Костёр

КОСТЁР

Сразу за обугленным остатком сосны находился дом, сложенный из речных валунов, он был большой и старый. В тумане, окружённый непроходимым лесом, он казался сказочным и таинственным. Из трубы шёл неспешный дым, а окна светились оранжево и настороженно. Слева перекатывала воду безымянная речушка, вдоль берега било несколько ключей, а ещё дальше виднелся мостик, уводящий дальше, в глубь леса, туда, в известное время с зарёй, отправлялись за грибами и ягодами. Собирали по многу, делая запасы, которых хватало ровно на год, а в особенно урожайное время и на дольше. Рядом с домом был такой же, сложенный из валунов сарай, а правее виднелся большой огород. Осенью сюда прибивались дикие кабаны, которые лакомились овощами и даже стрельба не могла их отвадить.
Обычно гости тут бывали крайне редко, так, случайные грибники, или охотники, а рыбаки пробирались дальше, на Мельницу, там было раздольно, тихо и красиво. Некоторые, особенно отчаянные поднимались по речке выше, до Партизанского острова, а дальше почти никто не забирался, там начинался сплошной стеной Белый лес. Вот и сейчас гостей не было, а я вернулся из города пораньше. До ближайшего городка было часа три езды на машине. Из цивилизации я привёз шоколад, несколько пачек патронов и, не удержавшись, десяток ромовых баб, которые я буду десять дней есть по вечерам, сидя у костра, попивая настойку на калине и предвкушая ночное купание.
Она поставила тарелку супа, нарезала крупно хлеб и принялась разбирать привезённое. На вид ей было лет тринадцать – пятнадцать, но я точно знал, что это обманчивое впечатление, хотя бы потому, что тут она появляется уже лет семь подряд, всегда в то время, когда меня нет, всегда в одном и том же, слегка опалённом огнём сером платье, кофте, косынке, из-под которой вылезает чернючая прядь жёстких волос. И исчезает она с первым снегом, оставляя в доме, после себя удивительную чистоту, свежесть и аромат фиалок. Словно знает, что именно этот запах я люблю. Кто она и откуда берётся, я не знаю, как добирается и чем занимается тоже, не знаю, но догадываюсь. Мы почти не говорим, только так, о пустяках быта, о ерунде не значащей, а перед сном, как ритуал, жжём поленья в печи и молча курим глядя в огонь и слушая рассказы-щелчки дров.
После ужина я свернул папиросу и вышел во двор, прошёл вдоль огорода, кабаньих следов не было, свернул обратно, подошёл к речке и сел на лавочку резную, она тут стояла с незапамятных времён и явно была привезена сюда откуда-то из далёкого и богатого парка. Каждую весну я шкурил её, покрывал самодельной морилкой и красил. Сейчас скамейка была белого цвета. Я присел и закурил первую за день папиросину. Она подошла не слышно, накинула на меня овчиный тулуп и села рядом, чуть прислонившись к плечу, тоже в тулупе и обрезанных резиновых сапогах. Мы сидели молча, окружённые вечерним, прохладным воздухом и я подумал, что скоро выпадет снег и она исчезнет. Она посмотрела на меня и вздохнула, будто извинялась за что-то. Вот только за что?
Папироса погасла. И мы отправились в дом.
Сняв одежду, я умылся и надел пижаму. Вот такая нелепость – люблю спать в пижаме, поворошил угли в печи, пододвинул скамеечку и сел, вдыхая запах дыма, чуть выползающего из-за открытой заслонки, подкинул несколько поленьев. Она в простой белой ночной рубашке, с шалью козьей на угловатых плечах, поставила рядом со мной небольшой столик, графин с настойкой, гранёную рюмку на тонкой и короткой ноже, тарелку с ромовой бабой и, взяв вторую скамеечку присела справа. Сидели опять молча, мыслей не было, страстей не было, было покойно и уютно, словно мечта сбылась и теперь пришло наслаждение.
- Знаешь, я больше не приду,- внезапно произнесла она и я вздрогнул, чуть выплеснув розоватую настойку из рюмки, перед самым ртом. Выдохнул, выпил, откусил ромовой бабы и кивнул головой, словно это всё само собой подразумевалось.
- Хорошо, - только и мог ответить я, а сердце ухнуло, кольнуло остриём меж рёбер, а в глазах заплясали монады.
Утром она исчезла, тихо и незаметно, а на столе осталась маленькая тряпичная куколка. С той поры прошло много лет и я каждую осень, в один и тот же день, сажусь у костра, пью наливочку и разговариваю с куклой, а в её блестящих глазках-пуговках пляшут языки костра.
Н. Антонов
Г. Москва
08 ноября 2015 г.