Вари, горечь в груди от всего остального. Неподалеку стоит козел, сколоченный наскоро из досок, сельчане организовали пилораму прямо у дома. Пилят наши бревна на дрова. Сейчас тут никого. Через дорогу я вижу, что энергостанцию, где раньше находился камень эренни, тоже начали разбирать. Кабелей тоже не видно, наверное, торговцам продали.
Я стаскиваю железный лист, что раньше служил частью крыши. Беру другой по больше, тяну, руки выскальзывают, и я падаю. Нет, у меня не хватит сил... Даже чтобы просто подняться. Я смотрю на свои босые ноги, худые пальцы и проросшие ногти.
Скрежет листа режет слух, я вздрагиваю. С другой стороны развалин корячится худенький, черненький длинноволосый парень. Это Ким. Он отбрасывает один лист, затем другой. Третий уже не поддается, там дальше стальные балки, одному справиться невозможно.
– Не нужно, – выдавливаю я, опасаясь, что он не услышит.
– Тогда зачем это делаешь ты? – спрашивает пастух и подходит ближе.
– А что еще делать–то? – говорю я и чешу нос.
– Дрова рубить, – говорит Ким, кивая на пилораму, и улыбается. – Тебя барон позвал, зачем тебе возиться тут? Это мы, ну... теперь, как все жить будем.
– Ее увезли, Ким, – говорю я, думая о своем.
– Да знаю, жаль, – отвечает он и усаживается на бревно.
– Это все что ты можешь сказать? - прыскаю я.
– Она красивая, – добавляет он. – А значит, не пропадет.
– Ты не думал, что нужно ее найти?
– А зачем искать? – ухмыляется он и смотрит на меня как–то сочувствующе. – Что ты можешь сделать десятку рыцарей? Да даже одному? Или разбойникам? У тебя есть шпага? Припрятал? Да только ты ею владеть не умеешь. А если бы и умел, то вряд ли там будет лишь один враг. У тебя нет шанса найти ее, Эрик, не то чтобы отобрать у воров. Даже Герман смирился, все напрасно. Великие так решили, ее ждет лучшая жизнь...
– Ее ждет рабство.
– А у нас тут не рабство? – взрывается Ким. – Мы пашем круглый год, барон отбирает у нас все, оставляя только крохи, чтобы не сдохли. Мы все рабы. Половину коров вчера угнали в замок. Через пару дней прибудут телеги, чтобы загрузить урожай. Но мы не дотягиваем до нормы, старейшина трясется и гоняет пьяных дедов, за них отдуваются бабки. А вот ты Эрик счастливчик, тебя забирают в замок. У тебя есть шанс стать оруженосцем рыцаря или солдатом замка. Я завидую тебе.
Я пинаю лист, чтобы он заткнулся. Ким встает и уходит.
– Не глупи Эрик, – продолжает удаляющийся голос. – Отец ждет тебя. Да и Илена бы порадовалась твоим перспективам.
Я молчу. Вскоре остаюсь один наедине со своими мыслями. Они грызут меня изнутри.   
Тетя Варя застает меня за растаскиванием листов и балок.
– Пол села на уши поднял, – ругается она. – Пошли горемыка домой, выспись, утром в путь тебе...
Утро. Я встал пораньше. У меня на ручных часах будильник. Сил прибавилось, но мышцы болели после вчерашнего. Эренни при мне, узелок взвалил на спину, поблагодарил тетю Варю и вышел. Замок, так замок. Я много думал и кое–что придумал. Я помню имена, что называли похитители. Глок и Морган. С этого и начну, узнаю о них побольше, а там решу, что делать дальше.
Деревня просыпается, я спешу, чтобы проскочить мимо глаз односельчан. Я виноват в их бедах, я лишил их льгот и энергии, а теперь я уношу их эренни с собой. Сердце щемит, когда я прохожу мимо развалин, где стоял мой дом. Мы жили на северной окраине деревни. Так было задумано. Чтобы мехары не взрыли нам весь поселок, мастерскую мы поставили с краю.
Домашняя живность уже раскричалась, подымая хозяев. Я твердо знаю, что больше никогда не вернусь сюда. Вчера я откопал и вскрыл свой секретный подвал. Раньше я копил там детали, чтобы собрать своего мехара. Мой тайник оказался пуст.
– Стой щенок! – взревел позади меня кто–то бешеным голосом. Я обернулся и с ужасом понял, что ко мне бежит отец Илены. За ним мчатся еще трое: его жена, тетя Варя и старейшина. Они пытаются остановить его, потому что в руках Германа блестит топор.
Я замер. Страх пронзил мое тело и сделал беспомощным и уязвимым. А еще ко мне вернулось чувство вины, с которым я боролся вчера, разбрасывая листы крыши.
– Беги Эрик! – кричит Варя не своим голосом. Жутко...
Завизжала сирена над головой. Так громко как никогда. Все замерли, даже Герман остановился. Это рефлекс, врожденная реакция. То чему нас учили, самые первые уроки в деревне – замереть, когда ты слышишь сирену. Среди голубого неба словно расплелись и заволновались оранжевые нити. Над головой разыгрались краски, будто оранжевое соревнуется с зеленым. Это значит, что скоро сюда спустятся призраки. Чем громче сирена, тем они ближе. Нас предупредили Великие, ни шагу дальше.
Три раза в своей жизни я видел призраков. Это посланцы Запредела, утверждают старейшины. Черные бесформенные кляксы возникающие где–то и плывущие из космоса, падают на землю и рыщут, выискивая все, что движется. Вернее они ищут людей. Животные их не интересуют.
Сирена стихла, оборвалась, не оставляя никакого эха. Призраки пришли. Черные блестящие лужи упали дождем на замершую от ужаса деревню. Я стал считать... сорок две секунды, и они исчезнут, просто растворятся. И если нам повезет, то уйдут ни с чем.
Шесть, семь, восемь... Герман смотрит на меня, в его глазах черная ярость, рука зажавшая рукоять топора дрожит.
– Не вздумай Герман, – кричит старейшина. Через секунду черное уже рядом. Оно чувствует движение, обтекает Германа, движется ко мне. Холод, словно с самого космоса пробирает до костей, когда оно рядом. Клякса уходит дальше.
Двенадцать, тринадцать, четырнадцать... Герман не обращает внимания на удаляющегося призрака, он буровит меня взглядом... ненавидит меня и готов убить. Я шепчу ему губами: «прости меня дядя Герман, я не виноват».
Тридцать восемь, тридцать девять, сорок... Герман срывается с места, чтобы убить меня. Тонкий, черный и стремительный луч проносится, пронизывая его тело. В мгновение ока он исчезает, растворяется, как это делают призраки. Герман даже не успел вскрикнуть. Сорок один, сорок два... Призраки ушли.
Ивона рыдает и проклинает меня. Она потеряла дочь, а теперь и мужа. Его забрали призраки. Я бегу прочь, бегу от этой боли.
Призраки дети Запредела, как и дафы. Вот только дафы никуда не исчезают, они сделаны из камня, и их можно убить большими мечами, что носят мехары. Когда–нибудь я стану рыцарем и у меня будет свой мехар. Я сумею модернизировать его, и он станет самым лучшим и непобедимым. И тогда я найду Илену, убью человека в шляпе и всех его друзей, порублю на куски ту женщину, что трогала мою девушку, найду всех работорговцев и раздавлю их головы своим грозным мехаром. Во мне закипает ярость и бьется отчаяние.
Ноги подкашиваются и падаю. Усталость навалилась, она давит на плечи и на стоны. Твердая сухая земля давит на задницу, хочется доползти до травы и лечь там, чтобы никто не нашел, пока я перевожу дух и набираюсь сил. Вокруг поля, заросшие травой и далекие кроны деревьев начинающихся диких лесов. Просыпаются насекомые, уже зазвучали кузнечики и зажужжали мошки.
Я развязываю узелок, что так старательно собирала тетя Варя. Достаю маленький бурдюк с водой и пью.
– Крестьянин, – раздается хрип где–то в траве, я невольно вздрагиваю. – Помоги, крестьянин.
Я встаю, закупоривая сосуд и убирая в тряпицу. Я вижу его, это рыцарь. Возможно раненый, на вид чуть старше меня, для рыцаря совсем молодой. Он из герцогства Бор, знаю я их оранжевые мундиры и с легкостью распознаю герб «Черное сердце». На белых волосах застыла кровь, он сидит, его тело бьет мелкая дрожь. Раздается лошадиное ржание, словно нож по сердцу, на мгновение я замираю в панике и оглядываюсь по сторонам. Но две лошади просто топчутся в траве, они без всадников. Где же второй рыцарь?
Человек просит воды, я послушно протягиваю бурдюк. Он расходует все до капли.  Я не могу ему возразить, не могу отобрать свой бурдюк. Потому что он рыцарь. Меня душит запоздалая жадность. Это мои запасы на три дня, а он умудряется выпить почти все, да еще и залить себе голову остатками.
– Ты видел призраков мальчик? – говорит он с неподдельной радостью в голосе. После того, как израсходовал всю мою воду, он явно на подъеме сил. Уже не дрожит, видимо оправился от шока.
– Да, эр, – киваю я, убирая бурдюк в узелок. Это мое имущество, и его надо беречь, другого у меня нет.
– Гнусный Оросовец гнался за мной от самого Харта, – смеется рыцарь. – Но он не был настолько умен или просто увлекся погоней. Решил, что настиг меня. И настиг бы...
Он скривился и прищурился в попытке встать. Я подскочил, чтобы помочь ему подняться.
– Вон его конь, – продолжил он. – Я спрыгнул, когда пришли призраки, а он нет. Это ошибка многих молодых и неопытных. А ты мальчик учись на опыте дураков. Если ты замер на мчащемся коне, это не считается.
Он звучно рассмеялся, смех его был настолько заразительный, что тоже хотелось смеяться. Но я сдержался. Человек рад, что он выжил, я тоже за него рад. Но у него своя судьба и своя дорога.
– А что это за земли, мальчик? – вдруг настороженно спрашивает рыцарь, неспешно направляясь к своему огромному коричневому коню. Тот сомневается драпать ли сразу, аль убедиться, что хозяин ничего вкусного не предлагает и драпать после.
– Вы в Камбрии, эр, – с некой опаской произношу я.
– Герцогство Гариам?!
– Да, эр, – я отступаю к тропе. Рыцарь, кажется, разочарован, несмотря на то, что успешно схватил уздечку своего коня, который сам к нему подошел. Он разворачивается ко мне. Я смотрю на его молодцеватое лицо, скулы, большие голубые глаза и перевожу взгляд на герб с изображением черного сердца на плече. Это чужак, в наших землях не принято с ними долго болтать. Если сельчане увидят и расскажут, барон и его люди сочтут меня за шпиона или осведомителя чужого герцогства. В лучшем случае кнут, в худшем веревка на шее.
– Далеко же меня занесло, – мгновенно сникает рыцарь. – Мальчик, как тебя звать?
– Эрик.
– А я рыцарь эр Гарольд, также являюсь членом рыцарского ордена Железные сердца, – он делает легкий поклон головы, (этот жест приводит меня в полное замешательство), а затем продолжает уже менее торжественным голосом. –  Ты должен оказать мне услугу, Эрик.
– Но мне нужно в замок барона, он наказал...
– Да ты не понял! – улыбается рыцарь. На его поясе дергается шпага, когда он поворачивается к коню. Ножны такие блестящие и красивые, в них шпага настоящего рыцаря. Он с иронией добавляет:
– Помоги мне взобраться на коня.
Только сейчас я замечаю, что Гарольд хромает на одну ногу. Я подхожу к нему, оценивая рыцаря, он чуть выше меня, явно крепче. Подталкиваю его испачканный зад на седло, руки дрожат, но у меня получается.
– Да ты силен Эрик! – удивленно произносит он, усаживаясь на скакуна поудобнее.
– Неправда, эр, – смущаюсь я. – Вы видно смеетесь надо мной.
– Нисколько! – восклицает рыцарь и салютирует. – Второй конь твой, если ты его поймаешь! Удачи Эрик!
– Спасибо, эр...
Стук удаляющихся копыт отпускает напряжение. Призраки сегодня спасли не только мою жизнь, с этой мыслью я иду на дорогу. За конем мне не угнаться, да и зачем мне рыцарский конь? Скажут, что украл, да выпорют.
Ровная дорожка и колея, посередине мелкая трава, я иду по ней, шлепая разбитыми тапками, что вот–вот порвутся. Кажется, к обеду дойду до соседнего села. У них должна быть вода, попрошу немного.
Бор и Орос грызутся за месторождения Харта уже давно. Нам часто возили разбитых мехаров от туда, что Боровцы, что Оросовцы. Я злюсь. Может один из таких рыцарей, как Гарольд и сравнял с землей наш дом. Коня мне он предложил, сволочь.
Впереди показалась повозка со старой лошадкой, которая старательно и обреченно тянет свою ношу. Я посторонился, пропуская крестьянскую семью. Их повозка, груженная тюками, перевязанными веревками, идет строго по колее. Бородатый, коричневый от загара, мужчина держит вожжи, позади него сидит женщина с двумя детьми прямо на вещах сверху. Мальчишке и девчонке лет по восемь отроду. Я остановился, пропуская их. Чумазый мальчик, посмотрел на меня усталым взглядом без особого интереса. Я не смог даже улыбнуться ему. Сейчас я грустный и утомившийся крестьянин. Когда–то я также ехал по этой дороге с моим новым отцом. Мне было плевать, куда я еду и зачем. Все мое оставалось в Дорсене. Все новое пришло позже. Мальчик продолжает смотреть на меня из удаляющейся телеги. Я поклонился ему, как это сделал рыцарь и развернулся. Кажется, мальчишка улыбнулся, я успел это заметить.
Тоска снова берет надо мною верх. По обеим сторонам от дороги растут ромашки, такие собирала Илена. Дальше возвышаются кустарники лопухов, из таких мы строили крышу домика. Под такими же листьями я впервые поцеловал ее, она тогда так покраснела... а я заволновался, что она убежит и пожалуется отцу.
Пытаюсь посмотреть на солнце. Ты ленивое и бесчувственное создание. Каждый день я мысленно подгонял тебя скорее опуститься к земле, чтобы быстрее бежать к своей девушке.
Впереди, у дороги показался булыжник, метр в диаметре точно есть. Он уже зарос всем, чем только можно, и его легко спутать с горкой земли. Это останки дафа. Памятник, напоминание их былой власти над этими землями. Камней раньше было много в окрестностях. Почти все растащили для хозяйских нужд в замки и села. Самые крупные, что не удалось унести, постепенно сливаются с землей, уходят в нее. Когда я был маленький, нашел как–то следы битвы мехара и дафа, ржавую часть руки среди камней и кусок огромного меча, торчащий из земли. Я представлял отчаянную битву и воображал себя в кабине железного рыцаря, рев дафа и удары мощного меча, обрушивающиеся на каменное тело. Все потом крестьяне раскопали и утащили в замок лорда на переплавку. Железо сейчас в большой цене. Слышал даже, что вольные крестьяне вылазки делают на поля битв у Харта во время затиший, чтобы железо таскать. Бывает, что попадают под раздачу.
К полудню дохожу только до мельницы. Она немного левее дороги, на пригорке стоит, деревянная ветхая и заброшенная. А значит, я прошел только лишь половину пути до села. Солнце жарит нещадно. Обычно я под крышей ангара весь день ковыряюсь с техникой. Совсем отвык от работы на открытом воздухе, поэтому сейчас мне плохо. Схожу с дороги  и направляюсь к мельнице, высматривая, нет ли там кого. Мне нужно в тень.
Всегда страшно ходить вблизи диких лесов. Особенно когда это окраина герцогства. Но сейчас для меня хуже оставаться под открытым небом. Трава на этом поле низкая, много клевера, шмели разлетались жирнющие. 
Я ощущаю, как дрожит земля, и мне становится не по себе. Когда я слышу звон и лязги стали, внутри меня что–то нарастает. До мельницы я иду в полусогнутом положении. Где–то кипит битва рыцарей! Страшно быть замеченным, но мне ужасно интересно! На пригорке хороший обзор.
Дальше, метров триста, практически у самого леса я замечаю двух огромных мехаров. Они яростно бьются, один с двумя большими мечами, его противник – с мечом и шитом. Немного дальше скопились всадники, их доспехи блестят и переливаются, они тоже рубятся друг с другом. Все перемешалось, разобрать кто за кого практически невозможно.
Ноги несут меня туда, ближе, как можно ближе. Мое внимание приковано к битве мехаров. Я никогда раньше не видел такого зрелища! На поле битвы уже десяток лошадей без всадников, у леса стоят еще, видимо, разбежались. Тем временем гремят железные доспехи, это с лошадей падают поверженные рыцари. Один из всадников бьется особенно яростно, против двоих. Но враги, похоже, в большинстве, удар в спину и он тоже падает. Мехары бьются чуть в стороне, робот с двумя мечами наседает. У его противника явно проблемы с управлением, повреждена нога. Я вижу это глазами инженера. Обе модели мехаров старые. Второе поколение роботов, по внешнему виду разбитые и давно жаждущие ремонта. Значит, рыцари не очень богаты, но значительно богаче простых всадников, у которых на робота, а тем более на эренни не нашлось денег.
Мехар принимает очередной удар на щит, теперь я смог рассмотреть его герб. Черное сердце, а значит он из Бора. Выпад второго меча он уже не успевает отразить. Стальное лезвие медленно, но верно проходит в кабину. Сердце замирает, когда я осознаю, что это неминуемая смерть для пилота. Робот со щитом и мечом заваливается на спину. Скрежет стали сопровождает движение могучей руки, что вытаскивает меч из искореженного железного тела, на лезвии кровь. Я вижу, что всадники выстроились в одну шеренгу и ждут окончания битвы. Со своими врагами они расправились. На их щитах я увидел герб с изображением черного сердца. Семь всадников Бора против одного мехара Ороса. У конников нет шансов против робота. Я вспомнил про рыцаря Гарольда из Бора, что израсходовал всю мою воду. Он мне понравился, этот его поклон и сияющие глаза, радующиеся жизни. И вот сейчас его друзья, или просто соратники стоят против целого мехара.
Бегите! Мне хочется кричать, но страшно. А они стоят и смотрят на него. Мехар замер, кони бьют копытами, ждут. И тут происходит невообразимое. Кабина раскрывается и от туда выпрыгивает рыцарь в сером мундире. Всадники тоже недолго думают, они спешиваются. Серый рыцарь в мундире со шпагой в руках против семи человек в железных доспехах и с тяжелыми мечами. Сумасшедший... рыцарь из Ороса вскидывает клинок вверх, целует лезвие шпаги у самой рукояти и встает в боевую стойку.
Тяжеловооруженные рыцари ринулись на спятившего Оросовца. Я стал подходить еще ближе, не знаю, что со мной. Но мне хочется сейчас влезть в мехара и помощь одиночке. Но, похоже, ему не требуется моя помощь. Первым же выпадом он находит брешь в доспехах ближайшего. Его преимущество – это скорость, и он легко пользуется этим. Вскоре падает следующий, затем еще и еще. Когда их остается трое, они уже не так смелы. Отступают, защищаются. Оросовец атакует, сшибает ногой одного, уходит от атаки второго и протыкает сквозь забрало третьего. Пока один встает, он расправляется с нападающим из–за спины. Его тонкая шпага словно жало, проникает в самые уязвимые места и поражает врагов. Семь рыцарей Бора лежат на земле. Оросовец идет к телу одного из своих поверженных товарищей, что бились до него с конниками. И тут я вижу, как один из вражеских рыцарей приподнимается, в его руках заряженный арбалет.
– Эр! Берегитесь! – кричу я. Но уже поздно, щелчок и стрела вонзается в серый мундир. Рыцарь падает на колени, но с усилием встает и разворачивается, подходит к стрелявшему, что сейчас второпях пытается перезарядить арбалет. Тонкое лезвие шпаги входит в щель между нагрудником и шлемом... Расправившись с подлым стрелком, Оросовец озирается по сторонам и замечает меня.
Я неуверенно приближаюсь. Рыцарь молчит, он садится на траву, его не смущает, что рядом труп поверженного врага. Я вижу глаза полные отваги и разочарования. Теперь я могу рассмотреть это мужественное лицо. Худой, поджарый старик с длинным шрамом на правой щеке. Его взгляд устремлен на меня. Я ощущаю, что он ждет от меня нападения. Подойдя ближе, я вижу, что наконечник торчит у него из груди, где–то у сердца.
– Вы ранены, эр, – произношу я. Это как–то глупо, но что мне еще сказать? Рыцарь скалится и втыкает шпагу в землю.
– А, крестьянин, – выдыхает он. – Ты один? Как далеко от ближайшего села?
– Один, до села день... э, полдня пути пешком.
– Ты видел еще Черных сердец?
– Да, одного легкого всадника, не думаю, что он нападет на вас, он ушел.
Рыцарь кривится, смотрит вокруг. Взгляд его тускнеет. Я вижу это, и мне жаль.
– В последнее время рубим наверняка, – говорит удрученно он. – Все мертвы.
Рыцаря начинает бить кашель. Его лицо искажается от боли. Но вскоре все проходит. Видно, что рыцарь не малыми усилиями подавил в себе недуг. Он снова смотрит на меня.
– Ты смышленый мальчишка, – произносит он, ему тяжело говорить. – Для крестьянина, смелый, раз попытался вмешаться в наш бой...
– Вы могли убить их, – выдаю я, мне нечего боятся его немилости, он умирает и ничего с этим поделать нельзя. Он поступил глупо и пусть знает это!
– Мог, нечестным образом, – кивает он. – Но я же рыцарь, эр Леонид Лестерский!
Он снова кашляет и сплевывает кровь.
– А я Эрик, просто Эрик, – язвлю я, пока он кашляет. – И вы эр, могли бы затоптать этих Боровцев! Этих нечестных людей, что стреляют в спину! Их было семеро, а вы вышли биться один! Они были в доспехах, а вы в мундире! Любой их меч мог перерубить вашу тонкую шпагу! Но вы, вы...
– Прекрати мальчик, – морщась, произносит он, и я замолкаю. Его голос на грани очередного приступа. – У меня есть только честь, и, зная исход, я бы не поступил иначе. Кодекс чести для рыцаря дороже жизни.
– Это нелепо, – шепчу я, и мой голос поднимается выше. – За счет вас и выезжают другие! А вы гибнете! Ваше мастерство сгинет с вами, а вы могли многих научить так сражаться! А теперь, вы проиграли, потому что горды! И ваша жена, и дети не будут радоваться тому, что вы мертвы! И пусть бы вы затоптали этих нечестных рыцарей! Пусть! Кому об этом известно?!
  Он начинает смеяться. Ему больно, он истекает кровью, но его раненную грудь продолжает бить беззвучный смех. Я молчу, вижу, как из него выходит жизнь, как старый рыцарь смирился со смертью и весело встречает ее.
– У меня никого нет, кроме слабоумной дочери, – говорит вдруг он. – Я бедный, старый барон, у меня больше нет наследников, они сгинули, Великие отобрали моих сыновей. И я пошел воевать... У меня нет замков, в поместном доме лишь старый дворецкий, что служит мне, как друг. В моем мехаре скоро совсем потухнет эренни. На новый камень у меня нет денег. Я не оправдал доверие своего лорда, мы сдали позиции, все мои вассалы мертвы. Если бы меня не ранили, я вернулся бы на поле боя, численность врага для меня не важна.
– У меня есть эренни, – я произнес это и поднялся. – Мы могли бы вернуться в мою деревню и расплатиться с магом за ваше излечение! Он лечил меня, шпага пробила меня насквозь, но он сумел вылечить! И вас сможет! Мы сядем на лошадей и домчим...
– Хватит, – рыкнул Леонид и стал заваливаться на бок. Я хотел помощь ему, но он отпихнул. – Хватит, мальчик! Не смей тешить меня надеждой! Эта слабость не позволительна рыцарям!
Это был уже хрип. Я присел рядом. Барон тяжело задышал, в его полуоткрытых глазах я увидел желание поскорее умереть, избавиться от боли, уйти. Но, что–то держало его еще в этом мире.
– Что я могу сделать для вас? – шепчу я, мне жаль его, он хорошо сражался, а теперь достойно принимает смерть.
– У тебя есть родители, мальчик?
– Нет, только отчим! – рычу я и повторяю свой вопрос более настойчиво. – Что я могу сделать для вас?!
Вместо ответа, он снимает широкое золотое кольцо со среднего пальца левой руки и еще одно тоненькое серебристое колечко с мизинца. Настойчиво вкладывает их в мою ладонь и шепчет:
– Теперь ты баронет эр Эрик Лестерский, мой сын и наследник, в твоих руках фамильное кольцо Лестеров, три камня должны быть на равном расстоянии друг от друга, только тогда ты сможешь носить этот символ. Другое кольцо – это мой мехар. Я не прошу тебя отправится в мое поместье, не прошу заботиться о моей дочери. Ни о чем не прошу... кроме одного. Теперь ты рыцарь и мой сын, ты должен чтить кодекс чести рыцаря выше собственной жизни. Первый, и самый главный урок я тебе сегодня преподал. Помни об этом и решай сам, как тебе поступить, эр Эрик Лестерский.
***
Мирэ
– Девочка, а где твои родители? – произносит голос. И я просыпаюсь.
– У меня никого нет, – отвечаю я маленькому человеку.
– Эмиль, отойди от нее! – раздается второй голос. – Она может быть больна и заразна, а у нас нет денег на лекарства!
– А если она прокаженная?! – раздается третий голос. – Рем, наш сын совсем от рук отбился!
– Ма! Она нормальная! Правда! – кричит Эмиль, пытаясь взять меня за руку. Я не хочу брать его руку, потому что те двое против. А он знает, что не может их ослушаться. Они... Они его родители. Мать и отец. Пастухи. Маленький человек сомневается, у него внутри два голоса, один говорит, что надо слушаться родителей, другой говорит, что мне нужна помощь.
– Я на тебя и кнута не пожалею, вылезь из кустов оборванец! – говорит отец маленького человека Эмиля.
Эмиль боится, и второй голос внутри него гаснет. Жаль, второй голос мне нравился, он был свободный. Я выхожу следом за Эмилем. На меня смотрят все три человека. Позади лес, впереди поле и существа коровы. Звезда светит щедро. Маленький человек испытывает чувства, что его мать называет радостью.  Ее голос говорит – улыбка? Я тоже хочу радоваться. Я улыбаюсь им.
– Вот видите, она нормальная, – говорит Эмиль.
– Девочка, где твои родители? – спрашивает Рем. Он улыбается мне, но внутри он не радуется. Так можно?
– Я одна, и я единственная, – отвечаю я и жду их реакции.
– Блаженная какая–то, – говорит «Ма». Мне не нравится это понятие, судя по ее голосу внутри, я под это определение не подхожу.
– Я не блаженная, – говорю я. – Что вы делаете с теми существами по имени коровы?
– Пасем! – отвечает Эмиль и смеется. – Ты с другой планеты что ли?
– А это какая? – спрашиваю я. Впервые я задумываюсь об этом. Действительно, это очень далекий мир, странный, совсем не мой. Звезда другая. А значит и планета другая.
Я чувствую, что приближаются другие люди. Охотники и рыцари. На меня уже не смотрят, родители Эмиля обеспокоены, они боятся рыцарей.
– Не бойся Эмиль, – говорю я и иду за родителями. – Если рыцари и охотники попытаются убить твоих родителей, я не дам этого сделать.
– Тс! – произносит Эмиль и берет меня за руку. – Если что ты моя сестра.
– Сестра?
– Да, а это и твои родители. Охотники проедут мимо, мы под защитой лорда. Нам ничего не угрожает.
Много людей проехали мимо на конях, рядом с ними бежали мелкие существа, называемые собаками, и еще было три железные машины. Я знаю, что такое машины, это знание, что было при мне изначально. Люди зовут их мехарами, они думают, что машины надежно защищают их, но это не так.
– Ты пойдешь с нами? – спрашивает Эмиль. Они слишком долго стоят на месте. А мне это не нужно. Я должна искать своего человека, пока не найду, не остановлюсь.
Я ухожу. Эмиль испытывает неприятные чувства. Голос «Ма» говорит, что это слезы и грусть. Он не хочет, чтобы я уходила. Но это не важно. Я узнала, что такое родители, что такое радость и грусть, улыбка и слезы.
Я не хочу пугать их и двигаюсь как девочка, лес скроет мою истинную скорость передвижения. Хочу за эту звезду узнать больше и поискать дальше.
Среди деревьев я чувствую свободу, потому что ничего не сковывает меня, без рамок человеческого тела я могу двигаться со скоростью мысли...
На пути новые люди. Я останавливаюсь и наблюдаю.
– Тут кто–то есть, – говорит женщина.
– Я тоже слышу, – отвечает мужчина. Теперь я различаю женщин и мужчин. Они лежали друг на друге и делали друг другу радость. Я смотрела и пыталась понять. Решила подойти ближе, а они испугались и больше не трогают друг друга. Но это не тот страх, что боязнь смерти. Это другое.
– Я Мирэ, – говорю я и улыбаюсь. Моя демонстрация радости должна принести людям радость и смех.
– Ух ты, – отвечает женщина. – Прелестная, лесная девочка, давно ты тут стоишь?
– Я не знаю твою меру времени, скажу своей, одну тридцатую одной звезды, – говорю я. – А что вы делали вдвоем?
– Детей! – громко говорит мужчина.
– Детей? – спрашиваю я. – Таких, как Эмиль?
Смех. Он радуется. Женщина толкает его, чтобы тот перестал смеяться.
– Гастон! Ей лет двенадцать! Так, Мирэ, мы просто занимались любовью.
– А что такое любовь?
– О! Поди–ка сюда, я расскажу тебе пару сказок, и ты все поймешь, – говорит женщина и прикасается ко мне. В ответ я трогаю ее. Сперва, она не понимает, почему моя рука такая горячая. И я, вспомнив свои ошибки, когда люди пугались, быстро исправляю ситуацию, делаясь холоднее, до уровня женщины.
Сказками оказались истории людей. Они были очень интересны, я постоянно спрашивала, женщина отвечала и объясняла мне все непонятное. Двух сказок мне было недостаточно, и я попросила еще. Я чувствовала, что мужчина нетерпелив, он хочет, чтобы я ушла, хочет снова заняться любовью с женщиной. А женщине нравилось рассказывать мне, она хотела, чтобы у нее была такая девочка, как я.
Она хочет быть моим родителем?
Мне понравилась любовь. Теперь я знаю, что я ощущаю к тому, кого ищу.
– Мирэ, ты голодна? – спрашивает женщина.
– Нет, пока есть звезда, нет.
Женщина испытывает чувство, которое ее голос называет удивлением. Следующий вопрос в ее мыслях о моих родителях, но она не успевает спросить.
К нам приблизились еще люди. Женщина и мужчина заметили их и чувствуют страх. Это не рыцари и не охотники, это бандиты... В сказке женщины тоже были бандиты. Их двадцать шесть человек, но большая часть прячется.
– Вам не говорил ваш лорд, что далеко в лес ходить очень опасно? – говорит бандит. Они улыбаются и радуются. Но это другая радость, ни как у Эмиля или людей во время любви.
– Наш лорд охотится в этих лесах, стоит мне закричать, и вы попали, – говорит женщина. Бандиты смеются.
– Стоит тебе загорланить и твоя глотка поймает стрелу, – говорит другой бандит.
– А ты строптивая, ничего так смотришься, ну–ка раздевайся, оценим, – предлагает первый бандит. Он испытывает много чувств, среди которых и что–то от занятий любовью, похожее чувствовал мужчина, когда я за ними наблюдала.
Женщина не хочет делать то, что говорят бандиты.
– Будь умницей, и твой парнишка не пострадает, – говорит первый бандит. – Девочку тоже берем, хороший экземплярчик.
Женщина боится за меня больше чем за себя. Она снимает с себя то, что они называют одеждой. Мужчина же боится только за себя, очень боится. Говорить он не может, внутренне состояние его видоизменено от первоначального. Это действие страха.
Мысли бандитов говорят, что скоро они убьют мужчину. Но я против.
Я заметила интересную особенность людей, они не слышат внутренние голоса друг друга. Голоса внутри них – это мысли, и иногда они расходятся со словами, что люди друг другу говорят.
– Уходите, – говорю я бандитам. – Или вам смерть.
Бандиты снова смеются. Женщина кричит, но ее хватает бандит, и она замолкает. Он сильнее ее, потому что он больше, и он мужчина. Меня и мужчину Гастона окружили.
– Фрида и Гастон, чтобы не случилось, не пугайтесь, – обращаюсь я к женщине и мужчине, что показали мне любовь и рассказали он ней. Я перехожу в состояние дракона, который был в сказке, описаний его мне достаточно.
Я убиваю всех бандитов, как это делал дракон в сказке. Женщина сразу уснула, когда я вернулась к ним, а мужчина отдал земле часть своей жидкости.
Надо было убить бандитов в состоянии девочки, избежала бы прежних ошибок и не напугала так мужчину и женщину. Я ушла, убедившись, что в этом лесу больше нет бандитов.
Я перешла в облик девушки, мне надоели вопросы о родителях. А еще мне понравилась Фрида, я взяла ее образ, скопировав, что внутри и что снаружи, включая голос и одежду.
Мне грустно, людей очень много, одни умирают, другие убивают. И эта планета все никак не заканчивается, от этого становится еще грустнее. Вдруг моего человека захотят убить бандиты или существа, не боящиеся боли. Я должна скорее найти его, но не знаю где искать.