БЛ 0 или Рассказ о простых вещах

Рутина метафизики



Начальный расклад, есть некий автор, хорошо известный читателю.
И вот этот автор приступает, что он собирается сделать, вернее, уже делает? Свое дело, рассказывает, о чем? Есть новости, или даже так, последняя новость. Уважаемый читатель, вы не зря взяли нашу газету, случилось нечто важное. Далее, следуя за нашим автором, которого вы знаете, как знатока светской жизни, вы узнаете, что именно случилось, что этому предшествовало. После чего, вы уже сами сможете составить свое мнение о том, куда ведет нас, или несет? поток событий. Как говорили в старину, и до сих пор говорят старики, рок событий. А посему твердо держите газету в руках, не позволяйте себе отвлекаться, пока не дойдете до последнего листа, хотя бы до конца полосы.

1.
Так что же случилось,
отстранение от должности, следовательно, от дел некоего важного лица. Кого именно, конечно, это неважно. На самом деле именно это как раз и важно, но позволю себе пропустить это труднопроизносимое имя. Уточню, еще не отстранение, всего лишь предупреждение, но весьма строгое. Продолжу, не переводя дыхания, отстранение указанного лица обозначило совершенно новую ситуацию, как! имело место только предупреждение? Увы, предупреждение было расценено, в соответствующих кругах, как отстранение, во всяком случае, как утрата влияния. Видимо, до полной утраты дело еще не дошло, но по всем признакам движется ситуация именно к данной развязке. Это значит, новая расстановка сил, где? На политической арене складывается новая расстановка сил, элита обеспокоена, ну, не все же ей наслаждаться руководящей ролью. Деталей вполне достаточно, местами даже некоторый избыток, отсюда? Видимо, это не просто рассказ о событиях в одной, отдельно взятой стране. Это не только связное изложение одного, отдельно взятого взгляда на ситуацию в этой стране. Это еще и действие, на что оно направлено? Непосредственно, наверно, на настроение читателей, на их умонастроение. Следовательно, на умы, а гам? Глядишь, доберемся и до психологии, до мотивов. Если есть глубина души, что там, в загадочной глубине, неужели загадка? Вряд ли, но глубинные мотивы присутствовать должны.
…
Теперь толика серьезности, рассказ есть рассказ, значит, есть атрибуты,
вступление, действующие лица, центр событий. В первых же строках, вполне мотивированно, то есть, вполне ожидаемо выплывает фраза, буквально шесть или семь слов, из которых половина приходится на предлоги. В этой фразе упоминается о двух вещах. Да, в начале рассказа присутствуют всего две вещи, так и говорится, в департаменте не уточнили двух вещей. Далее, как и полагается, одна вещь, случается такое в жизни. Вторая вещь, и это случается, хотя не так часто, как первая вещь. И об этих вещах можно говорить, можно не говорить, они все одно вылезут. Не пора ли? верно, самое время отвлечься от этих конкретных вещей, с которым некогда была связана политическая карьера весьма известного человека. Наверное, эти вещи интересны, сами по себе, вдвойне интересны как феномен нашей жизни, но меня интересует совсем другой аспект.
Автор начинает рассказ,
в самом начале сообщает, кем-то не были уточнены две вещи. Читатель ждет, конечно, его ожидания оправдаются. Все-таки, почему именно две вещи? Иначе говоря, мне интересно, не какие вещи всплыли в ходе бюрократических интриг, а сколько, почему две вещи, не одна. Всплыть могли три вещи, и четыре, и пять, но явили себя именно две вещи. Случайно, или это настолько привычный расклад нашей жизни, что мы, сами того не замечая, стремимся к двум вещам, к удвоению.
…
Память подсказывает, что-то ведь было подобное на уроках истории,
фигура правителя, политический спектр, стратегия, а далее всегда шли выражение типа, два крыла, две силы, два варианта. Подобное, подобранное, но может быть просто замеченное. В пределе, у нас всегда есть шансы, или на спасительный рывок, а иначе какой смысл рваться. Или на то, чтобы свалиться в какую-нибудь очередную пропасть, почти фатализм? Уйти от одной пропасти, значит, начать приближаться к другой пропасти. Все дело в том? Чтобы время рывка стремилось к нулю, хотя бы к месяцам, в крайнем случае, три-четыре года, максимум пять лет. Напротив, время движения к пропасти должно стремиться к бесконечности, хотя бы к десятилетиям, в крайнем случае, к трем десяткам, но не менее двадцати пяти лет. Дал отмашку, и страна тут же выпрямилась. Поднял руку, и та же страна сразу сгорбилась. Где лучше всего сгорбиться, на старте. А выпрямиться, перед финишной ленточкой. На то и рывок, чтобы перескочить через пропасть. Но ведь можно не рваться, не прыгать через пропасть. Возможен и такой выбор, как горько шутил поэт, наступить на горло своей песне, к чему он ведет? Поначалу ведет, потом несет, потом сносит, великая страна становится глухой провинцией истории. Кажется, и здесь две вещи. Что такое столица – то место, которое видят в своих снах счастливые обитатели забытых окраин.
Глухая провинция, это?
то место, куда мечтают выбраться несчастные жители столицы, которых история поставила в центр своего мирового действа.

2.
Детство, юность, что там дальше, что-то должно быть?
Пора спуститься с высот политических баталий, хорошо там, где нас нет. И куда же? конечно, на больничную койку, как это случилось с упомянутым выше сенатором, что вас так перекосило. Ах, вы просто поморщились. Хорошо, давайте ближе к этой койке, разве она плоха, худа, костлява, не перина, понятно, но некоторый комфорт обеспечен. И белье постельное, свежее, после стирки, чувствуете какой приятный запах, как я понимаю, вы опять поморщились. Не будем тянуть, располагайтесь, лежите себе, на обед? Вы будете смеяться, оказывается, когда мы, забывшись, лежим на койке, вернее, на больничной койке, действуют две составляющие. Забывшись или забившись? Не волнуйтесь, таков здесь профессиональный жаргон, конечно, работают, конечно, ничего не забывают, одним словом, забиться не дадут. Итак, постоянно действуют две составляющие. Одна, разумеется, это лечение, процесс укрепления здоровья, как полагают дилетанты. Вторая, не вздыхайте, гостиничные услуги. Завтрак, уборка, смена белья, и еще куча ненужных больному вещей, ненужных его здоровью, но необходимых для учреждения здоровья. Некоторые остряки всерьез говорят о здоровом быте, доля истины есть. Вы можете спросить, почему именно две составляющие, не сделать ли нам три, четыре, или даже пять составляющих. Есть, конечно, ремонтные, строительные работы, пожарная инспекция и ее безопасность. Но для того, кто закутан в простыню на больничной койке, это не имеет никакого значения. Если перефразировать, оклематься можно и в шалаше.
Кстати, а что вас привело на эту чудесную койку.
Темпы,
Вы шутите?
Не сами по себе темпы, плевать я хотел на них,
проблема темпов, из-за которой на нас плюют всякие там азиатские тигры.
Вот вам? приятно, ходить оплеванным! Товарищ министра серьезен как никогда. Да, я хотел сказать нет, но какие темпы на больничной койке, помилуйте, для вас или для меня, впрочем, для любого из нас, лежащего на койке, про темпы лучше позабыть. Забыть, и самим забыться, хотя бы на пару недель. Теперь вы шутите, пара недель! подчеркиваю, не более чем на пару недель. А то ведь могут  и позабыть, на годик-другой. Так вот, снова к темпам, в какой стране вы бы хотели жить? Странный вопрос, полностью с вами согласен, нужна здоровая страна, каждому, не говоря уже о детях, особенно о детях в прошедшем времени. Любой нормальный взрослый – ведь это ребенок в прошедшем времени. Любая нормальная страна – это взрослый в недалеком будущем. Потому гордится своим здоровьем, заботится, кладет ради своего здоровья все наличные силы, а заодно и здоровье подданных, иногда их души, но это я отвлекся. Говоря коротко, верный признак несокрушимого здоровья нации, темпы.
Помните?
некий корифей утверждал,
им понадобилось целых сто лет,
а нам хватит десяти, мы пробежим за десять лет,
вот это и называют рывком. Его преемник предпочел двадцать лет. Что изменилось? Кусок истории, который собирались пробежать за десять лет, через тридцать лет можно было пробежать только за двадцать лет. Это называется проблема темпов. Еще пятьдесят лет, снова собираются ведущие эксперты, пятнадцать человек, долго спорили, потом сошлись на цифре два. Наши темпы должны быть в два раза выше. Пусть  так, но почему не три, или четыре, но именно цифра два. Выполненные расчеты показывают однозначно, эти расчеты доказывают в очередной раз, чтобы догнать и перегнать, наши нормальные темпы должны быть в два раза выше, чем в среднем в мире. Надо бы взять в кавычки, но товарищ министра машет рукой, резко, наверное, дает отмашку. Наше нормальное состояние – это догонять, приговор истории. Не превращаться же, в самом деле, в очередную глухую провинцию. Вечные туристы будут с любопытством читать таблички, когда-то здесь закончилась история последней Утопии. Кто их знает, этих туристов, может, будут тайком собирать эти таблички, чтобы потом говорить соседям, а знаете, где я был! И в качестве доказательства предъявлять табличку с двумя непонятными словами на ней.
…
Две цифры, сама цифра два и цифра пятнадцать, в ней тоже два знака.
В общем виде, две вещи. Все-таки, почему сплошь и рядом в зоне нашего внимания фигурируют чаще всего именно две вещи. Не буду вспоминать энтузиастов, которые будучи в меньшинстве, превратили себя в большевиков. Бывают другие цифры, пять, семь, даже двухзначные цифры. Опять выскочила двойка? Четырехтактный двигатель, слышится голос, опять какой-то инженер пришел к строевому голове, давайте, сделаем двухтактный. Голова качается, сразу на два такта? надо проявить разумную осторожность, сначала перейдем на три такта, и только потом, по мере накопления опыта, на два. Спецы пожали плечами, а чем им еще пожимать, ушли. А к воеводе так и прилипло прозвище, Трехтактный. Что-то в нем сидело, где-то на самом дне, его бездонной строевой души? Возможно, трехактное действо. Как всякое классическое действо, оно начинается с детства. Это детство непременно должно перейти в юность, переходит, выясняется. На то и юность, чтобы расстаться с детскими мечтами, как это происходит? Вот небольшой набросок, немного иронии, так штрих.
!!!
Ну, полноте!
Я вас прошу, ну, сколько можно вам, вот так, по тесной голой комнате. Сначала скованно, потом взволнованно – изломанно, идти к стене и от стены бежать. Изображать, каким вы чувством сложены, и стеснены, и этим же порывом сломаны. Воображать себе, каким вы холодом заполнены. И разумом, каким вы смущены и околдованы. И потому глаза у вас мечтой заложены, совсем белы, пусты, ослеплены. Вы скроете, вы все, конечно, скроете. И чешским колпаком, как белым калачом, свой рот закроете. И дверь ко мне ребром откроете. Ведь вам судить, а мне просить! А после станете твердить, как вы расстроены. И намекать, как странно мы устроены. Ну, полноте, где ваш портфель, достаньте белый лист, и этот лист, как зимний сквер тоской листвы заполните. Заполнили?
тогда скажите мне, кого вы вспомнили.