Война Дедала

Золотая звезда рухнула в море. Волны вмиг разорвали тонкие крылья безрассудного Икара. В окровавленной пене ему не суждено было подняться, подобно Урании. Волны вмиг разорвали душу Дедала, наблюдавшего за дерзким полетом. Колени подломились не от возраста, а от горя, и мастер полз, обдирая ноги, вниз, не разбирая дороги от слез. Врачеватели Миноса напрасно изводили снадобья на Дедала, и напрасно царь грозился выдать изгнанника недругам или запереть в лабиринте. Уши Дедала были закрыты. Глаза Дедала были незрячи.
Только лучик утреннего солнца блеснул на ресницах надеждой вновь увидать золотые крылья Икара. Силы вернулись к Дедалу, и он заперся в мастерской, обещая Миносу царских подарок за многолетнюю заботу. Дедал обманул царя.
В темных подвалах мастер возводил скрытый алтарь для Зевса, дар Громовержцу. Любой, кто поглядел на творение Дедала, ослеп бы от красоты, как от каскада молний в яростную грозу. Только боги и сам Дедал могли вынести подобное зрелище. Мастер принес в жертву Зевсу белого быка с позолоченными рогами и горячо молился внять его единственной за все годы лишений просьбе - вернуть дорого мальчика из мира мертвых. Зевс ответил отказом. Сияющий орел ожил и начал клевать рану на шее быка. Из птичьей груди раздавались холодные слова. Олимпу не нужно, чтобы ничтожные люди покидали землю, а мечты Икара все были об одном - о синем небе, которое принадлежит богам. Хоть алтарь и поразил Зевса, наградой он оставил лишь кубок амброзии, чтобы излечить горе Дедала. Мастер опрокинул кубок, отказываясь от ненужного дара. Его ждала новая работа.
В темноте и духоте, способных вызвать видения, Дедал корпел над возведением нового алтаря - своему покровителю, Гефесту. Целый мир изобразил Дедал в меди и бронзе, сравнивая талант Кривоного Гения с владычеством над всеми землями и морями. Красная телка, покрытая серебряным покрывалом, насмешка над неверной женой Гефеста, была прирезана над глубокой чашей. Дедал знал, чего желает покровитель. Гефест явился - огнедышащим змеем, приползшим вылакать коровью кровь. И пока кровь шипела на горячем языке, мрачный своды гремели от металлического голоса Гефеста, отказывающего Дедалу. Мастер покорно слушал ответ, сцепив пальцы на груди. Он догадался, что Гефест и тот завидовал его мальчику, прекрасному Икару, от творений которого люди могут познавать любовь и прощение.
Еще глубже спустившись в подземелье, Дедал выкопал яму и поместил в нее сосуд, отлитый из черного, неведомого металла, от звона которого кровь мерзла в жилах. Стенки сосуда украшал танец скелетов людей и животных, зловещие меандры наводили на мысль о волнах Стикса. Дедал сделал надрез на своих старых грязных запястьях, обещая в дар Владыке Мертвых себя, величайшего мастера среди людей, если тот выполнит просьбу. Душа Дедала со стоном сорвалась в черное нутро кувшина, закружилась в водовороте крови, птицей ночи врываясь в мрачный Аид.
Владыка мертвых указал Дедалу путь в свой дворец страшными огнями, горящими в вороньих черепах. Полумертвый Дедал пал ниц перед Аидом, вымаливая хотя бы здесь, в безрадостном краю, воссоединить отца и сына. Аид, гладя попеременно три головы Цербера, отвечал: Зевс сжег душу Икара дотла, а Гефест прокалил на наковальне пепел, чтобы никогда больше не знал полета зазнавшийся смертный. Горе вновь окутало Дедала черными крыльями. Он рыдал мертвыми слезами в тронном зале Аида, и Персефона зябко куталась в покрывала. Она знала что-то еще, но не осмеливалась говорить.
Аид же рассказывал новой безутешной тени, что и ему знакома эта печаль, что и его детей без стыда и сочувствия убивают боги. Долгие века Владыка Мертвых вынашивает одну идею, как погубить олимпийцев. Знает он секрет, настолько страшный, что служители Зевса раструбили его по всему свету, превращая в шутку. Пепельные губы Аида шепотом передали тайну Дедалу. Боги питаются жертвами от людей, а значит, не станет людей, не станет и богов.
Когда Дедал поднял лицо, Танат с улыбкой предложил ему взять с подноса зерна граната и тяжелый кубок с кровью ламии. Дедал проглотил кислые зерна и соленый напиток, вспоминая, что мог бы испить амброзии от Зевса. Колдовская пища мертвых преобразила мастера. Душа вернулась в бездыханное тело, скорчившееся в предсмертных муках. Дедал открыл сизые глаза мертвеца, и его голова теперь походила на череп. На тыльной стороне его правой ладони виднелся знак Аида — солнце о трех лучах, означающее, что владыка правит чудовищами подземной страны, мертвыми людьми и мертвыми богами. Чудищем мертвой страны стал и сам Дедал. Больше его не сдерживали критские стены и тяжесть изгнания. Он мог лететь над морем в четыре стороны света, обгоняя слепые ветра, и издалека видеть особых людей - творцов, готовых присягнуть Аиду. Мастер приходил к ним во снах или шептал откровения наяву. Его слова будоражили темную фантазию. Одно оружие опаснее другого проявлялось на чертежах, и в конце концов даже слава ужасающего Пифона померкла перед ними. Мир сотрясали войны, а Дедал хохотал, ища новые таланты в задымленном кошмарном мире. Он с удовольствием бродил по ойкумене пожаров, и танцевал стопами карлика на пепле и костях, угрожая кулаками небу.
Но вот его ненавидящие глаза отвлеклись от свинцовой небесной тверди. Дедал опомнился на развалинах художественной академии, разбитой снарядами бомб. Он опомнился, встретив немой взгляд погибшего художника, сжимающего в израненных руках, которым никогда не зажить, какую-то картину. Юноше было около двадцати, как и Икару, разбившемуся о волны, и у него были такие же темные кудри и мягкие черты лица. Дедал медленно отнял у художника картину и повернул к себе. Из светлой деревянной рамы на Дедала смотрел сам юноша в образе Икар, прижимающего к груди золотые крылья. Икара, готового взлететь в небо ради мирной мечты. Икара, который строил бы самолеты ради полета, а не убийства. Икара, душу которого не может истребить ни один бог.
Дедалу вдруг открылось, о чем промолчала Персефона. Однако более Аида Дедал теперь винил себя, создателя оружия. Метка аидова царства распалась на его руке. Мастер освободился от дурмана смерти. Но, когда Дедал пытался придумать, как остановить драконов войны, в его голове отзывалась лишь пустота.