Конь
- Вот и я отдохну от дорожной сутолоки - одинокий мужчина облегчённо вздохнув, свернул с кишащего диковинными машинами грейдера.
Через сотню метров надоедливый гул, рёв и гарь остались за очередным поворотом. Непривычная тишина плотно навалившись, давила, закладывая уши. Пообвыкнув, мужчина с удивлением обнаружил, что и у тишины есть свой голос. Высоко в небе, превратившись в живую точку, диковинной трелью заливался жаворонок. Внизу, стелясь у самой земли, дружным хором гудели пчёлы. Ежесекундно перелетая, они деловито копошились в многоликой толпе цветов.
- Здорово!... Всё - же прекрасная пора весна, как и сама жизнь!... - с превеликим удовольствием подумал мужчина. - И что мы потеряли в душных городах?...
Он захлёбывался первозданно чистым воздухом, перенасыщенным терпким нектаром разнотравья. Глаза, уставшие от бетонной серости, жадно скользнули по чистоте свежей зелени.
- Боже, как хорошо тут! Надобно почаще делать этакие вылазки, пока есть силы...
При упоминании болезни, боль на минуту уснувшая, вновь вонзила свои зубы в живую плоть. Привычно скорчившись, мужчина схватился за живот. Потешив свою власть, медленно и нехотя, боль выжидающе отступила.
- Сколько осталось мне?... Месяц?... Два - три?... Может и поболее... Разве можно врачам - коновалам верить!...
Последнее время, при одном упоминании врачей или виде белого халата, его медленно и верно, начинало переполнять чувство тихой, но лютой злобы. Пройдя десятки кабинетов, с табличками всевозможных профессорских званий и регалий, он оставил в них все деньги. Даже ту заначку, на чёрный день, которой за глаза хватило бы на похороны и полагающиеся поминки. Выкачали всё, до последней копейки. А что за болезнь - ни гу - гу... Про лекарство и говорить нечего, золото по сравнению с ним ничто!...
- Вот и пронадеялся... - мужчина зло сплюнул.
- Здоровье, совесть... Да что там совесть, жизнь у них ничто, супротив денег! Убийцы, палачи и жульё!
Дорога сделав очередной крюк, щедро распахнула степной простор, в самом начале которого приютился добротный и довольно большой дом. К нему тесно примкнул громадный сарай и редко огороженный выгон.
- На совесть сработано!... Строилось с дальним прицелом...
Мужчина удовлетворённо хмыкнул и провёл языком по пересохшим губам.
- Попить бы...
За забором незлобиво забрехала собака. С опаской поглядывая на калитку, он постучал по воротам.
- Хозяева-а-а-а!... Отзовитесь... - и ещё пару раз стукнул, теперь уже по калитке.
- Мину-у-утку подождите... Я сейчас..
Пронзительно провизжав - отворилась калитка. За ней стоял высокого роста, лет пятидесяти пяти - шестидесяти, казах. Не смотря на весну, лицо было бронзовым от загара - наверно от щедрот вольного ветра, который своенравно трепал волосы и небольшую бородёнку усыпанную обильной сединой.
- Пожалуй моих лет... - подумал мужчина.
- Здравствуйте! Водичкой не угостите - фляжку впопыхах забыл... - он сконфуженно похлопал по поясу.
Коротко кивнув, казах крепко пожал протянутую руку. Улыбнулся, обнажив два ряда белых, нетронутых временем зубов. Глаза, из без того узкие, сузившись ещё сильнее, светились доброжелательностью и гостеприимством.
- Проходите, проходите... - ещё шире распахнув калитку, жестом пригласил во двор.
- Не бойтесь, этот барбос, только с виду свирепый - заходите... - другой рукой придерживая здоровущего алабая.
- Может кумысу отведайте, он жажду лучше утоляет?...
Мужчина согласно кивнул. Пока они шли под навес под которым копошилась ещё не старая с горделивой осанкой женщина - познакомились. Хозяина звали Асхат.
- Это моя жена... Куралай, не угостишь гостя кумысом... Да-а-а, организуй что нибудь поклевать...
Мужчина пытался было протестовать, но хозяин укоризненно покачал головой.
- У нас так не принято, хоть присядь ненадолго... За разговором отдохнёшь немного... С виду - то, шибко умаялся...
Высоко поднимая деревянную поварёшку, женщина набирая, выливала кумыс обратно, лишь после этого, непродолжительного ритуала, налила в пиалу и приветливо протянула её гостю. Тот с лёгким поклоном принял и с наслаждением пригубил вожделенный напиток, вкус которого забыл начисто.
Боль, калёным железом вновь полоснула по желудку, заставив мужчину согнуться в три погибели. Постанывая, он с горем пополам выпрямился. Крупный пот, слёзы застывшие в широко распахнутых глазах, побелевшее и без того бледное лицо, говорило что ему сейчас, ох как больно и худо.
- Я-а-а... совсем забыл, что мне нельзя... - он обречённо кивнул на напиток.
Асхат с женой испуганно смотрели на гостя. Видя, что тот приходит в себя, понимающе закивали головой.
Устало переставляя вмиг ослабевшие ноги, мужчина добрёл до редкой изгороди. Обессиленно опёрся...
- И давно, это у тебя? Вижу шибко донимает....
Мужчина согласно кивнул, всё ещё приходя в себя, пусто уставился в степь. Асхат тоже участливо замолчал.
Вдруг, что - то тёплое и влажное, теребя, коснулось уха мужчины. Вздрогнув, он резко обернулся. Склонив голову, перед ним стоял конь. Большие и умные глаза животного, по человечески светились добром и соучастием. Коротко переступив, он подошёл ещё ближе и ласково потёрся о руку мужчины. Крупная дрожь волнами пробегала по тёмному крупу.
- Глянь, чудеса творятся! Алмаз, ты ли это?!... Что с тобой на старости лет?!
Асхат, удивлённо крутил головой.
- Сколько его помню, а он у меня с сызмальства..., всегда крут был норовом, даже когда жеребчиком гарцевал... А тут..., посмотри!... И впрямь чудеса!...
Ласково потрепав седовласую гриву, Асхат задумчиво добавил:
- Может почувствовал серьёзную болячку, вот и жалеет. У неё, животины - то, тоже доброе сердце. Вот и чует чужую боль и страдание. Да и человек вы, надо полагать, неплохой, они ведь ни к каждому потянутся...
Мужчина ласково поглаживая жеребца, заглядывал ему в глаза. Чувствовал, будто истомлённая душа выворачивается наизнанку, что когда - то, очень давно, он, упустил что - то важное, быть может самое главное. А эта, безгласное животное взволновала, казалось вконец очерствевшую душу. И от этого томительного волнения опостылевшая боль становилась податливей и тише.
Затем они долго и неторопливо пили чай, ведя неспешные беседы. Так - же неторопливо осматривали хозяйство Асхата... Затем снова чай. И везде их сопровождал Алмаз, норовя быть рядом с мужчиной. Даже когда, ближе к вечеру, мужчина засобирался домой, конь был тут как тут - разреши хозяин, он бы пошёл за мужчиной.
- Да, видимо прикипел он к вам душой - Асхат кивнул на животное.
- Знаете... А приходите к нам почаще. Отдохнёте душой и телом. У нас, сами видите, шибко пользительный воздух, да и вся степь похлеще лекарства... Мы завсегда рады будем.
Мужчина и впрямь зачастил. Вначале приходил раза два в неделю. Затем наладился ежедневно, если конечно не болел. Асхат с Куралай оказались добрыми, приветливыми людьми, что в наше время необычайная редкость. Алмаз, чуял его за тридевять земель и радостно ржал, нетерпеливо гарцуя вдоль изгороди. Видя это, Асхат однажды вынес седло и долго учил мужчину, как правильно седлать коня. Затем не без помощи хозяина, мужчина неловко взгромоздится на жеребце.
Когда они впервые выехали за ворота, мужчина чуть не задохнулся от переполнявших чувств. И если - б не грудная клетка, сердце жаворонком вспорхнуло - б от счастья!
С каждым днём они уезжали всё дальше, растворяясь в безбрежии степи. Ехали всегда шагом, даже когда вечер заставал врасплох, мужчина ни разу не поднял руку на коня, которого искренне считал другом, а про шпоры и говорить нечего. Алмаз чётко чувствуя состояние человека, угадывал малейшее желание неопытного седока. Изредка, когда мужчина устав, ложился на землю, жеребец становился рядышком, закрывая его своей тенью, отгоняя хвостом назойливых мух.
День ото дня дружба человека и животного становилась крепче. Для некоторых, эта связь казалась мистической. Может, в какой то мере, так оно и было...
В те дни, когда мужчине было особенно тяжко, конь не находил себе места, явно переживая. Отказывался от еды и воды. На что Асхат с женой сочувственно переглядывались, понимая животное.
Зато каковой была радость, когда похудевший мужчина появлялся вновь. Как в лучшие, молодые годы, неиссякаемая энергия бурлила и била ключом из воспрянувшего жеребца.
- Совсем заждались... Особенно он... - Асхат кивал на радостно взбрыкивающее животное.
Так прошло почти всё лето. Мужчина угасал... С каждым днём ему становилось всё хуже, а их встречи, всё реже. А когда это случалось, они, казалось не могли надышаться друг на друга, такое было редкостью и промеж людей. Асхат чувствуя близкую развязку, нет - нет смахивал горячую слезу. Куралай - же, по - женски прижав скомканный платок к лицу, убегала в дом, давая волю слезам.
Однажды мужчина не пришёл... Не пришёл ни завтра, ни в последующие дни... Его не стало... Болезнь всё таки доконала, прикончив измученное тело.
Хоронило его довольно много народу - видно и впрямь, не плохой был человек. Дорога на кладбище проходила не так далеко от Асхатова хозяйства - в каком - то километре. Когда траурная процессия проезжала мимо, конь с человеческой тоской в глазах, грудью налегал на изгородь. Его рваное ржание походило на сдавленный плач.
С этого момента, Алмаз отказался от воды и овса. Денно и нощно стоял у забора низко понурив голову. Из поблекших глаз постоянно лились слёзы. Казалось, что старое животное напряжённо и настойчиво обдумывает некую горькую думу - ведомую только ему...
Однажды Алмаз неслышно переступая копытами, подошёл к хозяину. Асхат задумавшись, сидел на крыльце - события последних дней выбивали его из колеи, заставляя по новому переваривать своё отношение к жизни - миру. Он и раньше трезво смотрел на жизненные перипетии, нутром чувствовал тесную связь человека с окружающей природой и животными. Но то, что сейчас происходило на его глазах, вверх тормашками переворачивало душу...
Что - то осторожно будто боясь спугнуть, ткнулось в плечо. Асхат медленно и напряжённо обернулся...
- А, это ты... - он нежно потрепал жеребца.
- Скучаешь?... Я, понимаю тебя дорогой... Но что поделаешь, жизнь, штука порой, очень жестокая...
Он вновь задумался. Конь не уходил, жалостливо заглядывая в глаза, призывно кивал крупной головой. Он словно звал хозяина за собой.
Асхат привстал...
- Ты что, хочешь чтобы я пошёл за тобой?...
Конь, продолжая неотрывно смотреть, согласно закивал головой и засеменил ногами. Часто оглядываясь, он вёл недоуменного хозяина в самый дальний угол двора. Туда никто не ходил, лишь когда нужно было забить животное, люди приводили их сюда, выполняя свой кровавый ритуал. Немного потоптавшись, жеребец по всем правилам - головой в сторону священной Мекки - улёгся на многократно обагрённую кровью землю. Неотрывно и сухо заглядывая Асхату в глаза, он круто выгнул шею и ободряюще, едва слышно заржал.
- Ты что-о-о-о?!... Я так не могу!...
Не скрывая слёз, он присел к страдающему животному.
- Понимаешь... Не могу-у-у-у!... Ведь у меня тоже есть сердце!...
Алмаз продолжал умоляюще смотреть и подбадривать, выгибая шею ещё сильнее, натягивая до предела жилы и вены, по которым крупно пульсируя, текла жизнь.
- Хорошо-о-о-о!... Будь по твоему!... Только я, этого делать не буду... Смотреть тоже... Ведь ты для меня стал, что человек...
Резко отвернувшись, судорожно вытирая слёзы, он достал мобильнник...
Первое время эта необычная история не сходила с людских уст. Затем она стала обрастать вовсе фантастическими фактами и домыслами. Через не столь продолжительное время, вовсе растворилась в анналах памяти...
16 апреля 2015 г.
с. Чапаево
Свидетельство о публикации №215110800285