У мастера Леонардо

   ...читать в это удивительное время занимательно, так как...
Суета католического "Рождества Христова" стихала, все ждали прихода Нового года. Вечером, устроившись поудобнее в кресле напротив камина, продолжил чтение "Трактат о живописи, скульптуре и архитектуре" великого Леонардо да Винчи. Я знал, что это сборник его множества трудов в этих областях, который был составлен намного позднее его учеником Ф. Мельци. Слово "Трактат" само по себе уже манило, завораживало, а тут еще Сам Леонардо! Легкое волнение и таинственность будоражило воображение. Казалось я напрямую беседую с самим Мастером. Я старался понять его мысли, наставления и все было просто и естественно. Я образно видел "перспективу", "фокус зрения", рассеивания света в воздухе - "сфумато", "золотое сечение" и многое другое, что теперь носилось вокруг меня, расставлялось, развешивалось в примерах. Это была "живая" галерея, одновременно класс-мастерская великого Магистра. Меня не смущало оригинальность написания текста, я мог бегло читать справа налево, так было записано все! Увлекшись, погружаясь в глубины текста, как бы приближался все ближе и ближе к учителю, теперь я чувствовал его дыхание, ощущал запахи, которые окружали Леонардо. Я стоял рядом, боялся шевельнуться, с замиранием сердца наблюдал за тем, как он вытирал кисти. С подрамника на мольберте, с холста смотрела на меня Мона Лиза, ее руки были еще не готовы, но глаза... Они смотрели в не определённую точку, они, казалось видели все сразу и везде. Невозможно было уйти, спрятаться от этого взгляда, она следила, она находила тебя, при этом, как бы усмехалась. Я даже слышал ее вопрос-укор: -Что, желаешь играть со мной!? Я смутился. В этот момент, продолжая вытирать кисти, Леонардо, не поднимая головы, спросил меня.
-Ну, молодой человек, чем обязан, что привело тебя сюда? Во мне еще продолжало "бродить" смущение от взгляда Моны и тут новая волна накрыла меня. Заикаясь, невнятно стал объяснять причину моего появления в мастерской. Он поднял руку, тем самым остановил мою странную тираду, долго молча смотрел на меня.
-Вы хотите знать мое мнение..? Я смог только кивнуть головой. Он улыбнулся. Эта улыбка была такой мягкой, доброй, располагающей к себе, она рассеивала мои сомнения, смущения, страхи.
-Да, я хотел задать Вам несколько вопросов. Эти вопросы часто возникают у меня и не дают покоя.
-Ну, что же, я постараюсь ответить на твои вопрсы, если смогу...
-Вы в своих записях, в Ваших записных книжках всякий раз подчеркиваете... -Вы читали мои записные книжки!?
-Да, я читал. Вот одна из Ваших цитат:
...Поскольку образы предметов полностью находятся во всём предлежащем им воздухе и все — в каждой его точке, необходимо, чтобы образы гемисферы нашей, со всеми небесными телами, входили и выходили через одну естественную точку, где они сливаются и соединяются во взаимном пересечении, при котором образы луны на востоке и солнца на западе соединяются и сливаются в такой естественной точке со всей нашей гемисферой. О, чудесная необходимость! Ты величайшим умом понуждаешь все действия быть причастными причин своих, и по высокому и непререкаемому закону повинуется тебе в кратчайшем действовании всякая природная деятельность! Кто мог бы подумать, что столь тесное пространство способно вместить в себя образы всей Вселенной? О. великое явление, — чей ум в состоянии проникнуть в такую сущность? Какой язык в состоянии изъяснить такие чудеса? Явно никакой! Это направляет человеческое размышление к созерцанию божественного...
-Что хотел ты этим сказать?
-Понимаете, мне всегда было мучительно больно воспринимать некоторых художников, их творчество... Оно всегда вызывало много споров, суждений, делило людей... И, тут вспоминается другая Ваша цитата:
   ...И поистине всегда там, где не достает разумных доводов, там их заменяет крик, что не случается с вещами достоверными. Вот почему мы скажем, что там, где кричат, там истинной науки нет, ибо истина имеет одно-единственное решение, и когда оно оглашено, спор прекращается навсегда. И если спор возникает снова и снова, то эта наука — лживая и путаная, а не возродившаяся достоверность...
-Споры.., вот тут-то и кроется суть моих вопросов.
-Дорогой мой, постарайся яснее выражать свои мысли. Я понимаю, что это трудно, но все же постарайся.
-Простите! Мастер, можно я приведу несколько примеров, что бы Вам был понятен ход моих мыслей, суть моего вопроса?
-Собственно говоря, я уже давно жду.
-Я не знаю, смогут ли тут, в Вашей мастерской, вместиться все мною пригашенные художники...
-Приглашайте, а там посмотрим.
Дверь мастерской отворилась, яркий солнечный свет, проникающий со всех сторон, заливал входящих, они плавно вставали вдоль стен. Когда взгляд останавливался на одном из них, то происходило удивительное, художник, как бы выступал к центру, увеличивалась в размере, а что еще удивительнее, его окружали, парящие в воздухе, произведения, созданные автором картины. Удивлению Леонардо не было предела. Он всякий раз вскакивал, когда являлся очередной персонаж, а когда художник представлял свои полотна, он садился на маленькую скамеечку, неустанно наклонял голову то влево, то вправо. Мышцы его лица, мимика постоянно "играла", трудно было понять его душевные ощущения. В один момент мне показалось, что я привел сюда, в эту мастерскую людей, которые теперь как-то смущались того, что они принесли на показ великому мастеру. Я заметил то, что вероятно и Леонардо, это смену красок лиц... Более того, к примеру, бравый Сальводор теперь от волнения покрылся потом, он как-то стыдливо старался прикрыть собой ту висящую пару... Его усы... Они стали размокать и та "мазь" из фиников стала таять, теперь усы висели по краям рта, глаза еще больше выкатились из орбит. Он хватал воздух. Это было для его пыткой. Следующим вышел в центр Казимир. Все шедевры вращались вокруг его и только "одна" висела на веревочке, на груди. Это вызывало двойственное чувство. То ли табличка, то ли рамка... Это был "Черный квадрат". Кузьмa Петров-Водкин смело выехал в круг на своем "Красном коне".
Леонарда вскрикнул от удивления, попятился и чуть не упал, споткнувшись об лавку. Конь фыркнул, брызнул красной пеной и исчез вместе со своим наездником. Мойша Шагал, в окружении кишащего роя летающих домашних животных, предметов и разных дам, со свистом пронесса вихрем. Мастер вытер пот и в след махнул рукой, это вызвало у меня тревогу, так как я четко прочел в его глазах...
-А, черт с ним, пусть летит.
Мне показалось, что уже утомил великого Мастера. Я не ошибся. Он тяжело дышал, крупные капли пота катились по его лицу. Сейчас он сидел в вполоборота на лавочке, одной рукой упирался в колено, другой что-то шарил в области сердца. Я сгорал от смущения. Отдышавшись Леонардо спросил меня, что я хотел показать, что это все значит, какие вопросы мучили меня.
-Я, я... Начал было я мямлить. -Я хотел спросить... Как Вы понимаете? Я не могу понять. Как я должен все это соотносить к Вашему еще одному высказыванию!
...Живопись — это поэзия, которую видят, а поэзия — это живопись, которую слышат...
-О! Господи! Что я должен тебе ответить!?
-Мастер! Но, эти споры!?
-Что за споры!?
-Ну, как же... Вы же сами говорите, если споры, и, все не однозначно. .. То, тут нет очевидного...
-Молодой человек! Не морочьте мне голову! Вы все сам прекрасно понимаете. Зачем та ставишь меня в неловкое положение!?
-Простите, Мастер!
-Ты, что еще сам не понял!?
-Нет, Мастер!
-Мне жаль тебя, поверь искренне жаль!
Головокружение, легкая тошнота подступала и жгла изнутри. Я был повержен, моему изумлению не было границ!
В камине прогорали дрова, время было поздним, трактат лежал рядом на ковре. Проснувшись я еще долго думал. Это был урок.
...у меня возникло еще больше вопросов, но задам их я в следующий раз...